Страдания на Саратовской

Свое имя любая улица Самары получала не случайно, не с потолка, не по прихоти чиновников. Вот мы находимся на улице Саратовской. В городе целый ряд улиц получали названия соседних с Самарой городов. В этом оживала идея Единой и Неделимой России. Каждый горожанин понимал, что он не одинок, не замкнут в своем местечке, рядом другие города, где бьет ключом российская жизнь, процветание которой зависит от благополучия всех. Таким образом, через названия улиц воспитывалось уважение к огромной Державе, жить в которой выгодно, удобно, безопасно. Крестьяне могли ехать за лучшей долей, рабочие искали новые трудовые места, купцы беспошлинно везли свои товары, и все жили под одним российским Законом. Вот почему по указанию городской Думы в Самаре появилась улица Саратовская, соседка главной улицы Дворянской. Но это название стало не просто сочетанием букв, а оказалось судьбой. Что хранит народный фольклор о Саратове? Саратовские яблоки, саратовская гармонь, саратовские страдания, и с этим перекликается такая цитата из Грибоедова: "В деревню, в глушь, в Саратов". Как видим, Саратов ассоциировался с какой-то разухабистой народной культурой, со своим юмором. Все это вместе с названием оказалось перенесенным на нашу самарскую улицу. И действительно, другой такой нет, где бы парадоксально слились прошлое и настоящее, великое и низменное. На этой улице родилось немало самарских анекдотов, без которых и улицы не стало бы. А вообще старожилы утверждают, что если Саратовскую продолжить, то она обязательно соединится с Саратовом. А улица просто проходила параллельно Волге от берега Самарки и затихала, как бы растворялась в старинных святынях Иверского монастыря. Вот отсюда, с конца, мы начнем свое путешествие.

Первое здание, которое мы здесь видим, -это "сталинка", в которой проживают потомки бывших руководителей обкома партии. Как и положено, для коммунистов, этот дом поставлен на месте кладбища женского Иверского монастыря, прямо на костях, на могильных камнях наших предков. Как только начинаются там ремонтные земляные работы, так сразу история оживает. Так летом 1989 года на Божий свет (а Божий ли он?) на поверхность извлекли обломок надгробной плиты: "Иван... кавалер ордена Анны... французского Почетного легиона...офицер Креста Сербского, Бухарского ордена Золотой Звезды... медаль сербская "За храбрость" в войне с турками 1876-1877 годов, родился в Тульской губернии 3 августа 1857 года, скончался 25 октября 1894 года..." Всего в этих местах согласно метрическим книгам с 1858 года по 1917 захоронено свыше 700 человек.

Грустно все это, но Саратовская на то и Саратовская, что здесь рядом всегда можно найти и смешное. Сотрудник милиции рассказал нам следующее. Во время ночного обхода патрульные увидели в скверике мужика, который обнимал памятник Кириллу и Мефодию, большой такой камень круглый, чем-то похожий на штурвал или руль. К мужику подошли стражи порядка: "Это что тут делаешь?" Он как закричит пьяно: "Братцы, гаишники, дайте домой доехать, я все оплачу". А сам крутит руками у камня, ну, точно, как на грузовике едет. А вот другая история. Известный самарский поэт куплетист-импровизатор Саша Скоромыкин из цирка Шапито, что находился в Струковском саду, вверх по Александровской, прямо к обкомовскому дому, привел слона. Милиционер-охранник выскакивает: "Ты что делаешь, уводи его назад, вдруг все это первый секретарь обкома партии Орлов увидит". Скоромыкин отвечает: "А что, я баранки ел, вот он за мной и пошел, по дороге все у меня проглотил, а без баранок я его никуда не уведу". Хорошо, что на посту был второй сержант. Тот-то и сбегал за городскими булочками по 6 копеек на Николаевскую (Чапаевскую), рядом за углом в квартале. Булочками назад и заманили. Сам поэт это и сделал.

Но вернемся к более старым временам, когда Пушкинский скверик еще называли "Пушком" или "Косогором", это были владения пивного короля Альфреда Филипповича фон Вакано, где тот устроил спортивную площадку для членов яхт-клуба, а потом и для всех желающих вести здоровый образ жизни. Напротив, в самом конце Саратовской уютные и элегантные деревянные и каменные особнячки построили Мелков Степан Степанович, дом 201, Новокрещенов Петр Филиппович, дом 195, стоимостью 1300 рублей, Барышников Иван Николаевич, дом 191, стоимостью 2000 рублей, Кичаева Домна Яковлевна, дом 3000 рублей. Поплавский Юлий Иосифович, дом 187, стоимостью 3000 рублей. Последний дом исключительно интересен не только мастерской резьбой по дереву, но и своей историей. Здесь жил лидер самарских кадетов присяжный поверенный Хардин, который известен также своими идеологическими спорами с молодым адвокатом Ульяновым за шахматами. Самарский фольклор сохранил такой диалог:

- Володя, что-то наши купцы на вас, как адвоката, внимания не обращают, а ведь у них большие деньги.

