Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

стереотипов и мифов над фактами

Читайте также:
  1. Вывод о подкрепленности теории экспериментальными фактами
  2. Глава 1. Формирование навыков внимания и преодоления стереотипов
  3. Глава 5. ФОРМИРОВАНИЕ НАВЫКОВ ВНИМАНИЯ И ПРЕОДОЛЕНИЯ СТЕРЕОТИПОВ
  4. Изменение стереотипов сознания.
  5. Использование к месту и не к месту стандартных женских и феминистских мифов и штампов. Щедро поливай собеседника бабским бредом и словесным поносом
  6. Методы изучения этнических стереотипов
  7. Мифы к группе национально-религиозных мифов сверхнародов.

К вопросу о преобладании

Картина монгольского нашествия на Русь довольно подробно представлена в древнерусских летописях и ряде восточных исторических сочинений – таких, например, как «Сборник летописей» Рашид ад-Дина и китайская династическая история «Юань ши». Конечно, в некоторых случаях в различных источниках имеются определенные расхождения, но для целостной картины монгольского нашествия на Русь они принципиального значения не имеют (Почекаев 2006, с. 113-115).

Между тем, ряд иностранных сочинений – как западноевропейского, так и восточного происхождения – содержит информацию, которой нет ни в русских летописях, ни в упомянутых восточных сочинениях. Подобный анализ в отношении единичного примера был проделан еще в 1978 г. А.Д. Горским, рассмотревшим уникальное сообщение об обороне Москвы в 1238 г., содержащееся в так называемой «выписке» И.-В. Паузе, сделанной в первой трети XVIII в. предположительно из недошедшей до нас русской летописи. Исследователь постарался обосновать реалистичность и вероятный характер этой «выписки», проведя аналогии с другими летописными сообщениями (Горский 1978, с. 177-183). Однако мы полагаем, что отличия информации иностранных источников от «традиционной версии» объясняются тем, что авторы сообщений являлись выходцами из стран и регионов, не имевших непосредственного отношения к описываемым ими событиям. В результате подобные сообщения представляют собой отражение определенных стереотипов, которые и повлияли на степень объективности их сведений о нашествии монголов на Русь. Чтобы выявить эти стереотипы, считаем целесообразным проанализировать не отдельный пример такого уникального известия, а определенное их количество.

В качестве примеров рассмотрим несколько известных исторических источников, содержащих, в том числе, и сведения о нашествии монголов на Русь. Поскольку эти источники, являясь свидетельствами не участников событий, а представителей «незаинтересованной стороны», могут привлекать интерес исследователей данной тематики, представляется важным обратить внимание на те их сведения, которые не могут считаться истинными, так как противоречат сведениям более информированных авторов.

Нами были выбраны следующие сочинения:

а) европейских авторов: «Книга о тартарах Иоанна де Плано Карпини» (1247 г.), «История архиепископов Салоны и Сплита» Фомы Сплитского (завершена ок. 1266 г.), «Трактат о двух Сарматиях» Матвея Меховского (1517 г.), «Записки о московитских делах» Сигизмунда Герберштейна (1549 г.),

 

 

«Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии» Якова Рейтенфельса (1676 г.);

б) восточных авторов: «Чингиз-наме» Утемиша-хаджи (1540-1550-е гг.), «Родословное древо тюрков» Абу-л-Гази Бахадур-хана (завершено в 1664 г.).

На наш взгляд, столь широкий охват в хронологическом и географическом отношении дает возможность выявить различные причины появления «нетрадиционных взглядов» относительно монгольских походов на Русь.

Первое из проанализированных нами сочинений, наиболее раннее в хронологическом отношении, хорошо известное современным исследователям – «История тартар» (Liber Tartarorum), составленное Иоанном де Плано Карпини, епископом Антиварийским (ок. 1180-1252). Данное сочинение представляет собой отчет о поездке его в качестве папского посланника к монгольскому хану в 1245-1247 гг. и содержит весьма интересные сведения, ценность которых тем более велика, что они являются не результатом личных наблюдений автора, а отражением официальной информации, переданной ему представителями монгольских властей (Христианский мир 2002, с. 20). Нас привлекло сообщение брата Иоанна о взятии монголами Киева: «Они пошли против Руссии, разрушили города и крепости и убили людей, осадили Киев, который был столицей Руссии, и после долгой осады они взяли его и убили жителей города» (Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 51).

