Глава двадцать девятая. Бывший подполковник Советской Армии Шапиро торчал сам на себе

Бывший подполковник Советской Армии Шапиро торчал сам на себе, как вилка в жопе. Воздушный лайнер тарабанил его до родной Америки, сильно рискуя жизнями пассажиров, оттого как мистер Шапиро раздулся с гордости до таких степеней, что в любой момент мог лопнуть громче ядерного взрыва.

И было почему: слово Шапиры сделало его бригаде грамотное решение поставленных задач. Сейчас вся команда спокойно ловит друшли в мягких креслах по дороге домой через воздух, а Шапиро даже некогда уснуть рядом с ними. Или разве от таких возбуждений сон может сморить подполковника в отставке, если именно он клево вставил одесского мэра? А как же иначе, когда Таран отступал от целей визита до первоначальных позиций гешефта в той Фонтанке, которая таки да не Фонтан?

Всё хорошо, что по-быстрому кончается, думал Шапиро, особенно визиты до бывшей родной земли. Мозгами двинуться от ихней жизни при собачьих порядках, когда каждый идиот считает себя умнее других мишигенов. Зато дороги такие – зад до сих пор в синяках, как будто ему надо других удовольствий, кроме геморроя. В следующий раз мы им подрядимся не театры чинить, а трассы строить, чтоб они пропали все вместе.

Эта страна, эти порядки, эта погода, но лично мне не кисло в борщ, как всегда, сделать из чепухи на постном масле такой цимис… От него может заболеть голова, куда девать очередную кучу денег. Это же вам не копейки из доверительных обществ для буратин с деревянными накоплениями и не раскрутка баб после похорон жены и дочки, погибших в автокатастрофе, царство им в небе. Двадцать лет хоронил по пять раз на год – и на жизнь хватало, а потом пошла такая сумасшедшая инфляция, никаких покойниц не напасешься… Ну и хрен с ними, сейчас башмала варится по-другому, и, слава Богу, в нашей бригаде есть хоть один светлый мозг. В моей умной голове. Даром, что ли, тетя Двойра говорила: как из меня бы выполз второй Лобачевский, если бы я так же хорошо щелкал задачи, как фраеров?

Ихний штымп – чистый фраер, хотя называется Гурвиц и корчит из себя делового. Ха, тоже еще мене выискался один, я старого Гольдмана в свое время вскрыл, а он был не каким-то там мэром, заведовал будкой газ-воды и обсчитывал ОБХСС во время контрольной проверки. Если не брехать самому себе, так старому Шапиро кинуть этого Гурвица легче, чем погнать стюардессу за еще порцией ихней конины с тоником, чтоб она пропала вместе с изжогой, но чего не станешь лакать из любви до родной Америки.

Наша свободная страна – это вам не задрыпаная Фонтанка, еле посветлу доехали, сходу стало темно, как у негритоса в заднице. Кого они мэром выбрали, сумасшедшие на свои больные головы? Когда мэр сам себе не умеет обеспечить пару домов в городе, чего он может дать другим? Или понт давит: вот какой я, проще мыла, живу в селе, чтоб оно треснуло.

А этот дом… Я себе представляю фонтанскую хижину имени дяди Тома, хорошо, что было темно, иначе прямо-таки в мене состоялся бы обморок. Собачья будка наших американских дворняг проканала бы за дворец рядом с теми постройками времен недоразвитых социализмов. Мало того, что прошли в халабуду больше наощупь, а Таран головой об косяк шваркнулся, так еще телохранители мэра какие-то пришмалянные. Обшмоняли всех, с понтом мы идем определять ихнее золото на переселение из Фонтанки до Валиховского переулка, козлоеды. Если бы я имел дурных мыслей замочить ихнего хозяина, стал бы Шапиро лезть вовнутрь темных помещений. Я бы так пернул возле сарая, что он сходу шваркнулся на головы всех, кто в нем имеет прописку вместе с шестыми номерами.

После поголовного шмона без шухера этот самый мэр еле нашел керосиновую лампу, чтоб осветить картину событий и слегка увидеть нашу бригаду во главе с самим мной. Лампа воняла еще больше, чем ворнякал Гурвиц, проклиная ихний областной Совет, который только тем занят, чтобы выключать свет и гадить в борщ всем и каждому.

