Глава 24. Придя в логово Нортона – механически следуя за ним и почти не отдавая себе отчета в

Придя в логово Нортона – механически следуя за ним и почти не отдавая себе отчета в том, куда они идут, Тора просто опустилась на матрас, лежащий у стены. Тело переливалось искристыми ощущениями, мысли тихо переливались, то замирая, то снова двигаясь густым, приятным потоком. Нортон сел напротив, лицо его было словно высечено из мягкого камня – улыбается? Странное выражение лица – решимость, сила и мягкая улыбка угадывались одновременно – именно угадывались. «Лицо Будды!» - проскочила мысль (откуда мне знать – какое могло бы быть лицо у Будды). Голубая голографическая звездочка мерцает у правой руки – значит – письмо от Пурны (я что – письма сюда пришла читать?). Не спеша, Тора достала джойстик и включила экран. Внимание выхватило самые последние абзацы:

«Собрала записи того, что у меня резонирует с отрешенностью:

*) Бесконечная пустыня, по которой я иду, дует ветер, прямо над головой солнце, но я не чувствую жары, я иду и вижу кругом только песок, впереди – горизонт, вокруг целое море песчаных холмов. Ничто не нарушает этой тишины, я знаю, что буду идти и идти так дальше, ничто не может сбить меня с моей цели.

*) Я на огромной высоте в горах, вокруг – тишина, иногда слышу звук ручья или шум крыльев горных птиц. Мне никуда не надо бежать, я не тороплюсь, я хочу сидеть здесь и испытывать это снова и снова, бесконечно.

*) Я одна, никого нет, я совсем одна, и я хочу оставаться одной бесконечно – внутри как будто что-то твердое, несгибаемое. Слышится скрип полуоткрытой двери, которая качается на ветру, шорох ветра, я пойду за ним туда, где никогда еще не была.

*) Все, что казалось ярким и красочным вокруг – потеряло цвет, стало полупрозрачным, как будто скрытым в тумане. Я не хочу больше держаться за эти почти невидимые очертания, я хочу идти туда, где увижу настоящие цвета и краски – пронзительно-голубой, фиолетовый, нежно-сиреневый, ярчайший изумрудный, я хочу увидеть это.

*) Каменистый берег огромного океана, волны бьются о берег и, шурша, отступают. Впереди – бесконечная полоса пустынного каменного пляжа, прибой, голубое выцветшее небо. Холодно. Я слышу только шум волн и плеск каких-то неизвестных мне морских существ. Я буду идти по этому пляжу к горизонту, пока не пойму, что достигла какой-то цели, и продолжу идти дальше.

*) Снежная равнина, изредка встречаются снежные холмы. Ветер то успокаивается, то начинает дуть в лицо или подгонять в спину. Я знаю, что буду идти вперед, пока не увижу знак, но я не знаю – что это за знак, о чем он скажет мне, я просто знаю, что он будет.

*) На асфальте лежат разбросанные листы с описаниями озаренных восприятий, оставленные мордами и дракончиками. Морды уже ушли, они не смогут мне ничего рассказать. Я хочу схватить эти листы, читать, запомнить то, что там написано, ухватиться за этот опыт, но вот порыв ветра уносит их, и мне остается только начать составлять свои собственные описания, с самого начала, одно за другим.

Наиболее сильно возникает резонанс с образом заброшенных городов, скрипами, шорохами волн, крыльев, или бумаги. С образом бесконечной дороги – снежной или песчаной, или каменной.

Со словами «пустынный», «безлюдный», «бесконечный», «выцветший».

Шум дождя, капли стекают по стеклу. Я даже не знаю, где нахожусь – знаю, что как только кончится дождь и выглянет солнце, я сразу уйду.

Читала «творчество» Бодха, возникали ОзВ – не смогла разобрать какие, затем стала испытывать ощущения в животе, горле, лопатках, внешней стороне плеч.

Сразу расхотелось есть, спать, захотелось порождать и эти ОзВ и эти ощущения.

Никогда не хочу быть равнодушной к ОзВ.

Стала собирать тексты, резонирующие с ОзВ, фразы, картинки, в одну папку – хочу всегда иметь возможность просмотреть, вспомнить. В таком состоянии механические желания уходят.

Задавала себе вопрос «почему я так легко забываю, что ОзВ можно испытывать всегда??»

Если я 10 раз прочту рассказ Бодхи, то смогу запомнить это переживание и впрыгивать в него каждый раз, когда хочу этого. Почему я так не делаю?

Почему не прилагаю усилия постоянно?

Когда писала, мои цели, которые я поставила, казались вымученными. Не озаренными, не радостными.