- Ничего-с, батенька. Скоро я на них внимание обращу-с.

Хардин тогда не понял глубин пророчества. А в начале века воздух здесь был чистым, прозрачным, целебным, почти лесным, да и культурная жизнь, как говорится, выходила из берегов, ведь напротив располагался великолепный построенный архитектором Чичаговым в 1888 году в русском стиле Дворец живого искусства - самарский театр драмы. Жильцы Саратовской по вечерам видели толпы театралов, которые осаждали кассы. Подъезжали шикарные экипажи, автомобили, из которых выходили одетые, как лорды, кавалеры со своими осыпанными бриллиантами дамами. Тут же свои палатки разбивали местные ювелиры, которые могли выгравировать любую надпись на драгоценностях, ведь артистам в знак признательности цветов не дарили, а присылали золотые браслеты, кулоны с надписями, типа "Ваше искусство дает нам жизнь", "Ослепляйте нас дальше" и другие. А что до цветов, то ими просто усыпали сцену и даже дорогу перед своими кумирами на радость торговцев цветами. Иногда у театра возникали незабываемые сцены, когда огромная толпа поклонников несла на руках с пароходов или железнодорожного вокзала кого-нибудь из заезжих светил или даже целую столичную труппу со всеми её реквизитами и аксессуарами, а рядом бежали антрепренеры, коммивояжеры и досужие журналисты. Театр был тогда не просто театр, не просто зрелище, а пульс всей страны, носитель новизны и духовности.

А наискосок от Театральной площади кипели другие, менее духовные страсти. В мае 1907 года самарское губернское управление разрешило Ф. Оболенскому возвести деревянную постройку для игры в карты на углу Почтовой и Саратовской. Здесь кипели страсти, играли в бридж, покер, вист, раскладывали кинга. Иногда делались высокие ставки. Заезжие шулеры обчищали карманы местных завсегдатаев. Но это было уже делом полиции.

В советское время на этом историческом углу возвели уже другое здание, высокое, каменное. В нем также остался огромный интерес к картам, но уже к другим -военным, ведь здесь располагается штаб ПриВО, но так как он находится на Саратовской, то и здесь мы обнаруживаем курьез, связывающий прошлое и настоящее. Все знают знаменитые часы ПриВО, но у них сложная и запутанная история. Они из начала XIX века, и краеведы долгое время считали, что это как раз тот самый механизм с боем, что когда-то украшал Алексеевскую площадь, а потом Троицкую. Однако выяснилось, что эти часы привезены из Оренбургской крепости, и их перезвон там слушал аж сам А.С. Пушкин во время сбора материала о Пугачевском восстании при написании "Капитанской дочки".

При советской власти Театральную площадь переименовали в площадь Чапаева и поставили там групповую революционную композицию. Но ведь это Саратовская, а значит и здесь не обошлось без театра абсурда. Резиденцию последних губернаторов занял обком партии. В пресловутом 1937 году в Москву на Лубянку пришел донос от одного местного жителя, где говорилось, что скульптор Манизер на глазах у всего города осуществил антисоветскую акцию. Группа вооруженных людей, отлитая из металла, во главе со всадником и с шашкой наголо, застыла в налете прямо на обком партии. Иначе, как белогвардейской выходкой это оценить нельзя. Однако "компетентные" органы посчитали заявление клеветой и оскорблением красного командира Чапаева. А то, что он направляется на обком, так ведь там была канцелярия губернатора и сборище буржуев. Что стало с любителем выслуживаться, неизвестно. Только местные пацаны до сих пор пытаются демилитаризировать памятник: то отпиливая шашку, то вешая на нее белый флаг.

Не меньше интересных советских историй хранит сталинская постройка напротив театра с табличкой, что здесь жил Георгий Димитров. Тут поселились не только Георгий Димитров, но и другие коммунистические интернационалисты. Встречаясь с ними, Георгий Димитров, приехавший чуть ранее и освоившись с местными коммунистическими традициями, любил говорить русские поговорки. Тем, кто вырвался из фашистского плена, он глубокомысленно цитировал такую старинную поговорку: "Из огня - да в полымя". Старожилы рассказывают, что он прятался во время чекистских обысков в шкафу у пламенной испанской революционерки Долорес Ибаррури.