Подумаешь еще событие, областной этот Совет или свету кадухис пришел. Стоит из-за этого так лампой махать в потемках. Мы, американцы, за пару дней привыкли до такой шикарной экзотики, а ему удивление. У него, видите ли, отключили свет, тоже еще великий пуриц выискался. Купи себе генерейшен и покажи этому областному Совету, который пьет со всех кровь потемками, пальцем кверху, а вслух заметь ему, чтоб кишен мэр ин тухис при горящих лампочках. Правда, меня ихние дела мало харят, потому что до чужих монастырей мы на постоянке рулим со своими отмычками. Если вам надо свет – включайте, не надо – тушите, а лично мы фраеров в любых потемках вскроем и не пикнем. И таки вскрыли, всех на уши поставили. И этого мэра, и его шестых полумерков.

Надо было б, так я хоть под прожектором не хуже вставил того губернатора Боделана с его таской вырубать свет и любовью до старины под видом керосина. На всю катушку кинул бы его вместе с остальным обкомом, или как он там сейчас, Советом. Советская власть не должна пропасть вместе со своим золотым дном – вот что я имею отметить. Иначе как здесь работать? А может, в следующий раз и придется с Боделаном покалякать; вдруг захотим всучить каких-то фиглей-миглей с денатуратом под видом фермерских поставок? Да чего там, скажу прямо, дайте старому Шапиро не то, что каких-то мэров с губернаторами, а ихнего президента – он тоже без штанов останется, если, конечно, его гардероб способен удовлетворить моих аппетитов. Но пока мне некогда заниматься ими всеми скопом, сойдет и мэр.

Правда, попер Гурвиц на Тарана таким буром, что привяжи его до нужного места – из асфальта нефть пойдет. Таран от делового напора взад откатился. Или от запаха керосина придурел, если стал вестись на всякие рассказы, кроме тех, что надо. Слава Богу, там был я, а значит всё закончилось путем без горбатого лепета.

Шапиро знает, когда сказать свое слово, чтоб в ответ даже рассуждения великого философа Кента канали не внушительней собачьего лая.

В самом деле, чего этот Гурвиц может; нехай он мужик здоровый и грамотных слов наблатыкался, но против ума Шапиро любая другая мощь орет «пас» – это уже сто раз доказано. Или кто-то может сказать «нет», если я говорю «да»?

Таран ему убедительно лепит: мы почти на шару отремонтируем ваш театр, который скоро запросится декорацией до кино «Последний день в Помпеях». А за это потом отшматуем от него совсем маленький кусок под казино. Что тут такого удивительного, если людям, как доказало историческое развитие обезьян, гораздо интереснее скатать в карты, чем смотреть, как скавчит та Рыгалета дурным голосом среди полупустого зала? И правильно: вместо того, чтобы выть, лучше этот горбатый хоть раз въехал кому-то в сурло – фраера среди зала сразу бы перестали зевать. Меня бы режиссером в ихний театр, я бы сделал такую оперу – свет туши, считай жмуров при полном аншлаге. Чтоб я так жил, если это неправда. Но разве в мене есть время отвлекаться за всяких пустяков среди других балетов? Так что смотрите на эту дешевую рыганину при дотации, пока я ставлю особо денежные пьесы.

Помешались они на театре. Мэр, вместо того, чтобы забить свою долю в будущих прибылях, стал разоряться: оперный – это святое, казино при таком раскладе будет смотреться в нем не хуже публичного дома. Хи, надо нам публичный дом, в донельзя блядской вокруг его обстановке – это сплошная конкуренция. Вообще-то, ребята, лепит он горбатого еще хуже той Рыгалеты, у меня длинная очередь фирм на ремонт театра почти за тех же условий. И ничем выдающимся вы ни меня, ни город пока не заинтересовали.

Таран, правда, сходу заметил: когда нашей фирме выпадает великая честь ремонтировать вашего разваливающегося театра, так мы чисто для конспирации сделаем смету за три цента в базарный день. Черт с ним, потратим свои миллионы зелени, которые уже складывать негде, но казино – это просто моя мечта с детства.

И разве Гурвиц ему ответил за детей, которые наше будущее, как везде писалось большими буквами? Ни разу. Вместо того, чтобы соглашаться с Тараном и растопыривать свои карманы, он мотает головой сзади керосиновой лампы с таким сильным сквозняком… Она аж чуть не потухла! Да иди ты со своим казино, нагло так отвечает этот мэр, я их каждый день по сто штук на любом барбуте запузырю под официальной вывеской. Вот зажрался, видно, не мы одни такие хорошие на белом свете.

