Парето В. Наука в виде проповедей.

Экономическое учение, родоначальником которого явился либеральный буржуа Леон Вальрас, затем было развито очень способным аристократом Вильфредо Парето (1848—1923). Вряд ли можно найти двух людей со столь противоположными взглядами, как Вальрас и Парето. Вальрас, будучи убежденным оптимистом во взглядах на развитие общества, предлагал реформы, непосредственно отражавшие идеи вечного поступательного прогресса, которые господствовали в XIX в. Парето проникался все большим пессимизмом в отношении возможности достигнуть разумного устройства общества. Социальные взгляды Вальраса были порождены соображениями утилитарного характера, а Парето, не ограничившись рамками laissez faire, пропагандировал крайнюю степень индивидуализма. Правда, и Парето испытал значительное влияние либеральных взглядов Спенсера и Дарвина, однако возрастающие масштабы правительственного вмешательства в деятельность людей сделали его безнадежным пессимистом и последовательным макиавеллианцем. Он - автор огромного и мрачного социологического трактата «Trattato di sociologia generale» (трактат общей социологии), в котором люди предстают или как коварные лисицы, или как жестокие львы.

Сведения о биографии Парето довольно скудны. Он родился в Париже от брака итальянца и француженки; его отец — marchese (маркиз) — был приверженцем Мадзини, в результате чего он много лет вынужден был жить в изгнании. Последователи Мадзини были гуманистами-демократами, они верили в прогресс, социальную гармонию и совершенство человека, т.е. исповедовали убеждения, от которых Парето решительно отмежевался. Испытывая давление правительства, с одной стороны, и левой: оппозиции — с другой, многие из либералов-демократов отказались от иллюзий и попросту вынуждены были научиться жить в условиях монархии. Это внушило Парето отвращение к их трудам, которое пронизывает все его сочинения. В 1858 г. родителям Парето разрешили вернуться в Италию, где он и учился. Парето получил математическое и инженерное образование и в течение ряда лет работал на железных дорогах Италии. Когда же они были национализированы, его неприязнь к взглядам отца еще больше возросла. Он едко охарактеризовал правительство как «плутодемократию». Затем Парето поступил на службу в сталелитейный концерн, где работал в качестве члена правления. Он много путешествовал по Европе и получил основательные познания в области хозяйственной практики. В начале карьеры Парето пытался было заняться политической деятельностью, но потерпел поражение на первых же выборах. Затем он стал свидетелем того, как правительство» отвергло все попытки осуществления политики экономического либерализма. Парламентское большинство поддерживалось путем обычной тактики подкупа и проволочек. Сначала Парето» нападал на протекционистскую политику, затем — на правительство и, наконец, на ведущих политических деятелей. В отместку ему запретили читать лекции и работать в университетах. Когда он в 1893 г. покинул Италию, обе стороны вздохнули с облегчением.

Интересы Парето были весьма разносторонними, он занимался древней историей, философией, социологией, языками и религией, математикой и экономикой. Его эрудиция ощущается практически во всех работах. В них чувствуется также страстная приверженность к тому типу экономического либерализма, который впоследствии стал столь характерен для Мизеса и Хайека. Доктрина экономического либерализма была популярна в Италии в 1870 и 1880 гг. Но заметно было также влияние немецкой исторической школы, особенно в трудах Маффео Панталеони, который вдохновил на изучение экономической теории как Парето, так и Энрико Бароне. Именно Панталеони рекомендовал Парето Вальрасу, когда он искал себе преемника. В 1890 г. Парето получил значительное наследство и оставил службу, чтобы заняться любимыми делами. Когда в 1893 г. Вальрас пригласил его занять место на кафедре политической экономии Лозаннского университета, Парето был счастлив уже потому, что он мог расстаться со столь ненавистной ему парламентарной системой. Борьба за объединение страны, которая происходила в 1860 гг., истощила страну в духовном отношении. Италия казалась Парето интеллектуальной пустыней. Кроме того, он так и не смог найти места в итальянских университетах, а от политических событий, которые потрясали Италию после 1893 г., он предпочел уклониться.

Вальрас и Парето, однако, никогда не были дружны между собой. Вальрас по темпераменту был буржуазным реформистом, а Парето - озлобленным аристократом, для которого демократия и коррупция были синонимами. Столь страстное неприятие демократических аспектов движения, возглавлявшегося Мадзини, явно проистекало из его бунта против отцовского авторитета. Проповедников гуманности Парето называл «паразитами», но особенно от него доставалось демагогам и другим, кто извлекал выгоду из демократической формы правления. Он начал интересоваться политической экономией в 1877 г., будучи преподавателем экономической логики. Свои взгляды на экономическую политику он высказывал в довольно откровенной и резкой форме. Аристократическое прошлое Парето не позволяло ему понять идеалы средних классов. Парето оставался в духовной изоляции и, тем не менее, подобно Веблену и Марксу, он был продуктом своего времени, которое он презирал, хотя и относился к своей эпохе совсем иначе. Назначение на должность в Лозанне означало для Парето начало карьеры экономиста-теоретика. Как и Вальрас, Парето один семестр читал курс чистой политической экономии, другой семестр — курс прикладной экономики. Сердечное заболевание вынудило его в 1906 г. выйти в отставку. Поселившись в своем имении близ Селиньи на берегу Женевского озера, Парето в течение семнадцати лет был занят разработкой своей социологической системы. На его социологических и экономических взглядах отразилось то, что он некогда работал инженером, но его эмпирические исследования нельзя признать удачными. Он так никогда и не освободился от влияния Спенсера. А большая часть фактического материала, имеющегося в его работах, была почерпнута из обширной и разнообразной домашней библиотеки. Сбор и анализ фактов были чужды Парето, поэтому его концепции общественного устройства носят по существу умозрительный характер. Он превратился в «одинокого мыслителя из Селиньи», издали взиравшего на презираемый им мир и высказывавшего об этом мире довольно резкие суждения, скрытые за наукообразной формой. Парето был убежден, что цивилизация находится на последней ступени упадка. Как и Кассандру, никто его не хотел слушать. В конце концов он возомнил себя посторонним свидетелем, способным в равной степени бесстрастно выражать свои суждения о людях и обществе.

