Об основных причинах могущества религии в Америке

Усилия, которые приложили американцы, чтобы отделить церковь от государства. — Это записано

в законах, этому способствует общественное мнение и старания самих священников. — Именно

этим и объясняется то сильное влияние, которое религия оказывает на души американцев. — Почему

именно этим. — Каково в наши дни естественное отношение человека к религии. — Какие основные и

второстепенные причины препятствуют в некоторых странах тому, чтобы люди относились к

религии естественно.

Философы XVIII века очень просто объясняли ослабление религиозных верований. Религиозное рвение, говорили они, неизбежно угасает по мере того, как расцветают свобода и знания. Досадно, что факты не подтверждают эту теорию.

В Европе есть народы, неверие которых можно сравнить лишь с их забитостью и невежеством. В Америке же один из самых свободных и просвещенных народов усердно отправляет все религиозные обряды.

По приезде в Соединенные Штаты я больше всего был поражен религиозностью этой страны. Чем дольше я там жил, тем лучше понимал, какое глубокое влияние оказывает это новое для меня обстоятельство на политику.

Я знал, что у нас религиозность и свободолюбие всегда отдаляются друг от друга. Здесь же я увидел их тесную связь: в этой стране они господствуют вместе.

С каждым днем во мне росло желание понять причину этого явления.

Для этого я беседовал с членами всех религиозных общин; особенно я стремился к общению со священниками, хранителями святынь различных верований, лично заинтересованными в их длительном существовании. Благодаря религии, которую я исповедую, мне особенно близко было католическое духовенство, и я вскоре сдружился с некоторыми его представителями. С каждым из них я говорил о том, что меня удивляло, и делился своими сомнениями. Я обнаружил, что все эти люди, расходясь лишь в частностях, объясняли мирное влияние религии в своей стране прежде всего тем, что церковь полностью отделена от государства. Могу утверждать, не опасаясь ошибиться, что во время своего пребывания в Америке я не встретил ни одного человека, будь то священник или мирянин, который не разделял бы эту точку зрения.

Это заставило меня уделить большее внимание, чем я уделял прежде, тому месту, которое занимают американские священнослужители в политической жизни общества. Я с удивлением узнал, что они не занимают никаких государственных должностей⁴. Я не встречал ни одного священника, который занимал бы административный пост, и обнаружил, что они даже не избираются в представительные органы.

Во многих штатах политическая карьера им запрещена законом⁵, во всех остальных ей препятствует общественное мнение.

⁴ Не считая тех должностей, которые многие из них занимают в школах, поскольку большая часть образования осуществляется духовенством.

⁵ См. конституцию Нью-Йорка, ст. 7, § 4.

То же Северной Каролины, ст. 31.

То же Виргинии.

То же Южной Каролины, ст. 1, § 23.

То же Кентукки, ст. 2, § 26.

То же Теннесси, ст. 8, § 1.

То же Луизианы, ст. 2, § 22.

Статья конституции штата Нью-Йорк гласит: «Поскольку призванием священников является служение Богу и забота о наставлении души, их не следует отвлекать от выполнения этих важных обязанностей; в связи с этим ни один пастор или священник, к какой бы секте он ни принадлежал, не может быть назначен ни на какую государственную, общественную или военную должность».

Когда наконец я взялся за изучение умонастроения самого духовенства, я понял, что большинство его членов по своей воле держатся в стороне от власти и считают такую отстраненность делом своей профессиональной гордости.

Я слышал, как они предают анафеме властолюбие и недобросовестность, за какими бы политическими убеждениями они ни скрывались. Но из этих речей я узнал также, что Бог не судит человека за его убеждения, если они искренни, а заблуждения по поводу формы правления не более грешны, чем ошибки при строительстве дома или пахоте земли.

Я видел, как тщательно они отгораживаются от всех партий, как глубоко они заинтересованы в отсутствии всяких контактов с ними.

Эти факты окончательно убедили меня в том, что мне говорили правду. Тогда мне захотелось изучить причины этих явлений, и я задался вопросом, каким образом уменьшение видимой силы религии могло привести к увеличению ее реального могущества. И я пришел к выводу, что ответ на этот вопрос существует.

Никогда воображение человека не могло замкнуться в ограниченных рамках его шестидесятилетней жизни, никогда его душе не могло хватить несовершенных радостей этого мира. Среди всех живых существ только человек испытывает естественное отвращение к жизни и в то же время страстно хочет жить, он и презирает жизнь, и страшится небытия. Под влиянием этих различных чувств его душа стремится к созерцанию другого мира, и путь в этот мир ему указывает религия. Таким образом, религия представляет собой особую форму надежды, она так же присуща человеку, как и обычная надежда. И если люди и отдаляются от веры, то лишь в силу заблуждений ума и вследствие нравственного насилия над своей природой. Их склонность к религии непреодолима. Неверие — это исключение из правила, естественным состоянием человечества является вера

Если рассматривать религию только как одно из порождений человеческого духа, то можно сказать, что все религии черпают часть своей силы в самом человеке. И так будет всегда, таково свойство человеческой природы.

