Ивашка-богатырь.

У одного мужика была дочь. Выросла. 17 лет. Замуж пора выдавать, а не за кого. Позвал он гадалку. Та карты разложила, посмотрела, испугалась: “Не для меня это”, - говорит. Карты бросила и побежала из избы. Отец в дверях стоял, схватил ее: “Говори всё, что видела!” “Дорога будет, путник будет, суженый будет...” “Дальше што?” “Зло будет” “Какое зло? От кого?” “Не знаю, не успела. Старуху видела” “Ну, со старухой, бог даст, справимся, а дорога: когда? куда? какая?” “Спать ляжет, во сне всё и увидит “.

Легла девушка спать. Приснилась ей дорога, путник в лесу. Утром отцу рассказала. Иди, говорит он, в лес ягоды собирать, по дороге кого первого встретишь, за того и выдам. Взяла девушка лукошко, пошла. Идет по лесу, видит: мальчик сидит на пеньке и плачет. “Чего ревешь?” - спрашивает. “Мачеха из дома выгнала”. Привела парня домой, говорит отцу: “Смотри, какого жениха нашла!” Нечего делать, сыграли свадьбу. Прошло сколько-то времени, спрашивает она мальчишку, мужа своего: “За что хоть тебя выгнали?” “Я вещий. Сны мне дано отгадывать. Мачеха сон свой подругам рассказывала, я засмеялся. Чего, говорит, веселишься? Я и рассказал, что с ней будет, она меня и выгнала” “Я тоже сон видела, разгадай его, - просит молодуха: приснилась мне курица, яйца высиживала, а вылупились шесть воронят. Что бы это могло значить?” “У тебя родится сын, станет богатырем, у него будут недруги”.

Мачеха пасынка хватилась, искать послала. Награду обещала. Гадалка-старуха и рассказала мачехе, что у пасынка-то родится богатырь и что он расправится с недругами. Решили они от молодухи избавиться, чтобы богатырь не родился. Старуха говорит:” Сходи в лес, нарви ягод волчьих, ей отдай, пусть порадуется”. Мачеха сходила, ягод нарвала, говорит своему внуку, Никите: “Отнеси детям”. Тот принес: от бабушки, говорит, подарок. Мальчик думает: “Мачеха меня не любит, сделаю всё наоборот”. Высыпал ягоды курицам. Петух поклевал и сдох - “розорвало” его. А внук мачехи пришел домой, бабке рассказал. Та осерчала, раздела его и в погреб ледяной посадила: “Будешь сидеть два года и шесть месяцев”. В это время молодуха сына родила. Крестили его и дали имя Ивашка. Вырос сын за два дня до 13 годов. В тот же день выросли и его недруги, дети Вихря - сына царского царства Змеиного. Было их восемь. Старуха-гадалка рассказала Ивашке о брате названном. Ивашка ночью пошел, погреб взломал, выпустил его. Побратались они и поклялись друг друга выручать. Пришел внук мачехи домой, бабка его спрашивает: ” Как ты выбрался?” “Замки кто-то сорвал, я и вышел.” “Значит, не судьба тебе заговоренным от напастей быть, живи, как все”.

Растет Ивашка не по дням, а по часам. Ему только три года исполнилось, а он как семнадцатилетний. Со сверстниками играет: кого за руку схватит - руку вывихнет, легонько шлепнет - до полусмерти. Сам не рад, а силу свою не ведает. Ушел в лес, сидит, горюет. Старик идет: “О чем печалишься? - спрашивает. Рассказал Ивашка о своей беде. “Не беда это, - говорит старик. - Просто ты не для игр родился, а для подвигов великих. На булавку, сходи в кузницу, булаву выкуй - пригодится”. Пошел Ивашка в кузницу, сковал булаву. Подкинул вверх, улетела булава в поднебесье и не вернулась. Пришел в лес на то же место, старик подошел: “Ну как, ладно ли сделал?” Улетела, говорит, не вернулась.

