Могли бы законы и нравы обеспечить существование демократических институтов не только в Америке, но и в других странах?

Если бы англоамериканцы жили в Европе, им пришлось бы изменить свои законы. — Следует

различать демократические учреждения и американские учреждения. — Можно создать

демократические законы, лучшие или по крайней мере отличные от тех, по которым живет

американское общество. — Пример Америки доказывает лишь, что не следует терять надежду на

установление демократии путем принятия законов и воспитания нравов.

Я уже говорил о том, что законы как таковые, а также нравы более важны для существования демократических учреждений в Соединенных Штатах, чем природа страны.

Но следует ли из этого, что эти два фактора, перенесенные на другую почву, сохранят свою силу? Природные условия не могут заменить собой законы и нравы, но могут ли эти последние заменить природные условия?

Легко заметить, что в этом случае мы не можем привести доказательств: в Новом Свете живут не только англоамериканцы, но и другие народы. Поскольку все они живут в одинаковых природных условиях, я имел возможность сравнить их.

Но за пределами Америки нет ни одного народа, который, не располагая такими же благоприятными природными условиями, что и англоамериканцы, создал бы такие же законы и нравы.

Следовательно, у нас нет объекта для сравнения, можно лишь строить предположения.

Мне думается, что прежде всего нужно тщательно различать учреждения Соединенных Штатов и демократические учреждения вообще.

Когда я окидываю мысленно взором Европу, ее великие народы, ее многонаселенные города, ее огромные армии, когда размышляю о сложностях ее политики, я не могу себе представить, чтобы даже англоамериканцы, переселись они на нашу землю со своими идеями, религией, нравами, смогли бы жить, не подвергнув свои законы глубоким изменениям.

Но можно предположить возможность существования у какого-либо народа демократического общества, организованного иначе, чем американское.

Разве нельзя представить себе правление, основанное на реальной воле большинства, преодолевшего, однако, присущий ему инстинкт равенства для достижения порядка и стабильности государства и передавшего всю полноту исполнительной власти одной семье или одному человеку? Разве нельзя представить себе демократическое общество, в котором народные силы были бы более централизованы, чем в Соединенных Штатах, а воздействие народа на общественные дела более опосредованно и мягко, но в котором в то же время каждый гражданин, пользующийся определенными правами, по-своему участвовал бы в процессе управления?

Виденное в Америке наводит меня на мысль, что в других странах могли бы существовать подобные демократические учреждения, если бы они были осторожно введены в общество и постепенно, шаг за шагом, срослись бы с традициями и взглядами народа.

Если бы законы Соединенных Штатов были единственно возможными демократическими законами или самыми совершенными в мире, я бы мог согласиться с заключением, что их успех доказывает лишь успех демократических законов вообще, даже в стране с менее благоприятными природными условиями.

Но поскольку американские законы кажутся мне во многих отношениях неудачными и я легко могу вообразить другие демократические законы, природные особенности страны не служат мне доказательством того, что демократические учреждения не могут успешно функционировать в стране, где при менее благоприятных природных условиях законы более удачны.

Если бы американцы отличались от жителей других стран, если бы благодаря их общественному устройству у них возникали привычки и убеждения, противоположные тем, которые возникают у европейцев при сходном общественном устройстве, то по жизни американских демократических обществ нельзя было бы судить о жизни других демократических обществ.

Если бы у американцев были те же склонности, что и у всех других народов, живущих в демократическом обществе, а их законодатели положились бы на природные условия страны и на благоприятные обстоятельства, чтобы держать эти склонности в необходимых пределах, то процветание Соединенных Штатов объяснялось бы лишь внешними причинами и не могло бы служить примером для народов, желающих идти их путем, но не имеющих тех же благоприятных условий.

Однако ни одно из этих предположений не подтверждается фактами.

Я встречал в Америке те же страсти, которые мы находим в Европе. Одни из них объясняются природой человеческой души, другие—демократическим устройством общества.

Так, я встречал у американцев душевное возбуждение, свойственное людям, живущим в приблизительно равных условиях и имеющим одинаковые возможности для возвышения. Я видел там демократическое чувство зависти, которое выражается в самых различных формах. Я заметил, что американский народ часто проявляет в делах большую самоуверенность и полное невежество, и пришел к заключению, что в Америке, как и у нас, люди так же несовершенны и подвержены тем же напастям.

Но когда я внимательно вгляделся в общественное устройство, я сразу увидел, что американцы приложили большие усилия для того, чтобы преодолеть эти слабости человеческой души, исправить естественные недостатки демократии, и добились в этом успеха.

Различные законы местного управления представляют собой, как мне показалось, границы, оставляющие мало места для беспокойного честолюбия граждан и обращающие демократические страсти, которые могли бы разрушить государство, на общую

пользу. По моему мнению, американским законодателям удалось успешно противопоставить идею права чувству зависти, неизменность религиозной морали постоянному движению в политической жизни, практический опыт народа его теоретическому невежеству, привычку к деловой жизни необузданности желаний.

Мы видим, что в борьбе с опасностями, порождаемыми их конституцией и политическими законами, американцы не стали полагаться на природу страны. Они, пока единственные из всех народов, живущих в демократическом обществе, нашли лекарства от болезней, поражающих эти народы. И хотя их опыт был первым, он оказался удачным.

Нравы и законы, созданные американцами, не являются единственно возможными в демократическом обществе, но американцы показали, что установление демократии с помощью законов и нравов — не безнадежное дело.

И если другие народы заимствуют у американцев эту общую плодотворную идею, не подражая им слепо в ее конкретном воплощении, и попробуют стать достойными того общественного устройства, которое ниспосылает сегодня людям само Провидение для того, чтобы избежать угрожающего им деспотизма и анархии, то нет никаких причин полагать, что их ждет неудача Организация и установление демократии в христианском мире — это великая проблема нашего времени. Конечно, американцы не разрешили этой проблемы, однако они дают полезные уроки тем, кто хочет ее разрешить.

Дата добавления: 2015-07-16