Я знаю, что бывают эпохи, когда к этому характерному для религии влиянию добавляется искусственное воздействие законов и материальная поддержка властей, управляющих обществом. В истории бывали времена, когда в результате тесной связи религии и правительства люди находились под гнетом страха и религии одновременно. Однако можно сказать, не опасаясь ошибиться, что религия, заключающая подобный союз, действует так же, как некоторые люди: она жертвует будущим ради настоящего и, хотя и приобретает несвойственную ей силу, теряет в то же время присущее ей могущество.

Когда господство религии опирается лишь на дорогое душе каждого человека стремление к бессмертию, ее влияние может быть всеобщим. Если же религия объединяется с правительством, то у нее неизбежно возникают учения, которые верны лишь для некоторых народов. Так, вступая в союз с политической властью, религия увеличивает свое влияние на некоторых, но теряет надежду господствовать над всеми.

До тех пор пока религия опирается на чувства, которые могут служить утешением в любой скорби, она способна привлечь к себе души людей. Если же она вмешивается в мучительную борьбу страстей нашего мира, ей иногда приходится защищать союзников, руководствуясь выгодой, а не любовью; она вынуждена рассматривать как врагов и отталкивать людей, зачастую еще приверженных ей, хотя и вступивших в борьбу с ее союзниками. Пользуясь материальной силой правителей, религия неизбежно начинает внушать такую же ненависть, как и сами эти правители.

Гарантией долговечности, казалось бы, глубоко укоренившихся политических сил являются лишь мировоззрения одного поколения, интересы одного века, часто — жизнь одного человека Какой-либо закон может изменить общественное устройство, представлявшееся абсолютно незыблемым и прочным, и вслед за этим может измениться все.

Любая власть, существующая в обществе, является в той или иной степени преходящей, как и наша жизнь на земле. Власти быстро сменяют одна другую, как различные заботы повседневной жизни. Никогда не существовало правительства, которое опиралось бы на постоянные склонности человеческого сердца или на вечные интересы.

До тех пор пока религия черпает свою силу в чувствах, инстинктах и страстях, которые возрождаются без изменений во все исторические эпохи, она может не страшиться времени или по крайней мере ее может победить только новая религия. Но когда религия стремится найти опору в интересах этого мира, она становится почти такой же уязвимой, как и все земные силы. Будучи одна, она может надеяться на бессмертие. Если же она

связана с недолговечной властью, она разделяет ее судьбу и зачастую гибнет вместе с преходящими страстями, на которые она опирается.

Итак, союз с политическими силами слишком обременителен для религии. Она не нуждается в их помощи, чтобы выжить, а служба им может привести ее к гибели.

Опасность, о которой я говорю, существует во все времена, но не всегда ее легко распознать.

В одни эпохи правительства кажутся вечными, в другие, напротив, создается впечатление, что жизнь общества менее долговечна, чем жизнь человека.

При одних конституциях граждане как бы пребывают в летаргическом сне, при других их охватывает лихорадочное возбуждение.

Когда правительства кажутся сильными, а законы — постоянными, люди почти не замечают, какую опасность представляет для религии союз с властью.

Когда правительства слабы, а законы — изменчивы, эту опасность замечают все, но в этих случаях ее часто уже невозможно избежать. Поэтому нужно уметь распознавать ее заранее.

По мере того как народы проникаются демократическими идеями и склоняются к республиканскому устройству общества, союз религии и власти становится все более опасным: ведь наступают времена, когда сила будет то в одних руках, то в других, политические теории станут сменять одна другую, люди, законы и даже конституции будут исчезать или меняться ежедневно. И все это будет происходить не в течение какого-либо периода, а постоянно. Волнения и нестабильность заложены в природе демократических республик, так же как оцепенение и спячка свойственны абсолютным монархиям.

Американцы меняют главу государства каждые четыре года, каждые два года они избирают новых законодателей и каждый год меняют местные власти. Политическая жизнь в Америке постоянно подвергается воздействию реформаторов. И если бы американцы не позаботились об отделении религии от политики, какое место она смогла бы занять среди постоянно меняющихся мнений людей? Во что борьба партий превратила бы то уважение, которое должно воздаваться религии? Что стало бы с ее бессмертием, если бы все вокруг нее гибло?

Американские священники первыми осознали эту истину и сообразуют с ней свое поведение. Они поняли, что для достижения политического влияния нужно отказаться от влияния религии, и они предпочли потерять поддержку власти, чем испытывать на себе свойственные ей превратности.

В Америке религия, возможно, не достигает того могущества, которое она имела в некоторые времена и у некоторых народов, но ее влияние более прочно. Она опирается лишь на свои собственные силы, которых ее никто не может лишить, она действует только в одной определенной области, но занимает ее всю и господствует в ней, не прилагая особенных усилий.

Я слышу голоса, которые раздаются по всей Европе: все оплакивают неверие и хотят знать, каким образом вернуть религии хотя бы часть ее былого могущества.

Мне думается, что сначала нужно внимательно изучить вопрос о том, каково в наши дни естественное состояние человека в области религии. Зная, на что мы можем надеяться и чего нам следует опасаться, мы бы ясно увидели ту цель, к которой должны стремиться.