И если сообщение о долгой осаде в полной мере подкрепляется данными других источников, то столичный статус Киева в период монгольского нашествия вызывает сомнения. Как известно, город фактически утратил роль столицы Руси уже после взятия его Андреем Боголюбским в 1169 г.: с этого времени киевский князь считался не старшим на Руси, а лишь одним из равных князей (Карамзин 1991, с. 192). Более того, многие князья даже вступали на киевский стол по воле других, действительно могущественных, русских государей – таких, как Роман Великий, Всеволод Большое Гнездо (Лаврентьевская летопись 1926-1928, л. 141 об., 245 об.). Попытки ряда современных украинских исследователей, в частности Г. Ю. Ивакина, доказать, что Киев и к моменту монгольского нашествия оставался великокняжеским столом, не выглядят убедительными: сам же исследователь указывает на «княжескую чехарду» в Киеве в первой половине XIII в. и зависимость его правителей от других князей (Iвакiн 1996, с. 46). Да и само понятие «великий князь» применительно к этим правителям представляется некорректным, поскольку, как установлено новейшими исследованиями, термин «великий князь» стал титулом лишь после монгольского нашествия, а прежде считался лишь почетным определением. При этом «великим» мог быть князь, правивший не только в Киеве и наоборот – правление в Киеве не обязательно делало князя «великим» (Филюшкин 2006, с. 30).

По всей видимости, брат Иоанн, как и в отношении сведений о Монгольской империи, использовал в своем сообщении сведения русских информаторов, говоривших о Киеве как «матери городов русских», каковой стереотип сохранился со времен до-монгольской Руси. И брат Иоанн зафиксировал это в своем отчете, хотя сам проезжал через Киев и мог в полной мере убедиться, что этот город уже довольно не являлся столицей Руси. Весьма характерно другое сообщение самого же Иоанна де Плано Карпини: «Отсюда, по споспешествующей милости Божией и избавившись от врагов Креста Христова, мы прибыли в Киев, который служит столицею Руссии; прибыв туда, мы имели совещание о нашем путешествии с тысячником и другими знатными лицами, бывшими там же» (Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 69). Как видим, в «столице» не было даже князя: город управлялся тысячником и «знатными лицами»! Тем не менее, стереотип, сформировавшийся задолго до написания «Книги о тартарах», оказался весьма силен, что и нашло отражение в сочинении францисканца.

Следующий из рассмотренных нами источников – «История архиепископов Салоны и Сплита» (Historia Salonitanorum Pontificum atque Spalantensium), созданная архидиаконом Фомой Сплитским (ок. 1200-1268). Этот автор также зафиксировал ряд сообщений о нашествии монголов на Русь. Достоверность его сведений, казалось бы, не должна подвергаться сомнению, поскольку он получил сведения о монгольском нашествии на Русь непосредственно от самих русских – возможно, от перебежчиков-«рутенов» из монгольского лагеря, о которых он упоминает в «Истории» (Фома Сплитский 1997, с. 107; Назаренко 1978). Нас интересует, в частности, следующее из них: «Сначала они окружили и осадили один очень большой город христиан по имени Суздаль и после долгой осады не столько силой, сколько коварством взяли его и разрушили, а самого короля по имени Георгий они предали смерти вместе с огромным множеством его народа» (Фома Сплитский 1997, с. 104). Естественно, в первую очередь, привлекает внимание название «очень большого города христиан» – Суздаль. На наш взгляд, автор «Истории» смешал два города – столицу Северо-Восточной Руси Владимир и собственно Суздаль, являвшийся сравнительно небольшим городом.

 

 

Владимир был взят монгольскими войсками после осады, которая длилась, согласно Лаврентьевской летописи, пять дней (Лаврентьевская летопись 1926-1928, л. 160-161), а по сведениям Рашид ад-Дина – восемь дней (Рашид ад-Дин 1960, с. 39). Несмотря на расхождение сведений о длительности осады, сам ее факт представляется вполне достоверным, поскольку подтверждается независимыми друг от друга источниками. Что же касается Суздаля, то его, по сообщению той же Лаврентьевской летописи, монголы захватили и сожгли за один день, даже не снимая осады Владимира (Лаврентьевская летопись 1926-1928, л. 160 об.). Соответственно, ни о какой осаде его и речи не идет.