Тогда Таран шваркает ему главным козырем поперек дурных возражений: тебе идет десять процентов от подряда на ремонт театра и еще двадцать – честная доляна с будущих доходов игорного дома. И вот тут оказалось – ихний мэр еще наглее нас. Он со своими шестыми фуцынами стал ржать на такое замечательное предложение: двадцать процентов, я вам что, нищий? Даже если и поведусь на таких безалаберных идей, так только на пятьдесят один процент. Да и то, не мне лично, а всему городу. Вот до чего оборзел, чтобы мы еще на шару весь город кормили. Может, городу не столько денег, как еще пару тонн керосайну на рыло обеспечить? На шару керосин ихней Одессе куда вкуснее того уксуса. Прямо-таки стал не город, а сплошной лоходром, но мы здесь при чем? Пятьдесят один процент – от такой залепухи не вытошнит? За пятьдесят один процент нехай сам себе театр ремонтирует, казино строит и клизму ставит.

Хорошо, что я на этой стрелке был. Иначе хрен бы их вставили. Таран уже начал отступать от такой наглости и пошел на вариант отходняка одного ремонта, когда лично я сделал всё в ажуре.

Значит, казино в театре нельзя ни под каким соусом, спрашиваю у охабалевшего хозяина, который сидит, как первобытная, при керосиновой лампе в халабуде без самого зачуханного бассейна. А он, как услышал, что лично я держу речь, стал такой скромный, потому что политически усек: Шапиро – не Таран, ему фуфло в уши не вобьешь кувалдой. Нет, мистер, тихо он мне так в оборотку бормочет, никак нельзя, извиняюсь. Но я и не таких делал. Что ж вы, дорогой мэр, ведете явно сволочную дискриминацию во вред своему и местами нашему любимому городу? Вкрадчиво так спрашиваю, чтоб он быстрее на уши встал. И встал, Шапиро кого хочешь на уши поставит!

Я ему так небрежно, чисто по-хозяйски, роняю: вы не кипятитесь перед здесь, как агицин паровоз, или думаете мы вчерашние? Или мы не знаем, что в Одессе происходит? Как будто мы вчера не были в кабаке «Бенефик» прямо в Украинском театре. Значит, в том театре кабак можно, а в другом казино – сплошной геволт? Нет, не зря нам говорили про ваши загибы среди национальной политики, а потому Мировой банк при валютном общаке, узнай за такой расклад, хрен вам даст бабок под реформы и прочие передовые технологии. Это я вам могу гарантировать, потому как налицо зажим свободы одного театра перед другим.

И что, после этого Гурвиц не стал вести себя тише еще на полтона, а у его полумерков морды вбок не поехали от ужасов? Еще как поехали, быстрее маршрута «толчок-дурдом». Тут же мэр перестал пузыриться от одного моего слова, перехезал как я накапаю за его выбрыки в Мировой банк. А что? Стоит Шапире снять трубку: «Але, это Мировой банк? Слушайте сюда и делайте, как командую», – так куда тот банк денется? В момент исполнит всё по стойке «смирно», перекроет кислород – и всем им прийдут кранты вместе с сумасшедшими передовыми реформами при ямах на дорогах и керосиновых лампах.

После того, как я поставил их всех до места, Таран сразу пошел вперед. Мэр, правда, со своими полумерками долго между собой бакланили, но куда им деваться, когда козыри на руках у тех, кто банкует? Уболтал в конце концов Таран мэра, хотя один из его шестых чуть всё дело не порушил. Стал изображать на себе этот лох сплошное землетрясение: мексиканская фирма на три бакса больше дает, чтоб он скис с этими фраерами. Они, видите ли, дают. Прут нелегально в наш Техас, чтоб зашибить пару копеек, а теперь, оказывается, собираются здесь заработанное прокручивать, козлы.

Зато даже лично я после этого паршивого прогона за мексиканские интересы Гурвица зауважал. Мэр как гавкнул на своего шестого, тот аж под стол упал, и я не помню, чтоб он с-под него вылазил до конца нашей встречи у верхах. Правильно, то какие-то засранные мексиканцы в соломенных шапках на куполах с просто балалайками и Марией, а мы – свои бывшие патриоты, потому нам и доверили ремонтировать ихний театр. Правда, торговался мэр хуже, чем Таран в свое время на Привозе, и эти пятьдесят один процент – явная придурь, как у каждого здорового человека.