Престарелый Парето, отрастивший большую бороду и облаченный в ниспадающую мантию, проводил свои дни на вилле в Селиньи, в окружении не менее двух десятков кошек. Подобно своим подопечным, он был «независим, по-кошачьи злобен и горд», любил строгость и умел «показывать зубы», если ему что-то не нравилось. Прирожденный бунтарь, он приветствовал всех, кто конфликтовал со своими правительствами. Его воображаемые враги были повсюду: это и демократы, и пангерманцы и женщины, воюющие против алкоголя, и жеманницы, и те из его сограждан, которые пытались замалчивать его сочинения. Так и жил Парето в окружении кошек, разрабатывая свою теорию общественного устройства и пытаясь внедрить в это устройство элементы, кошачьего поведения. Жил, как аристократ, полный презрения к тому обществу, которое его породило.

Муссолини сделал Парето сенатором, и хотя итальянские фашисты восприняли некоторые-идеи из его теории «общественной элиты», вряд ли Парето был ярым приверженцем их доктрины. Он вообще не любил никаких идеологий. Однако его социологические и экономические исследования, как и все аналогичные работы, несут идеологическую нагрузку. Экономические взгляды Парето имели немалое влияние, особенно в Италии. А его социальные воззрения временно были в моде в США в 1920 и 1930 гг. Некоторые из технических приемов экономического анализа, разработанные Парето, вошли даже в стабильные учебники, в частности, анализ кривой безразличия, которую Парето воспринял у английского математика-экономиста Фрэнсиса Эджворта. Уже за одно это Парето заслуживает внимания. Но, помимо этого, ему принадлежит заслуга создания значительно более совершенного варианта теории общего равновесия, ставшего одной из главных отправных точек для современной экономической мысли. Именно это и сделало его крупной фигурой в истории экономической науки.

На торжестве по случаю двадцатипятилетия его профессорской деятельности в Лозанне Парето сказал, что его попытка выйти за пределы чистой политической экономии объясняется тем, что, по его мнению, теория внутренней взаимосвязи явлений недооценивает необходимости четкой их классификации. Парето считал, что экономическая наука оказалась в тупике, так как ее теоретические выводы не могут быть проверены с помощью эксперимента. Именно отсутствие связи экономической теории с практикой заставило Парето расширить рамки своих исследований и перейти из области чистой политической экономии в область социологии. Недовольство таким положением экономической науки усугублялось также крахом теории экономического либерализма, которую так страстно защищал Парето. Этот крах стал особенно ощутим после того, как не оправдались мрачные предсказания либералов-фритредеров о тяжелых последствиях политики итальянских протекционистов для экономики этой страны. В логическом плане чистая политическая экономия и обосновывавшиеся ею экономические программы казались неопровержимыми. Но, говорил Парето, где-то была допущена ошибка. Он решил, что разрыв между экономической теорией и практикой может быть заполнен только социологией. Ибо, по его мнению, действия, противоречащие теории либерализма, противоречат и логике. Такие действия — пережитки прошлого в человеческом сознании, проявления страха, суеверия и т.д. После того как Парето классифицировал в своей чистой теории все логические категории человеческих действий, ему оставалось лишь раскрыть природу нелогических действий.

Многие положения своих социологических концепций Парето выработал в процессе критики социализма и марксизма в ранние годы. Его работа «Les systemes socialistes» (социалистические теории) по существу представляла собой связующее звено между его чистой политической экономией и социологией. Опровержение экономической и социальной теорий марксизма было модным интеллектуальным увлечением конца XIX в., которому Парето отдался с большой страстью и делал это более искусно, чем многие другие. Он обстреливал социалистическую теорию из тяжелых орудий позитивизма Спенсера и Конта. Его блестящие полемические выпады были довольно острыми и вполне могли причинить беспокойство марксистам. И все же критика Парето так и не смогла подняться до рассмотрения всей совокупности взглядов, составлявших учение марксизма. Кроме того, из экономических работ Парето можно сделать вывод о том, что логически социализм осуществим, так как он в состоянии обеспечить максимальную полезность, по существу так же, как и любая конкурентная система. Более того, социализм способен с помощью всеобщего налогообложения покрыть общественные издержки, следовательно, его можно считать даже более эффективной общественной системой, чем капитализм. Однако Парето продолжал доказывать, что социалистов надо считать утопистами, ибо они не сумели решить проблему распределения ресурсов. Распределение экономических ресурсов, указывал Парето, требует действия механизма рынка и ценообразования, без которого социалисты неизбежно должны будут осуществлять централизованное управление этим процессом.

Парето не раз вторгался в область социалистических воззрений. Еще в 1893 г., когда он впервые прибыл в Лозанну, он написал критическое введение к сокращенному изданию «Капитала», осуществленному зятем Маркса Полем Лафаргом. Двухтомная атака на это произведение была предпринята им восемь лет спустя. Он отвергал любое заявление о научной обоснованности марксизма. Парето говорил, что логика марксизма не представляет интереса, но сам марксизм важен как порождение весьма значительных социальных обстоятельств. По сути дела, здесь уже содержался зародыш социологии Парето, в которой общество представлено как хаос мифов, предрассудков и верований, зачастую ложных и иррациональных представлений. Однако Парето не мог не признать наличия «зерна истины» в учении Маркса, особенно в теории классовой борьбы, являвшейся вдохновляющим руководством к практической деятельности. Эти положения он считал основой для создания жизнеспособной социальной теории, хотя и объявлял их несколько расплывчатыми. Парето заявлял, что марксизм ввел в заблуждение неграмотные массы благодаря той страстности, которая для него характерна, а грамотных людей привлек своей кажущейся логической стройностью. Лишь страстность, присущая Марксу, сделала его учение столь привлекательным. Однако Парето вынужден был признать, что материалистический взгляд на историю обнаруживает черты подлинно научной теории. Но в то же время Парето утверждал, что материалистический взгляд на историю - лишь рассчитанный на эмоции придаток к социалистической теории. Классовая борьба — это объективный исторический факт, какую бы специфическую окраску ни придавали ей социалисты. Марксистская идеология, говорил Парето, видимо, так же необходима социалисту, как религия крестьянину, но она едва ли правильно отразила социальные противоречия и конфликты.

Борьба в обществе, как ее видел Парето, происходила не между «пролетариатом и буржуазией», а между новой социальной элитой, то есть людьми с более выдающимися способностями, решившими захватить власть в свои руки, и старой господствующей верхушкой. Народные массы - это, согласно Парето, нечто вроде ручных зверей, вступающих в борьбу по воле своих хозяев. Конечно, лозунги справедливости и гуманности полезны для руководства действиями масс, и массы действительно глубоко верят в осуществимость этих лозунгов. Но подлинная борьба происходит между группировками «элиты» за обладание властью. Парето считал, что социальная борьба будет иметь место даже в коллективистском обществе и что марксистское представление о бесклассовом обществе есть иллюзия. Парето не считал также социализм неизбежным историческим преемником капитализма, ибо, как и Веблен, он полагал, что исторические альтернативы не ограничены. По Хьюзу, Парето перевернул учение Маркса, а исторический материализм был истолкован в консервативном духе в угоду идеологическим апологетам Муссолини.