Кроме того, информацию Фомы Сплитского об убийстве князя Юрия можно понять так, что князь погиб тогда же, при взятии упомянутого «очень большого города». Между тем, как следует и из русских летописей, и из «Сборника летописей» Рашид ад-Дина, он погиб несколько позже – и вообще, вне городских стен. Так, согласно Лаврентьевской летописи, он был убит во время битвы на реке Сить в начале марта 1238 г. (Лаврентьевская летопись 1926-1928, л. 161-162 об.). У Рашид ад-Дина же содержится довольно лаконичное сообщение: «Эмир этой области Ванке Юрку бежал и ушел в лес; его также поймали и убили» (Рашид ад-Дин 1960, с. 39). Итак, снова два независимых друг от друга источника содержат версию, которой противоречит сообщение Фомы Сплитского. В чем же причина ошибок венгерского хрониста?

Хотя, как отмечалось выше, хотя Фома Сплитский и имел возможность получить сведения о монгольском нашествии на Русь от непосредственных участников событий – «рутенов», при анализе его сведений необходимо учитывать два момента. Во-первых, «рутенами», скорее всего, были жители Юго-Западной Руси, которые знали о событиях в Северо-Восточной Руси по слухам, следовательно, их информация могла не полностью соответствовать истинной картине событий. Эта мысль подтверждается и сообщением южнорусской Ипатьевской летописи о гибели Юрия Всеволодовича, наиболее близким по содержанию к «Истории» Фомы Сплитского: «Юрьи же князь оставивъ снъ свои во Володимер и княгиню зииде изъ града и совокоупляющоу емоу около себе вои и не имеющоу сторожии изъеханъ бы безаконьнымъ Боурондаема всь городъ изогна и самого князя Юрьа оубиша» (Ипатьевская летопись 1843, с. 176). Южнорусский летописец, как видим, хотя и сообщает о гибели великого князя вне города, но по времени соотносит его смерть с осадой его столицы. Таким образом, не только венгерский хронист, но и южнорусский летописец опирался на доходившие до него слухи, что и обусловило расхождение его сведений с другими источниками, которые могут быть признаны более достоверными.

Кроме того, следует отметить, что великий князь Юрий Всеволодович, погибший во время монгольского нашествия, являлся также и владетелем Суздаля. По крайней мере, согласно Лаврентьевской летописи, в 1217 г. Юрий получил Суздаль в удел от своего старшего брата Константина (Лаврентьевская летопись 1926-1928, л. 150 об.), а следующий суздальский князь – его же младший брат Святослав Всеволодович, упоминается в качестве такового лишь под 1238 г., когда и Юрий, и все его потомство были уничтожены монголами (Экземплярский 1889, с. 23). Можно предположить, что южнорусские информаторы венгерского хрониста не видели разницы между стольным городом Северо-Восточной Руси и личным уделом великого князя. Стереотипом в данном случае выступает ассоциирование города, которым непосредственно владеет верховный правитель, со столицей всего государства. Можно отметить, что подобные примеры – не столь редки в мировой истории. Так, например, правители узбекского государства Шайбанидов в источниках называются бухарскими ханами, хотя формально их столицей являлся Самарканд, а Бухара была личным уделом наиболее влиятельных представителей династии; аналогичная ситуация была и с Хивинским ханством, формальной столицей которого был Ургенч, а Хива принадлежала ханам на правах наследственного владения.

Наконец, Фома Сплитский общался с русскими участниками событий, связанных с монгольским нашествием, по-видимому, вскоре после этих событий (1241-1242 гг.), а его сведения о монголах (главы 36-39 «Истории») были написаны, вероятно, в 1248 г. – после того как архиепископом Бара был назначен Иоанн де Плано Карпини, информация которого и легла в основу «монгольского раздела» сочинения Фомы (Юрасов 1990, с. 152). Вполне возможно, что за несколько лет полученная им информация могла и еще несколько исказиться в сознании автора.