Есть две угрозы существованию религии: это расколы и равнодушие.

В века горячей набожности людям случается отказываться от своей религии. Но они сбрасывают с себя иго одной религии только для того, чтобы подчиниться власти другой. Меняется объект поклонения, но само поклонение не исчезает. В таких случаях все сердца испытывают к прежней религии либо горячую любовь, либо непримиримую ненависть. Одни с гневом отворачиваются от нее, другие с новой силой привязываются к ней; возникают различные верования, но отнюдь не неверие.

Однако дело обстоит совсем иначе, когда религиозные верования незаметно подтачиваются учениями, которые я назову отрицающими. Говоря об ошибочности какой-либо религии, они не выдвигают никакую другую в качестве истинной. В этих случаях человеческий дух переживает глубочайшие изменения, которые не сопровождаются взрывами страстей и в которых человек не отдает себе отчета. Появляются люди, которые как бы в забывчивости оставляют то, что давало им самые дорогие надежды. Увлеченные неуловимым движением, они не находят в себе мужества бороться против него и, с сожале-

нием уступая ему, отходят от веры, которую любят, и встают на путь сомнений, которые ведут их к отчаянию.

В века, которые я описываю, веру оставляют не из ненависти, а из равнодушия, ее не отбрасывают, а забывают. Не считая религию истинной, неверующий по-прежнему находит ее полезной. Он рассматривает религиозные верования с точки зрения их воздействия на человека и признает, что они оказывают влияние на нравы и законы. Он понимает, что религия способствует согласию во взаимоотношениях людей, что она исподволь готовит человека к смерти. Все это заставляет его сожалеть об утерянной вере. Будучи лишен блага, ценность которого он хорошо осознает, он опасается отнять его у тех, кто им еще владеет.

Что же касается верующего, то он отнюдь не опасается открыто исповедовать свою веру. В тех, кто не разделяет его религиозных чувств, он видит скорее несчастных, нежели противников. Он знает, что ему не нужно следовать их примеру, чтобы завоевать кх уважение, и потому он ни с кем не воюет. Общество, в котором он живет, не представляется ему ареной, где религия постоянно должна вести борьбу против множества ожесточенных врагов, а своих современников он любит, хотя и осуждает их слабости и скорбит об их заблуждениях.

Поскольку те, кто не верит, не говорят об этом во всеуслышание, а те, кто верит, не скрывают этого, общественное мнение склоняется в пользу религии: ее любят, поддерживают и прославляют. Чтобы обнаружить, в какой степени вера поколеблена, нужно глубоко проникнуть в человеческие души.

В этих обстоятельствах множество людей, религиозные чувства которых никогда не остывают, не видят ничего такого, что могло бы увести их от общепринятых верований. Инстинктивное ощущение другой жизни ведет их без помех к алтарям, и их души пребывают под сенью религиозных заветов и утешений.

Почему же описанная картина неприложима к нашему обществу?

Среди нас есть люди, которые порвали с христианской религией, но не перешли ни в какую другую. Есть и другие, которые охвачены сомнением и уже делают вид, что они ни во что не верят. Кроме того, встречаются верующие, не смеющие открыто говорить о своей вере.

Среди этих равнодушных последователей и пылких противников есть, правда немного, глубоко религиозных людей, готовых ради своей веры преодолеть все препятствия и презреть все опасности. Эти люди сделали отчаянное усилие, чтобы победить человеческую слабость и возвыситься над общепринятыми мнениями. Однако это усилие увлекает их слишком далеко, они не умеют вовремя остановиться. Они видели, что на их родине свобода была использована людьми прежде всего для нападения на религию. Поэтому они страшатся своих современников и с ужасом отворачиваются от свободы, к которой те стремятся. Поскольку неверие представляется им чем-то новым, они испытывают ненависть ко всему новому. Все это значит, что они враждуют со своим веком и со своей страной и в каждом из существующих мировоззрений непременно видят опасность для веры.

Таким ли должно быть естественное отношение человека к религии в наши дни?

Итак, в нашем обществе существует некая дополнительная особая причина, которая мешает душе человека следовать своей склонности и побуждает ее выходить за пределы, в которых ей должно оставаться по своей природе.

Я глубоко убежден, что такой особой дополнительной причиной является тесный союз политики и религии.

Европейские атеисты рассматривают верующих скорее как политических врагов, нежели как религиозных противников. Религия ненавистна им в значительно большей степени как мировоззрение партии, нежели как неправедная вера. Священника они отвергают скорее не как представителя Бога, а как сторонника власти.

Христианство в Европе позволило втянуть себя в тесный союз с земными властителями. Сегодня, когда их власть рушится, христианство оказывается как бы погребенным под их обломками. Это живой организм, который оказался связанным с мертвецами, но стоит лишь разорвать путы, сдерживающие его, и он возродится.

Я не знаю, что следовало бы сделать для того, чтобы придать европейскому христианству новую силу. Это подвластно только Богу. Но люди могут по крайней мере позволить религии использовать все те силы, которые у нее еще сохранились.

Дата добавления: 2015-07-16