Чего мне хочется сейчас?

Идти куда-то под теплым дождем и думать о том, что скоро увижу горы, море, увижу волны, ветер, лето и осень.

Я больше не буду придавлена своими наркотическими желаниями, привычками.

Боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть это состояние. Замереть.

Шла по тропинке, представила, что впереди идет Бодх. Испытала озабоченность его мнением только на 2, а потом – то, что не могу пока описать, что возникает после строчек о встрече мальчика и девочки из «брусники».

Внешняя сторона ляжек, голеней, плечи, лопатки - холод, что-то твердое во лбу, слезы, вот уже вся спина под таким электричеством – то захватит – то отпустит. В горле в этот раз ничего нет. Легкое жжение в животе.

Не хочу забывать.

Хочу окружить себя озаренными факторами. Как? Написать плакаты и развесить их по стенам?

Страх, что перестану испытывать то, что испытываю – как раз он и мешает испытывать.

Откуда пришла безумная мысль, что невозможно постоянно испытывать ОзВ?

Жжение в лопатках, слезы.

Холодок перешел на внутреннюю поверхность ляжек и грудь.

Что испытываю к Бодху?

Хочу сделать свою практику практикой порождения ОзВ.

Хочу читать «творчество» и выписывать, какие ОзВ испытываю, как я их ощущаю.

Что такого знакомого в этом дереве? Почему я его воспринимаю как часть серого мира?

Почему не воспринимаю как часть таинственного?

Стала порождать уверенность, что вижу все в первый раз, что не видела этого мира. Сначала ничего не происходило, потом повернула голову и увидела, что тропинка сворачивает куда-то между моренными валами, и появилась уверенность, что если я пойду туда, то уже не вернусь обратно, в знакомый мир.

Захотелось обвешать все логово плакатами с озаренными факторами, фотками, посадить, приклеить, повесить везде их, чтобы никогда не забывать, ни на секунду, желание порождать и испытывать ОзВ.

Я приду сейчас в логово, пойду валяться в ванной и… и не вспомню о том, как сильно можно хотеть жить, делать что-то, учить, читать, писать. Что жить может быть ТАК интересно.

Остановилась, стала глазеть на небо, в сумерках над вершинами были видны облака – чуть более плотные, чем само небо, еле видные, насыщенно-серые. Я представила, что огромные горы разрезают эти облака и тянутся куда-то еще выше, дальше. Стояла, смотрела на эти горы. Представляла, что я сейчас в каком-то незнакомом месте, вот коттеджи, в них - существа, которые сейчас заняты творчеством – лепят, строят, читают, учатся, играют друг с другом, исследуют, получая от этого непрерывное удовольствие, наслаждение, и я могу с ними поиграть, а потом уйти дальше, к горам. Тора сейчас у океана, с ней дайверы, коммандос, щены, они испытывают ОзВ, плещутся в волнах, лапают черепах и пялятся на небо, играют и тискаются с дельфинами и осьминогами.

Возникла уверенность, что мне осталось всего несколько лет провести здесь – а потом я уйду - к горам, к озерам, к этим облакам - просто так получилось, что несколько лет я еще проведу здесь.»

Лицо Нортона сложно зажглось изнутри, он отклонился буквально на пару сантиметров назад, но этого оказалось достаточно, чтобы создалось впечатление стремительности, и взгляд – прямо в упор, насквозь, туда, где живет искренность и открытость.

- Эксперименты, тренировки, это все прекрасно, прекрасно. Это здорово, не так ли? – его голос был таким же, как и лицо – из мягкого камня. – Это здорово? – повторил он.

- Это здорово.

- Мы в полной жопе.

-? – Удивления не возникло. Тора словно этого и ожидала.

- Все мы. Ты, я, они все. Только я это понимаю, а ты – нет.

- Мы строим новый мир, - произнесла Тора.

- Да, строим. Мы строим новый мир, но не можем, не хотим оторваться от мира старого. Посмотри – чем мы заняты? Ну чем мы все заняты?

-?

- Мы строим, собираем, улучшаем, узнаем и запоминаем. Мы украшаем тюрьму вокруг себя. Мы постоянно размениваемся на мелочи – желания соскальзывают в компенсацию тех желаний обладания, которые были подавлены и в итоге стали культивироваться как некая безусловная ценность. Мы повязаны по рукам и ногам выдуманными ценностями. Время идет, а мы ведем себя как кретины. Собираем и пишем книги и музыку, создаем библиотеки файлов, строим поселения и базы дайверов, тренируем ежей, щенов, коммандос и дайверов, мы путешествуем, восстанавливаем живую природу, исследуем новые миры, совершенствуем наши навыки. Это прекрасно. Но это лишь приправа – вкусная, но лишь приправа к блюду – главному блюду, которого так и не подают. Я уже обожрался пряностями и рассолами, соусами и гарнирами – а где же главное блюдо? Где он – рождественский жареный поросенок? – Нортон замолчал, словно не будучи уверенным в том, что Тора понимает – о чем он говорит.