Следующее из анализируемых нами сообщений принадлежит уже гораздо более позднему времени: «Трактат о двух Сарматиях» польского автора Матвея Меховского (1457-1523) вышел в свет в 1517 г. Сообщение следующее: «В год господень тысяча двести сорок первый татары пришли в Руссию и до основания разрушили обширнейший город Киев, великолепную столицу русских» (Матвей Меховский 1936, с. 50). Как видим, автор начала XVI в. следует тому же стереотипу, что и

 

 

францисканец середины XIII в. – Иоанн де Плано Карпини. В данном случае речь идет не столько о следовании стереотипу, сколько о некритичном отношении к источнику: Матвей Меховский активно использовал сведения брата Иоанна, заимствовав их через Speculum Historiale («Историческое зерцало») французского историка Винцента из Бове. На последнего ссылается сам автор «Трактата», хотя и отзывается об этом источнике критически (Матвей Меховский 1936, с. 58). Тем не менее, сообщение францисканца он принял с доверием и в результате сам пал жертвой стереотипа по поводу статуса Киева как «столицы русских», хотя к его времени Киев представлял собой лишь один из удельных центров Польско-Литовского государства – хотя и обладавшим определенными льготами и привилегиями (Ващук 2004).

«Записки о московитских делах» Сигизмунда Герберштейна (1486-1566) появились в 1549 г. в результате двух его дипломатических поездок в Москву в 1517 и 1526 гг. Интересующее нас сообщение выглядит следующим образом: «Татарский царь Батый (Bathi)… в следующем 6745 году повторив победу, он дошел до самой Москвы и после непродолжительной осады взял, наконец, царствующий град, сдавшийся (ему); при этом он не исполнил своего обещания и перебил всех, затем пошел далее и выжег соседние области: Владимир, Переяславль, Ростов, Суздаль и очень много крепостей и городов, а жителей перебил или увел в рабство; разбил и убил великого князя Георгия, вышедшего ему навстречу с военным отрядом; Батый увел с собой в плен Василия Константиновича и убил его. Все это, как я сказал выше, случилось в 6745 году от сотворения мира» (Греберштейн 1988, с. 165).

В данном случае мы имеем дело с новым стереотипом – противоположным тому, которому следовали Иоанн де Плано Карпини и Матвей Меховский: Герберштейн, посетивший Москву как столицу Русского государства в начале XVI в., посчитал, что она была столицей и в середине XIII столетия. Как известно, к моменту ее взятия и сожжения войсками Бату в январе 1238 г. Москва была всего лишь небольшой пограничной крепостью Владимиро-Суздальской Руси и не имела даже своего князя: Владимир, сын великого князя Юрия Всеволодовича Владимир в источниках московским князем не назван, да и сведений о том, что он или какой-то другой князь управлял Москвой до монгольского нашествия, не имеется (Кучкин 1996, с. 10-11). Тем не менее, образ Москвы как столицы Руси настолько закрепился в сознании представителей западноевропейского общества к середине XVI в., что Герберштейн мог с полной уверенностью именовать Москву «царствующим градом», даже повествуя о событиях трехвековой давности – подобное явление в историографии Л. Н. Гумилев определяет как «аберрацию близости» (Гумилев 1989, с. 496).

Любопытно, что подобная характеристика Москвы присутствует и в «Чингиз-наме» – сочинении хивинского историка Утемиша-хаджи (первая пол. XVI в.), которое было создано примерно в одно время с «Записками» С. Герберштейна. Правда, в отличие от австрийского автора, Утемиш-хаджи сопровождает свое сообщение многочисленными подробностями: «Саин-хан, прибыв на берег реки Идил, снарядил войско и пошел походом на Маскав, город вилайета Урус… В том походе [Саин-хан] дал Шайбан-хану тридцать тысяч человек и отправил в передовой отряд, [а] сам двигался следом за ним. [Шайбан-хан] шел впереди на расстоянии трехдневного пути. Московский государь получил известие [о движении врага. Он] вышел навстречу со ста пятьюдесятью тысячами человек. Они получили известие о том, что московский государь идет навстречу. Шайбан-хан решил двинуться на него форсированным маршем. Сколько ни отговаривали [его] беки, [он] не согласился. Двинувшись вперед форсированным маршем с расстояния, удаленного [от основных сил] на три дня пути, [он] ворвался в расположение его [русского государя] войска, пребывавшего в неведении. Русский государь не смог разгромить [Шайбан-хана, и тот] схватил его [русского вилайета] государя. Убили из его войска тех, кому суждено было быть убитыми, [а] остальных взяли в полон. Столько досталось [им] имущества и снаряжения, кольчуг [и] панцирей, что не было тому ни числа, ни счета… Через два дня прибыл [Саин-]хан, увидел эту победу. Принесли всю эту добычу [и] преподнесли [ее Саин-хану]… Наутро [они] двинулись в путь [и затем] пришли в вилайет Маскав. Там они находились несколько месяцев, устроили дела вилайета, взыскали мал [и] харадж, поставили даруга [и] хакимов и с победой и одолением вернулись в свой вилайет» (Уиемиш-хаджи 1992, с. 93-94).