“На-ка из этой попробуй”. Дал ему другую булавку. Сделал Ивашка булаву, подкинул - чуть заметна в небесах. Дождался, когда падать стала, руку подставил. Ударилась булава о руку - согнулась чуть-чуть. На третий раз только ладную для себя булаву изготовил. Пошел он по свету. Идет лесом, опять старика встречает: “Старичок, старичок, - спрашивает, - где мне хорошего коня достать?” “Есть у меня конь для тебя. Три года мне послужи, отдам”. Привел в свою усадьбу, показал хозяйство, задание дал. По всем кладовым, говорит, ходи, а вот в эту не заглядывай - и ушел по делам своим. Ходил, ходил Ивашка, почти три года отслужил. Что, думает, такое в кладовой той секретной, загляну только. Дверь открыл, а там на цепи к стене прикованный богатырь висит: “Ты кто такой? - Ивашка спрашивает. “Вихрь меня зовут”. “Чей ты?” “Царского роду, Змея болотного сын последний”. “За что тебя так-то?” “Змееборец он, хозяин твой”. “Как же он одолел тебя?” “Колдун он, перехитрил меня. Дай водицы испить - три года без воды сижу.” Принес Ивашка жбан воды, выпил Вихрь за един глоток: еще дай, - просит. Три жбана выпил - цепи спали. Схватил он Ивашку за воротник, поднял: “Спас ты меня, три раза тебе пощада от меня будет, потом не попадайся”. На землю пал - стал змеем крылатым, и улетел - только его Ивашка и видел. Тут и старик вернулся: “Что хоть ты, Ивашка, наделал, ты ведь смерть свою отпустил. Ладно, хозяйство, вижу, исправно вел, дам я тебе коня. Да вот еще: возьми булавку, не потеряй только, спасет она тебя”. “Как это он,- Ивашка спрашивает,- в Змея-то превратился?” “Дух он нечистый, Змея болотного сын -оборотни они. Духи болотные злые на их стороне. Пожалуй, не одолеть тебе его без умения оборачиваться.”. “А ты умеешь?” “Умею”. “ Ак научи” ”Еще три года понадобится, ну, да ты молодой, куда тебе торопиться - оставайся, научу”. Три года еще Ивашка со стариком по лесу ходил: лес слушать научился, в шелесте трав и листвы разговоры духов чистых, лесных, улавливать начал, зверя лесного, птиц слушать и понимать научился - когда беззаботно, когда тревожно кричат, понимал хорошо. И когда постиг он науку лесную, от себя отрешаться способен стал, растворяясь мыслию в стеблях растений и тварях лесных, тогда и научил его старик воплощаться в задуманном облике: “Вот теперь ты не слабее Змея лютого - к силе-то и ум нужен, а больше того - чутье дела доброго. Поезжай смело. Чутьем живи”. “А как хоть зовут-то тебя?” - Иван спохватился. “Эко ты, шесть лет не спрашивал - в молодости Георгием величали. Так и запомни - Георгий я, Змееборцем еще зовут меня. Поезжай с богом! Жив будешь, не пропадешь.” Сел на коня Ивашка, со стариком попрощался, да в путь и отправился. Долго ли коротко ли ехал, догнал брата своего названного: “Ты куда это пошел?” “А иду куда глаза глядят.” “Что так?” “Из дома ушел - совсем бабка моя свирепая стала. Во сне все змея какого-то видит, в чрево, говорит, заползает”. “Знаю я сны ее - за это она отца моего из дома выгнала, что смешно ему стало. Теперь-то знаю я, отчего это у нее: не злая она - околдована Змеем подколодным. Снять надо заклятие это, поправится.” “Ак вылечи”. “Не время сейчас, Змея одолеть надо - да пособников у него много”. “Пойдем вместе, найдем логово Змеево, одолеем, бабушку вылечим”. “Садись позади, авось не утомится конь мой”. Поехали. В лесу дремучем дорога раздвоилась. На развилке пенек стоит. “Давай так сделаем, - предложил Иван брату своему: я влево поеду, ты вправо иди, через три года здесь же и встретимся.” Воткнул Ивашка нож булатный в пень: кто первым придет и увидит, что нож окровавился, беда, значит, приключилась, выручать пойдет. Так и условились. Попрощались, да каждый своим путем и отправился. Ивашка влево поехал. Долго ли коротко ли продвигался - на поляну выехал. Видит, девушка на берегу речки сидит. Волосы длинные распустила. “Как тебя зовут?” - спросил. Она плачет, а не говорит ничего. Ивашка с коня слез, подошел, она и говорит: “Если дотронешься, станешь Змеем. Хочешь узнать имя мое, иди в лес, увидишь кого, скажи: от царевны пришел. Пошел Ивашка в лес, к избушке вышел, видит - Баба Яга: “Здравствуй, бабушка!” “Ты кто такой?” “От царевны пришел”. “Ну проходи. Чего надо-то?” “Погоди, отдохну маленько”. “Ну ладно. Баньку сейчас истоплю, попаришься”. Наносил Ивашка воды в баню. Истопили. Попарился, чаю