Парето был убежденным последователем Макиавелли. Черты макиавеллизма выступают в непоколебимой вере Парето в необходимость разделения общества на массы и правителей, в его признании насилия и обмана неотъемлемыми качествами всех правительств, в его высказываниях о неизбежной деградации политических институтов общества. Во многих отношениях взгляды Парето превратились в несколько более общий вариант теории социального мифа Сореля. Предрассудки и верования людей рассматривались в качестве основных движущих мотивов человеческих поступков. Так как представители элиты, борющиеся между собой за главенствующее положение, по своим природным данным выше остальной массы населения, то можно ожидать, что они захотят захватить власть. Таким образом, политическая активность ограничивается небольшими группировками представителей элиты, в то время как основная масса населения остается инертной даже при демократической форме правления.

Эта теория приобретала всеобщий характер, охватывая по сути дела все поступки людей. Неосознанные, по существу инстинктивные поступки и попытки дать им какое-то рациональное истолкование — вот что лежит в основе всей человеческой деятельности, включая такие явления, как войны, религия, искусство государственного управления. Хотя рациональная сторона человеческих поступков казалась Парето более важной и более интересной, он считал инстинкты людей явлениями более устойчивыми и поэтому основными. Свои взгляды Парето пытался подкрепить огромным количеством иллюстраций, которые он почерпнул из книг, прочитанных в долгие часы бессонницы.

В то время как инстинкты устойчивы, их рациональное истолкование быстро меняется и неодинаково в различных странах и в различные исторические эпохи. Поэтому инстинкты являются всеобщей основой человеческой практики. Но они представляют собой не психологические и не биологические, а социальные категории. Однако, уделяя такое внимание настроениям и инстинктам людей как основе их поступков, Парето фактически подчеркивал значение психологических мотивов предпринимательской деятельности. Он установил шесть основных групп инстинктов людей: 1. совокупность инстинктов или настроений производительного характера; 2. инстинкты, выражающие устойчивый характер отношений между людьми или между людьми и вещами; 3. инстинкты самовыражения, например религия; 4. общественные инстинкты, пример которых дает самопожертвование; 5. инстинкты и настроения, связанные со стремлением к самосохранению; 6. половые инстинкты. Итак, все это иррациональные основы человеческих действий. Рациональная сторона поступков людей отражает их стремление думать и объяснять инстинкты. Иногда вполне логично, но чаще ненаучно, человек связывает один инстинкт с другими, с тем чтобы как-то объяснить свои поступки. Рациональные мотивы человеческих действий группировались в четыре вида: простое утверждение; обращение к авторитету; возведение настроений в принципы; словесные доказательства, часто основывающиеся на эмоциях и двусмысленностях. Но эти мотивы не являются инструментами социальных сдвигов, ибо последние — функция инстинктов.

Cоциология Парето имела известное влияние после I мировой войны, а отдельные ее положения настолько самоочевидны, что и сейчас являются общепризнанными. Но в наши дни вряд ли кто-либо серьезно воспримет ее как законченную теорию. Тем не менее, нельзя не удивляться тому, что в возрасте, когда у людей обычно едва хватает сил, чтобы копаться в своем саду, Парето приступил к исследованию новой системы идей. Он говорил: «Основной целью моих исследований всегда было одно — обогатить социальную науку, частью которой является экономика, экспериментальным методом, позволившим естественным наукам достигнуть таких блестящих результатов... Человеческая деятельность охватывает две основные области — область человеческих чувств и область эмпирических исследований. Невозможно преувеличить важность первой из них. Именно чувства дают толчок к действию, диктуют правила морали, определяют всевозможные формы увлечений человека, его религию. Человеческое общество существует и развивается, вдохновляемое идеалами. Но важной для него является и вторая область, которая дает для первой рабочий материал. Вторая область человеческой деятельности обогащает людей знаниями производительного характера их действий и пользы чувств, которые сами по себе довольно медленно приспосабливаются окружающей среде».

Парето не удалось исследовать внутреннее содержание инстинктов и чувств людей. Такого рода исследование, которое осуществил Фрейд, было ему чуждо. Точно так же не была известна ему и концепция «понимания», лежавшая в основе немецкой социологии. Возможно, что Парето отверг бы эту концепцию, ибо она предполагала признание соответствующей системы моральных ценностей. В результате его инстинкты оказались «ни рыба, ни мясо». Иногда они выступают как инстинкты, коренящиеся в биологической природе человека, а в некоторых случаях мало чем отличаются от форм человеческой деятельности. Деление их на шесть категорий носит искусственный характер, а подбор иллюстративного материала произволен. Это деление не основано на обширном историческом материале, которым располагал Парето, а скорее навязано материалу как некая схема. Не удивительно, что вся социальная теория Парето приобрела формальный характер. Утверждение Парето, что его социальная теория основана на сравнительном анализе, никого не убеждает, так как Парето нигде не дал настоящего анализа природы инстинктов, как того требует генетический метод. Стюарт Хьюз заметил, что подбор фактов у Парето обнаруживает лишь его собственные предрассудки.

Утверждение, что следование традиции в поведении играет полезную роль, свидетельствовало о признании важности системы моральных ценностей. Кроме того, инстинкты и попытки их рационального истолкования становятся по-настоящему понятны лишь тогда, когда они вводятся в определенные политические рамки. Парето считал, что в области политики он сохраняет нейтральные позиции. На деле же его социальная и экономическая концепции свидетельствуют не только об отсутствии этого нейтралитета, а о политической направленности его взглядов. Как попытка объективного социологического исследования теория Парето не достигла цели. Конечно, она содержит некоторые полезные элементы. Она привлекла внимание к человеческим инстинктам и иррациональной стороне поступков, а также подчеркнула большое значение идеологического фактора в человеческом мышлении. Но все это уже было известно ранее. Пожалуй, лишь в области критики социальных форм Парето выделялся довольно заметно. По существу, его теоретические высказывания представляли «политический манифест, облаченный в научную форму», который представлял бесспорный интерес для авторитарных группировок. Итальянские фашисты не были столь невнимательными, чтобы не понять этого.

