Ученик святых жен

Было время, когда одно лишь имя какой-нибудь святой наполняло меня блаженством, когда я завидовал авторам монастырских хроник, очевидцам стольких несказуемых истерий, стольких прозрений и обмороков. Я считал, что быть секретарем какой-нибудь святой — самое славное поприще из всех доступных смертным. И воображал себя в роли исповедника пламенных святых жен, и представлял себе все то, что утаил от нас Пьетро из Альваст-ры — о жизни святой Бригитты, Генрих из Галле — о Мехтильде Маглебургской, Раймунд Капуанский — о Екатерине Сиенской, брат Арнольд — об Анджеле из Фолиньо, Иоганн фон Мариенвердер — о Доротее Монтауской, Брентано — о Катарине Эммерих... Мне казалось, что какая-нибудь Диодата дельи Адемари или Диана из Андоло вознеслись на небо благодаря одной лишь красоте своих имен: они внушали мне чувственную любовь к иному миру.

Когда я перебирал в памяти испытания, выпавшие на долю Розы Лимской, Лидвины Схиедамской, Екатерины из Риччи и многих других, когда я думал об их рафинированной жестокости по отношению к самим себе, об изощренных самоистязаниях, о добровольном попрании своей прелести и очарования, я преисполнялся ненависти к паразитировавшему на их смертных муках бессовестному Жениху, к этому ненасытному небесному Дон Жуану, всевластно царившему у них в сердцах. Измученный вздохами и потом земной любви, я обращался к ним уже только из-за их поисков иного способа любви. «Если бы одна-единственная капелька того, что я ощущаю, — говорила Екатерина Генуэзская, — упала в Ад, она тут же преобразила бы его в Рай». Я ожидал этой капли, которая, доведись ей упасть, может быть, задела бы на излете и меня...

Повторяя про себя восклицания Тересы де Хесус, я слышал, как она, шестилетняя, кричит: «Вечность, вечность!» — потом следил за эволюцией ее наваждений, восторгов, переживаний. Нет ничего пленительнее личных откровений, противоречащих догмам и приводящих Церковь в замешательство... Мне хотелось бы иметь дневник этих двусмысленных признаний, дабы насытиться их подозрительной ностальгией... Вершины сладострастия достигаются отнюдь не в глубине альковов: ну разве могут сравниться наши подлунные экстазы с тем, что угадывается за восторгами святых жен? Что же касается содержания их тайн, то нам приоткрыл его Бернини¹ в одной из

своих римских статуи, где святая испанка наводит нас на самые разные мысли относительно двусмысленного характера ее обмороков...

Когда я вновь задумываюсь о человеке, который, по моим предположениям, достиг вершин страсти, оказываясь во власти то чистейшего, то сомнительного трепета, впадая в беспамятство, от которого ночи озаряются заревом и все от ничтожнейшей былинки до небесных светил тает в ликующем судорожном голосе — в длящейся мгновение бесконечности, раскаленной и звучной, такой, какая могла бы родиться лишь в воспаленном мозгу какого-нибудь блаженного и безумного бога, — когда я задумываюсь обо всем этом, то в сознании возникает одно-единственное имя: Тересы де Хесус и слова одного из ее откровений, которые я себе повторял каждый день: «Ты должна теперь говорить не с людьми, а с ангелами».

Я прожил многие годы под сенью святых жен, полагая, что с ними сравниться не может никто: ни мудрецы, ни сумасшедшие. В своем безмерном почитании этих святых жен я растратил весь мой пыл, все отпущенные мне запасы обожания, всю силу моих желаний, весь огонь моих грез. А потом... я перестал их любить.

Дата добавления: 2015-07-19