Подснежники

Весна.

Сугробы уже не такие белые, как даже неделю назад. Серые, подтаявшие, перекосившиеся. И не сугробы это уже даже, а так, кучи рыхлого крупнозернистого снега, напополам с грязью, и пылью, что оседала на них все четыре или четыре с половиной месяца.

Небо, наконец, становится из сумрачно-серого пронзительно голубым. Постоянная пелена низких облаков, сыплющих из своих бездонных чрев снежную труху, иссякает. Как иссякают и их, ставшие бесплодными животы. Солнечный свет уже заставляет съеживаться напервитиненные зрачки. Ярко везде. Не то что зимой.

Кругом – предвкушение наступающей благости.

Вокруг – предчувствие грядущей лепоты.

И от такого благолепия чувствуешь себя настолько расхристано и свободно, что начинаешь сумасбродить такое…

Под окном Блима Кололея снег уже почти сошел. Остался жалкий слой сантиметров пять, не больше.И тут Блим Кололей вспомнил. Или ему показалось, что вспомнил. Или это дежавюшка была. Короче, приглючилось ему, что во время какого-то сейшена какой-то баб, резко испытав к кому-то некие, скорее всего негативные, или все же положительно-защищающие, чувства, выкинул в форточку целый баян винта. А баян винта… Это и в Австралии баян винта. А коли он всю зиму лежал на холодке – то ни хуя ему, то бишь винту, сделаться не могло.

Напялил Блим Кололей сапоги, надел перчатки и вооружился детской лопаткой. Снег перекапывать.

День на дворе, люди какие-то мимо его девятнадцатиэтажки ходят, а Блим Кололей, забив на народ, идет в снегу копаться. Впрочем… Даже и копаться уж не надо было.

Едва Блим Кололей подошел к снегу под окном своим, так и застыл он в ужасе. Сквозь снег прорастали десятки разномастных баянов. Сотни баянов! Тысячи! Нет. Тысячи не набралось бы, но за сотню – точно.

Палево галимое.

Стоит тут пройти какому-нибудь участковому – так он моментом сообразит, откуда здесь такие машинные россыпи. Не иначе – наркоманы на каком-то этаже тусуют. А давай-ка проверим, кто там в этих окнах живет?

Так, думая за виртуального участкового, принялся Блим Кололей баяны по одному брать и в пакет складывать.

Мимо бабка проходила. Прищурилась. Посмотрела.

– А что, это ты, молодой человек, тут делаешь?

– Да вот. – показал ей Блим Кололей баян со снежной коркой на него налипшей. – Иду, вижу – шприцы. А тут же дети играют, не дай бог, наколются. А там же внутри черт знает что может быть. Надо убрать.

– Ой, правильно. Ой, правильно… – запричитала бабка. – Ты, мил человек, еще у шестого дома посмотри. Там тоже под одним из окон такая куча шприцев, такая куча…

У шестого? – задумался Блим Кололей. Он из шестого никого не знал, кто бы торчал. Но сейчас у него была задача совсем другая – убрать с глаз долой верное палево. А там, если уж время будет, и у шестого пошурудить.

Вскоре набрал Блим Кололей полный целкофановый пакет своих баянов. Баянов, да не только. Нашлись чьи-то часы «Победа». Они сперва не тикали, но едва Блим Кололей завел их, стали бодро щелкать время секундной стрелкой. Нашлись две щелочильные рюмочки, консервный нож, десяток порожних пузырьков из-под салюта, непонятная аудиокассета, уже явно непригодная ни на что, три музыкальных компакт-диска, которые Блим Кололей думал, что кто-то спиздил. Обнаружились еще и деньги: купюра в десять баксов, полтинник и сотенная. Бумажки не были чистыми, но после помытия, место в хозяйстве Блим Кололея им нашлось бы сразу.

Но вожделенного баяна с винтом так и не проявилось. Или Блим Кололей его просто не заметил.

Сгрузив баяны в мойку, чтоб таяли, Блим Кололей пошел к шестому дому. Там делать приборку. Но он опоздал. На месте копошились уже двое. Пацан и девка.

– Ты помнишь, как ты тогда Седайко Стюмчику задул? – Спрашивала девка, показывая пацану баян, со странно изогнутым поршнем. – Это этой гармошкой было сделано!

– А ты сама помнишь, как казнилась три часа на восьмое марта, а я, как ты поставилась, в баян тот мимозу засунул? Вот она! – Восторженно орал пацан.

Блим Кололей, не подавая вида, что шел на то самое место, прошел мимо. Не стоило обламывать людям такой праздник.

Дата добавления: 2015-07-19