попили. Отдохнул, у бабки на полатях выспался. Утром спрашивает его Баба Яга: “Ну, чего приходил-то?” “Да вот, встретил на речке девушку-красу, а как зовут, не говорит: иди, говорит, в лес, там узнаешь. Как зовут-то ее?” ”Больно ты шустрый. Вот волосы мне расчеши, по прядочкам разложи”. “Не молодецкое это дело - волосы старухам расчесывать” ”Не смогаю я, руки-то не гнутся, до затылка не дотягиваюсь. А на речке-то племянница моя, Василиса. Заколдовала её ведьма злая - Змея болотная. За старшего отпрыска сына своего, Вихря, сватала. Василиска-то не согласная - вот она ее и заколдовала, пока, говорит, добрый молодец не поцелует. А как ее поцелуешь, если подойти к ней только Вихрь и может. Ладно его пока нет где-то, а прилетит с отпрыском своим, тот ее поцелует, она его и будет - заклятие такое: кто поцелует, того и полюбит.” “Почему “царевна”?” “Экой ты, право! Дочка она Берендея да сестры моей”. “А чего Берендей-то ее не освободит?” “Нет у него власти на Змею эту проклятую - равны они по силе чаровней, да и земля эта змеиная не в его ведении - не может он тут распоряжаться”. “Я-то как её одолею?” “Так змея, она змея и есть - огня боится. Запали логово-то, вылезет. Змеенышей, скажет, вытащи. Вытащишь, не отпускай, пока Василису не отпустит, там сам решай, что делать - целовать или не целовать. На вот корзину с крышкой - змеенышей соберешь в нее.” Поблагодарил Ивашка старушку, взял корзину, хлеба краюху да квасу жбан и пошел на поляну ту, где Василису видел. Вышел на болото Змеиное. А змей там - жгутами сплелись, как веревки пеньковые! ”Куда, Ивашка, идешь, не видишь - свадьба у нас?!”, - страж змеиный прошипел. “Кого женят-то?” “А всех сразу: и женят, и замуж выдают”. “У-у, нехристи! Где логово-то?” “Тут оно, где осока высокая” Достал Ивашка кремень да кресало, запалил трут, раздул пламя - загорелась трава прошлогодняя, а от нее и осока зеленая задымила. Выползла Змея старая из логова: “Что, Иван, надо?” “Расколдуй Василису”. ”Заслужила она. Горда больно”. “Ну смотри, сгорит логово-то”. ”Спаси змеенышей, сниму заклятие с Василисы” Залез Ивашка в логово, змеенышей в корзину собрал, крышку закрыл, из болота вылез. ”Отпусти змеенышй-то” - змея просит. “На поляне и выпущу, когда Василису поцелую”. “Ну смотри, только Вихря тебе не одолеть будет, добьется своего.” “Там видно будет”, - сказал, и на поляну отправился. Подошел, поцеловал Василису. Та очнулась: “Это ты, разве? А я боялась - за Змеем, видно, думала, вековать придется. Ну, раз сумел поцеловать, женись на мне, если люба тебе”. “А змеенышей куда?” “Не вздумай отпустить отродье это змеиное - враги они заклятые роду человеческому”. “Так уговор был” “Змея-то тебе что сказала?” “Все равно, говорит, по-нашему выйдет, возьмет Вихрь Василису”. ”Вот видишь: не пригреешь врага, не приласкаешь, сама она от своего уговора и отреклась. Ладно, вижу, слову своему верен ты, сама сделаю: посмотри-ка в корзину-то, что увидишь?” Заглянул Ивашка в корзину, а там вместо змеенышей - комья земли болотной. Вот так Василиса! -думает, - хитра: и змеенышей уничтожила, и меня от бесчестья спасла. Только корзину отбросил - потемнело небо, гром загремел. Вихрь налетел: “Ну, Ивашка, счастье твое: обещал я тебя три раза пощадить. Считай, два раза уже слово свое я сдержал”. “Как это два - один только!” “Один раз за змеенышей, второй - за Василису, но, родом своим змеиным клянусь, моя будет!” - и улетел. А Ивашка с Василисой к свадьбе стали готовиться. Вспомнил он о брате своем названном - проведать надо, говорит. Отвезу я тебя в царство твое, брата поищу - три года скоро уж пролетит, как расстались мы. “Далеко ли братец-то?” “Ой, далеко, не успеть, поди, к сроку-то”. “А ты воробышком полети, быстрее выйдет. Сумеешь ли? Научить, может?” “Долго это, да и умею я, а коня-то как?” “Я сберегу, у отца конюшни хорошие”. Довез он Василису до границы царства ее, с коня на землю спустился, попрощался с Василисой, да в путь и отправился. Исчезла Василиса за поворотом, ударился Ивашка оземь, стал воробышком, вспорхнул и полетел. По дороге, за болотом змеиным, дворец увидел. “Ведь это Вихря усадьба родовая! - догадался. - Дай-ка, загляну.” Подлетел, сел в подокошко, слушает. А там совет рода Змеиного идет, рассуждают, как Ивашку загубить да Василисой завладеть. Речь Вихрь держал: “Не долго ждать нам - два раза Ивашку