Когда инстинкты, в конце концов, были сгруппированы в две основные категории, налицо оказались и макиавеллевские символические обозначения этих категорий — лисица и лев. Лисица символизировала комплекс инстинктов, порожденных хитростью. Лев воплощал настойчивость и непримиримость — качества, присущие идеалистам, революционерам и фанатикам. Он правит с помощью силы. Из этого раздвоения вырастала циклическая теория общественного развития. А именно, когда власть принадлежит лисицам, все поступки диктуются их непосредственными целями. Но если управляющие ими инстинкты притупляются, возникают условия социальной неустойчивости. Представители новой элиты, наделенные качествами львов, начинают борьбу за власть. В экономической области это означает борьбу между рантье и предпринимателями. Социальный конфликт затрагивает и интеллектуальную надстройку, причем среди лис преобладают настроения скептицизма, а львами движет вера. По мнению Парето, это время благоприятствует появлению на исторической арене новой группы львов, свергающих плутократию лисиц. Итак, исторические перемены отражаются в смене элит. Новые группировки элиты всегда предпочтительнее старых, так как они более энергичны и сильны и быстро избавляются от софистики старых правителей. Но трагедия истории состоит в том, что новая элита, в конечном счете, также будет править, как хитрая лиса. Таким образом, основными двигателями истории являются сила, борьба и революции. По существу, теория чередования группировок элиты выступила в роли теории общественных сдвигов, теории развития и упадка общества, подобно теориям Шпенглера и Тойнби. Это был миф как раз такого рода, который мог быть использован в интересах Муссолини. Будучи применена к обществу в целом, концепция Парето становилась теорией социальной полезности или общественного благосостояния. Индивидуумам предлагалось поступать в соответствии с определенными нормами, продиктованными разумом. Мораль превращалась в совокупность разумно обоснованных норм, обеспечивающих устойчивость общества. Как только что-либо начинало угрожать устойчивости общества, в действие вступали силы, способные восстановить равновесие. Парето упускал из виду, что равновесие постоянно нарушается вследствие смены группировок элиты. Точно так же он не достиг успеха в применении математики для обоснования своих социальных концепций. Не оправдались его надежды на хорошие результаты применения методов физики в исследованиях социальных проблем.

Предложенная Парето схема экономического равновесия представляла собой лишь аспект более общей теории равновесия, предположительно обусловленного политическими и социальными факторами. Поэтому такая законченная общественная наука нуждалась в исходных предпосылках и иллюстрациях исторического и статистического характера. Чувства дают о себе знать повсюду, поэтому тот, кто стремится к подлинной истине, не может положиться только на чисто экономические исследования. Основная идея концепции Парето ясна. Только всестороннее исследование общественных явлений позволяет удовлетворительно решить проблемы, связанные с существованием монополий, профсоюзов и других средоточий власти. Это явно напоминает позитивистскую концепцию общественного устройства, развивавшуюся Контом. Изучение чувств людей может способствовать освобождению экономической науки от влияния теологии и метафизики и познанию природы экономических законов. Густав Шмоллер как-то возразил Парето, что никаких экономических законов нет. В ответ на это он вежливо осведомился, можно ли бесплатно пообедать в ресторане. Шмоллер пренебрежительно сказал, что это, конечно, невозможно. Но это, отпарировал Парето, и есть естественный экономический закон.

Если изучить экономические взгляды Парето, то легко убедиться, что в первоначальном виде они представляли собой не что иное, как повторение положений Вальраса, несмотря на полную противоположность их мировоззрений и философских взглядов. Сходство экономических позиций обоих авторов особенно бросается в глаза, когда читаешь работы «Cours d'economie politique» (курс политической экономии) и «Manuale d'economia politica» (учебник политической экономии). В основе этого сходства лежали, конечно, теория общего равновесия и приверженность математическому методу. Техника расчета кривой безразличия означала введение Парето новых элементов экономического анализа. Однако его концепция исходила из статического равновесия в экономике и предлагала одновременное решение всех экономических задач. Решение достигалось путем сопоставления потребностей или склонностей людей с «препятствиями» или ресурсами соответствующих благ. Такого рода баланс приобретал характер застывшего изображения и фактически игнорировал изменения во времени. Парето, по-видимому, умышленно отвлекался от фактора времени, т.к. считал изучение статического равновесия необходимым предварительным условием для изучения всех экономических процессов. Математические функции, связывавшие потребности людей с ресурсами, были действительны лишь в условиях равновесия. Парето надеялся, что модель этого равновесия сможет отразить и динамические процессы, если в нее будет введен фактор времени. Однако в представлении Парето динамические изменения есть лишь последовательный ряд статических состояний. В основном они выступают у него как придаток к модели в виде исторического и социального материала. Фактически Парето отказывался от всякого рассмотрения экономических отношении общества в динамике, определяя отрезки времени в модели как весьма краткосрочные. Логика анализа вынуждала прибегать к эмпирическим положениям, почерпнутым вне чистой экономической доктрины. Но в руках Парето они превращались в абстракции, основанные на неких средних данных. Понятие же подвижного равновесия и непрерывных экономических сдвигов очень близко к теории замкнутого цикла, основанной на обратной связи, теории, развитой позже А. Тустином. Взаимосвязи элементов схемы Парето представляют собой скорее результат действий индивидуумов, а не результат тех или иных объективных факторов. Они достаточно сложны и требуют математической трактовки, но в центре этих связей у Парето всегда стоит индивидуум. Если, например, трактовать субъективно кривые выручки и доходов, то между их содержанием в категориях ex ante и ex post исчезнет всякая разница.

Парето в отличие от «Элементов» Вальраса в своем «Курсе» выносит математические расчеты в примечания, не прибегая в тексте к помощи математических символов и уравнений. Математический аппарат у Парето служит для того, чтобы показать определенность экономических задач и возможность их решения. Вальрас не сумел с помощью tatonnement доказать наличие одной-единственной точки равновесия, поэтому Парето отверг это понятие. Структура «Курса» несколько хаотична. Начинается он с подробных методологических рассуждений, затем идет изложение теории равновесия, а после этого следуют несколько самостоятельных глав, посвященных прикладной экономике. В работе имеется много отступлений, затрагивающих социальные и политические вопросы, отступлений, которые совершенно не вяжутся со стремлением автора создать политически нейтральную теорию. Они носят отчетливо выраженный нормативный характер и представляют собой зародыш будущих социологических концепций автора. По утверждению Парето, в обществе царствуют две силы: сила принуждения и сила инерции; прогресс состоит в том, чтобы подавить первую и дать простор для второй. Парето охотно отождествлял принудительные элементы с действиями парламентарных правительств.

