Сцена 11

Я и Жена сидят за столом. Над столом шлагбаум. Прожектора, невидимые, но эффективные, без устали

шарят по помещению. Я и Жена сортируют открытки, огромная кипа которых высится на столе.

Жена (читает очередную открытку). «В день именин наилучшие пожелания передают...». Снова какие-то незнакомые. (Подает открытку Я.) Может, ты их знаешь?

Я (берет открытку, читает). Нет, что-то не припоминаю.

Жена. Странно. Ты еще никогда не получал столько поздравлений с именинами от стольких людей.

Я. Может, я стал популярным?

Жена. Ты? Исключено.

Я. Так как же ты это объяснишь?

Жена. Не знаю. Но мне это не нравится. Вот, пожа­луйста! (Читает.) «Сердечнейший привет. Р.S. Разрешим себе навестить вас в столь торжественный день именин».

Я. Ничего особенного. Еще одна открытка.

Жена. Но ты посмотри, сколько подписей.

Я. Действительно.

Жена. Ты их тоже не знаешь?

Я. Позволь. (Читает открытку.) Нет, не знаю.

Жена. Ведь это просто толпы. И причем с обеих сторон границы. Одни мужчины, к счастью. А может, все же старые коллеги?

Я. Нет. Ты ведь знаешь, что у меня было немного дру­зей.

Жена. Послушай, а если это какая-нибудь шутка или подвох?

Я. Какой там еще подвох.

Жена. Не знаю, но у меня плохое предчувствие.

Я. Глупость. Ты просто расстроена. Эта пограничная жизнь неважно действует на нервы.

Жена. Ты так считаешь?

Я. Наверняка.

Звонок в дверь.

Жена. Это, наверно, тетка.

Я. Так рано?

Жена. Она должна прийти в пять. Хочет тебя поздра­вить.

Я. Так ведь прием мы устраиваем только вечером.

Жена. Но тетка поможет мне на кухне. Пойду открою. (Выходит.)

Слышны многочисленные мужские голоса в прихожей: «Добрый день», «Мое почтение» и т. д.

Жена (возвращаясь). Неслыханно.

Я. Тетка?

Жена. Где там, какие-то люди.

Я. Знакомые?

Жена. Первый раз вижу.

Я. Как выглядят?

Жена. Все одинаковые. Одна молодежь. С рюкзаками, в шинелях.

Я. Чего они хотят?

Жена. Говорят, что приглашены на твои именины.

Я. Ты их приглашала?

Жена. Откуда, я их вообще не знаю. А ты?

Я. Боже упаси.

Пауза.

Жена. Что будем делать?

Я. Откуда я знаю... Много их там?

Жена. Не успела посчитать. Вошли по четверо.

Я. Что они делают?

Жена. Встали в прихожей. Говорят, что им там удобно, что не хотят тебе мешать.

Из прихожей слышно: «Расчет по двое».

Я. Пусть останутся. Ведь не выбрасывать же их теперь на улицу. Сейчас, раз уж пришли...

Голоса из прихожей. Первый — второй, пер­вый — второй...

Жена. Так ведь для всех места не хватит. Ни пива, ни бутербродов...

Я. Можно докупить, пошли детей...

Жена. Ты со своим расточительством...

Из прихожей слышна команда: «Четверками направо...».

Я. Гости — это свято.

Жена. Лучше выйди к ним и скажи, чтобы шли себе. Скажи, что они ошиблись. Ты ведь хозяин дома.

Я. Неудобно.

Жена. Конечно, предпочитаешь разориться, чем пока­зать себя мужчиной.

Звонок в дверь.

Жена. Открыть?

Я. Сам не знаю...

Жена. Не открою!

Я. Открой!

Жена. Нет!

Я. А если это родня?

Жена. Все равно не открою.

Я. И так ведь знают, что мы здесь.

Жена. Ах ты... Но запомни, чтобы потом на меня не валить.

Я. В случае чего скажешь, что меня нет дома.

Жена выходит. Я встает со стула и ожидает в силь­ной неуверенности. В прихожей мужской гомон,

еще более сильный. Жена возвращается.

Жена. Не говорила я?

Я. Снова?

Жена. Почти такие же. Только шинели немного дру­гие.

Я (стонет). Шинели...

Жена. Что-то, кажется мне, прячут под шинелями. И еще рюкзаки. И какие-то такие страшные шапки, как из железа.

Я. Из железа...

Жена. У тех и других подкованные ботинки. Подко­ванные ботинки, понимаешь? Подкованы гвоздями. Мой пол!

В прихожей тем временем слышна маршировка, затем команда: «Рота, стой!»

Я. Ты говорила им, что меня нет дома?

Жена. Говорила.

Я. А они что?

Жена. Сказали, что ничего, подождут.

Я. О Боже!

Жена. Что делать?

Я. Ничего, сделаем вид, что нас это не удивляет.

Жена. Но...

Я. Сделаем вид, что все в порядке.

Жена. Но...

Я (истерично). Не пререкайся, другого выхода нет, мы должны вести себя так, словно ничего не произошло, понимаешь? Другого выхода нет.

Жена. Что с тобой происходит?

Я. Нет, ты ничего не понимаешь, о, счастливая глупость!

Жена. Так что мне делать?

Я. Иди на кухню, приготовь все к приему.

Жена. Как хочешь. Но предупреждаю, что у меня нет столько тарелок.

Я. Иди уж, иди!

Жена выходит. Я ведет себя, как в западне. В при­хожей теперь слышны барабаны и неразборчивые звуки команд. Нервозность у Я возрастает. Не выдер­жав, он бросается под стол, опуская за собой скатерть. Под

столом темнее и несколько тише.

Голос. А, это вы! Наконец-то!

Я. Кто здесь?

Голос. Не узнаете?

Я. Не вижу, темно.

Голос. Ничего. Скоро будет светло. Светло как днем. Даже светлей.

Я. Господин капитан!

Голос. Да, это я. Дождались наконец.

Отряды вошли, как видно, в комнату, потому что нарастает шум марширующих шагов, барабанов и команд.

Я (громче, чтобы перекричать нарастающий шум). До­ждались? Чего?

Голос. Час пробил!

Я. Какой час?

Голос. Исторический час. Приказы отданы, все готово.

Я. Идут!

Маршировка достигает кульминационной точки, Я прячет голову в плечи, затыкает уши, колонны

марши­руют прямо рядом с ним.

Голос. Они идут, но и наши тоже идут. Еще минута, еще лишь одна минута!

Я бросается вперед и лихорадочно бежит на четве­реньках.

Стой! Куда!

Я бежит на четвереньках дальше.

Это дезертирство! Стой, стрелять буду! Стой, стой, стой!

Несколько выстрелов, Я все еще бежит на четверень­ках. Внимание: с «реалистической» точки зрения, Я

уже давно должен бы оказаться снаружи стола, но находится все еще под столом, как в длинном тоннеле.

Дата добавления: 2015-07-16