пощадил, один раз осталось, а там задушу его, с землей сравняю, как он с родней моей сделал. Братец его в кровавой яме лежит, не жив, поди.” “Почему до конца-то не загубил?” - родня спрашивает. “Не могу заговор пересилить - бабка его заговаривала от напастей, да Ивашка помешал - из поруба вытащил, недозаговореный остался: и я не могу до конца загубить, и он сам не вылечится. Пусть мается.” Тут младший сын Вихря прилетел: “Вы чего тут сидите? Иван-то братца выручать наладился”. “А Василиска-то где?” “Домой отправилась. Поди уж к дому подходит”. “Вот что решил я”, - Вихрь оживился: “Я за Василиской полечу, унесу ее на остров Змеиный на море-океане. Спрячу - не докопаешься. А вы, сыны мои верные, по дороге раскидайтесь: один в яблоню претворись - поест яблоков и конец ему настанет. Обойдет если, ты колодцем стань - второму сыну наказывает. Напьется воды - помрет в корчах великих, а колодец минует - ты постоялый двор держи при дороге, отдохнуть пригласи, загуби его ночью темной. Быком бешеным, волком лютым да медведем свирепым наказал быть последышам: “На кого-нибудь да выйдет, живым не останется”, - заключил папаша. “Эх, думает Ивашка, булаву-то я на коне оставил! Меч добыть надо.” А оружие свое Змеи в сенях сложили. Меч-кладенец у Вихря был: кто им владеет, тому и служит верой и правдою. Пока в руках держит, а как отцепит от пояса да от себя отложит - ничей он. Пробрался Ивашка в сени, меч взял, приласкал - хорош меч: остер и удобен в руке. Прицепил к поясу, из сеней выбрался, на землю пал - воробьем полетел в дорогу дальнюю. Вспомнил и про булавку - тут она, в перышках на крыле воробьином: “Это хорошо, из нее булаву сделаю”. Полетел Ивашка брата выручать. Долетел до ростами, где пенек стоит, посмотрел - кровь на ноже свежая. Отправился вдоль дороги, по которой брат ушел. Долго летел: леса кончились, поля бесконечные пошли, степь ровная. Солнце палит - ни тени, ни кустика. Смотрит: яблоня стоит. Отдохнуть решил, на землю пал - Ивашкой стал. Яблоня ветвями качает, яблоками румяными соблазняет. “Сейчас посмотрим, что ты за дерево такое”, - сказал Ивашка. Взял меч, по стволу рубанул - кровь черная брызнула, а яблоня в змея превратилась, на Ивашку бросилась. Долго бился Ивашка со Змеем, только Змей раненый был, ослабевать стал - отрубил ему Ивашка башку его змеиную: “Есть один, еще пятерых одолеть надо”, - думает. Пить захотел, да и кровь змеиная жгучая, тело жжет, а нигде ни озерца, ни лужицы нет. Идет он дорогою, видит: колодец, вроде, виднеется. Подошел - правда: колодчик небольшой, вроде бочажка огороженный. Вода стоялая, не шелохнется. Чуть было не испробовал Ивашка водицы этой, да вспомнил, что Вихрь сыну своему наказывал. Как же, думает, проверить-то? Посижу, авось кто подвернется. Прилег в чертополох у колодца - всё тень хоть какая-то. Прилетели два ворона с вороненком, на журавель колодезный опустилися. Вороненок пить просит. Старый ворон говорит: “Вода эта мертвая, пить нельзя. А вот рану если смочить - кровь останавливает. Живой воды надо искать”. “Долго ли искать-то, пить хочется?” - вороненок каркает. “Недалеко уже - там лощинка есть, родничок живой течет - там и напьемся”. Улетели вороны. Срубил Ивашка тростник приколодезный, набрал воды мертвой - пригодится, раз она кровь останавливает. Потом взял меч в руки, рубанул по срубу деревянному - кровь пошла, а колодец Змеем обернулся, на Ивана бросился. Но и с ним недолго Иван бился, одолел и этого змееныша. “Еще четыре осталось, а уж устал я, отдохнуть бы маленько”, - Иван сокрушается. Идет по дороге. Долго ли коротко ли шел, смеркаться начало. Видит: двор постоялый стоит, ворота змеями изукрашены. “Ишь, как разделал! Зайти, что ли, испытать и эту хитрость змеиную?” Зашел: стол накрыт посреди комнаты, ароматом мясным наносит, пряностями восточными. Посреди стола - кувшины с напитками пьяными, водами сладкими - сил нет, как есть захотелось. Где же, думает, хитрость-то змеиная? Взял кувшин с вином, уронил, вроде как ненарочно. Упал кувшин, разбился - ничего. Опрокинул блюдо мясное - тоже нормально. Взял меч, рубанул по столу - кровь брызнула. Дом в змея превратился, а Иван во чреве его оказался. “Вот, Иван, и конец тебе, - Змей прошипел. - В желудке змеином и камни увариваются”. “Не хвались прежде времени - печенка-то твоя распорота”. Кровь хлещет, Ивана заливает. Вспорол