Парето не был удовлетворен термином «полезность» и поэтому ввел другой термин, по его мнению, более нейтральный,— ophelimite («желаемость вещи»). Так предельная полезность превратилась у него в ophelimite elementaire. Чем новый термин лучше старого, не ясно. По-видимому, Парето исходил из того, что предельная полезность определяется не только количеством данного блага, а в соответствии с принципом всеобщей взаимозависимости связана с общими ресурсами всех других благ. Совокупная полезность всех благ есть функция совокупного предложения всех благ, а предельная полезность связана с полезностью добавочной единицы соответствующего блага. Таким образом, Парето стремился разработать все охватывающую систему экономического равновесия. Но Шумпетер указывал, что концепция предельной полезности Парето лишь с большим трудом могла быть переведена на язык математических формул, ибо это потребовало бы вычисления частных производных и, следовательно, вызвало бы ненужное усложнение всего анализа. Парето, однако, был убежден, что, исходя из факта существования выбора и применяя математическую логику, можно создать подлинно все охватывающую экономическую теорию. На основе этой общей теории можно затем разработать... «экономические теории, которые были бы применимы к обществу свободной конкуренции, к обществу, где господствуют монополии, к обществу, в котором установлена коллективная собственность, и т.д. Короче говоря, представьте себе тот или иной тип экономического устройства общества. Сразу же возникают определенные проблемы, связанные с решением вопроса о практической возможности осуществления этого экономического устройства общества, о его юридическом, моральном и других аспектах. Затем возникает другая проблема — проблема экономической эффективности рассматриваемого общественного порядка. По первой группе проблем наша общая экономическая теория ничего сказать не может, так как она не рассматривает явления, порождающие эти проблемы, но она дает нам все необходимое для решения проблем второго рода».

Положение о том, что максимальная полезность может быть реализована лишь в условиях свободной конкуренции, встретило резкую критику со стороны Викселля. Он указывал на необходимость учитывать не только преобладающие цены, но и то, что свободная конкуренция не мешает, например, рабочим добиваться улучшения своего положения путем согласованных действий. Вопреки тому, что механизм свободной конкуренции ограничивает максимальный размер заработной платы величиной, совместимой с данными размерами процента. Иначе говоря, рабочие в состоянии преодолеть те ограничения, которые налагает на их требования механизм свободной конкуренции. Парето же считал, что рабочие могут улучшить свое положение, отказываясь работать на том или ином оборудовании и изменяя таким образом производственный коэффициент.

Трактовку полезности критиковал также Бенедетто Кроче, хотя он не был экономистом. Для Кроче было самоочевидным, что экономические действия и экономические теории не являются нейтральными, так как и те и другие уже заключают в себе элементы оценки и одобрения. Поэтому Кроче считал очень важным иметь полную ясность в отношении этических элементов экономической теории. По мнению Кроче, само понятие выбора не является «чистым» или «бесцветным», как его трактовал Парето, ибо в любом случае выбор определенной точки на шкале предпочтении как бы лишает ценности все остальные точки. Если выбор сделан, то все остальные комбинации могут больше не приниматься во внимание. Концепция альтернативного выбора просто не имеет смысла. Каждый выбор создает новую ситуацию, каждому поступку человека предшествуют другие поступки. Иными словами, для объяснения экономических процессов может быть использовано знание причинной связи между явлениями. Ответ Парето на эту критику был, по меньшей мере, слабым. Он утверждал,что ставил своей целью исследовать лишь ограниченную сферу человеческой деятельности и что лучшим методом решения проблем в этой сфере служит чистая теория. Парето настаивал на том, что его понятие выбора является наиболее удачным. Подобно бритве Оккама[1], он делает свое дело, обходясь без посторонних пещей, каковыми являются гедонистические оценки. Для Парето важным было лишь одно — соответствуют ли выводы из его теории реальным фактам? Правда, как и в социологии, Парето, в конечном счете, факты произвольно подбирались к теоретическим построениям. Кроче пошел еще дальше в своей критике, утверждая, что вся социальная теория Парето — свидетельство абсурдности позитивистской философии. Логика теории не выдерживает критики, заявлял Кроче, а трактовать духовные явления как внешние по отношению к человеку, совершенно недопустимо. У Парето также отсутствует ясность в употреблении так называемых логических категорий. Они то относятся к экономическим или утилитарным действиям, то просто трактуются как логические связи между поступками людей. Социальное учение Парето, утверждал Кроче, представляет собой просто изложение общеизвестных истин математическим языком, подкрепленное историями из античной эпохи или современных газет и преподнесенное в виде морализирования разгневанного пессимиста, который воспылал ненавистью ко всем философам от Платона до Канта и обрушивает свой гнев на каждого, кто пытается укрепить моральные устои общества. Единственное, что понял Парето,— это то, что в историческом процессе господствует сила.

Конечно, математический метод в экономике был необходим для научной разработки проблемы равновесия. Речь шла о том, чтобы разработать соответствующую теорию, а затем, когда налицо окажутся необходимые данные, произвести фактический расчет экономического баланса. Правда, Парето вынужден был позже отказаться от этих надежд. Но он продолжал настаивать на том, что взаимозависимость явлений может быть выражена только посредством математической логики. Парето считал, что многочисленные взаимосвязи могут быть исследованы только с помощью могучего орудия исчисления. А это предполагает, что соотношения между различными переменными обратимы, что переменные величины по своему характеру непрерывны и отражают очень подвижные и быстро меняющиеся экономические факторы. В то же время Парето признавал, что, поскольку речь идет об отдельном индивидууме, допущение о непрерывном варьировании переменных неверно, а экономические элементы сами по себе прерывны. Связать теорию и реальную действительность мог лишь закон больших чисел, который сводит до минимума возможные отклонения в ту или иную сторону. К сожалению, эта система была далека от совершенства и крайне уязвима, ибо закон больших чисел не позволяет преодолеть дискретную природу отдельного элемента статистической совокупности. Средние, выражающие основные тенденции и полученные в результате манипулирования соответствующими данными, относящимися к большим группам фактов, не всегда применимы к действиям отдельных лиц, особенно на полюсах совокупности. А если экономическая система Парето ничего не говорила об индивидууме, то она вообще лишена смысла.

