Глава семнадцатая.

«Блядь... Блядь. Блядь!»
Мысли в голове Сеймура были на удивление однообразными, но он даже не обратил внимания на столь поразительное для него узконаправленное размышление, поскольку содержание этой мысли значило очень много. Точнее, отражало его отношение к сложившейся ситуации, из которой он нормального выхода не видел. И ненормального, в принципе, тоже, поскольку всё было очень плохо. Очень-очень плохо.
Он сидел в кафе, пялился тупо в одноразовый стакан с кофе, поданный ему, таращился на тарелку и не мог себя заставить съесть хоть что-то, поскольку перед глазами до сих пор вставали картины вчерашнего вечера. И сегодняшнего утра, когда проснулся он не в одной постели с Натаниэлем, конечно, но всё-таки в доме Кроули. Один за другим проплывали перед ним фрагменты событий, голова болела, а мозги отказывались генерировать хоть сколько-нибудь стоящие идеи. Оставался только один вариант – свалить, чтобы никто не видел его и не приставал с вопросами. Или же с обвинениями, в зависимости от того, какое настроение будет у Натаниэля, и насколько он сам вчера был пьян. Несмотря на то, что в кафе было тепло, Бэнкс продолжал кутаться в куртку и, кажется, даже не замечал, что кнопки на рубашке застёгнуты криво. Хорошо, что перед тем, как покинуть чужой дом, он додумался причесаться и сейчас не походил на чудище, шевелюрой которого подметали полы. Правда, не был уверен, что расческе не осталось рыжих волос, и Кроули, обнаружив их там, не взбесится окончательно.
Сонная официантка, походившая на осеннюю муху, лениво ползающую по стеклу, протирала стойку, не зная, чем ещё можно себя занять в ожидании сменщицы. В сторону раннего клиента даже не смотрела и этим только радовала, потому что Сеймуру хотелось на время стать невидимым.
А ещё лучше – уметь время отматывать назад, исправляя ошибки, совершённые на пьяную голову. Оптимальным решением был полный отказ от алкоголя или, как вариант, от поездки на вечеринку к Натаниэлю. Подравшись с Роджером, следовало вернуться домой и лечь спать, а не изображать из себя короля вечеринок.
«Кроули меня убьёт, – подумал мрачно, взявшись за вилку. – Или себя. Или обоих».
Поразмыслив ещё немного над ситуацией, он пришёл к выводу, что Натаниэль, вооружившись тесаком, придёт всё-таки по его душу. Не похож он на человека, который на себя руки наложит, даже если причина довольно серьёзная. Следовательно, старосте нужно было готовиться к тому, что после возвращения в школу долго он не протянет. И жить ему осталось всего ничего.
Запустив руку в карман, он наткнулся на что-то жёсткое, слегка царапающее кожу. Это оказалась маска с пайетками, которую он благополучно позабыл в куртке, хотя следовало отправить её в мусорку ещё вчерашним вечером. Сейчас эта маска только усугубила положение, поскольку напомнила о тёмной комнате, тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием, и шорохе падающей на пол маски, которую носил Кроули. О том, как Натаниэль стянул маску со своего оппонента, бросив её туда же, под ноги, а потом сам полез целоваться, перехватывая инициативу.
«Нет, он точно меня убьёт», – Сеймур по привычке уже продолжал сеанс самобичевания, не зная, как избавиться от комплекса вины.
Вариант – прийти с повинной и попытаться извиниться как-то не особенно вдохновлял, наталкивая на мысли о том, что подобным образом решать проблему может только потенциальный суицидник. Идти к тому, кто желает тебя убить – перспектива довольно сомнительная. И явно не радостная.
Кроме мыслей о бесславной кончине Бэнкса занимало знание, что кафе, в котором он сейчас находится, расположено недалеко от дома Кроули. Не факт, конечно, что Натаниэль завернёт сюда, желая получить завтрак, но шанс на это всё-таки имелся. Нужно было что-то придумать. Например, позвонить Паджету и попросить забрать приятеля отсюда, если он не уединился со своей любительницей корсетов, и не пошлёт Сеймура в нецензурном направлении. После вчерашнего происшествия это было очень актуальное пожелание.
Решив всё же попытать счастья, Бэнкс вытащил из кармана телефон, разблокировал экран и понял, что тут ему тоже ловить нечего. Батарея, горевшая красным цветом, оповестила о своём плачевном состоянии в ноль процентов, телефон мигнул в последний раз и «умер», не оставив надежды на спасение. Оставался только один вариант. Выгребаться из-за стола, собирать мысли в кучу и валить домой, чтобы в привычной обстановке всё продумать и проанализировать, как следует. Попытаться найти пути к отступлению и смягчающие обстоятельства. Алкоголь, кажется, относился к отягчающим.