Иван желудок Змея, шкуру змеиную раскроил, на свет божий выскочил. Отхаркался, отплевался, глаза протер, а Змей уж издыхает. Но пощады не просит. Отрубил ему голову Иван. “Умыться бы где-то хорошо бы - совсем опаршивею от крови змеиной”, - озаботился Ивашка. Вспомнил, что ворон говорил: недалеко тут источник воды живой. Пошел, лощинку увидел, спустился в овражек - ручеек журчит: “Будь что будет, а водицы напьюсь”. Наклонился над источником, попил водицы - усталости как не бывало. Глотнул еще - силы раза в два прибавилось. “Ишь ты, вода-то какая! Надо бы с собой набрать, да не во что.” А на дне ручейка глина отмытая - чистая, гладкая, мягкая. Слепил Иван горшочек, подсушил, костер развел, горшочек обжарил. Набрал воды - протекает. Обмазал горшочек песком сыпучим, в костер положил, оплавился песок, как стеклом кувшинчик облило - вода не просачивается. Набрал воды, от ручейка подальше отошел, умылся - зуд от крови змеиной как рукой сняло. Вот ведь, думает, благодать-то какая - водица родниковая. Жив буду, домой приду, все родники очищу да оградками огорожу - пусть благодать эта людям служит. Отдохнул Иван около родничка живительного, набрал водицы в кувшинчик, да в путь и отправился. Недалеко отошел - бык разъяренный на дорогу выскочил: землю копытом роет, рогом песок тучей подымает, на Ивана броситься собирается. Что с мечом против быка сделаешь? Вспомнил Иван про булавку, бросил ее на землю: “Будь палицей железною!” Схватил булаву, меж рогов хватил быка - тут ему и смерть пришла, даже в Змея не успел превратиться. Отрубил ему Иван голову, и дальше отправился. Так же и с волком, и с медведем было - всех выродков змеиных загубил верный ученик змееборца великого. “Где же братец-то мой? - думает. - Где-то яма должна быть кровавая.” Смотрит, вороны вьются, каркают. Поспешил Иван, и вовремя - братец-то уж кровию истекает, рану зажал, кровь последнюю не хочет выпустить. Подбежал Иван, рану мертвой водой промыл, зашипела кровь, вспенилась, побелела рана, кровь остановилась. Соединил Иван края раны, живой водой сбрызнул - затянулась она, боль утихла. Братец глаза открыл: “Долго спал я, все тебя во сне видел”. “Спал - значит, живой был. Спешил я, да остановок много было. Теперь хорошо будет. Домой пойдем. Только невесту мою Вихрь унес, на острове в море-океане спрятал, выручить надо.” “Вместе пойдем, отлежусь только немного”. Дал ему Иван водицы живой испить: “Много ли силы-то прибавилось?” “Да славно, на ноги подняться могу”. “Маловато еще, но и то хорошо”. Подкормился парень немного - совсем поправился, молодец-молодцом стал. “Вот теперь и в путь отправляться можно”, - одобрил Ивашка. - На тебе палицу, а я мечом буду работать”. “Далеко ли Василиса-то?” - спрашивает братец. “Далековато, на море-океане на острове Змеином. А где он - кто знает?” “Ты оборачиваться можешь, помехой я тебе буду. Коней бы добыть”. “Добудем: у Вихря восемь Змеевичей, пошлет он остальных-то братьев искать, на них и долетим”. И, правда, не прошло и трех дней - летят Змеевичи, братьев выискивают. “Все братья наши порублены - что отцу скажем?”- сокрушается младший. - Отомстить надо.” “Не велел отец в бой вступать, узнать только просил, почему братья не возвращаются”. “Ну хотя бы брата его изунетуем”. “Заговорен он”. “Заговорен от огня, воды и смрада угарного, а от расчленения никого еще не заговаривали - разорвем на мелкие кусочки, по свету раскидаем - ищи-свищи тогда его.” “Это хорошо, так и сделаем”. Полетели они к Кровавой яме, а Ивашка брата на землю положил, палицу под ним спрятал: притворись, говорит, раненым, а сам сети сплел и спрятался со снастями этими.. Змеевичи увидели в яме Кровавой Никиту, обрадовались: “Отец не велел только с Ивашкой биться, себе оставил, а об этом ничего не говорил - сделаем, что задумали”. Опустились они на краю ямы той, смеются: “Ну что, герой, где твой братец хваленый? Ты не бойся, мы тебя быстро разорвем - и тебе мучений меньше, и нам радостно - не зря летали. Ты вобщем-то ни в чем не повинен, но брату твоему отомстить надобно - сговорчивей будет”. Только наклонились они над ямой, вскочил Никита на ноги резвые и палицей оглушил обоих. Ивашка выскочил, сети на них накинул. Запутались Змеевичи в путах крепких, бились, бились - только обессилели. Ивашка говорит: “Служили вы поганому делу, послужите теперь нам на добро