Глава XIV каким образом у американцев страсть к материальным благам сочетается с любовью к свободе и вниманием к общественным делам

Если демократическое государство превращается в абсолютную монархию, активность его граждан, направлявшаяся прежде на общественные и личные дела, внезапно концентрируется на последних, что довольно быстро приводит его к материальному процветанию; однако вскоре это движение замедляется и производство перестает развиваться.

Я не знаю, можно ли привести хоть один пример развитого в промышленном и торговом отношении государства, начиная с Тира и заканчивая Флоренцией и Англией, народ которого не был бы свободен. Таким образом, между этими двумя явлениями — свободой и промышленностью — существуют тесная взаимосвязь и прямая зависимость.

Это в целом справедливо для всех наций, но в особенности — для наций демократических.

Я уже отмечал выше, что люди, живущие в века равенства, постоянно испытывают потребность объединяться, дабы приобретать все те блага, которыми они страстно стремятся обладать. Кроме того, я показал, насколько политическая свобода способствует популяризации, а также совершенствованию у них навыков по созданию объединений и ассоциаций. Поэтому в такие века свобода чрезвычайно благоприятствует производству материальных благ и общественному процветанию. И напротив, вполне понятно, что деспотизм для них особо вреден и пагубен.

В демократические века абсолютная власть по сути своей не бывает жестокой или дикой, ко лишь мелочно-въедливой и придирчивой. Такого рода деспотизм, хотя он и не топчет людей, тем не менее открыто противостоит свойственному им коммерческому духу и предпринимательской жилке.

Следовательно, люди, живущие в века демократии, нуждаются в свободе, она необходима им для того, чтобы без особых трудностей получать те материальные блага и удовольствия, которые они беспрестанно вожделеют.

И все-таки иногда случается, что все та же чрезмерная тяга к удовольствиям заставляет их подчиниться первому объявившемуся повелителю. В такой ситуации жажда благополучия подрывает свои собственные основы, и люди, не осознавая этого, удаляются от предмета своих вожделений. Действительно, в жизни демократических народов иногда наступают очень опасные периоды.

Когда стремление к материальным благам у одного из этих народов опережает развитие образования и свобод, наступает момент, в который люди как бы выходят из себя, захваченные созерцанием тех новых благ, которые они готовы заполучить. Занятые исключительно заботами о своем собственном благосостоянии, они перестают понимать, что процветание каждого из них тесно связано с благополучием всех. Нет никакой необходимости отнимать у таких граждан принадлежащие им права — они сами добровольно отказываются от них. Исполнение своего гражданского долга кажется им несносной помехой, отвлекающей их от своего дела. Идет ли речь о выборе их представителей, об оказании властям поддержки, о совместном обсуждении общих вопросов, у них никогда нет на это времени: они не станут тратить свое столь драгоценное время на бесполезную работу. Это — игры бездельников, которые не приличествуют солидным людям, занятым серьезными, жизненно важными делами. Подобные люди верят, что следуют философскому учению о реальных интересах, хотя понимают это учение весьма примитивно, и, чтобы лучше следить за тем, что они называют «своим делом», они пренебрегают своей главной обязанностью — умением держать себя в руках. Если труженики не желают думать об общественных делах, а класса, который мог бы взять на себя заботу о них, дабы заполнить свой досуг, более не существует, место правительства оказывается как бы пустым.

Если в такой момент какой-либо честолюбец захочет получить власть, он обнаружит, что путь открыт для любой узурпации.

Проявляй он в течение некоторого времени заботу о материальном процветании граждан — и ему с легкостью простят пренебрежение всем остальным. Пусть в первую

очередь гарантирует полный порядок. Люди, испытывающие склонность к материальным благам, как правило, замечают, что любые проявления освободительного движения угрожают материальному благосостоянию, прежде чем понимают, каким образом свобода способствует процветанию, и при малейших слухах о том, что общественные страсти начинают накаляться, мешая им наслаждаться мелкими радостями их частной жизни, они пробуждаются и испытывают беспокойство; переживаемый ими в течение долгого времени страх перед анархией постоянно держит их в состоянии напряженного ожидания и готовности шарахаться прочь от свободы при первых же беспорядках.

Я совершенно согласен с утверждением о том, что общественное спокойствие — великое благо, но я не желаю меж тем забывать и о том, что народы приходили к тирании именно путем установления образцового общественного порядка. Из этого, разумеется, не следует, что народы должны презирать общественный покой, но они не должны удовлетворяться этим. Нация, не требующая от своего правительства ничего, кроме поддержания порядка, в глубине души уже поражена рабством; она порабощена своим благополучием, и всегда может появиться человек, способный заковать ее в цепи.

Деспотизм группировок не менее опасен, чем тирания отдельного человека.

Когда большинству граждан хочется заниматься только своими личными делами, даже самые малочисленные партии не должны отчаиваться, ибо и у них имеется шанс взять управление общественными делами в свои руки.

В этих случаях на огромной сцене мира, как и на подмостках наших театров, нередко можно наблюдать игру нескольких человек, изображающих собой многолюдные толпы. Лишь эти немногие люди говорят от имени отсутствующих или же равнодушных масс; лишь они действуют в обстановке всеобщей неподвижности; подчиняясь собственному капризу, они управляют всеми делами; они изменяют законы и по своей прихоти издеваются над нравственностью. Поражаешься тому, как великий народ может оказаться в руках малого круга недостойных людей.

Вплоть до настоящего времени американцам удавалось счастливо миновать все отмеченные мною рифы, и за это они воистину заслуживают восхищения.

На земле, быть может, нет другой страны, где встречалось бы еще меньше бездельников, чем в Америке, и где все те, кто работает, были бы в большей степени воодушевлены поисками материального вознаграждения. Однако, несмотря на то что тяга американцев к физическим наслаждениям очень сильна, это по крайней мере не слепая страсть, и разум управляет ею, не будучи в состоянии ослабить ее.

Всякий американец бывает поглощен своими личными интересами до такой степени, словно на свете нет никого, кроме него самого, а спустя мгновение он уже настолько занят общественными делами, будто совершенно забыл о собственных. Иногда он кажется одержимым самой эгоистической алчностью, а иногда — самым пламенным патриотизмом. Но человеческое сердце не способно разрываться подобным образом. Жители Соединенных Штатов поочередно обнаруживают столь сильные и столь сходные между собою чувства—страстную любовь к своему благосостоянию и к личной свободе, — что следует уверовать в возможность сочетания и объединения этих чувств в каком-либо уголке их души. Фактически американцы видят в своей свободе самое мощное средство достижения благосостояния и самую надежную гарантию собственного процветания Они любят одно ради другого. Поэтому им и в голову не приходит мысль о том, что вмешиваться в общественные дела не их дело; напротив, они уверены в том, что их главная задача состоит в формировании и поддержке такого правительства, которое позволяет им приобретать столь желанные для них блага и которое не запрещает мирно наслаждаться уже приобретенными.

Дата добавления: 2015-07-16