Сеймур отодвинул тарелку и ткнулся лбом в столешницу. Ему хотелось побиться головой о стену, но вряд ли официантка, даже такая аморфная, не обратила бы внимание на действия посетителя.
«Ебанутый. На всю голову», – резюмировал Бэнкс, вновь возвращаясь к думам тяжким.
Впрочем, был у этих размышлений один безоговорочный плюс. За мыслями о своих промахах Сеймур практически перестал думать об отце. Это можно было назвать величайшим прогрессом, на который он даже не надеялся.
Когда дверь открылась, и кто-то зашёл внутрь помещения, Бэнксу даже думать не хотелось о том, что это может быть Натаниэль, но внутренний голос настойчиво подсказывал, что это именно Кроули сейчас стоит и сверлит взглядом его спину.
«Если сделать вид, что уже сдох, вряд ли он поверит», – Сеймур поймал себя на совершенно идиотской мысли, но другие его сейчас и не посещали.
– Луиза, привет, – произнёс Натаниэль, делая вид, что вообще никого, кроме официантки здесь не замечает, хотя исподтишка наблюдал за действиями Бэнкса.
Он прикидывал, стоит ли подходить к однокласснику и вообще заводить разговор на тему вчерашнего. Судя по всему, Сеймур уже сейчас активно устраивал самосуд и никак не мог определить себе меру наказания, оттого вёл себя, как форменный придурок. И не только сейчас, но и всё то время, что Кроули наблюдал за одноклассником, стоя в некотором отдалении от кафе и глядя в окно.
Натаниэля чужое поведение настораживало.
– Привет, – отозвалась девушка, махнув тряпкой. – Тебе как обычно?
– Ага. С молоком, без сахара.
– Хорошо.
Та, кого называли Луизой, отправилась в сторону кухни, чтобы приготовить требуемое. Натаниэль и Сеймур в зале остались одни, потому у них появилась реальная возможность поговорить на животрепещущую тему, что так волновала обоих. Судя по потрёпанному виду Бэнкса, он на продуктивный разговор настроен не был. Удивительно, как ещё тарелку с омлетом себе на голову не вывернул, стараясь слиться с общей обстановкой. Кроули некоторое время смотрел на одноклассника, потом отвернулся и остановился у стойки, опершись на неё локтями. В конце концов, Луиза и та сильнее радовалась появлению постоянного клиента, в то время как Сеймур продолжал изображать из себя хреновую невидимку.
Прозрачности ему точно недоставало.
Получив стакан со своим напитком, Натаниэль ещё раз улыбнулся официантке, положил на стойку деньги и направился к выходу. Бэнкс, осознав, что его никто линчевать не будет, выдохнул с облегчением и всё же решился посмотреть в сторону двери. Зря он это сделал, как показала практика. Поскольку стоило только Кроули почувствовать на себе чужой взгляд, как он замер на месте, после обернулся и направился к столику, за которым сидел одноклассник. В отличие от Сеймура, убегающего из чужого дома в спешке, Натаниэль своему внешнему виду уделил достаточное количество времени, потому даже этим утром выглядел идеально. И не скажешь, что он вчера пил. Возможно, он просто не накачивался коктейлем до безобразия, а знал свою меру и эти границы не переходил?
Вокруг его шеи был обмотан чёрный вязаный шарф, контрастировавший по цвету с бежевой курткой и светлыми волосами. Бэнкс почему-то именно на этой чёрной полосе вязаной ткани основное внимание и сосредоточил, пытаясь пропустить мимо себя всё остальное. Ассоциативный ряд, наверное, сделал своё дело. Полоса белая, полоса чёрная... Откуда там белой взяться?
Кроули отодвинул стул, поставил стакан с кофе на столешницу. Устроился со всем комфортом напротив одноклассника, занялся таким архиважным делом, как поиски ложечки. Особо искать её не нужно было, поскольку она прилагалась в комплекте, так сказать. Бумажная упаковка была приклеена к стакану. Натаниэль сосредоточился на мелочах, разорвал упаковку, вытащив одноразовую ложечку. Снял крышку с напитка. Зачем там ложка, если нет сахара, Сеймур сначала не понял, потом дошло. Чтобы топить маршмеллоу, плавающие на поверхности кофе.