великое - стукнул их палицей, и превратились они в коней дюжих. Хороши кони: масти огненной, гривы золотистые волнами, хвост до земли. На месте не стоят - так и рвутся в полет: из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит. Уздечки золотом шитые, бриллиантами изукрашенные, удила серебряные, седла кожаные с луками изгиба лебединого, потнички войлочные, шелком обшитые, стремена позлащенные. Сели братья на коней борзых, обиходили их плеточками ременными по крутым бокам, взвились кони в поднебесье - выше леса стоячего, пониже оболочка ходячего, мигом домчали героев до болота Змеиного: все, говорят, дальше дороги не знаем. “И на том спасибо. Ползите теперь домой, мать порадуйте” - ударил их палицей, стали они змеями ползучими: “Вот так и ползайте теперь до скончания века своего”, - заклял их Ивашка. “Как дальше-то добираться будем?” - спрашивает Никита. “Пойдем в царство Берендеево, там конь мой, да и тебе добудем - у тестя моего коней много”, - решил Ивашка. Пошли они в путь-дорогу дальнюю. По дороге и рассказал Никита брату о своих приключениях. “Прошел я леса дремучие, болота топкие. Вышел в поля широкие: хлеба колосятся, травы, в пояс, по ветру колышутся, деревеньки дымят трубами. Сенокос в разгаре, а людей не видно. Зашел в деревню - сидят мужики на завалинке, пригорюнились. О чем печалитесь? - спрашиваю. “Как не печалиться? Прилетало чудище невиданное - не зверь, не птица: клюв орлиный, голова собачья, глаза рысьи, уши лисьи, туловище льва, когти кошачьи, хвост ослиный с пастью змеиной, крылья беркута. Что за чудо - не видывали! Гремит глоткой - не поймешь ничего: дань, говорит, мы ему задолжали. Какую дань - во веки мы его и не видывали? Да девиц ему подавай для сераля какого-то. Три дня сроку дал, а не управимся, пожечь грозился все деревни наши, а нас в полон увести. Завтра срок истекает, прилетит - беда будет”. “Оружие-то у вас есть?” “Косы да вилы - какое у нас оружие? Не положено нам”. “Ак что, и это сгодится. Вот что: завтра захватите косы да вилы, в поле пойдем травы косить.” “А дальше что?” “ По лугу дугой встанем, в овражке ореховом засаду оставим. Девиц выставите в центре дуги, да понаряднее их оденьте, сами по краям дуги сенокосной встанете. Я в засаде останусь. Сядет он в центр дуги, на девиц умиляться будет. Тут и смыкайтесь, девиц нахваливайте, подольше разговаривайте. Мы подоспеем, хвост отрубим - голова змеиная на хвосте его ядом полна. Как хвост отрубим, подрубайте сразу лапы и крылья, а там управимся миром-то всем. Девицы сразу же пусть за спины в тылы уйдут.” Так и сделали. Вышли утром на луга, встали как договорились, а тут и он прилетел. Круга два над полем сделал, ничего не заподозрил, опустился в центр дуги, речь держать приготовился. Мужики девок ну нахваливать: и сдобны де, и покладисты - для сераля твоего, мол, в самый раз подходявые. Он уши развесил, клюв раскрыл, язык высунул от удовольствия - совсем расслабился, и хвост опустил. Тут мы его и уделали. Повеселели мужики, гулянье устроили, меня в деревню на руках внесли, старостой выбрали, невесту сосватали. Вобщем, зажил я кум-королю. Да драконье это отродье упрямое стало выведывать через купцов да торговцев мелочных, кто да как это мужиков так настроил воинственно - никогда, дескать, такого не было, чтобы мужик деревенский воевать вздумал с воинами исчадия адова. Ну, и разведали. Меня сначала купить хотели: и золото обещали, и драгоценности, жене подарочки дорогие подносили, дескать, в счет дружбы вечной. Та берет - лестно ей, что наряднее да дороднее всех в деревне-то. И другие как с ума посходили, друг перед другом нарядами щеголяют. А какой у них товар - дрянь одна. Свое-то разучились делать - все спокупи. Чую я - не ладно будет: не так дак так они нас закабалят - будем на них робить. Что ни вырастят - все в обмен на товар их дрянной идет, да еще и должниками остаются. Собрал я мужиков, объяснять стал: гнать, говорю, надо их метлой поганой да свое дело налаживать. Кто-то и доложил чудовым посланникам о намерениях наших. Подкараулили меня в перелесочке дубовом, порубили да в яму Кровавую и бросили. Ладно, бабушка успела меня заговорить маленько, полумертвый, а живой остался лежать. Лежу, думаю: три года прошло, брат должен меня хватиться. Жду. Тут и ты подоспел. Спасибо тебе! “Ладно, чего там. Вон уж и усадьба тестя моего”.