Хотя концепция равновесия унаследована Парето от Вальраса, но она обнаружила некоторые своеобразные черты, заслуживающие внимания. В частности, Парето рассматривал экономическую область как систему Декарта, в которой координаты отображают количества различных благ, а точки отображают позиции потребителей, желания которых стимулируются одними факторами и ограничиваются другими. Стимулирующими факторами являются потребности, ограничивающими — размеры ресурсов и факторов их производства. Так, потребности и вкусы людей, с одной стороны, и ограниченные возможности их удовлетворения — с другой, стали уравновешивающими факторами, которые, в конечном счете, ведут к равновесию. Его установление означает, что изменения одного типа обстоятельств вызывают уравновешивающее изменение обстоятельств другого рода. Предполагается, что теория равновесия должна дать анализ того, как одновременно осуществляется такое равновесие. Однако в отличие от Вальраса Парето не стал исследовать этот вопрос. Он рассматривал проблему более широко, охватывая процесс свободной конкуренции при постоянных и изменяющихся ценах, а также различные типы монополизированных рынков. Он даже полагал, что эта теория может быть применима и к коллективистскому обществу с учетом изменяющихся цен и коэффициентов производства.

Вальрас надеялся, что рано или поздно уравнения экономического равновесия поддадутся решению. Парето, ознакомившись с этим вопросом, капитулировал перед трудностями. Он заявил: для того чтобы выразить отношения между 100 индивидуумами, обменивающими 700 товаров, необходимо решить 70 699 уравнений. Парето считал, что уровень знаний в то время был недостаточен, чтобы справиться с этим делом. Более того, утверждал Парето, миллионы уравнений, которые необходимы для всей экономики, потребовали бы такого округления цифр, которое совершенно обесценит конечные результаты подсчетов. Но как это ни странно, Парето в то же время полагал, что индивидуумы, выступая на рынке, действительно прибегают к расчетам, которые подразумеваются его теорией. Однако решение имеется. Путем объединения переменных величин в однородные группы становится возможным построение все охватывающей системы, поддающейся вычислительной процедуре. Именно такой технический прием лежит в основе современного анализа по методу затраты — выпуск. Но такого рода решение не пришло Парето на ум.

Тезис о независимости экономического равновесия от предельной полезности Парето сформулировал еще в 1900 г. в своем «Учебнике». Понятие полезности предполагает такое сопоставление полезности для разных лиц, которое следует отбросить, с тем, чтобы теория была полностью нейтральной. Для Парето полезность была категорией этической и психологической, т.е. несовместимой с научным подходом к экономике. Его эволюция от кардинальной полезности к порядковой в значительной мере предвосхитила современную трактовку этого вопроса Алленом Р. и Хиксом Дж.Р. Кардинальная полезность предполагает, конечно, существование действительной функции количества наличных благ. Порядковая полезность связана со шкалой предпочтений данного индивидуума, имеющего перед собой определенные комбинации благ. Причем предполагается, что этот индивидуальный потребитель знает характер удовлетворения, или ophelimite, даваемого тем или иным набором благ. Но величины полезности не могут быть сравнимы: речь может идти лишь о порядковом показателе в шкале предпочтений. Иными словами, потребителю важнее то удовлетворение, которое он получит от приобретенных благ, чем возможные изменения в степени удовлетворения. Таким образом, концепция предельной полезности становилась непригодной, а центр тяжести был перенесен скорее на проблему совокупной полезности, извлекаемой в результате потребления данного количества благ.

Целям сравнения порядковой полезности служила у Парето ныне знаменитая кривая безразличия. На осях координат он откладывал количества двух товаров, а третья линия показывала общие размеры полезности, соответствующей различным сочетаниям рассматриваемых товаров. Она представляла собой фигуру, напоминавшую куполообразный свод. Кривые безразличия — это линии одинаковой высоты над поверхностью чертежа, полученные путем сечения графика плоскостями, параллельными осям координат. Каждая точка на той или иной кривой безразличия отображала одинаковую полезность, хотя комбинации благ всякий раз были иными. Каждая комбинация на одной кривой отражала одну и ту же степень удовлетворения, тогда как кривая безразличия, расположенная выше, представляла более высокую степень удовлетворения потребностей. В целом фигура на графике представляла «гору удовольствий». Если рассматривать график с кривыми безразличия как карту, то окажется, что кривые имеют выпуклую форму по отношению к началу координат. Разрабатывая эту теорию, Парето вначале заменил полезность индексными функциями, выражавшими в математической форме предпочтения, но в кривых безразличия он усмотрел более «чистую» теорию выбора. В этом случае отпадала необходимость рассматривать вопрос о том, измерима ли полезность. Предпочтение принималось просто как факт, данный в опыте.

Парето, следовательно, подошел к проблеме с противоположного конца. Взяв в качестве отправной точки выбор потребителя, он стал сравнивать различные комбинации товаров, к которым потребитель относился явно одинаково, а изменяя различные комбинации, он оказался в состоянии проследить динамику полезности, отражавшую равновесие для данного индивидуума. Так как кривые безразличия определялись «эмпирически», политическая экономия превращалась в позитивную науку. Ее принципы устанавливались простым наблюдением за отбором товаров, преследующим цели удовлетворения потребности. Этот анализ был весьма тонко использован для рассмотрения противоречия между потребностями и «препятствиями». «Горе удовольствий» противостояла «гора доходов». Кривые товарообмена соединяли точки равновесия на каждой из кривых безразличия. В целом получался довольно изящный, но бесплодный анализ.

Теперь появилась возможность ввести понятие непрерывных изменений вдоль самих кривых безразличия. Степень изменения в ophelimite можно было измерять по наклону кривой безразличия в той или иной точке. Анализ, однако, не давал ответа на вопрос о конечном выборе покупателя, так как этот выбор зависит от соотношения цен. И поскольку выбор покупателя зависит от цен на товары, то вся проблема сводится в значительной степени к рыночному торгу, а не к поведению покупателя. Хотя анализ Парето основывался, по-видимому, лишь на чистом выборе, вряд ли он мог избежать и вопроса о полезности. Парето, по существу, продолжал использовать некоторые термины Эджворта, от которых сильно попахивало старыми идеями. Но он, помимо того, внес в анализ значительный элемент формализма в сочетании с известной строгостью, что способно было ввести в заблуждение. Так, кривые безразличия, казалось, могли отображать процесс определения ценности, но в действительности они были столь нейтральными, что всецело абстрагировались от индивидуума, игнорируя как размеры доходов, так и степень насыщения. Эти факты имели бы немаловажное значение, если была бы известна природа выбора потребителем благ. Но если принять их во внимание, придется вновь ввести в анализ сравнительную оценку благ различными индивидуумами, ибо шкала предпочтений имеет смысл, если она основана на степени психологической удовлетворенности. Но что это, если не гедонизм? Выбор, объясняемый без оценки удовлетворения,— это бессодержательное понятие. Эта теория не учитывает такого внеэкономического фактора, как реклама. А между тем спрос на товары и выбор их потребителем неразрывно связаны с нею. Все это показывает, какой любопытный тип нового экономического человека обрисовал Парето в своей социальной науке.