- Мне очень хочется содействовать – тем же щенам, той же Пурне…

- «Содействовать!» - перебил ее Нортон. – А когда ты будешь действовать, а не «содействовать»? Когда ты будешь жить?

- Это жизнь!

- Это? И только? Не потому ли ты с таким усердием посвящаешь кучу своего времени «содействию», что боишься сама действовать? Не потому ли так упорно изучаешь и запоминаешь, что не хочешь сама меняться? Шестнадцать часов посвятить действию, и два – содействию – вот так было бы понятно. А мы? Команды, которые трудятся на восстановлении природы – они работают над собой по шестнадцать часов? Вот…. Пурна – она шестнадцать часов занята своим путешествием, исследованиями СВОИХ восприятий – и пару часов занята всем остальным?

- Так мы же ничего не сможем…

- … построить, конечно. Мы ничего не успеем, - Нортон выгнул спину чуть назад, уперевшись ладонями в пол. – А тебе не приходило в голову, что может и нет такой необходимости - все это успевать? Вот, к примеру, дельфины – скажи, ты видела когда-нибудь дельфиньи компьютеры и коттеджи? У них ВООБЩЕ нет того, что мы называем материальной культурой, но в том, что касается переживаний, что касается нерва, интенсивности и глубины жизни – кто из нас впереди, а кто позади? Это большой вопрос, Тора… и судя по всему тому, что сейчас нам становится постепенно о них известно, ответ на этот вопрос отнюдь не в нашу пользу… нет, - он остановил готовый сорваться вопрос с губ Торы, - нет, я не предлагаю вообще прекратить строить материальную культуру, мы все-таки не дельфины – мы люди, и у нас другой набор восприятий, и желание строить то, что мы строим, в самом деле радостное, живое… но пойми – ты ведь изучала историю, и конечно – задним числом ты очень умна, ты можешь долго рассказывать о том, что такое гиперкомпенсация – как люди, десятилетиями подавляя свои сексуальные желания, десятилетиями же потом реализуют их до дурноты, до тотального переедания, отравления.

- Но я… я не могу сказать, что я что-то такое подавляла…

- Мы выросли не на пустом месте – мы наследники прошлого, как бы далеко мы от него ни оторвались, и все еще несем в своих абстрактных концепциях многое из того, что, казалось бы, давно уже умерло.

- Желание строить?

- Да, представь себе - желание строить, желание делать что-то своими руками, желание обладать информацией, желание обладать разнообразными видами животных и растений, населяющих планету… а то она без нас не справится! Она справится – она и до нас справлялась. Просто мы хотим прямо сейчас, быстрее, сразу, чтобы самим успеть получить новые озаренные факторы, как будто у нас их не хватает! Желание обладания незаметно оплетает липкой паутиной наши радостные желания. Человечество слишком долго подавляло и разрушало все живое, слишком долго все было запрещено – мышление, секс, впечатления, радость, беззаботность, и мы теперь погрязли в гиперкомпенсации. Мы заложники понятия «эффективной деятельности». Только эффективность эту мы понимаем не как достаточность для порождения озаренных восприятий, для осуществления путешествия сознания, которое является единственным, что дает чувство полноты и глубины жизни. Мы понимаем эффективность абстрактно – замкнутую саму на себя. Ну вот возьмем тех людей, что восстанавливают почву. Они могли бы посвящать этой работе час-два в день, а остальное время заниматься своим путешествием. Но если заниматься этим час-два – то пройдут тысячи лет, прежде чем мы восстановим Землю… и само собой, подспудно их начинают грызть мысли – «тысячи лет – это долго», «а вот сейчас я мог бы восстановить еще метр»… так радостные желания опутываются, облепляются, и успешно идут на дно, а человек остается у разбитого корыта. Но он не замечает этого, вернее – не хочет замечать, он успешно все вытесняет, сравнивая себя с тем – как жили люди раньше. Конечно – раньше люди ВООБЩЕ никогда не испытывали радостных желаний, отсюда простой вывод – мы счастливы, правильно? Неправильно. Мы счастливы тогда, когда испытываем чувство полноты жизни на 8-10. Ты живешь с полнотой на 8? Ты переживаешь такую полноту жизни, от которой загорается наслаждение в теле, от которой искрами разлетаются озаренные восприятия?

