Литературно-критические дискуссии 30-х годов (о романтизме, мировоззрении и методе, вульгарном социологизме, о языке и др.)

30-е годы - это литературных дискуссий: о языке в 1934 г., о романе в 1935 г., о вульгарном социологизме и формализме в 1936 г., о методе и мировоззрении и мн. др. проблемах. Для дальнейшей разработки проблемы народности лит-ры и борьбы с вульгарным социологизмом особое значение имели постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 г. "О преподавании гражданской истории в школах СССР" и передовая газеты "Правда" от 8 августа 1936 г. "Привить школьникам любовь к классической лит-ре". Не утихали дискуссии о методе социалистического реализма, о его мировом значении, о роли его в мировом литературном процессе. Внимание исследователей привлекают классики мировой эстетической мысли. Идут споры об идейном единстве советских писателей и своеобразии их художественных стилей.

Появление новой формы дискуссии — «дискуссии» с заранее заданным решением.

Дискуссия 1933—1934 гг. о направлениях в советской литературе. Отрицание А. Фадеевым возможности существования в ней разных творческих направлений. Защита принципа многообразия направлений в выступлениях В. Киршона. Утверждение в ходе развития литературного процесса идеи единства советской литературы.

Дискуссия 1932—1934гг. о языке художественной литературы. Позиция Ф. Панферова и А. Серафимовича («О писателях „облизанных" и „необлизанных"», «Ответ М. Горькому»). Протест против натуралистических и искусственно-стилизаторских тенденций в сфере художественной речи в выступлениях М. Горького («Открытое письмо А. С. Серафимовичу», «О языке») и А. Толстого («Нужна ли мужицкая сила?»). Негативный результат благих намерений: нивелировка художественной речи в литературе, начиная со второй половины 30-х гг.

Возобновление в 1936 г. дискуссии о «формализме» в литературе в виде безапелляционных проработок многих писателей и художников и их «покаяния». Сомнения в правомочности существования разных художественных форм и стилей; попытка утвердить взгляд на советское искусство как на искусство бытового правдоподобия; окончательное вытеснение условных форм изображения. Побочная продуктивная тенденция в трактовке формализма — тезис о формализме как о подчинении жизни «формулам», ее упрощающим и открывающим дорогу лакировке и бесконфликтности (И. Катаев «Искусство социалистического народа»).

Ещё в литературной критике РАПП расцвел вульгарно-социологический подход к литературным явлениям: писатель считался репродуктором идей своего класса, литературная жизнь виделась как арена классовой борьбы, эстетический анализ текста признавался «враждебной вылазкой», произведение рассматривалось вне историко-литературного контекста.

Роль журнала «Литературный критик» (1933—1940) в осмыслении литературной жизни современности. Критики журнала: В. Александров, Ю. Юзовский, К. Зелинский, А. Гурвич, В. Гоффеншефер, Е. Усиевич и др. Борьба журнала против вульгарного социологизма, провозглашение принципа «конкретной критики», исходящей из специфики художественного произведения и внутренняя непоследовательность в осуществлении провозглашенных установок («обличительный» тон, безапелляционность приговоров). Фактическое признание на страницах журнала кризисного состояния советской литературы. Полемика вокруг журнала, преувеличение допущенных им ошибок (выступления В. Ермилова, М. Серебрянского, В. Кирпотина), трактовка достоинств «Литературного критика» (честных, профессиональных разборов) как недопустимых отклонений от идеологической чистоты. Статья в «Литературной газете» от 10 августа 1939 г. и редакционная статья журнала «Красная новь» под одним названием — «О вредных взглядах „Литературного критика"» (1940) — и закрытие журнала.

До середины 1930-х годов в официальном советском литературоведении господствовал вульгарный социологизм (литературные явления прямолинейно объяснялись экономическими и социальными, например, «ростом натурального хозяйства»), крайности которого с этого времени стали также подвергаться критике. Обязательной для литературоведения стала марксистская позиция, с уделением особого внимания писателям, связанным с освободительным движением, и революционным или «прогрессивным» с марксистской точки зрения тенденциям в литературе. Критике и прямому запрету подвергался созданный российскими и советскими учёными в 1920-е годы формальный метод.

В период между 1935 и 1940 г. прошли дискуссии о формализме и вульгарном социологизме. На деле это оказались отголоски споров 1920-х годов, и главным действующим лицам — сторонникам формальной школы и представителям социологического литературоведения — был дан очередной, на этот раз — последний — бой. Если учесть, что 90% литераторов, вступивших в Союз советских писателей в 1934 г., к 1937—1938 гг. было репрессировано, можно понять, что дискуссии конца 1930-х годов были организованы сверху и протекали крайне вяло. Если в 1920-е годы «провинившийся» критик мог потерять доверие товарищей по партии, то в 1930-е годы он терял жизнь. По этому поводу персонаж булгаковского романа Азазелло говорил Маргарите: «Одно дело — попасть молотком в стекло критику Латунскому и совсем другое дело — ему же в сердце».

В 1932-1934 вопросы метода стали центральными для литературоведов и литературных критиков - началась дискуссия о методе советской литературы и литературной критики, в которой особое внимание уделялось вопросам новаторства, соотношения метода и мировоззрения, языка художественной литературы. В спорах о методе в свете ленинской теории отражения и диалектики углублялось понимание принципов партийности, классовости литературы, началось постепенное осознание сущности историзма. Социалистический реализм в целом был осмыслен как основной метод советской художественной литературы и литературной критики, что нашло отражение в Уставе Союза советских писателей.