Встретил их Берендей радушно, пир устроил. О Василисе сокрушался сильно: “Выручишь, полцарства твое: хочешь, здесь оставайся, хочешь - домой увезешь”. “А где он, остров этот Змеиный?” - Иван спрашивает. “До моря Западного доберешься, наймись на корабль торговый. Ходят они везде, и на острове том бывают - с ними и отправляйся. Остров не велик, но зелен, болотист - самое место змеиное”. “В чем сила его?” “Коварен и гневен он. В гневе несокрушим, а гнев пройдет - вялый становится, передышку попросит - не соглашайся, хоть и сам умаешься. Денег дам, товар у купцов скупите, торговцами во дворец пройдете”. Скоро ли, долго ли, добрались они до острова того Змеиного, на берег сошли. Берега топкие. Вдалеке скала виднеется, на ней дворец каменный. Лесом добрались до скалы той. Товары разложили у ворот замка, покупателей зазывают. Слуги вышли, товары посмотрели, одобрили, во дворец пригласили, осмотреть позволили палаты царские. Ходит Иван, на изразцы любуется: травы да змеи глазурью выведены - жутковато, но красиво выведено. Василису встретил - товары со служанкой своей перебирали. Василиса Ивана увидела: “Живой, разве? А Вихрь говорил, загубили тебя уже.” “Живой вот, видишь. Где хозяин-то?” “Улетел сыновей проведать: что-то долго, говорил, вестей от них нет. Скоро прибудет, поберегись”. “Как он к тебе относится?” “Для сына бережет - не знаю, когда уж и вырвусь отсюда”. “Не горюй, выручим” “Силен он, изворотлив - трудно будет”. “Бог даст, управимся”.

Вихрь прилетел - злой, по палатам ходит, гремит сапогами коваными: “Где Ивашка? - кричит.- Тут он где-то, чую я! Дух его невыносим для меня! Три раза пощадил его, от слова своего свободен теперь - сотру в порошок, с землей сравняю! Видела его? (Василису спрашивает) “Видела. Отдохни с дороги - устал, поди?” Ладно, в гневе страшен я, поберегу гнев для недруга своего. Сапоги помой, почисти (служанке наказывает), а я вздремну маленько”. Ушел. Служанка сапоги вымыла, высушила, почистила, у порога поставила: “Спи, аспид, может, упокоишься завтра, изверг проклятый”, - проворчала.

Утром, ни свет ни заря: трубы завыли, барабаны забухали, стража из ворот выехала, с хоругвями царскими на поле выстроилась. Вихрь на бой снарядился: латы напялил, драконами чеканененные, шлем златой с султаном из перьев зеленого, красного и белого цветов, плащ шелку зеленого со змеями огненными, золотом вышитыми, ножи булатные рассовал: за спину под ремень, на пояс в ножны золотые, засапожный нож в сапог сунул; меч булатной стали слева повесил, копье долгомерное с золотым клинком с отсечкой серповидной, в виде багра приделанной, и стягом шелковым цветов султана, булаву с шипами острыми петлей ременной на руку повесил. Статен и строен - силен, вражина, ничего не скажешь. Щит берет круглый: по зеленому полю - дракон златой на задних лапах стоит взбешенный, корона царская над головой, над короной девиз чеканный: “Всё - моё!”

Иван всю ночь не спал, к бою готовился: на корабль сходили с Никитой, коней выбрали, сбрую, оружие подогнали, почистили. Снарядился Иван на поединок кровавый: кольчугу пружинную, стальным кольцами витую, с накладками коваными поверх рубахи полотняной и поддевки войлочной застегнул, шлем островерхий с шишаком круглым, конским волосом набитый, на шапку войлочную, накладкою стальною сверху укрепленную, надел, плащ парчи алой, солнцем и звездами расшитый, на плече застежкой литой закрепил, копье долгомерное с ясеневым древком, с лезвием булатным и стягом алым приготовил, меч обоюдоострый, мастерами на Руси святой кованный, наладил (меч-кладенец, оружие врага своего, отверг: не дело молодцу оружием врага своего биться), булаву, ножи - все, что нужно богатырю в битве праведной, приготовил; коня снарядил: попону синей парчи, бахромой и кистями золотыми обшитую, накинул, седло кожаное, бархатом обтянутое, со стременами стальными подпругой из бычьей кожи застегнул пряжками коваными; крепости ради, чтобы не ерзало седло по спине конской, шлеёю ременной закрепил, налобник стальной на голову коню своему приладил, бабки ног коня боевого поножами стальными защитил. “Ну, Никита, готов я. Ты оруженосцем моим будешь. По закону богатырскому, не должен он тебя бить, но и живым не оставят, ежели я паду. Готов ли умереть за дело праведное, брат мой?” “Чему быть, того не миновать: куда ты - туда и я за тобой” “Добро. Надёжа на друга в бою - великое подспорье. Прости, ежели что”. “Прости и ты меня, Иван”. Сел Иван на коня боевого, Никита подал ему копье, щит овальный: по багровому полю - солнце и звезды золотые чеканены с девизом: “За Русь святую и пречистую нашу Богородицу”, Никиту подождал, да на поле бранное и отправились.

