Антон Кобринский не знал плачевных итогов демонстрации против дискриминации русских. Как это бывает в длинных сериалах, заполонивших телеэфир, в день выступления Тоша, помимо вывихнутой ноги, свалился с дикой мигренью, и в последние три дня у него не было ни сил, ни желания связаться с кем-то и узнать, как все прошло. Наконец, Кобринского отпустило, и он решил не звонить, а самостоятельно прогуляться до дома Адели, сделать, так сказать сюрприз, и лично узнать у нее все. Почему он был уверен, что «княжна» Волшвиль дома? Тоша хорошо знал подругу. После любого выступления Адель всегда два-три дня сидит дома, пишет своеобразный отчет о проделанной работе, кроме того, после таких мероприятий у нее практически всегда приподнятое настроение и Адель садилась за рукописи. А уж если у мадам Ришкевич было вдохновение, она могла неделями находиться дома практически без пищи. Она как раз заканчивала повесть об андрогинах, а ближе к концу работалось всегда легче.
День был солнечный, и Антон решил пройти через парк. Едва он прошел десять метров по сырому после ночного дождя асфальту, на него наскочило непонятное существо в глухом черном капюшоне, при ближайшем рассмотрении оказавшееся Димой Далматовым, в близких кругах прозванным Дашенькой. Тот самый андрогин, которому, собственно, и посвящалась повесть Адели.
– Проспался, Кобринский?! – как-то слишком резко заговорил Дашенька.
– Ну, во-первых, не проспался, а отдохнул. А во-вторых, я бы на твоем месте сперва поздравил с улучшением самочувствия, – надменно кивнул ему Тоша.
– Как будто я не знаю, – картинно закатил глаза Дима, – что у Тоши дома имеется годовой запас блейзера и прочего алкоголя. К тому же Адель мне рассказывала, как кто-то звонил ей целую неделю и заплетающимся голосом извинялся за свою «так не вовремя подвернувшуюся ногу».
– Вот она мне сейчас еще раз и расскажет... – протянул Тоша.
– Ты, Кобринский, откуда свалился? – Далматов обреченно вздохнул. – Адель в дурке сейчас, а тебе туда никак нельзя, иначе на соседней койке окажешься.
Тоша открыл, было, рот, но спросить так и не смог ничего, он просто вытаращил на Диму свои зеленые глаза и смотрел на него не моргая, надеясь, что Дашенька его поймет. Тот довольный собой и тем, что он первый сообщил Кобринскому такую новость, не сдержал надменную улыбку:
– Ах, Тоша! Ты теперь в плане по устранению у нашей власти на первом месте, как самый приближенный к Адели Волшвиль.
– А Ада? – только и смог бестолково выговорить Тоша.
– А Аду уже устранили. – ответил Дима, выделяя каждое слово. – С ее последнего митинга, пожалуй, самого бредового из всех ею проводимых, ее увезли на машине, которую вызывают по… не знаю, по какому там номеру. А тебя, милый, наверняка поджидают у ее дома и в клинике.
– Фу, вот только милым называть меня не надо, – Тоша непроизвольно отстранился от друга-трансвестита. – А за информацию спасибо.
Кобринский направился дальше вдоль парка. Прятаться от полиции даже забавно. И Дашенька прав, его сейчас в любом случае будут ждать и у дома Адели, и в психушке. Кстати, в конечном итоге они могут добраться и до его квартиры, но ее будет сложнее найти. Никто не знает, где он живет, кроме Ришкевич. Даже маме он не сообщал адреса.
А вот к фрау Волшвиль попасть как-то надо, а еще лучше – как-то вытащить ее оттуда. Хм, как пафосно это звучит, но именно это и надо сделать. Через решетку, конечно, Адель не пролезет. Она не Тоша, ей это пышные формы не позволят. Ну как пышные… В общем, через окно – не вариант. Это Олег Зверь у Игнатовой мог выкручивать суставы в любые стороны ради сохранения собственной жизни, он же ссылался на то, что волки отгрызают себе лапы, попав в капкан и крысы, пролезая сквозь щели, способны стать практически плоскими. Но Ада не волк, не крыса и уж тем более не Зверь, несмотря на то, что ради достижения своих целей вполне может и ногу отгрызть… кому-нибудь. Интересно, если вручить ей, скажем, автомат, она сможет перестрелять весь персонал и гордо выйти из дверей «желтого дома»? Ладно, это пока не первостепенное дело, сначала нужно просто как-то пройти к ней.