Кроули продолжал хранить молчание, теперь переключившись на кофе. Выловил один из белых островков и отправил в рот, действуя несколько отстранённо.
«Он же сюда сел не потому, что посчитал, будто мне грустно завтракать в одиночестве? – задался очередным вопросом Бэнкс. – Конечно, нет. С чего бы ему думать о таких мелочах. Вот сейчас он заведёт разговор о вчерашнем вечере, то есть, о сегодняшней ночи. Если бить меня не собирается, значит, попробуем просчитать его реакцию методом от противного. Попросит сохранить всё в секрете. И что ему сказать, если попросит?».
Сеймур успокоился. Хоть и немного, но всё же успокоился. По его расчетам Натаниэль решил действовать мирными способами, раз не перевернул стол, не грохнул тарелку и не приставил острый осколок к горлу старосты. Это обнадёживало и вселяло надежду. Правда, могло быть всего лишь обманным манёвром. Сначала успокоить, а потом уже столы переворачивать и тарелки бить, используя их в качестве оружия. Ещё Бэнкс думал о том, что можно считать себя счастливым человеком, если Кроули не схватит вилку и не воткнёт её в глаз оппоненту. Впрочем, это уже подсудное дело. Вряд Натаниэль совершеннейший профан в юриспруденции и не понимает, какие последствия могут повлечь за собой необдуманные действия.
Убедив себя в том, что Натаниэль и за вилку тоже не схватится, Сеймур переметнулся в мыслях на тему развития событий.
Вот сейчас Кроули предложит ему сохранить всё, что с ними произошло, в тайне. И как нужно ответить на это предложение? Согласием или отказом? Ему, в принципе, оба варианта не подходили. Отказом он ничего не добился бы, только нажил себе врага, да и Натаниэль знаниями мог воспользоваться. Это ведь не он первым к старосте пристал, не он к нему в брюки лез, не он начал целовать. Он просто откликнулся на чужие действия, поскольку выпил и плохо соображал. И кого Бэнкс отказом хранить событие в тайне сильнее подставит? Себя или Натаниэля? Себя, конечно... С согласием всё было проще, правильнее и гораздо запутаннее. Во всяком случае, Сеймур никак не мог определиться со своими ощущениями. Вроде самый оптимальный вариант, но вместе с тем он означал полнейшую капитуляцию и признание своего поражения. Ему не хотелось, чтобы это было прямо тайной из тайн, что принято называть постыдными. Ему казалось, что Кроули его этой просьбой унижает, навесив ярлык с надписью «человек второго сорта», с которым зазорно общаться, а уж целоваться, так вообще ужас, мрак, как жить дальше?
Но, в принципе, кого вообще это волнует? Он радоваться должен, что ему ничем в голову не запустили, как тот же Роджер, а он сидит и парится относительно чужого мнения на свой счёт.
Натаниэль с отстранённым видом поглощал маршмеллоу, предпочитая сначала выесть их, только потом приступить к напитку.
– У тебя рубашка криво застёгнута, – произнёс через некоторое время.
Пристальное наблюдение со стороны Бэнкса не напрягало, поскольку было само собой разумеющимся. Вполне нормально, что Сеймур так на него смотрел, хотя и довольно неприятно, учитывая события вчерашнего вечера, когда всё было зашибись, а с утра пораньше всё обернулось постыдным побегом без объяснений. Но, если задуматься, Натаниэль на что-то иное и не рассчитывал, поскольку изначальную ситуацию в воображении нарисовал иную, отличную от реальности.
– Я знаю, – ответил Бэнкс.
Хотя до того, как ему на оплошность указали, ничего не замечал. Но моментально срываться с места и нестись в туалет, чтобы все кнопки застегнуть правильно, не стал, сделав вид, что на внешность плевать хотел, она для него не главное, и вообще Кроули не касается, кто как выглядит. Пусть за собой следит, интеллигент фигов. Вечно с иголочки, вечно отглаженный, накрахмаленный и восхитительный. Он человек вообще?
Стараясь продемонстрировать своё равнодушие к происходящему, Сеймур подвинул тарелку к себе и принялся есть, не ощущая вкуса, только для того, чтобы немного отвлечься. Удивительно, но готовили здесь прилично, во всяком случае, желания свалить всё в мусорную корзину и накатать на забегаловку гневную жалобу не возникало. Всё съедобное, свежее и приятное на вкус. Кофе пах... кофе, а не растворимой бурдой, а омлет был с грибами и сыром. Не так уж и плохо. Но стоило признать, что Бэнкса не особо волновало, что там ему подали. Просто нужно было поесть, дабы дома на готовку не заморачиваться, после весёленькой ночки с этим могли быть проблемы.
