Дмитриева О. Английское зеркало для московской красавицы // Родина. 1996. № 3. С. 45-49.

После «открытия» Московии в 1553 году английские «гости» попытались поскорее установить дипломатические и торговые отношения с этой далекой страной. Когда же официальные миссии в Москву стали регулярными, а английская «Московская компания» обосновалась на Русском Севере, направляя десятки купцов в свои новые фактории, московитки быстро привлекли к себе внимание заморских гостей. Они постоянно сравнивали московиток с англичанками. Мнение галантных джентльменов о русских «леди» оказалось обескураживающе нелестным. Им, прибывшим из страны, в которой восторжествовали ренессансные культурные веяния и где женщины при­вилегированного сословия были хорошо образованы, пользовались личной свободой и имели высокий социальный статус, где свыше полувека правили женщины-королевы, патриархальный уклад частной жизни русских казался грубым, варварским. Англичан изумляло подневольное положение необразованных и безгласных московиток, отсутствие «куртуазности» у мужей — их жестокое отношение к женам, посто­янные измены. Но, несмотря на осуждение грубости и безнравственности русских мужчин и некоторое сочувствие к женщинам, англичане вскоре утвердились в мнении, что женщины в Московии не менее распутны, чем их мужья, и платят им за пренебрежение той же монетой.

Типичный взгляд англичан на московиток выразил молодой поэт Дж. Турбервиль, приехавший в Московию в 1568 году: «Походка их степенна, а вы­ражение лиц мудро и печально. Но вес же они следу­ют плотским грехам, привычке к недостойной жиз­ни, не видя стыда в сведении счетов в разврате с кем-то. Они не заботятся скрыть свои безрассудства».

Одним из главных доказательств безнравствен­ности московиток служил внешний вид русских кня­гинь и боярынь.

Многих англичан при первом знакомстве с рус­скими женщинами шокировала манера московиток щедро накладывать грим: «Они так намазывают свои лица, что почти на расстоянии выстрела можно ви­деть налепленные на них краски».

Первое неблагоприятное впечатление оказыва­лось порой решающим при вынесении суждения о нравственном облике русских женщин XVI столетия: в глазах европейцев чрезмерное употребление косме­тики было отличительным признаком женщин лег­кого поведения.

В английской литературе XVI века есть немало сатирических описаний местных красавиц с толстым слоем белил на лице. Отчего же англичан, привы­чных к парфюмерным ухищрениям своих дам, по­ражал облик московиток? Очевидно, главное отли­чие заключалось не только в количестве краски, но и в типе макияжа. Контрастный и броский, он казался иностранцам свидетельством «невоспитанности». Не случайно один путешественник уподобил московских княгинь женам мельников, «потому что они выглядят, как будто около их лиц выколачивали мешки муки.

Англичан поражало, что обычай сильно красить­ся в Московии не осуждался: «Муж обязан давать жене краски... это так обычно между ними, что нисколько не считается позорным. Едва ли не самый беднейший во всей земле мужчина покупает жене румяна и краски».

Англичане XVI века считали допустимым исполь­зование косметики, но посвящение в эти женские тайны, а тем более соучастие в этом мужчин проти­воречило у жителей туманного Альбиона представле­ниям о неприличном и приличном. Любопытно, что со временем англичане смирились с описываемым русским обычаем и признали, что ему следуют все женщины в Московии: «и те, кто честны, если они здесь есть, делают то же».

Дж. Флечер, побывав в России в 80-х годах XVII века, оправдывал любовь русских женщин к косметике недостатками их кожи: «...жар внутри домов и стужа на дворе, вместе с пищею, придают им темный болезненный цвет лица, потому что кожа от холода и жара изменяется и сморщивается... Они постоянно сидят в жарких покоях, занимаются топкою бань и печей и часто парятся... Женщины, стараясь скрыть дурной цвет лица, белятся и румянятся...». Мужья радуются, «что из страшных женщин они превращаются в красивыя куклы», однако от краски морщится кожа, и они становятся еще более безобразнее, когда ее смоют».

У путешественников, купцов и дипломатов, побывавших в России после Флетчера, прежнее неприятие облика русских женщин сменилось смягчением оценок. Немалую роль в этом сыграла эволюция моды на макияж в самой Англии. В 50-х годах, при дворе королевы Марии Тюдор, некрасивой набожной католички, бывшей замужем за Филиппом II Испанским, царили чопорные нравы и испанские моды. Эстетика этого времени основывалась преимущественно на черном цвете и отрицала многокрасочность. Английские дамы, следуя примеру королевы, предпочитали естественность. Сменившая Марию Тюдор Елизавета I в молодости обходилась без искусственных ухищрений, но после сорока стала отчаянно белиться и румяниться. Двор последовал примеру государыни, парфюмерией и косметикой увлеклись не только женщины, но и мужчины. Широкое распространение в Англии косметики на рубеже XVI и XVII веков изменило отношение англичан к макияжу русских женщин. Он перестал их шокировать и более уже не упоминался в качестве доказательства склонности к пороку.