Но хватит о советских временах, ведь совсем рядом по четной стороне соседями новостроя были особняки Новокрещенова Ивана Георгиевича, дом №146 в 6000 рублей, Маликова Семена Михайловича -дома, № 140 стоимостью 3500 рублей, и дом №142 стоимостью в 4500 рублей, Аржанова Петра Семеновича, дом 132 стоимостью 5 тысяч рублей, Эрн Эриха Густавовича, дом 128, 130 и других.

На углу Алексеевской и Саратовской находилась мужская гимназия имени Романовых. А напротив по нечетной стороне, на Саратовской, 175 жил Петр Петрович Крылов, заведовавший бактериологической лабораторией в Губернской земской больнице. Он известен как депутат I Государственной Думы, которому широкие слои самарской общественности доверили защищать свои интересы. За улицей Алексеевской по адресу 169 располагался особняк в стиле модерн, построенный архитектором Зеленко для Александра Георгиевича Курлина, некоторое время занимавшего пост председателя Биржевого комитета. Но Саратовская хранит об этом доме исторический анекдот, связанный с Комучем. На встречу к комучевцам приехал оренбургский атаман Александр Ильич Дутов со своей свитой. В курлинском доме находился штаб Комуча и там прошли переговоры с казаками. За встречу выпили, и именитые казаки вышли проветриться на улицу и вдруг увидели над зданием красные флаги. Атаман закричал: "Измена", и выхватил шашку. Его охрана взялась за револьверы. Смяли часовых комучевцев. Потом разобрались, что у Комуча, действительно, эсеровские красные флаги, только с надписью "Вся власть Учредительному собранию".

А вот рядом с домом Курлина находится местечко, которое познало весь политический калейдоскоп столкновений общественных страстей того времени. Поляки появились в Самаре давно. Кто-то пришел из тех дворян, которых привел Лжедмитрий I. В дальнейшем посланцы Речи Посполитой помогали здесь укреплять государственность, пусть и Российскую, но не без руководства польского панства, свирепого и кровавого. Это относится к XVII веку. А вот в XIX веке поляки шли в Самару иные, униженные и покоренные после последнего раздела когда-то великой державы. И отношение к ним стало другим. Из хозяев жизни они превратились в париев, несчастных людей, преследуемых православной церковью и полицией. Вооруженные восстания в Польше способствовали этому униженному состоянию. Но годы шли. Россия менялась. Только после 26 лет политической борьбы, начиная от отмены крепостного права, самарские поляки получили долгожданную политическую свободу. 26 мая 1887 года Министерство внутренних дел разрешило польским католикам открыть свой молельный дом на углу Алексеевской и Саратовской. К 1902 году польская диаспора составляла уже около 70 тысяч человек. Католики добились права на строительство каменного костела по соседству со своим молельным домом. Проект разработал архитектор Ф.О.Богданович. Газета "Голос Самары" 25 января 1906 года писала: "В построенном на Саратовской улице костеле в настоящее время устилается плитками пол и доканчивается внутреннее устройство. Великолепный орган, выписанный из Австрии и обошедшийся около 5000 рублей, уже установлен. В начале февраля костел будет окончен и 12 февраля предполагается его освящение".

Польский католический храм стал украшением Самары, шедевром готической архитектуры, столь редкой для России. Но напомним, что католический храм построили на Саратовской, а этой улочке свойственны парадоксы. Так оно и случилось. 7 октября 1917 года в город ворвалась железная дивизия Гая, поддерживаемая с реки Волжской флотилией. Пьяные солдатики и матросики ввалились в католический храм и стали бацать на знаменитом органе, который умирал по Баху и Генделю, цыпленок жареный, а потом разбили его, сломали, трубы раскидали по Саратовской и Алексеевской. Музыка закончилась. Дети этих сумасбродных комиссаров пустили по Саратовской трамвай, под грохот которого уже невозможно установить настоящий орган в костеле.