– А так даже креативно, – не унимался Натаниэль. – Нет, правда. Вполне себе творческий подход. Но вчера было лучше.
– Что вчера было лучше?
– Рубашка твоя, – ответил Кроули.
Не добавляя пошлых намёков, которые могли бы послужить для продолжения разговора. Что-то, вроде «А ты о чём подумал?». Это смотрелось как кокетство, но не совсем уместное при таком раскладе. Оба понимали, о чём подумал Сеймур, услышав о творческом подходе, который был вчера, но которого нет сейчас.
Натаниэль выглядел собранным, чрезмерно спокойным и этим почему-то раздражал. Сидел и всё ещё копался со своим кофе. Бэнкс, покончив с омлетом, тоже потянулся к своему стакану с горячим напитком. Сделал резко огромный просто глоток и только потом подумал, что там мог быть кипяток. Благо, что за время самобичевания кофе успел остыть, а потому язык и нёбо не обожгло.
– Какая тебе разница? Одеваюсь, как хочу, – фыркнул Сеймур, резко застёгивая замок на куртке, чтобы рубашка не мозолила глаза. – Будет желание - без неё по улице пройдусь.
– Не советую, там холодно.
Кроули, сучий Кроули. Он выходит из себя когда-нибудь? Почему он сейчас сидит такой спокойный, как будто не понимает, какое действие производит на окружающих. Ладно, не на всех, только на Бэнкса, который никак не может привести мысли в порядок, перестать себя казнить, да начать уже мыслить здраво. Не понимает, что это именно из-за него над столом такая гнетущая атмосфера витает, словно прямо над ними висит чёрная туча, из которой вот-вот молния ударит?
Натаниэль действительно не понимал, потому что свои проблемы привык решать иначе, и при этом раскладе чувствовал виноватым себя, считая, что нужно как-то перед старостой извиниться. Ладно, он после вчерашнего уже не на сто процентов был уверен в том, что сын Трэнта такой уж почитатель женского пола, но это вовсе не значило, что Кроули ему действительно нравился. И то, что между ними случилось – это по взаимной симпатии, а не потому, что Сеймур не смог найти себе кого-нибудь более привлекательного. С его точки зрения, разумеется. Судя по тому, как он вёл себя сейчас, Натаниэль вообще был не в его вкусе и вызывал на трезвую голову только одно желание - послать подальше. Это было довольно оскорбительно, а потому Кроули даже не знал, за что зацепиться, чтобы хоть немного разговор выровнять, не скатываясь в очередную стычку. Странное дело, но его тоже посещали мысли о перевёрнутом столе и вилке в глаз. Он-то понимал, что это преступление, а вот Бэнкс... Вдруг он никогда такими вещами не интересовался? Вдруг не знает? Это же не его отец был преуспевающим адвокатом.
– Я у тебя совета не спрашивал, – заметил Сеймур. – Ещё вопросы, замечания, пожелания?
– Ничего, – отрицательно покачал головой Натаниэль.
– Отлично, – подвёл итог Бэнкс, понимая, что разговор вообще куда-то не туда свернул.
Теперь он даже смутно не может представить, куда их это общение заведёт.
– Насчёт вчерашнего... – произнёс Кроули, всё же разбив мечты о том, что эта тема не всплывёт. – Можешь не загоняться, я никому не собираюсь об этом рассказывать, никаких скрытых камер или прочих ухищрений. Никто ничего не узнает, не переживай.
– А почему я вообще должен загоняться? – Сеймур оторвался от созерцания своего напитка и метнул убийственный взгляд в сторону одноклассника.
Надо же, какой благородный! Никому он не скажет, никого шантажировать не будет. Не за себя переживает, а чужую репутацию, видите ли, оберегает. Двуличная, лживая сука. Если бы к нему кто-то другой прицепился, тоже никакого сопротивления не было бы? Вот так запросто всё. Один раз поцеловали, и он уже считает, что у него на руках компромат на другого человека? То, как сам с поцелуями лез, вообще не смущает?
– Тебе лучше знать.
– Вот я и не загоняюсь.
– Заметно.
– Шёл бы ты уже домой, а?
– Бэнкс.
– Что?
– Хрена ли ты на меня голос повышаешь?
– А почему бы и нет? – усмехнулся Сеймур, окончательно переборов свою скованность и опасения по поводу чужой агрессии.