В отличие от грима, русский женский костюм хотя и сильно отличался от европейского платья, не вызывал у англичан протеста. Они с интересом рассматривали и описывали его детали. Например, Турбервиль подметил склонность русских женщин к ярким одеждам и украшениям, а также к обуви на высоком каблуке. «Все, кто имеет деньги, взбираются на каблуки», — писал он. «У всех на ногах сапожки из белой, желтой, голубой или другой цветной кожи, вышитые жемчугом, — подтверждал слова своего соотечественника Дж. Флетчер. — Такова парадная одежда знатных женщин в России. Что касается до мужиков и жен их, то они одеваются очень бедно... Женщина, когда она хочет нарядиться, надевает красное или синее платье и под ним теплую меховую шубу зимою, а летом только две рубахи... одну на другую, и дома, и выходя со двора. На голове носят шапки из какой-нибудь цветной материи, многие также из бархата или золотой парчи, но большею частию повязки».

Закутанная в многочисленные свободные одежды и платки, скрывавшие пропорции и формы тела, русская женщина не выглядела провоцирующе-соблазнительной и могла удовлетворить требованиям взыскательных пуритан <…>

В 1604 году посол Т. Смит наставлял членов своей миссии: «Распутство составляет в этой стране распространенный грех. Гнушайтесь разврата как самой противоестественной слабости, тем более что русские не только чудовищно бесстыдны, но как бы олицетворяют собой бесстыдство». Слова Смита «подтверждали» и наблюдения Флетчера, утверждавшего, что в Моско­вии «нет законов для обуздания блуда, прелюбодеяний и других пороков». Повторяемость упреков в распут­стве заставляет заподозрить в них литературный при­ем, применяемый при описании «варварских» нравов людей чужой страны и иной веры. Так, расписывая грубость иноверцев, англичане легко впадали в грех преувеличения, приписывая русским мужикам, ко всем их прочим недостаткам, еще и гомосексуализм. И все же оценки образа жизни русских основывались и на реальных житейских впечатлениях иностранцев. Каким же был опыт общения английских путешественников с московитками, в какой среде сформировалось мне­ние о доступности русских женщин? Для послов и членов дипломатических миссий официальные контакты с женщинами в Москве были практически невозможны. Теремное затворничество знатных княгинь и боярынь, живших на отгорожен­ных от внешнего мира подворьях, ограничивало вся­кие перемещения по столице. Купцам, обосновав­шимся в Зарядье, внутренние правила компании предписывали никогда не отлучаться на ночь с Ан­глийского подворья. Хотя многие купцы владели русским языком, носили порой русское платье и за­водили друзей среди местных чиновников и торго­вого люда, их шансы познакомиться с русскими женщинами из уважаемых семейств были невелики. Согласно обычаю, московитки не допускались к мужскому застолью и редко выходили представляться гостям.

На чем же основывались уничижительные оценки русских дам Турбервилем? Этот молодой человек пол­года находился в Москве в весьма стесненных услови­ях: посольство, членом которого он состоял, было при­нято при русском дворе прохладно, и члены миссии отправились на Север, останавливаясь по пути в круп­ных городах, где Англия имела торговые фактории.

За пределами столицы англичане чувствовали себя вольнее. Они строили богатые частные дома, в кото­рых держали местную прислугу, а не довольствовались холостяцким «общежитием» в доме компании. Основной контингент, проживавший в факториях, состав­ляли так называемые «слуги и подмастерья компании». Неженатые или надолго оторванные от семей, они искали и находили утехи любви вне домашнего оча­га: «Русский мнит, что пожинает сам плоды его жены достоинств. Потому держит ее взаперти, уверенный, что она не с другим». Руководство английской тор­говой компании предписывало главному агенту в Московии пресекать чрезмерную близость английских подданных с русскими. Теоретически же, тем не ме­нее, тайная связь английских купцов с зажиточными горожанками была вполне возможна.

Доступными иностранцам становились женщины из низших сословий, жены полуразорившихся мужи­ков, предававшиеся порой безудержному пьянству и пропивавшие остатки имущества, но выглядевшие в глазах истосковавшихся по женскому теплу вполне «веселыми и обходительными» женами. Такие женщи­ны, подталкиваемые нуждой, а иногда и жаждой мес­ти за измены мужей, изменяли супругам: «Жена, что­бы вернуть долги пьяного мужа, бросается от вонючей печи к дружку, превращая в публичный свой дом».