Прежде всего, следует отметить, что сочинение Утемиша-хаджи представляет собой оригинальное историографическое явление, поскольку было создано на основе распространенного в центрально-азиатской историографии метода «ривайат» (Султанов 2005, с. 151-152), состоящего в пересказе по памяти усвоенных книжных сведений, а в еще большей степени – легенд и преданий. В.П. Юдин весьма удачно охарактеризовал такой подход как «степную устную историологию» (Юдин 1992, с. 25). И если Сигизмунд Герберштейн лично побывал в Москве и, вероятно, находясь

 

 

под впечатлением увиденного, «продлил» ее столичный статус, то Утемиш-хаджи опирался исключительно на устные сообщения знатоков степных преданий, о чем он сам сообщает в предисловии к своей книге (Утемиш-хаджи 1992, с. 91), и, вероятно, купцов. В отличие от Западной Европы, Хивинское ханство в эпоху Утемиша-хаджи только-только начало устанавливать отношения с таинственным Московским государством (История России 2002, с. 194), и потому вполне объяснимо смешение давних реальных событий (нашествие монголов на Русь и разорение Москвы) и нового стереотипа о Москве как столице обширного государства (в реальности ставшей таковой только на рубеже XV-XVI вв.), способного выставить 150 000 воинов! Обращает на себя внимание также упоминание об установлении налогов («мал и харадж») и назначении наместников («даруга и хакимов») именно в «вилайете Маскав». Таким образом, нет сомнений, что Утемиш-хаджи не просто говорит о столичном городе Руси, возможно, применяя к нему единственное известное ему русское название, а именно о Московском государстве, которого в описываемый им период (первая пол. XIII в.) еще не существовало. Таким образом, при исследовании сообщения Утемиша-хаджи мы сталкиваемся с формированием историком «собственной» исторической реальности, в результате чего имеющиеся сведения о современном ему Московском государстве переносятся на события трехвековой давности!

Автор следующего сообщения, привлекшего наше внимание – также хивинский историк, но уже середины XVII в., хан Абу-л-Гази (1603-1664, правил в 1643-1663), автор «Родословного древа тюрков», которое было закончено вскоре после его смерти, в 1664 г. Махмудом б. Мухаммад Заманом Ургенчи по приказанию Ануша-Мухаммад-хана, сына и преемника Абу-л-Гази (Собрание 1998, с. 154). Любопытно, что при описании событий XIII в. хан-историк опирался преимущественно на сведения персидского историка Фадлаллаха Рашид ад-Дина (1247-1318), однако сведения Абу-л-Гази о взятии Москвы, несомненно, базируются на сообщении Утемиш-хаджи или же на преданиях, которые использовал и последний. Так, Рашид ад-Дин лишь весьма лаконично сообщает, что войска монголов «в пять дней взяли также город Макар и убили князя [этого] города по имени Улайтимур» (Рашид ад-Дин 1960, с. 39), что вполне соответствует и данным русских летописей. Абу-л-Гази же пишет следующее: «В этом походе Саин-хан завоевал один за другим русские города и дошел до Москвы. Там соединились между собою государи Корелы, немцев и Руси; оцепив свой стан и окопавшись рвом, они отбивались в продолжение почти трех месяцев. Напоследок Шибан-хан сказал своему брату Саин-хану: “Дай мне тысяч шесть человек в прибавок к воинам, которые при мне; ночью я скроюсь в засаду в тылу неприятеля; на следующий день, вместе с рассветом вы нападите на него спереди, а я сделаю нападение на него с тыла”. На следующий дань так они и сделали. Когда разгорелся бой, Шибан-хан, поднявшись из засады, устремился с конницей к валу и, спешась, перешел через вал. Внутри вала стан оцеплен был со всех сторон телегами, связанными железными цепями: цепи перерубили, телеги изломали, и все, действуя копьями и саблями, пешие, напали на неприятеля: Саин-хан спереди, Шибан-хан с тыла. В этом месте избили они семьдесят тысяч человек. Все эти области сделались подвластными Саин-хану» (Абуль-Гази-Бахадур-хан 1996, с. 103-104).