Вспомнилась народная мудрость, гласившая, что лучшая защита заключена в нападении, вот Бэнкс и решил первым пойти в наступление, пока его окончательно с землёй не сравняли и не сбили и без того нереально низкую самооценку. Для того чтобы это сделать, достаточно было всего пары неосторожно брошенных фраз.
– А почему да?
– Ты на вопрос ответь.
– Двойные стандарты, они такие двойные, – усмехнулся Натаниэль, залпом допивая свой кофе. – То есть, ты можешь от ответа уходить, а я здесь обязан душу наизнанку вывернуть, чтобы вашему величеству угодить?
– Что тебе не нравится, Кроули?
– Да мне дохуя всего не нравится, если ты ещё не понял. То, что родители развелись, то, что мать меня в этот город притащила, то, что я в уебанскую вашу школу попал. Если покопаться, то ещё сотня причин найдётся для возмущения, но я же не гавкаю на окружающих, как сука. Особенно на фоне вчерашнего это очень мило смотрится.
– А что вчера было? – нагло выдал Сеймур, предрекая два варианта реакции на это замечание.
Один из них больше подходил женщине, второй – мужчине.
Обидеться, с трудом сдерживать рыдания, отвесить пощёчину и убежать. Так Дафна реагировала, если мнение сына не совпадало с её собственным, а отпрыск имел дерзость не прислушиваться к советам старших, продолжая отстаивать свою точку зрения. Бэнкс придерживался мнения, что даже если его мнение ошибочно, он сам должен получить тому подтверждение, а не быть оберегаемым со всех сторон, как Кеннет, которого едва ли на руках не носили, только бы малютка не упала и не разбила коленки.
Оскорбиться, взбеситься и всё же стать инициатором драки. Так поступил бы сам Бэнкс, услышав подобное высказывание из чужих уст. Он пытался представить себя на месте Кроули и примерно представлял, что тот должен в настоящий момент чувствовать, какие эмоции испытывать от того, что слышит в свой адрес. И Сеймур отдавал себе отчёт в том, что делает, нарочно собеседника провоцирует, чтобы тот избавился от своей вечной сдержанности и умения держать себя в руках.
Он ведь не знал о том, насколько жизнь под одной крышей с Джейкобом, да и вообще – доля сына адвоката, считающего только себя единственным правым, тренирует выносливость эмоциональную. Натаниэль научился держать себя в руках именно с подачи отца, но, конечно, благодарить последнего за это не собирался.
Первое или второе?
Второе или первое?
Бэнкс понимал, что собеседник нарочно тянет время, желая его сильнее побесить. Собирался уже подняться из-за стола и покинуть кафе, но в это время подобным образом поступил Кроули. Он поднялся со стула, а потом медленно подался вперёд, оперся обеими ладонями на стол, близко к чужой руке, почти задевая. Почти. Он не касался рукава куртки Сеймура пальцами, но мог бы это сделать, подвинув ладони всего на пару миллиметров вперёд. Бэнкс упёрся взглядом в острый кончик носа, чуть поднял глаза, отметив лёгкую горбинку, которую вчера не особо-то разглядел. Да и вообще пришёл к ошеломляющей мысли, что никогда прежде особо-то к чужой внешности не приглядывался, составляя общее впечатление, воспринимая цельный образ, а не отдельные мелочи.
Разумеется, при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что внешность у Кроули совсем не идеальная, недостатки имеются. И веснушки тоже прилагаются, светлые, да, но всё же идут в комплекте. Он не был идеальным, не был потрясающе красивым, но в его внешности имелось нечто цепляющее. На любителя, что называется. Вот Бэнкс оказался как раз таким, из любителей.
Ему не с чем было особенно сравнивать, но всё же опыт, пусть и минимальный, имелся. Однако ставить Натаниэля и Роджера на одну доску было глупо и недальновидно. Один просто заботящийся о своей внешности парень против псевдонеформала, помешанного на своём облике сильнее, нежели на чём-либо ином. Крашеные в чёрный цвет патлы, пробитый нос, чёрная помада на губах, такой же лак на ногтевых пластинах. И вечное стремление к идеалу, а вместо настольного чтива – каталог клиники пластической хирургии. Роджеру отчаянно хотелось себя изменить, став совершенством с точённым носом, оленьими глазами, крышесносной улыбкой... Список его стремлений можно было перечислять до бесконечности.