- Я? – Тора покачала головой, - нет, я нет…

- А разве не это – самое, самое главное? – вопрос повис в воздухе. Тора облизнула губы, и кончик ее языка замер между уголков губ.

- Остановись, просто останови эту гонку. Ты хочешь содействовать людям, ты хочешь тратить на это кучу своего времени и усилий – будешь вот строить базу для новой группы дайверов. Тебе что – жить негде? Да нет, есть где тебе жить. Просто тобой управляет перфекционизм. Тебе именно базу подавай, со всеми технологическими примочками, чтобы все было совершенно, удобно, красиво, вписывалось в ландшафт и прочее. Это так заманчиво – строить что-то для мира людей, стремящихся к свободе, полноте жизни, ОзВ. Вот и получается парадоксальная ситуация – мы делаем много друг для друга, в то же самое время упуская время, не делая того, что сделает нас интересными для самих себя и для тебя! Какого черта нам нужно все это? К чему такое странное «содействие»? И, кстати, на предыдущем витке развития цивилизации все это уже было – люди клали свои жизни на то, чтобы строить фабрики, «города-сады», поднимать промышленность и сельское хозяйство – ради будущего, ради потомков, жертвуя своим удовольствием прямо сейчас. Цель казалась благородной. А результат оказался катастрофическим – ни себе, ни потомкам.

Тора растерянно оглянулась, словно ища – за что зацепиться взглядом. То, что казалось незыблемым, стало неопределенным.

- Вот этот эксперимент, - продолжал Нортон, - ты посмотри – ведь каждого несет в свой огород. Кто чего только ни хочет. Пройдет несколько часов, мы все влезем в это дело, и начнется бардак. Одним подавай доступ к мордам, дракончикам и к Бодху. Другим – интеграцию восприятий морд Земли. Третьим – колонизацию миров, четвертым еще всякую хрень… вот ты научилась погружениям, ты умеешь интегрировать восприятия, ты побывала в вертикально-ориентированных мирах… нет еще? Ну не важно, в фессоновских мирах точно побывала. И что? Вот ты ответь мне – ну и что??

- …в каком смысле… в каком смысле – что? В смысле – стала ли моя жизнь…

- Да, вот именно – стала ли твоя жизнь больше похожа на жизнь? – Нортон вздохнул и заговорил медленнее и тише. – Раньше люди хотели обладать сексом, деньгами, машинами и книгами, реже – знаниями, информацией и навыками. И жизнь их была отвратительна. Дилемма «быть или иметь» стояла перед ними с ужасающей остротой. Они так спазматично стремились к обладанию, что забывали жить, и проживали свою жизнь и умирали в полном маразме, в полной тупости. Ну вот теперь-то, наверное, мы живем иначе? А?

Тора ничего не ответила. Ход мысли ей был понятен, но мозги шевелились со скрипом.

- Скрипят шестеренки-то?:), – Словно отвечая на ее мысли произнес с улыбкой Нортон. – Мы в ужасной заднице, Тора. Мы благополучно сменили объект обладания. И разница налицо. Целая пропасть разделяет нас от людей прошлого, тухнущих в негативных эмоциях, тупости, без радостных желаний. Но впереди еще одна пропасть.

- Я сегодня…, - начала Тора, и Нортон умолк, - …да, я как раз сегодня проснулась, хожу и не понимаю ничего – вроде бы все так, как должно быть - тот же дом, комп, окно, плеск волн, ветерок, пальмы… так почему я как будто чужая здесь, как будто я всегда жила где-то в другом месте? Потом вдруг вспомнила, что совсем недавно испытывала что-то очень привлекательное. Что-то. А осталось только это воспоминание, только воспоминание о том, что «что-то было», что там была тяга, магнетичность, и что там мне очень нравилось. Словно я спала, и во сне испытывала ОзВ. А сейчас я проснулась и забыла, что жила другой жизнью. Я вдруг оказалась в этом мире, с другой жизнью.

- Да. Мы потеряли пульс. Мы отвлеклись. Мы рвались к свободе и теперь погрязли по уши в атрибутах свободы вместо того, чтобы стремиться к ней напрямую.

