Читайте также: |
|
Наука и критический ум настроены на объективность, они требуют подтверждения и воспроизведения полученных ре- зультатов. И все же, существуют ли формы истины, которые могут постигаться только субъективно?
Многие люди, в частности многие студенты, которых я встречал, субъективисты. Они верят в истинность чего-то просто потому, что они лично в этом уверены. Они опираются на свои субъективные чувства и опыт, богатую память своего личного восприятия реальности, мотивацию и желания. Наше отношение к субъективизму сходно с отношением к стремлению основывать свои верования на эмоциях. Субъективизм не годится для проверки знания внешнего мира, хотя он является необходимым началом познания самого себя или эмпатически, но аналогии, сознания других. Во многих случаях объяснения, которые человек основывает на своих личностных восприятиях, оказываются ошибочными. Он вынужден исправлять свой частный опыт с помощью объективных критериев.
Обращение к субъективизму поднимает еще один вопрос, в частности, об отношении к заявлениям тех, кто ссылается на личные чувства как на источник свидетельства существования потустороннего. К сожалению, существует множество областей жизни, где нет никаких специалистов, где мы не можем знать, что истинно, а что ложно, где мы остаемся в неведении. Это могут быть новые области знания, протонауки, создающиеся на границах установившихся научных дисциплин, кроме того, существуют стороны природы, полностью непознанные и далекие от своего описания. Там, где нет специалистов, мы можем обратиться к учебнику или справочнику, однако нас могут тревожить вечные вопросы: можно ли разрешить «загадку вселенной», найти смысл за пределами нашего мира, обнаружить что-то, что не описывается средствами логики и недоступно эмпирическому познанию, экспериментальной науке и даже критическому разуму? Поэты и мистики спрашивают: неужели мы ограничены рамками повседневной жизни и научного метода? Сердце тоскует но чему-то большему. Они верят, что поиск таинств бытия может быть универсальным. Поэты и мистики, пророки и провидцы утверждают, что они обладают способностью интуитивного проникновения в запредельную реальность.
Субъективисты заявляют, что всякое знание является, в конечном счете, внутренним и частным. Сказать, что мы знаем что-то, всегда означает, что существует субъект, который испытывает или сознает это что-то. Такое понимание относится к нашим восприятиям мира, «чувственным данным», сообщающих нам о звуках, цветах, формах и размерах предметов, к нашей познавательной интуиции и дедуктивному выводу. Таким образом, утверждается, что все знание начинается и заканчивается внутри субъекта, а не объекта. Однако такого рода интуитивисты должны допускать, что мы не только испытываем чувства и ощущения, но и общаемся, верим в то, что мы открываем нечто в самих себе и мире, что мы учимся у других. Мы выполняем это средствами языка. Знаки и символы, понятия и слова облекают наши быстротечные впечатления, придают им образ и форму. Мы связываем отдельные слова в речь, а предложения в тексты, мы организуем отдельные части нашего опыта в более широкую структуру или концептуальные рамки. Интуитивист настаивает, что если мы исключим субъекта или попытаемся избавиться от него, знание окажется пустым, поскольку внутренняя интуиция является источником истины. Он утверждает, что существуют истины, которые мы постигаем внутри самих себя и не можем передавать посредством языка другим, не теряя их значения. Я готов допустить, что восприятия возникают в непосредственном опыте. Однако ошибка интуитивистов состоит в том, что, как я уже указывал, они не видят, что восприятия являются не просто внутренними и изолированными, но слиты с действиями и взаимодействиями. Непосредственные интуиции не могут быть абстрагированы, они связаны с поведением, что подтверждается интерсубъективно. Ошибочно считать субъективизм чем-то внутренне присущим эмпиризму, поскольку ошибочна модель сознания как пассивного хранилища или чистого листа. Наше познание начинается с действия, а не интуитивного акта, с области деятельности, а не отделенного от нее субъекта. Человек агент или деятель, а не просто пассивный наблюдатель. Лишенный объектов познания и действия, субъективный опыт становится бессмысленным.
Когнитивные интуитивисты (такие как Декарт) думают, что мы можем постичь истину непосредственным проникновением или интуицией. Под эту категорию подпадают логические истины, поскольку их доказательство не необходимо или невоз- можно. Хотя речь идет об операциях, совершаемых внутри самого сознания, они не являются исключительно частными, поскольку их правильность может быть оценена другими людьми, в данном случае, математиками и логиками. При их совершении используются объективные стандарты.
Возникает другой вопрос. Существуют ли формы частного знания, которые не могут быть восприняты эмпирически или с помощью понятий, не могут быть выражены в категориях опыта или логики и не могут быть получены никаким другим способом? Для многих это главная причина сомнения в безграничных возможностях науки. Есть ли основания и критерии, позволяющие априори исключать существование глубинной реальности и непознаваемое и невыразимое бытие? Должны ли мы доверять свидетельствам поэтов и художников, мистиков и ясновидцев о том, что существует истина, которая познается непосредственно и не может быть передана языком или выражена понятиями? Существуют ли истины, выражаемые творческим вдохновением, которые не могут быть получены науками и в опыте повседневной жизни? Платон полагал, что искусство позволяет нам увидеть проблеск абсолютных форм, хотя он предлагал изгонять художников из государства как людей ненадежных и отчасти сумасшедших. Являются ли поздние квартеты Бетховена, скульптуры Родена, картины Модильяни или другие произведения искусства выражением определенной формы истины? Я считаю, во-первых, что даже если мы признаем их истиной, то в любом случае они не являются проявлением потусторонней сферы абсолютной красоты или формы, какой бы смысл им ни придавался. Во-вторых, они зависят от умения и искусности. Мнение Платона трудно защищать. Произведения искусства выражают значения, которые могут передаваться и пробуждать наши чувства и вызывать реакции. Является ли искусство формой знания? Все зависит от контекста. Живопись или скульптура, например, красочные полотна Рембрандта или фрески Микелапджело, могут изображать сюжет или выражать идею человека. Романы и пьесы используют язык, которым передается их содержание. Они могут высоко художественно и проницательно описывать события, детали, характеры. Так же как лирические песни и драматические оперы.
Это — описательный аспект искусства. Многие искусства (но не все) сообщают лам повое содержание и знание. Однако я считаю отличительной чертой произведений искусства эстетический аспект и способность пробуждать эмоции. Они постольку драматичны, поскольку умело обращены к зрителю или слушателю. Разница между простым описанием и художественным произведением связана с эстетической компонентой, которая включает наслаждение или сильные чувства.
Произведение искусства возникает как результат человеческого труда и вдохновения. Оно может быть истолковано в натуралистических понятиях без отсылки к трансцендентному источнику. Наука не заменяет искусства, у них различные задачи. В искусстве коммуникация знания играет второстепенную роль. Оно прежде всего должно пробуждать настроение и чувства, давать наслаждение.
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Обращение к эксперту | | | Вера как основание убежденности |