Очевидно, по тем же соображениям неимущие крестьянки могли пойти в услужение к английским «гостям», сочетая работу прачки и кухарки с интим­ными услугами, однако, учитывая общее подозри­тельное отношение к иностранцам, это считалось крайней степенью «срамоты» <…>

Мог ли иностранец найти путь в горницу вдо­вы, женщины, покинутой мужем или попросту сво­дящей с ним счеты? Ответить на этот вопрос нелег­ко. Известно, однако, что термин «сводня» был зна­ком англичанам. Он фигурировал в первом англо-­русском словаре начала XVII века, составленном ок­сфордским священником Ричардом Джеймсом, ко­торый провел год в Москве и Холмогорах. Пытли­вый оксфордец собирал сведения о нравах и быто­вой жизни русских отовсюду, в том числе и от ан­глийских купцов в Холмогорах... которые давали ему разъяснения, касающиеся реалий чужой жизни. Труд­но сказать, кто познакомил священника с ругатель­ствами, обозначающими продажную женщину, од­нако они присутствуют в его коллекции. Нет сомне­ний в том, что его соотечественники знали не только их значение, но и тех, кто так назывался. Упомянул он и «ирзевку» — «улицу публичных домов», вероят­но, посещавшуюся англичанами, а также известную в Архангельске «французскую болезнь — сифилис», приведя и русское название этой хвори — «болезня» <…>

Нравы русского Севера были вольнее, чем в Центральной России. Женщины пользовались здесь большей экономической свободой, в том числе и в интимной жизни. Джеймс упомянул, в частности, манеру жить не в браке (в «беззаконии»), отметив распространенность добрачных связей архангелогородок. Касаясь этой темы, священник смущенно перешел с английского языка на латынь, переведя слово «priyobonna[ja]» как «antefitutam», то есть «ранее совокупившаяся», и отметив, что так «кричат во весь голос мальчишки, встречая молодайку» <…>

Записки английских путешественников внесли свою лепту в формирование стереотипного образа русских в Англии, однако помимо таких источников он складывался и на основе устных воспоминаний английских купцов. Благодаря их рассказам то необычное, что довелось им встретить в Московии, нашло отражение в английской драматургии и поэзии. Трескучие морозы, снега, длинные ночи, тирания царей и привычка московитов к «ярму», даже их тучность неоднократно обыгрывались в сонетах Сидни, пьесах Шекспира, произведениях Марло, Нэша, Лоджа. Но уничижительные оценки русских женщин не прозвучали ни на английской сцене, ни в литературе. Подтверждение тому — роман Доджа «Маргарита Американская», вышедший в 1596 году. В нем автор живописал историю двух великих импе­раторов — Московии и державы инков, — решивших устроить брак своих детей. Обручившаяся с индейс­ким принцем, дочь русского царя Маргарита поги6ала от рук собственного жениха, оказавшегося ко­варным и развращенным злодеем, в то время как русская невеста являла собой олицетворение чистоты и невинности. Сюжет романа был абсолютно фантастичен, его персонажи воплощали абстрактные добродетели и пороки, но тем интереснее то, что автор избрал символом непорочной девственности русскую девушку. Превознося целомудрие Маргариты Московской, Лодж наделил ее качествами, которыми едва ли могла похвастаться русская княжна XVI века: начитанностью, красноречием, талантом стихосложения, умением вести галантные беседы и покровительствовать искусствам. Он представил ее терем в виде ренессансного дворца, украшенного античной скульптурой и картинами. Разумеется, это идиллическое изображение нравов русского двора было всего лишь плодом безудержной фантазии ав­тора, однако его произведение обнаружило готов­ность образованного англичанина признать за жен­щиной из далекой Московии достоинства, считав­шиеся украшением благородной дамы ренессансной поры в Европе.

Рассказы англичан о русских женщинах, подобно двустороннему зеркалу, то увеличивали, то уменьша­ли их подлинные недостатки или достоинства, предо­ставляя читателям и слушателям самим доискиваться, какая из сторон отражает их подлинное лицо.

Есть ли, на ваш взгляд, схожие черты в нравах современных русских женщин и женщин XVII в.?

IV. Основные понятия и термины

Губа – территориальный округ в России XVI−XVII вв. во главе с губным старостой. Примерно совпадала с волостью, а с середины XVI в. – с уездом.

Избранная Рада – неофициальное правительство России при Иване IV в конце 40−50-х гг. XVI в. (А.Ф. Адашев, Сильвестр, Макарий, А.М. Курбский и др. Выступала за компромисс между разными слоями феодалов, проведение реформ центрального и местного управления, присоединение Поволжья, борьбу с Крымом.