- Если я сейчас думаю о том, что буду лишь час-два в день реализовывать свое желание строить базу дайверов, сразу… сразу возникает… вот дьявольщина… ведь возникает озабоченность… это же прямое свидетельство механичности желания, но если возникает ясность в том, что желание это по большей части механическое, от этого оно само по себе не исчезает, но это и понятно – оно конечно не исчезает, но испытывать и реализовывать механическое желание не имея ясности и имея ее – это огромная разница. В первом случае – это означает быть засосанным в болото – вечный, непрекращающийся кошмар самоотравления. Во втором случае – сама по себе ясность является катализатором изменений, притягивает вспышки ОзВ, да, это ясно… но… я не понимаю, Нортон! – Тора села на коленки, выпятив попу и чуть раскачиваясь в стороны. – Я ничего не понимаю… ну хорошо, я глупая девочка, но…

- А они все, конечно, умные мальчики, - рассмеялся Нортон. – Большие умные мальчики?

- Они что – не понимают всего этого? Я сейчас понимаю скорее рассудочно, ясности у меня мало, но другие – коммандос, дайверы, Менгес… Хельдстрём… Тарден… они-то как?

- Они-то как? – переспросил Нортон? – Решила спросить у взрослого дяди?

- Да… просто не могу понять…

- Разбирайся, будешь понимать.

- Буду разбираться, - Тора прикусила губу и взяла в руку кусок халькопирита, лежащий рядом с матрацем. Голубовато-зеленые искорки так и заметались у нее в руке. – Морды Земли… у меня в коттедже тоже есть, и если будет возможность притащить туда еще один – я пойду и притащу. Я буду на него пялиться, лапать, это озаренный фактор, я буду испытывать ОзВ… да, несомненно я буду испытывать ОзВ, черт возьми, но…!

- Страшно произнести вслух?:) – рассмеялся Нортон?

- Ну… скорее непривычно… то есть вопрос можно поставить так – прекрасно, у меня есть кристалл аметиста в норе, и еще я могу пойти в горы и принести целеститовую жеоду, и я буду испытывать восторг и прочие ОзВ… но разве… я… не могу… испытывать… те же ОзВ… без него?? О… - Тора села попой на пятки и так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом.

- Что возникает?

- Возникает… страх потери смысла жизни, конечно…

- Еще?

- Еще… ясность, что погоня за озаренными факторами стала самоцелью… ведь все наши поселения, контакты с дельфинами, минералы, книги, интеграция восприятий, курсы для малолеток… это ведь все в значительной степени представляет собой ожесточенную погоню за озаренными факторами.

- Ожесточенную? Да, вполне подходящий эпитет. А беспокойство за нашу культуру, за наше развитие – возникает?

- Да… если, к примеру, Кремер отменит сегодняшние занятия с щенами, они… собственно – что они? Начнут скучать? Расстроятся? Что именно то будет…, а? – то ли себя, то ли Нортона спросила Тора. – Получается – типичная забота? Мамашесть? Как бы сыночку скучно не стало? Все ведь так очевидно, но остановиться в этой погоне… - Тора снова прикусила губу и замолчала.

- Остановиться сложно – особенно когда все вокруг тебя сутки напролет только и заняты ею.

- Интересно – я всегда где-то в тихом внутреннем диалоге считала тебя зазнайкой, ну или каким-то слегка чужим, отчужденным человеком, потому что ты держишься отстраненно, лекций не читаешь, курсов не ведешь, ну как бы не отдаешь себя… и когда увидела тебя, сегодня, в первый момент, когда открыла глаза… что поразило – близость, открытость, которая мгновенно возникла к тебе. Вот дерьмо-то… значит – все мы в дерьме, вот дела… - Тора встала и подошла к окну, занимавшему пол стены, выходящей на полянку, за которой в просветах между пальмами просвечивал океан.

– Оказывается, я боюсь скуки… боюсь не помочь, боюсь… я же живу в страхе, Нортон… я так срослась с ним, что вообще не замечала его, я только отдавала себе отчет в том, что почему-то мало ОзВ, а экстатических ОзВ и вовсе кот наплакал… ну я объясняла себе это – я не воспитывалась у коммандос, жила в детстве в обычной семье, я не слишком-то способная, и все это был самообман. Во бля! – Тора прижалась лбом к стеклу, слова куда-то подевались. – Ведь я и сейчас неискренна, Нортон, - обернулась она, - прямо сейчас я продолжаю потреблять, хватать, заглатывать, еще и еще, давайте мне еще Нортона, еще полкило, еще минутку, мало мне, еще давай!

Неожиданно Тора зарычала, как зверь, сжав кулаки, и это рычание превратилось в вой, наращивая силу и высоту, страстно, отчаянно, словно просила она что-то у кого-то, или требовала, разрывала себя, как зверь, рвущийся из капкана – любой ценой, только б выжить.

Дата добавления: 2015-07-16