Кобринский резко развернулся и практически побежал обратно вглубь парка, где буквально минуту назад разговаривал с Дашенькой. Далматов, к счастью, сидел на том же месте и восторженно обсуждал что-то по телефону. Тоше пришлось подождать несколько минут, пока Дима закончит разговор.
Особо не вслушиваясь в какую-то бессмысленную болтовню, Антон тем временем внимательно рассматривал андрогина. Достаточно худой, косметики многовато, пожалуй. Интересно, на паспорте то же самое? Скорее всего, волосы еще не розовые… А какой же у него натуральный цвет? Кажется, Дашенька – блондин. Если это действительно так, то Тоша просто молодец…
– Что-то еще? – Далматов закончил разговор и уставился на Кобринского из-под накладных ресниц.
– Мне вот интересно, тебе не влом все это проделывать со своим лицом перед выходом на улицу? – не удержался Антон. – Ты и в магазин за хлебом около часа собираешься?
– «В магазин за хлебом» … – протянул Дима. – Как это банально. Твой лучший друг – писатель, поучился бы ты у нее краснословию. Но если тебе так интересно, нет, мне не лень проделывать со своим лицом каждый день подобное, тем более у нас сегодня вписка, многообещающая. А за хлебом я хожу как придется. Все? Если что не нравится, свое мнение оставь, пожалуйста, при себе, пусть я и трансвестит, уж тебе-то врезать смогу хорошо. Ты за этим вернулся?
– Какие мы нервные! – Тоша свел глаза к переносице. – Вообще, у меня к тебе есть просьба. Если хочешь, я могу заплатить. Правда, заоблачных сумм, которые обычно требуют шантажисты, у меня нет, так что можно попробовать договориться на адекватные деньги…
– Да что ты можешь дать, бармен, полжизни проводящий за барной стойкой, четверть в обнимку с блейзером и еще четверть на своих митингах… Вы бы хоть с участников деньги собирали. С рабочих по сотне, со студентов по пятьдесят. Льготы же. Хоть бы выгоду с этого всего имели. А так… – андрогин вяло махнул рукой. – Что тебе нужно-то?
– Твой паспорт и умелые руки, – парировал Кобринский.
– Похоже на найм гастарбайтера.
Тоша фыркнул и пояснил:
– Дашенька, мне нужно, чтобы ты из меня сделал себя, желательно – в самое ближайшее время. Видишь ли, ежу понятно, что я сейчас обязан поговорить с Аделью. Но попасть туда как Антон Кобринский я не смогу, да и вообще, по улицам тоже ходить так, наверняка же у этих… полицейских имеется мое фото. Меня знают многие! Вот мне и нужно под кого-то загримироваться.
– Ну, ход твоих мыслей я понял, – перебил его Дима. – К ней наверняка можно будет пройти лишь с удостоверением личности, а у меня внешность неординарная и мною прикинуться очень удобно. Вопрос: а с чего ты взял, милый, что к Адели вообще будут кого-либо пускать?
Тоша почесал шею и в задумчивости пошевелил челюстью. А ведь правда. Что это ты так сразу подхватился, Кобринский? Волшвиль ведь наверняка особо буйная, а к таким посетители не ходят. Но ведь можно провести разведку боем…
Далматов словно понял то, о чем сейчас настороженно размышлял Антон:
– Да, проверить, конечно, не так трудно. Но знаешь, что я подумал? Для верности туда сперва отправлюсь я, чтоб в другой раз и к тебе было меньше пристального внимания. Все-таки, Адель для меня не прохожий с улицы. Да и ты, Кобринский…
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава I. | | | Глава III. |