Торговля и национальность

Но торговля влияет на человеческое мышление не толь­ко указанным способом. Она также в необычайной степени развивает национальное чувство. Мы уже указывали на ограниченный кругозор крестьянина и ремесленника в противоположность широкому кругозору купца. Горизонт последнего расширяется, потому что он стремится вперед, все дальше от того места, с которым его связала случай­ность рождения. Особенно ярко проступает эта черта у народов, занимающихся морской торговлей: например, у финикиян и греков, из которых первые отважились уйти далеко в Атлантический океан, а вторые объездили Черное море. Сухопутная торговля не дозволяла совершать такие далекие походы. Кроме того, морская торговля предпо­лагала высокую технику, главным образом судостроения, это была торговля между культурными и некультурными народами, так что последние легко можно было по­корить и основать среди них колонии торговой на­ции. Сухопутная торговля велась лучше всего номадами, являвшимися к более культурным народностям, у которых они уже находили излишки продуктов земледелия и ин­дустрии. Об основании колоний путем отдельной экспе­диции не могло быть и речи. Иногда, конечно, несколько племен таких номадов могли соединиться, чтобы разгра­бить или завоевать более культурную, богатую страну, но и тогда они являлись не как колонисты, но как носители высшей культуры. Такие соединения племен номадов, од­нако, происходили лишь редко, при исключительных усло­виях, так как вся природа кочевого скотоводства изоли­рует друг от друга не только отдельные племена и кланы, но даже семьи и рассеивает их на огромное пространство. Торговцы из среды этих племен могли обыкновенно являть­ся в богатое и могущественное государство, с которым они вели торговлю, только как терпимые и нуждающиеся в охране.

Это относится и к торговцам маленьких народностей, осевших на дороге народов из Египта в Сирию. Как фи­никияне и греки, они также основывали в государствах, с которыми вели торговлю, от Вавилонии до Египта, раз­личные поселения, но это были не колонии в строгом смыс­ле этого слова, не могучие города, не средства для господ­ства и эксплуатации варваров культурным народом, а слабые общины нуждавшихся в охране внутри могуще­ственных и высококультурных городов. Тем более необхо­димо было, чтобы члены этих общин были тесно связаны друг с другом, чтобы они представляли сплоченное целое по отношению к чужим, в среде которых они жили. Тем настоятельнее также была их потребность в росте могуще­ства и влияния той нации, к которой они принадлежали, так как от этого зависела их собственная безопасность и значение на чужбине, а вместе с этим и условия их тор­гового оборота.

Всюду, как я уже это развил в своей книге о Томасе Море, купец является в одно и то же время наиболее ин­тернациональным и наиболее националистическим эле­ментом в обществе. У купцов, принадлежавших к малень­ким народам, бывших часто беззащитной жертвой мно­гочисленных насилий на чужбине, должно было еще в более сильной степени развиваться это национальное чув­ство, должна была еще сильнее расти как потребность в национальном объединении и национальном величии, так и ненависть к иностранцам.

В таком положении находились также израильские купцы. Уже очень рано израильтяне должны были напра­виться в Египет; они делали это, как кочующие скотоводы, раньше еще, чем они стали оседлыми жителями Ханаана. Об эмигрантах из Ханаана в Египет мы имеем сведения, относящиеся еще к третьему тысячелетию до Р. X. Вот что пишет Эдуард Мейер:

«Известное изображение в могиле Хнемхотепа в Бени-хассане показывает нам, как семья бедуинов в 37 человек под предводительством своего вождя Абши явилась в Еги­пет в шестом году царствования Узуртесена III [4]. Они называются Аму, т. е. ханаанеи, черты их явственно ука­зывают на семитическое происхождение. Они носят пестрые одеяния, очень распространенные в Азии еще с глубо­кой древности, вооружены луками и копьями и ведут с собой ослов и коз; одни из них умеют играть на арфе. Как драгоценный дар, они везут с собой мази для глаз. Они просят, чтобы их впустили в Египет, и обращаются поэтому к наместнику Менатшуфу, Хнемхотепу, которому подчине­ны восточные горные области. Царский писец Неферхотеп представляет их наместнику для дальнейшего доклада фараону. Такие сцены, как увековеченная в этом рисунке, очень часто повторялись, и не подлежит никакому сомне­нию, что ханаанские торговцы и ремесленники в большом числе селились в восточных городах дельты Нила, где мы встречаем их и позже. Наоборот, египетские торговцы часто являлись в сирийские города. Хотя и при помощи различных промежуточных звеньев египетская торговля уже и в эту эпоху распространилась до Вавилона».

Через несколько сот лет после этого периода, около 1800 г. до Р. X., в эпоху упадка египетского общества, Се­верный Египет был завоеван гиксосами, несомненно ха-наамскими номадами, которым бессилие египетского пра­вительства дало возможность вторгнуться в богатую Ниль­скую долину, где они господствовали в течение двухсот лет. «Всемирно-историческое значение господства гиксосов,— говорит Мейер,— заключается прежде всего в том, что с того времени устанавливаются никогда уже не преры­вавшиеся сношения между Египтом и сирийскими зем­лями. Ханаанские купцы и ремесленники толпами пере­селяются в Египет, на каждом шагу мы встречаем в новой империи ханаанейские имена и обряды, в египетское на­речие все больше внедряются ханаанейские слова. До ка­кой степени эти сношения были оживленны, показывает то обстоятельство, что медицинское сочинение, написан­ное в 1550 г. до Р. X., содержит рецепт против глазной бо­лезни, составленный одним «аму» из Кепни, т. е., по всей вероятности, из финикийского города Библа».

Мы не имеем никаких оснований думать, что среди «аму», семитических бедуинов и горожан к востоку и се­веро-востоку от Египта, переселявшихся туда, не было также и евреев, хотя они не названы по имени. С другой стороны, теперь очень трудно определить историческое содержание легенд о Иосифе, о пребывании евреев в Егип­те и их выходе оттуда под предводительством Моисея. Отождествление их с гиксосами, которым оперирует Иосиф Флавий, не выдерживает критики. Но, во всяком случае, можно принять, что если не весь Израиль, то отдельные семьи и караваны евреев уже очень рано направлялись в Египет, где, смотря по изменившимся условиям, с ними обращались более или менее хорошо, где их сначала при­нимали радушно, а после опять подвергали мучениям и изгоняли, как «обременительных» иностранцев. Это обычная судьба таких поселений чужих купцов, принад­лежащих к слабым народностям, оседающим в сильных государствах.

Диаспора, рассеяние иудеев по всему миру, ведет свое начало не от разрушения Иерусалима римлянами и даже не от вавилонского пленения. Она начинается еще раньше и представляет естественное следствие торговли — явле­ние, которое отличает не только иудеев, но и большинство торговых наций. Но все же сельское хозяйство оставалось у израильтян точно так же, как и у большинства этих на­родов, главным занятием вплоть до изгнания. Торговля искони составляла для кочевников только побочное заня­тие. Когда они осели и развилось общественное разделение труда, когда странствующий купец и привязанный к земле крестьянин стали различными лицами, число купцов ос­тавалось относительно незначительным: характер народа определялся еще крестьянством. Число живших на чужби­не израильтян в сравнении с числом остававшихся на ро­дине было, во всяком случае, невелико. В этом отношении евреи ничем не отличались от других народов.

Но они жили в таких условиях, при которых ненависть к иностранцам и сильное национальное чувство, или даже чувствительность, развивающиеся в душе купца, переда­ются остальной массе народа в более сильной степени, чем это обыкновенно бывает у крестьянских народов.

Дата добавления: 2015-07-16