Чуть далее, за этим любопытным местечком находится дом господ Бостром, где жил юный Алеша Толстой. Ужасный царский режим дал ему обычное для всех самарцев право учиться в реальном училище на Казанской, куда он весело бегал получать дармовые знания. Позже эти знания ему очень пригодились, ведь он быстро соображал, как компас, кто сильнее и куда следует перестраиваться. Так он сначала разоблачал красных, потом опустившуюся эмиграцию, а затем триумфально вернулся в советскую Россию на правах "красного графа". Очевидцы вспоминают, что это досталось ему с большим трудом, путем уничтожения собственной печени. Сам товарищ Сталин говорил в сторону нагрузившегося Алеши: "Вот он "красный граф", товарищ Берия, вы уж его не трогайте". А последний с успокоением закрывал хитрые глазенки тяжелыми опухшими от пьянки веками. Он не зря прожил много лет на Саратовской, граф Алексей Толстой. На противоположной стороне улицы находился штаб Восточного фронта Красной Армии по борьбе с Колчаком. До сих пор там находится давно закрывшийся музей М.В.Фрунзе. Побывал Фрунзе на Саратовской, и его судьба оказалась предрешена. Молодого здорового по указанию ЦК заставили лечь на операцию с фатальным исходом. Одним словом, саратовские страдания.

Далее Саратовская все глубже уходит в свою историю. Вот на Москательной цирк "Олимп". А потом по нечетной стороне дом господина Самойлова Николая Алексеевича, №139. Этот дворянин отличился безудержным стремлением к свободе слова. Он даже стал издавать журнал "Горчишник", а потом "Хулиган", да так, чтобы как открыли его печатный орган, так и задохнулись от перца с горчицей. Самарские старожилы вспоминают, что он очень гордился своим изданием. Выпивши, не боялся прогуляться в любых курмышах и в случае появления хулиганов махал журналом: вот мол, я свой. Говорят, он так пришел ночью в Запанской со своей печатной индульгенцией. Тут его горчица и окружила. А он: "Мол, я для вас пишу, я ваш, горчишник издаю". А пахан горчицы и говорит ему, наступив на лаковый ботинок грязным сапогом: "Вот посмотрим, какой ты наш изнутри, топчи его". Кстати, господин Самойлов предлагал саму Саратовскую переименовать в улицу Сапожную, так как на ней находится театр "Олимп", и туда ходит простой народ. Но Саратовскую можно было назвать Сапожной за счет множества мастерских, находившихся на ней, и сапожных, и кожевенных. Мастерскую по обивке мебели здесь держал К.Е. Рауш в доме Петрова. Парикмахерскую имел господин Никитин, театральный мастер, в доме Мылицына, что напротив епархиального училища, (дом №98, 100, 102), за Единоверческой церковью, (дом 104). Своей аптекой владел господин Тейтель на четной стороне угол Заводской, в доме Летягина. Напротив имели свою гостиницу со многообещающим названием "Биржа" господа Вощакины. А рядом с Летягиным Иваном Петровичем находилась народная баня Дмитрия Ермилови-ча Челышева (дома 66, 68). Она связана почти что со Всероссийским и даже международным скандалом. Михаил Дмит
риевич Челышев, депутат Государственной Думы, стоял во главе утверждения сухого закона в России. И вдруг оказалось, что в бане его отца господа гуляют с проститутками в окружении моря алкоголя. В советское время баню сломали, и свой офис построил банк СВКБ, но ведь это Саратовская. И вот вам парадокс. На месте бывшей бани вкладчики банка покрывались потом, краснели и парились не хуже чем в челышевской бане, узнав, что СВКБ банкрот, и, как говорится, плакали их денежки. Вот уж бы проститутка Дедова из челышевских номеров посмеялась, у нас мол за рубчик сажали, а здесь за "арбузы" украденные лишь по службе повышают. Хохмочка, да и только.

А далее за Заводской особняки Жуковых (дома 60-62), Юрина (дом 58), Питеркина (дом 47), Племянниковой (дом37), и опять же империя Челышевых (дома 43, 45, 52, 54). Кстати, в доме 54 стоимостью в 20 тысяч на начало века располагалось Товарищество Григорьевского сахарного завода из г. Харькова, в квартире №10 проживал Александр Григорьевич Елшин, присяжный поверенный, секретарь кадетской партии и известный масон, а также присяжный поверенный Константин Филиппович Белоцерковский. Не его ли потомок в советское время работал на радио "Свобода"? Кстати, потомок Племянниковых стал знаменитым французским кинорежиссером, мужем Бриджит Бардо. А далее улица Саратовская все ближе и ближе приходит к своему истоку, как река, сужаясь и уменьшаясь. Все дешевле домики, все проще архитектура. И вот уже в самом ее начале мы читаем по реестру: дом 1 -Сторожевой полицейский дом, дома 5 и 7 принадлежали Юдиной Марии Григорьевне стоимость каждого по 150 рублей, дом 2 числится за Поярковой Екатериной Ивановной, стоимостью в 2000 рублей, дом №4 принадлежал Решетниковым, стоимостью в 1600 рублей...

Дата добавления: 2015-07-16