А там уже Вихрь потешается: “Ну, где этот герой хваленый? Конь мой притомился уже, по полю скача, да и я припотел в доспехах своих. Еще подождем минуту, и никакие законы поединка богатырского уже не властны будут расправиться с врагом моим заклятым - что захочу, то и сотворю с ним.” Одобряют такое решение господина своего слуги его: “Справедливо решение твое, согласны мы - так и поступи с поединщиком трусливым”. “Головы не сняв, не хвались победою!” - это Иван на поле выехал с оруженосцем своим. Посмотрели слуги царские на богатыря святорусского - содрогнулись от предчувствия беды неминучей: “Надо поединок сорвать, неладно ведь будет”, - заперешептывались. А как? Выступил советник ученый, говорит господину своему: “Не дело царскому сыну с простолюдином драться, выстави против него поединщика равного”. “Я не царь еще, а царевич, слуга верный матери-царицы моей, и не драться я с ним иду, а наказать раба своего - в этом праве моем никто господину отказать не смеет”. “Да будет так, - воскликнул советник ученый.- Тогда и договора предварительного между поединщиками не будет. Иди и накажи гордеца сыромяжного. Сообщим об этом противнику твоему: “Что скажешь на это, ты, сидящий на коне боевом?” “А то скажу, что царица моя - Богородица святая, я ратник ее и защитник, так что в праве своем равны мы с царевичем вашим, а договора с ним у меня не может быть - не его я бить буду, а зло великое искоренить должен. Закончим на этом разговор бесполезный”. И гарольд протрубил начало поединка. Разъехались богатыри на поприще малой арены полевой, повернули коней, навесили копья долгомерные, коней вскачь направили навстречу исходу незнаемому. Сшиблись богатыри посредине поля ратного - искры огненные копья булатные высекли о щиты стальные, древки копий поломалися. Во второй након мечи булатные затупились от долгой битвы богатырской. Кони боевые разъярилися: копытами бьют, зубами грызут, не дают поединщикам удар нанести. Спрыгнули на землю богатыри - пусть кони сами разбираются. На земле бьются. Шлем стальной прорубил Ивану меч противника, но волос конский да накладка стальная смягчили удар. Удивился Вихрь: “Аль ослаб я в дорогах дальних, в заботах семейных? Рука ли ослабла, меч ли притупился?” Иван заминкой воспользовался, меч выбил из руки противника - улетел он со свистом жалобным за барьер поля ратного. Щитом прикрылся Вихрь, отражает удары богатырские: “Позор тебе, Иван, будет - не равно с противником бьешься. Давай булавами стальными переведаемся!” - кричит Вихрь. “Давай переведаемся, чего там” - отвечает Иван, и меч свой отбросил. Сшиблись булавами стальными - погнулись рукоятки витые. Бросили булавы - на поясах бороться стали. Знал Вихрь, что делает - искуснее Ивана был он в этой борьбе. “Эх, - думает Иван, - если бы по-нашему, бросил бы я его через бедро левое, но руки от пояса не оторвешь - вцепился”. Только не зря его Георгий, змееборец знатный, учил: к рукам могучим голову надо разумную иметь. Расстегнул Иван пояс, когда противник к себе его дернул - опрокинулся Вихрь на спину. Насел Иван на царевича, а тот в латах тяжелых - подняться не может. “Ну что, герой? - Иван молвит. - Лежачего не бьют у нас - договариваться будем? Сдаешься на милость, али кончать будем дело это нечистое?” Выхватил Вихрь нож засапожный, ударил Ивана в промежноги, в пах угодил. “Ах ты, паскуда змеиная! Ну, сам решил, не на мне грех - получай по заслугам своим. Только боец я, а не разбойник, не резать - казнить тебя буду, как положено. Поднял он меч свой с земли и отрубил царевичу змеиному голову. На том и поединок закончился, к печали великой всего царства змеиного. Оруженосцы подъехали, оружие собрали, раненого Ивана Никита с поля вынес, рану перевязал, водою живою смочил, попить дал водицы живительной. Заехали они в палаты каменные, Василису со служанкой верной на коней посадили, на корабли погрузили добычу законную, награду победителю, да в путь и отправились.

Долго ли коротко ли ехали, только путь обратный, в пирах да забавах, веселее прошел. Причалили они к берегам родным, свадьбу справили - Ивана с Василисой. Домой вернулись, а там и бабка Никиты от чар отошла. Пожил Никита в доме родном зиму, а к весне в поля ушел к жене своей, в деревню знакомую. Мужики радостно встретили заступника своего, а деревню свою так Никитихой и назвали. Иван землю оберегал - воеводой стал, до царского трона не охотник был. До сих пор Русь святая стоит: покровом Богородицы-заступницы, подвигами ратников святых да трудами землепашцев вольных держится. Так и довеку будет.

Дата добавления: 2015-07-19