15. Партийное давление на литературу и искусство в послевоенное время. Партийная критика творчества А. Ахматовой, М. Зощенко. «Разносы» журналов «Звезда» и «Ленинград».
Вмешательство и контроль партийных органов приводили, как правило, к ухудшению литературно-общественной ситуации. С 1933 г. в стране стал выходить ежемесячный журнал «Литературный критик» под редакцией П.Ф.Юдина, а впоследствии — М.М.Розентал я. Безусловно, и этот журнал был изданием своей эпохи, далеко не всегда при этом отвечая названию. И все же он в большой мере заполнял лакуны литературно-критической мысли, поскольку оперативная критика — обзоры, рецензии, дискуссионные статьи — соседствовали здесь с более или менее серьезными историко-литературными и теоретико-литературными работами. В результате партийным постановлением от 2 декабря 1940 г. «О литературной критике и библиографии» издание единственного в своем роде журнала было прекращено.

Это была партийная литературная критика в её исконном четко-однолинейном выражении. Партийные решения принимались по поводу пьесы И. Сельвинского «Умка — Белый медведь» (1937) и пьесы «Домик» В.Катаева (1940), о пьесе «Метель» Л.Леонова (1940), и «т. Фадееве А.А.» (1940), о журнале «Октябрь» (1943) и журнале «Знамя» (1944). Бдительный партийный контроль над литературой подменял литературную критику.

Еще более печальным по своим последствиям оказалось постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Этот документ, предшествовавшее его появлению обсуждение темы на Оргбюро ЦК ВКП(б) и особенно доклад А. Жданова на собрании писателей в Ленинграде не только прекратили издание журнала «Ленинград», но и содержали в себе беспардонные, оскорбительные высказывания, адресованные А.Ахматовой и М.Зощенко. После публикации Постановления и Ахматова, и Зощенко были по существу отлучены от литературно-издательского процесса; им оставалось печатать лишь художественные переводы.

20 октября 1988 года ЦК КПСС отменил одиозное постановление 1946 года, впрочем, это скорее было вызвано потребностью партии в самореабилитации, чем явилось актом, несущим какой-либо практический смысл. Для памяти Ахматовой и Зощенко это новое постановление уже ничего не значило и не прибавляло.

13 апреля 1946 года. На заседании Политбюро рассматривается вопрос о работе Управления пропаганды ЦК ВКП(б). Жданову и Александрову поручают представить предложения по улучшению работы. На этом заседании Сталин называет самым худшим из толстых журналов московский «Новый мир», следующей идет ленинградская «Звезда».

6 июля. «Ленинградская правда» публикует статью Ю.Германа о творчестве М.Зощенко, впоследствии названную «подозрительно хвалебной».

Конец июля. Вышла из печати книжка «Звезды» №5–6 с рассказом М.Зощенко «Приключения обезьяны» под рубрикой «Новинки детской литературы». Рассказ был перепечатан из журнала «Мурзилка» (и это была уже пятая по счету публикация рассказа). Номер подписан к печати 11 мая старым составом редколлегии и вышел как орган СП СССР.

7 августа. «Что-то произошло в Москве». Александров и Еголин посылают Жданову докладную «О неудовлетворительном состоянии журналов “Звезда” и “Ленинград”» и первый проект разгромного постановления.

9 августа. Заседание Оргбюро ЦК ВКП(б)… Грубый разнос ленинградских журналов Сталиным…

Канонический текст отвратительного выступления Жданова опубликован в «Правде» 21 сентября и представляет сокращенную и обработанную сводку из стенограмм выступлений Жданова на собраниях 15 и 16 августа. В своем выступлении Жданов попытался не акцентировать внимание на ошибках Ленинградского горкома, компенсировав это совершенно разнузданной руганью и бессмысленными обвинениями в адрес ленинградских журналов, Зощенко и Ахматовой.

22 августа. В центральной и в ленинградской печати опубликованы сообщения о прошедших собраниях и о принятых резолюциях. Началась кампания по травле Зощенко и Ахматовой, перешедшая в обычную идеологическую воспитательную массовку.

В 1947 году, подводя итоги кампании, справка отдела пропаганды и агитации констатировала: «После постановления от 14 августа 1946 года была сформирована новая редакционная коллегия журнала “Звезда” и избрано новое правление Ленинградского отделения СП во главе с А.А.Прокофьевым... Вредное влияние Зощенко и Ахматовой успешно преодолевается и идеологически чуждые и ошибочные произведения на страницах “Звезды” больше не появляются. Проявления богемы, беспринципных склок и приятельских отношений стали единичными и не влияют на общее направление деятельности писательской организации».

Современное состояние источников позволяет воссоздать и более тонкую картину событий и игры интересов, связанных с ленинградской катастрофой 1946 года, но тут мы наталкиваемся на обычную антиномию историографии советского периода (а может быть, и более фундаментальную). Для политических деятелей сами эти события и люди, вовлеченные в них, служат лишь средствами для достижения определенных политических целей. Выбор жертв достаточно случаен, определяется привходящими обстоятельствами и не имеет для них большого значения по сравнению с достигаемыми целями.

Дата добавления: 2015-07-16