Ну и хрен с ним, мы всё равно никаких казино открывать не собираемся, зато в договоре за халтуру на этой архитектуре есть хитрый пунктик. Имеем полное право заторговать кому хочешь право на открытие этого самого казино. Хоть тем самым мексиканцам, с их безразмерными панамами над усами. Так только после всего этого десять процентов лично мэру и его бригаде могут показаться дешевым хотдогом, от которого лично у меня случается изжога не хуже, чем от нашего тоника. Чтоб он скис вместе с этой жизнью, но что делать, когда в нашей бригаде почти нет таких хороших спецов, как сам я.

Ну что, по натуре, может даже сам Таран? Ни хрена путного, как тот дон Рахит в железной майке, который бесплатно тыкал длинной финкой в деревянную мельницу. Да и то на эти проценты Таран еле мэра уболтал, постоянно смотря в мою сторону. До чего они зажрались, хуже тех судей с ихней сучьей Ривьеры, жалко Вовки с нами не было. Так я и без Вовки, при его босяцких выходках, Гурвица последний раз наповал вставил. Убедительно так втер: бабки, сами понимаете, мы здесь при себе чемоданами не носим, это вам не Америка. Давайте мы подпишем договор, а потом привезем вам башмалу прямо из дома через океан, чтоб он пропал со всеми волнами.

Тут Гурвиц ихний погнал цунами хуже того бурного океана. Его уже столько раз дурили, что, пока он не получит бабок, – нет базара за подписание договора. Таран опять стал взад пятиться, глаза пучить: почти три лимона зелени наличманом в чужой стране? Ты, мэр, в натуре поехал, хочешь я тебе расписку напишу? Так при этих слов за расписку все ихние лохи стали рассматривать на нашего Тарана, с понтом малохольнее его бывает только знаменитый одесский Яник, который тоже вскорости примерит до себя американского гражданства.

И тут, когда бизнес опять стал шататься в ненужные стороны, только я сделал всё в порядке. Это был такой выверт, с которого мэровская шобла стала с ушей на ноги. Или они что, не догоняют, кто лично до них приехал? Сам Шапиро!

Старый Шапиро прожил жизнь и хорошо знает: когда человек начинает громко разоряться, ему надо отвечать тихим шепотом. Так я же забыл за то, чего они не знают, а потому чересчур небрежно бросаю этим фуфлогонам: вы думаете, мы не имеем представлений, кто на самом деле хозяин фирмы «Серебряный век», где варятся крутые миллионы нашей родной американской капусты?

После моих слов Таран ожил, а глаза на морде этого лохомера стали пучиться выше лба. Задрыгался, как та мандавошка при виде дихлофоса. Наверняка понял – у нас хорошие концы в ЦРУ, если мы знаем за такие дела. Куда ему догнать, где мы еще имеем старых друзей. Прямо под его шнобелем – и ни разу дальше. Короче, я так строго, но чтоб фраер имел себя спокойно, говорю этому хозяину Одессы: мы завтра погоним безнал по смете с одной нашей немецкой фирмы на «Серебряный век», а потом делайте с ним, что хотите. Хоть сами себе оналичивайте – мы ни разу не против.

Тут Гурвиц вместо большой спасибы опять стал доставать нас через своих нудностей. Он, видите ли, еще сам себе на шару оналичкой не занимался. Такая операция, между прочим, тоже десять процентов стоит. И при этом устраивает на себе виды небывалых одолжнений. Мол, черт с вами, гоните два лимона восемьсот штук на счет «Серебряного века», но двести восемьдесят тысяч за мою собственную оналичку взнесете против подписанного договора. Где вы их возьмете – не моя проблема, а иначе сделка состоится с конкурентскими до вас мексиканцами, которые и так дают куда больше башмалы. Я с вами имею дело только по дружеской просьбе – и не иначе. После этих коммюников бригада мэра чересчур зашушукала, что их хозяин, как всегда, принял самое грамотное решение.

Но я-то хорошо себе врубился: он вешает нам лапшу среди ушей, блефарь-самоучка. Тем более, после моих донельзя логических выводов, Гурвиц сходу понял, кто на самом деле мозговой центр нашей делегации. Он стал рассматривать на Тарана, с понтом не выше гонца от самого Шапиры, что, между нами, если разобраться без балды, так и есть.