Можно предположить, что ошибка хана-историка также связана с недостаточностью имеющихся у него сведений по истории и географии Руси, и он, следовательно, упомянул единственный русский город, о котором мог слышать от купцов и путешественников. Однако это выглядит довольно странным, поскольку в середине XVII в. между Московским государством и Хивинским ханством существовали оживленные дипломатические и торговые отношения. Более того, один из братьев Абу-л-Гази, «юргенский царевич Авган» (так он именуется в русских источниках) сам в 1622 г. приехал в Москву, прося у царя убежища от собственных братьев, свергнувших и ослепивших своего отца Араб-Мухаммад-хана (Броневский 1996, с. 96-97). Следовательно, Абу-л-Гази вполне мог располагать большими сведениями о Московском государстве и его прошлом, нежели Утемиш-хаджи. В связи с этим возникает предположение о том, что сконструированная им историческая реальность могла быть не следствием ошибки, а намеренным следованием созданному ранее стереотипу, преследовавшим определенные цели. Дело в том, что в правление Абу-л-Гази отношения между Россией и Хивой резко обострились по вине хивинского хана и его чиновников, которые нередко грабили русских купцов и даже дипломатов. Так, в 1646 г. подданные Абу-л-Гази ограбили купцов из России на сумму более 10 000 руб., а сам хан не только не возместил им убыток, но еще и бросил русских в тюрьму, намереваясь продать в рабство (История России 2002, с. 199-200). Позволим себе предположить, что хан в своем сочинении старался показать, что истоки вражды и соперничества Хивинского ханства и Московского государства берут начало еще в XIII в. Причем предки хана уже и тогда одерживали победы над русскими: не случайно основная роль во взятии

 

 

Москвы отводится Шибану – прямому предку Абу-л-Гази. По-видимому, на этот раз мы имеем дело не столько со стереотипом, сколько с политическим мифотворчеством.

Наконец, последнее сочинение из ряда содержащих отличные от «традиционных» сведения о монгольском нашествии на Русь относится к последней четверти XVII в. и принадлежит Якову Рейтенфельсу. Этот уроженец Курляндии посетил Москву в 1671-1673 гг., а затем оказался при дворе Козимо III, великого герцога Тосканского, которому и посвятил свой труд, вышедший в 1676 г. Я. Рейтенфельс сам называет свои источники, среди которых значатся, в частности, Матвей Меховский и Сигизмунд Герберштейн. Не удивительно, что его сообщение о нашествии монголов на Русь во многом перекликается со сведениями последнего: «В 1235 году был взят город Москва, где по убиении тамошнего князя Георгия вскоре был выбран Александр. Этих двух князей, как я заметил, впервые стали называть в историях князьями как города Москвы, так и Московского княжества. Владимира же в плену у могора, т. е. великого хана, видели доминиканские монахи, посланные от римского папы Иннокентия IV» (Рейтенфельс 1997, с. 271).

Фактически Рейтенфельс допускает ту же ошибку, что и Герберштейн, на сведения которого он опирался: он переносит представление о современной ему Москве на ситуацию первой половины XIII в., считая город столицей Руси того времени. Соответственно, он называет великих князей Георгия (Юрия Всеволодовича) и Александра (Невского) «тамошними князьями». Кроме того, он пропускает ряд русских великих князей, называя лишь известные ему имена Юрия (убит 1238) и Александра (пришел к власти в 1252), которые, вероятно, были широко известны на Западе – в отличие от не упомянутых Рейтенфельсом Ярослава и Святослава Всеволодовичей, Михаила и Андрея Ярославичей. Любопытно также отметить сообщение курляндского автора о том, что незадачливого княжича Владимира, сына Юрия Всеволодовича, видели в плену у монголов еще посланцы Иннокентия IV, первые из которых были отправлены к монголам лишь в 1245 г. Ни в русских летописях, ни в восточных источниках Владимир Юрьевич после 1238 г. не упоминается.

Итак, вышесказанное позволяет выделить несколько основных причин подмены реальных обстоятельств эпохи монгольского нашествия стереотипами:

1) перенесение прежних представлений на ситуацию более позднего времени (Иоанн де Плано Карпини, Матвей Меховский);

2) опора на слухи и искажения при истолковании полученных сведений (Фома Сплитский);

3) перенос современных представлений на более древний период времени (Сигизмунд Герберштейн, Утемиш-хаджи, Яков Рейтенфельс);

4) моделирование исторического прошлого с учетом современных политических реалий (Абу-л-Гази).