С точки зрения общества в целом максимальная ophelimite имеет место тогда, когда лицо, совершающее те или иные действия, не уменьшает полезности, извлекаемой другими лицами. Этот тезис был основным принципом так называемой новой теории всеобщего благосостояния, основателем которой по праву можно назвать Парето. Указанный максимум наиболее полно реализуется в условиях свободной конкуренции. В этом Парето был полностью согласен с Вальрасом. Парето тоже отрицал точку зрения Бастиа на политику laissez faire как обветшалую догму. Проблема благосостояния общества, по его мнению, требует столь же научной трактовки, как и индивидуальный товарный обмен. Если общество таково, что увеличение ophelimite для одного уменьшает ее для других, то максимальные ее размеры не могут быть достигнуты. Но благосостояние общества требует, прежде всего, установления определенного типа распределения продукта. А поскольку эта область граничит уже со сферой социологии, то ясно, что для Парето экономическими проблемами были прежде всего проблемы производства. Благосостояние возрастает, если все члены сообщества что-то выигрывают. Если же изменения в обществе приносят выигрыш одним и ничего другим, благосостояние в целом будет уменьшаться. Правда, теоретически возможно перераспределить часть доходов в пользу потерпевших ущерб, особенно если сумма доходов превышает сумму ущерба. Это положение, сформулированное позже Н. Калдором, во всяком случае, показывает возможность что-то сделать. Но в целом это не исправит положения, ибо основная трудность не будет разрешена. Она состоит в том, что предельная полезность денег предполагается равной для всех и в скрытом виде сохраняется предпосылка сравнения полезности для разных лиц. Кроме того, Парето не пришло на ум, что с общественной точки зрения экономическое равновесие в условиях свободной конкуренции может оказаться не самым приемлемым. Если же индивидуум изменяет свое предпочтение в то время, когда он рассматривает возможность изменения своей позиции, тогда, конечно, положение меняется. Ограничивающие условия, содержащиеся в оптимальной схеме Парето, очень трудно преодолеть. Короче говоря, благосостояние становится, по существу, связанным с оценочными суждениями, а Парето, несмотря на свое стремление удержаться на нейтральных позициях, вторгается в область этики. Исследование этой проблемы в его работе «Разум и общество» не продвигает вперед решения, хотя автор и признает возможность иметь несколько точек, в которых реализуется максимальная ophelimite.

Парето проводил различие между максимальной полезностью для общества при неравных доходах его членов и максимальной полезностью при равенстве доходов членов общества. Последнее состояние, говорил он, может вести к меньшим размерам общественного богатства, чем первое; следовательно, во втором случае делается упор на интересы общества, в то время как в первом случае отдается предпочтение интересам отдельных лиц. Аргументация Парето в этом вопросе, конечно, оставляла желать лучшего. Но для него было ясно то, что условия и критерии благосостояния в обоих случаях будут различны и будут определяться господствующими в обществе чувствами и инстинктами.

Наиболее значительный вклад Парето внес в проблему распределения доходов. Опираясь на обширный статистический материал, относящийся к Пруссии, Саксонии и Англии XIX в., к Флоренции эпохи Ренессанса, Перу XVIII в., Аугсбургу XVI в. и т. д., Парето пришел к заключению, что способ распределения доходов, по существу, является одним и тем же в разных странах и в различные исторические эпохи. Исчислив кумулятивную плотность распределения для каждого случая и основываясь на их структурной общности, Парето смог выразить соотношение между доходами единой формулой, для чего следовало лишь придать различное значение постоянным величинам. Это отношение, которое часто именуется «законом Парето», выводится путем сопоставления диаграмм, отражающих размеры доходов и численность получающих их лиц. Получается прямолинейный график, свидетельствующий об устойчивом характере распределения доходов. Политические выводы напрашиваются сами. Всякие попытки социалистов осуществить перераспределение доходов неизбежно обречены на провал. Существует естественный экономический закон, управляющий распределением доходов. Общий характер распределения доходов таков, что изменение графика в какой-либо одной части ведет к изменениям во всех его частях; следовательно, общество постоянно возвращается к характерному для него типу распределения доходов, «совершенно так же, как раствор данной соли всегда выделяет данного типа кристаллы». Неравенство в распределении доходов может быть уменьшено лишь в том случае, если доход и производство возрастают быстрее численности населения. Парето полагал, что постоянный характер действия его закона доказывает повсеместное неравенство способностей людей — вывод, не удивительный в устах мизантропа. Очевидна также связь этого тезиса с концепцией чередования элиты Парето. Но Парето не сумел доказать характер взаимосвязи между способностями человека и его доходами. Более того, исследователи указывали, и не без основания, что характер распределения доходов в обществе тесно связан с рядом глубинных институциональных факторов, которые сами подвержены изменениям.

«Закон» Парето неоднократно подвергался критике. И это понятно, ибо он основывался лишь на весьма разрозненных и недоброкачественных статистических данных о подоходном налоге. Кроме того, Парето, по-видимому, смешивал понятия дохода и потребления. Ныне почти все статистики признают, что выразить всю совокупность отношений распределения единой формулой невозможно, так как форма кривой дохода с течением времени изменяется. Возможность таких изменений ставит под сомнение тезис Парето, что характер распределения дохода может измениться лишь при увеличении производства.