Царь(лат. цезарь)– официальный титул главы Русского государства в 1547−1721 гг. Первый царь – Ивана IV. При Петре I заменен титулом император, но неофициально существовал до свержения самодержавия в 1917 г.

Боярская дума – в русском централизованном государстве конца XV−начала XVIII вв. постоянный, сословно-представительный орган аристократии при великом князе (царе) законосовещательного характера, обсуждавший вопросы внешней и внутренней политики.

Земские соборы – высшие сословно-представительные учреждения в России сер. XVI − конца XVII вв. Включали членов Освященного собора, Боярской думы, государева двора, выборных от провинциального дворянства и богатых горожан. Введены Иваном IV, прекратили действовать при Алексее Михайловиче. Рассматривали важнейшие вопросы государства.

Приказы – органы центрального управления в РоссииXVI−XVIII вв., а также местные органы дворцового управления в XVI−XVII вв.

Местничество – система распределения служебных мест среди феодалов в Русском государстве в XIV−XV вв. при назначении на военную, административную и придворную службу по знатности рода, положению предков, приближенности к властям, часто без учета способностей и личных качеств. Отменено в 1682 г.

Судебник – свод законов. В 1497 г. Судебник Ивана III кодифицировал нормы обычного права, уставные грамоты, указы и др.; ограничивал выход крестьян от феодалов Юрьевым днем. Судебник Ивана IV, утвержденный Земским собором в 1550 г., закрепил централизацию государства.

Юрьев день – 26 ноября старого стиля (один из двух церковных праздников в честь святого Георгия), в России XV−XVI вв. время перехода крестьян от одного феодала к другому. Судебник 1497 г. установил срок перехода − за неделю до Юрьева дня и неделю после. Отменен указом о заповедных летах в 1580–1590-х гг.

Пожилое – денежный сбор с крестьян в XV−XVII вв. при уходе от феодала в Юрьев день. Крестьянский выход установлен Судебником Ивана III (1497 г.), размер пожилого увеличен Судебником Ивана IV (1550 г.). Исчезло с полным закрепощением крестьян. В XVII−XVIII вв. название штрафа, налагаемого за прием беглых крестьян.

Служилые люди – в Русском государстве XIV – начало XVIII вв. лица, находившиеся на государственной службе. С середины XVI вв. делились на служилых людей «по отечеству» (бояре, дворяне, дети боярские) и служилых людей «по прибору» (стрельцы, пушкари, городовые казаки и т.д.).

Стрельцы – служилые люди XV−XVIII вв., пехотинцы с огнестрельным оружием, составляли постоянное войско. Набирались из свободного населения, иногда получали землю, жили слободами, могли заниматься торговлей и ремеслом, подчинялись Стрелецкому приказу. Служба была пожизненной и наследственной с денежным и хлебным жалованием. Ликвидированы Петром I после стрелецких восстаний 1682, 1698 гг. в связи с созданием регулярной армии.

Кормление – на Руси система содержания должностных лиц (наместников, волостелей и др.) за счет местного населения. Ликвидировано при Иване IV земской реформой 1555−1556 гг.

«Стоглав» − решения Церковного собора, произошедшего в Москве в 1551 г. под руководством митрополита Макария и принявшего решения из 100 глав. Установил нормы внутренней жизни духовенства и его отношения с государством, ограничил церковные владения и финансовые привилегии.

Опричнина – 1. Название удела Ивана Грозного в 1565−1572 гг. с особой территорией, войском и государственным аппаратом; 2. Система внутриполитических мер Ивана Грозного в 1565−1572 гг., направленных на усиление власти царя и ликвидацию сословно-представительной монархии (репрессии, казни, земельные конфискации и т.п.)

Земщина – основная часть территории России, не включенная в опричнину Иваном IV. Центр – Москва. Управлялась земской Боярской думой и приказами.

Копейка– русская разменная монета, введенная в обращение в 1534 г., составляла 1/100 рубля. Вначале называлась новгородской денгой – новгородкой, затем копейной денгой или копейкой (по изображению всадника с копьем). Из серебра чеканилась до 1718 г. Попытка чеканить медную копейку при Алексее Михайловиче оказалась неудачной. Петр I ввел в обращение медную копейку с 1704 г., чеканившуюся до 1916 г. В СССР медная копейка выпускалась в 1924−1926 гг., а затем из медно-цинкового сплава.

Рубль – денежная единица на России, СССР, РФ. Равен 100 копейкам. С XIII в. – в виде слитка золота, с 1704 г. регулярно чеканится. На основе рубля создана первая в мире десятичная система. С 1897 г. – золотой рубль (0,774235 г.). С 1961 г. золотое содержание составляло 0,987412 г.

Дата добавления: 2015-07-16