Несомненно, эти факторы позволяют объяснить причины противоречий между теми источниками, которые можно считать наиболее достоверными, и теми, которые содержат «уникальные» сведения, по существу являющиеся стереотипами или политическими мифами, нередко обусловленные тем, что автор являлся выходцем из определенного региона. Кроме того, выявление подобных подходов позволяет проследить, насколько представления об одних и тех же событиях могли по-разному излагаться в зависимости от политической ситуации в момент создания исторического труда и от личной позиции автора.

 

Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков / Пер. и предисл. Г. С. Саблукова // Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков. Иоакинф. История первых четырех ханов дома Чингисова. Лэн-Пуль Стэнли. Мусульманские династии. – М.; Т.; Б., 1996.

Броневский С.М. Историческия выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще с горскими народами, в Кавказе обитающими, со времен Ивана Васильевича доныне. СПб.: Петербургское востоковедение, 1996.

Ващук Д.П. Обласнi привiлеï Киïвщини та Волинi: проблема похождення, датування та характеру (друга половина XV початок XVI ст.) // Украïнський iсторичний журнал. 2004. № 1.

Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии / Пер. с нем. А.И. Малеина и А.В. Назаренко; вст. ст. А.Л. Хорошкевич; под ред. В.Л. Янина. М.: Изд-во МГУ, 1988.

Горский А.Д. К вопросу об обороне Москвы в 1238 г. // Восточная Европа в древности и средневековье. М.: Наука, 1978.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидрометеоиздат, 1989.

Иоанн де Плано Карпини. История монгалов / Пер. А.И. Малеина, вступит. ст., коммент. М.Б. Горнунга // Путешествия в восточные страны. М.: Мысль, 1997.

Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. II. СПб., 1843.

История России: Россия и Восток / Сост. Ю.А. Сандулов. СПб.: Лексикон, 2002.

Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. II-III. М.: Наука, 1991.

 

 

Кучкин В.А. Москва в XII – первой половине XIII века // Отечественная история. 1996. № 1.

Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. I. Л.: Изд-во АН СССР, 1926-1928.

Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях. / Введ., пер. и коммент. С. А. Аннинского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936.

Назаренко А.В. Русь и монголо-татары в хронике сплитского архидиакона Формы // История СССР. 1978. № 5.

Почекаев Р.Ю. Батый. Хан, который не был ханом. М.: АСТ; Евразия, 2006.

Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II / Пер. с перс. Ю.П. Верховского, примеч. Ю.П. Верховского и Б.И. Панкратова, ред. И.П. Петрушевского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960.

Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии / Пер. А.И. Станкевича // Утверждение династии. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997.

Собрание восточных рукописей Академии наук Республики Узбекистан. История. Ташкент: Фан, 1998.

Султанов Т.И. Зерцало минувших столетий. Историческая книга в культуре Средней Азии XV-XIX вв. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005.

Утемиш-хаджи. Чингиз-наме / Факсимиле, пер., транскрипция, текстол. примеч., исследование В.П. Юдина. Алма-Ата: Гылым, 1992.

Филюшкин А.И. Титулы русских государей. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2006.

Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита / Вступ. ст., пер. и коммент. О.А. Акимовой. М.: Индрик, 1997.

Христианский мир и «Великая монгольская империя». Материалы францисканской миссии 1245 года. СПб.: Евразия, 2002 / Пер. С.В. Аксенова, А.Г. Юрченко; исслед. А.Г. Юрченко.

Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Биографические очерки. Т. 1. Великие князья владимирские и владимиро-московские. СПб., 1889.

Юдин В.П. Орды: Белая, Синяя, Серая, Золотая… // Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Алма-Ата: Гылым, 1992.

Юрасов М.К. Источники по исторической географии похода Бату в Венгрию // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы источниковедения. М.: Наука, 1990.

Івакін Г.Ю. Історичний розвиток Києва XIII – середини XVI ст. (історико-топографічні нариси). К., 1996.

 

// Золотоордынское наследие. Материалы Международной научной конференции «Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (XIII-XV вв.)» Казань, 17 марта 2009 г. Вып. 1. Казань: Фэн, 2009. С. 270-276.

 

 


Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Kurage no hone nashi 4 страница| Сопоставление тем прозы С2 в ЕГЭ по литературе

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.031 сек.)