Значительную дискуссию породила и концепция предельной производительности Парето. Он выступил против общепринятого воззрения по этому вопросу, считая его непригодным для случаев, когда по техническим причинам невозможно полностью распределить продукт между соответствующими факторами производства. Если удвоить факторы производства, говорил он, продукция не обязательно возрастет вдвое. Более того, некоторые факторы находятся в определенной технической взаимосвязи, иначе говоря, некоторые производственные коэффициенты постоянны, а другие переменны, так что увеличение одного фактора может и не быть компенсировано уменьшением других. Идея переменных коэффициентов не была новой у Парето. Ее высказал еще Вальрас в последней работе, а затем использовал Уикстид. Но оговорки, сделанные Парето, были почти равносильны полному отказу от традиционной теории предельной производительности, что вызвало недовольство многих экономистов после Парето. Стиглер Дж. заявил, что Парето поступил бы более правильно, если бы рассматривал технически взаимосвязанные факторы производства в единстве и с этим единым производственным организмом соотносил бы получаемые от него доходы. Однако эта критика обходила молчанием довольно сложный вопрос, поднятый Парето. Гораздо более правильным представляется высказывание Шульца Г. о том, что Парето попытался приблизить теорию к действительности. Кроме того, так называемой научной теории едва ли может сослужить хорошую службу утверждение Стиглера о том, что положения о колебаниях продукции, зависящих от воздействия определенного, фиксированного фактора, были бы правильными, если бы они объясняли хотя бы треть всех фактов. По-видимому, Парето затронул наиболее чувствительное место теории предельной производительности, и на его критику еще до сих пор не дано удовлетворительного ответа.

Универсальный характер экономического учения Парето виден из того факта, что оно было распространено на трактовку монополистического рынка. При свободной конкуренции фирмы имеют дело с уже сложившимися рыночными ценами и приспосабливаются к данным рыночным условиям, монополии же, как частные, так и государственные, сами устанавливают цены. Частная монополия определяет цену на свой товар, исходя из ожидаемого спроса на него. Анализ Парето показывает движение таких фирм вдоль линии максимальной прибыли, накладываемой на семейство кривых выручки, которые имеют такой же наклон, как и кривая совокупных издержек. Кривая предельных издержек в различных точках пересекает все возможные кривые предельной выручки. Это делает возможным, согласно Парето, решение проблемы монополии с помощью кривой безразличия, а именно, кривая валовой выручки должна касаться расположенной выше других кривой безразличия для прибыли. Анализ Парето, однако, громоздок и отягчен тем, что он трактует массу продавцов и покупателей как одно лицо.

До Парето экономисты затрагивали проблему монополий, но заслуга Парето состоит в том, что он подчеркнул ее важность и тем самым дал толчок детальным исследованиям этой проблемы в последующие годы. Парето определил роль дифференциации продукта и особенностей услуг, оказываемых продавцом, и, по-видимому, одним из первых в наше время попытался ввести этот элемент в общее учение о равновесии. Тем не менее Парето не нашел места в своей экономической модели для олигополии — господства на рынке небольшой группы продавцов, на том основании, что решение этой задачи неопределенно. Парето считал, что дифференциация продукта устраняет элементы олигополии, ибо при столь большом числе вариантов реакции конкурентов олигополист не сможет завладеть рынком. Число возможных сочетаний тех или иных обстоятельств на рынке столь велико и они столь сложны, что одним лишь экономическим анализом их исчерпать нельзя. Поэтому проблема олигополии предполагает не какое-то одно решение, а скорее бесконечный ряд решений. Но в случае, если каждый из двух олигополистов имеют дело с несколько отличным видом товаров, то их следует рассматривать как двух самостоятельных монополистов. Хотя такое решение проблемы олигополии едва ли может считаться вполне удовлетворительным, но ее включение в теорию равновесия Парето сделало ее более полной по сравнению с теорией Вальраса. У Парето монополист выступал не как чужеродное тело в механизме экономического равновесия, а как его составная часть.

Парето уделил внимание и таким проблемам, как экономические кризисы, процент, рента и деньги, но его высказывания по этим вопросам оставляют желать много лучшего. Так, кризис, по его мнению, порождается психическими сдвигами, внутренне присущими экономике. Так как значительная часть продукции находится в стадии обработки, в экономике складывается внутренний фактор, ограничивающий дальнейший рост. Следовательно, кризис — это не случайное явление. Однако анализ у Парето носит характер предварительных выводов и содержит много невыясненных вопросов.

Рента у Парето — излишек, порождаемый многочисленными препятствиями к оптимальному размещению ресурсов. Такое определение, строго говоря, применимо к любому фактору производства. Но для Парето это явление было следствием изменений, происходящих в экономике при переходе от одного типа статического равновесия к другому. Так как для превращения сбережений в капитал требуется какое-то время, то старый, уже функционирующий капитал приобретает ряд преимуществ, которые и порождают ренту. Это вполне очевидно, если речь идет о земле, но это положение применимо и ко всем другим видам капитала. В этой своей трактовке ренты Парето стоял близко к Маршаллу. У него капитал становился категорией вторичного порядка, учетной категорией, определяемой из более общих положений. Такая позиция явно связана с исключением фактора времени из модели Парето. Поэтому и выяснение природы процента казалось ему бесплодным занятием. Конечно, капитал порождает процент; это слишком очевидно и не требует доказательства. Поэтому Парето вовсе не желал заниматься на манер Бем-Баверка доказательством того, что капитал — категория производительная. Размер процента, как и цена любого другого товара, определяется механизмом общего равновесия цен; эта трактовка процента заняла центральное место в исследованиях Густава Касселя. И вновь игнорирование фактора времени придает этой трактовке характер кавалерийского наскока.

Не вызывала особого интереса у Парето и проблема денег. По существу, ее теоретическим аспектам он не уделил никакого внимания. Он просто говорил, что предельная полезность денег — это предельная полезность товара, используемого в качестве numeraire. Будучи крайним либералом, Парето в то же время защищал ценность протекционистских тарифов, поскольку они облегчали смену различных группировок элиты. В области теории международной торговли Парето внес известную модификацию в трактовку относительной стоимости товаров, обратив внимание на факторы, косвенно воздействующие на стоимость экспорта. Этими факторами являются альтернативные издержки, связанные с переключением ресурсов страны на выпуск экспортной продукции.

Таковы социальные воззрения Парето. Его влияние особенно сильно сказалось в Италии, где возникла даже своеобразная школа последователей Парето и его ученики черпали вдохновение из его экономических и социальных произведений. Но его взгляды не являются той позитивной наукой, о которой он говорил. Уж слишком чувствуются в них политические мотивы. Угрозы по адресу «плутодемократии», содержащиеся в неэкономических работах Парето, совершенно отчетливо связаны с его экономическими взглядами. Нормативный характер всех высказанных им положений очевиден. Шумпетер отметил, что Парето читал проповедь современникам.

[1] Средневековый английский философ Оккамом У. сформулировал закон, согласно которому при отсутствии необходимости сущность не находит проявления. Т.е., если можно обойтись имеющимися понятиями, то нет необходимости вводить новые понятия.

Дата добавления: 2015-07-19