И тут я сказал свое самое золотое слово. Или мне не до кого обратиться в этом заграничном городе за такой пары пустяков, как эти паршивые двести восемьдесят штук зелени? Сколько базаров вокруг плевых сумм, одной нервы тратить на них неохота. Я сказал свое слово, и эти фраера при керосиновой лампе в полупотемках полчаса вычисляли, где мы имеем повстречаться для окончательного базара. У них, видите ли, всё расписано на месяц вперед, до того дел полно, дышать некогда. Можно подумать, мне больше нечего делать, чем слушать ихние нудности. У старого Шапиро дел выше крыши ихней мэрии. Мне же домой надо спешить, вдруг наш президент хоть раз захочет сделать чего-то умного, и кто, кроме меня, сможет дать ему пару неплохих вариантов, как этого залепить еще лучшее.

Короче, за пять процентов, за пять жалких вонючих процентов, мне одолжил эти гнилые бабки не кто-нибудь, а сам Боцман. Вот до чего меня уважают по всей земной поверхности такие люди, рядом с которыми все эти гурвицы-шмурвицы не канают даже в своем наглом воображении. Без всяких понтов! Ну, представьте себе, приперся бы ихний президент вместо нашей Америки до того же Боцмана за кредитом, так я отвечаю – хрен бы он слупил хоть один бакс с такого солидного человека. Зато Шапиро без второго слова получил, сколько надо было, до того я себя правильно зарекомендовал.

И после всего это мэр, видите ли, выкроил для нас время на десять минут. За такие бабки я бы кроил то время с утра до вечера и не делал понт за страшную занятость по поводу всего народа. Надо такого придумать: повышение какой-то общественной культурности, когда никто до сих пор не врубается, чего это среди другого халоймыса. Он, а зохен вэй, посещает какой-то дешевый Дом культуры, чтоб этот сооружений пропал вместе с ихним оперным театром.

Ладно, бабки передали, как условлено, какому-то шестому, а Гурвиц подписал договор и стал поить нас шампанским среди толпы, рассказывая вслух щелкоперам, какие мы клевые инвеститоры и прочие идиоты. Шампань, конечно, не «Дом Переньон», но изжоги от него всё равно не было. Кроме выпивки, состоялась фотография на память – ихний Гурвиц рядом с самим мной. Знает, что делает. Теперь этот мэр чуть что – хлоп таким снимком, и все дела решены. Еще бы, не идти навстречу, когда рядом с ним стоит сам Шапиро. Наверняка станет гнать – это мой липший кореш, а под такое получить мильярд кредитов – не последний предел среди других мечтаний. Хорошо, что я такой добрый, другой на моем месте мог и закочевряжиться.

Через три часа мы покинули Одессу, слава Богу, чтоб в ней больше не бывать, нехай она стухнет с ихними ремонтами, оналичками и керосиновыми лампами.

И вот теперь, когда Таран вместе с другими ребятами дрыхнет, они таки да могут спать спокойно. Пока в нашей бригаде есть сам Шапиро – все будет о'кэй, нехай половина ребят передохнет со своей наглости.

Эй, миссочка, притарабань сюда еще один поднос, аппетиты у мистера пассажира прорезались прямо-таки неземные после всех этих дешевых сделок, с которых, сука буду, мы сделаем такую прибыль… Чего ты, прошмандовка боинговская, лыбишься, я же тебе говорю – гив ми, блядюга, виски энд курица… Ко-ко-ко! Вот тупоголовая, как те одесские лохи, может, тебе кукарекнуть, с понтом петух на параше? Облезешь, дебилка. Хрен с тобой, волочи гив мне хотдог, чтоб он треснул вместе с такой жизнью, когда кругом одни идиоты, элементарных слов не знают. Понеслась, гымза, за нашей горячей собачатиной, чтоб вам пусто было. Ничего, лярвы, гавкнуть не успеете – старый Шапиро сделает вам всем таких инвестиций и прочих менструаций, от которых на том театре шерсть дыбом встанет. Его так заремонтируют, аж представить больно, и не раньше, чем у меня на ладони волос вырастет. Это я вам гарантирую…

Старый Шапиро мог таки да многое, но даже он не имел себе представить, что в то время, когда «Боинг» пер его до родной земли через воздух над океаном, фирма «Серебряный век» опубликовала сообщение о собственноручной самоликвидации. В течение целого месяца это предприятие принимало всякие претензии по поводу своей бурной деятельности, направленной на производство исключительно башмалы, а потом скромно растворилась в прошлом среди тысяч аналогичных фирм.

Дата добавления: 2015-07-19