Кроули эти операции, в принципе, не требовались, да и он сам о них никогда не задумывался, считая, что его щедро природа наградила. Есть люди и не столь привлекательные, и не столь уверенные в себе, и не способные действительно красиво себя подать. Он умел, и этой способностью, если не гордился, то доволен был однозначно. Уж точно не стал бы истерить из-за горбинки на носу или от того, что, допустим, взгляд слегка странноват, будто обладатель его находится под кайфом в режиме двадцать четыре на семь. То есть, взгляд, конечно, был не таким, как у того, кто реально находится под воздействием тех или иных веществ, но было в нём что-то удивительное.
Вэнс про себя называл этот взгляд угашенным.
В суждении Сеймура этот взор был вовсе не угашенным, а с томной поволокой, скорее. Хотя он вообще слабо представлял слова, которыми можно охарактеризовать Кроули и всё, что с ним связано. Бэнкс никогда не мог похвастаться навыками светского соблазнителя, который только и делает, что расточает комплименты, подкупая окружающих красивыми словами, оттого и терялся, оказавшись в новой, непривычной для него ситуации.
Натаниэль, тем временем, разошёлся не на шутку, потому что приблизился максимально к старосте, выдержал паузу и только, когда осознал, что клиент готов, наклонился к его уху и шепнул:
– Вчера? Вчера было супер. Жаль, что ты не помнишь.
После чего развернулся и покинул здание кафе, оставив Сеймура наедине с пустой тарелкой и таким же стаканом.
Бэнкс, конечно, такую шикарную возможность поговорить упустить не мог, потому поспешил догнать одноклассника, пока тот не свалил домой и не забаррикадировал двери на случай, вдруг к нему кто ломиться будет. Кроули далёко не ушёл, лишь успел немного спуститься вниз. Кафе находилось на некой возвышенности, дорога, ведущая к нему, оказалась не прямой, а со склоном. Вот по этому склону и нужно было сбежать, чтобы догнать Натаниэля.
К счастью, склон этот оказался пологим, а не крутым, потому сбежать вниз можно было за считанные минуты, что Сеймур и поспешил сделать.
– Слушай, Кроули, – начал он. – Я хотел сказать...
– Что? Пропил курс глицина, воспоминания начали возвращаться? – хмыкнул Натаниэль, вскинув бровь.
Чужую попытку пошутить Бэнкс пропустил мимо ушей.
– Получается, ты тоже всё отлично помнишь? – спросил серьёзным тоном.
– Вполне.
– И почему тогда не возмущаешься, не орёшь? Драться не лезешь?
– А почему я должен это делать?
– Я бы сделал.
– Ну, да. Ты постоянно это практикуешь, – усмехнулся Кроули. – Или только, когда ты в маске, на тебя накатывает нежность? Или, когда у меня на лице маска, тебя тянет ко мне, потому что лицо другое? Не знаю, чем ты руководствовался, но свою маску всё же оставлю. Вдруг.
– То есть...
– Что?
– Если бы я тебе вчера другое предложил, ты бы тоже не отказался?
– Другое? Что именно? – Натаниэль явно хотел предельной откровенности, а не намёков, которыми старался ограничиться его собеседник.
– Трахнуться, – честно ответил Сеймур. – Если бы я тебе предложил трахнуться, ты бы не спустил меня с лестницы?
– Думаю, нет.
– Охеренно! – почему-то со злостью в голосе выдал Бэнкс.
Реакция его заметно отличалась от той, которую нарисовал в воображении Кроули. Ему на мгновение показалось, что Сеймур как раз согласия от него и ждал. Тогда с чего бы ему злиться?
– И почему тебя это так злит?
– То есть, нажравшись, ты способен не только с мужиком поцеловаться, но и отдаться ему? Серьёзно? Неужели совсем не стал бы сопротивляться, даже минимально?
– А у кого-то пунктик на изнасиловании? – усмехнулся Кроули. – Нет, вообще понятно, чем оно может нравиться. Странно, но я допускаю мысль о том, что оно может принести удовольствие обеим сторонам, если они договорились обо всём заранее, решив как-то разнообразить свою сексуальную жизнь. Тот, кто изобразит насильника, офигенно себе самооценку повысит, как бы дико это не звучало. Но только я не уверен, что для первого секса подходит подобная игра.
Он об этом рассуждал с такой уверенностью, словно не впервые о чём-то подобном задумывался. И не только о первом сексе, но и об игре в изнасилование. Да что там задумывался... Возможно, даже практиковал, потому сейчас не пытался залиться румянцем смущения, изобразить жертву ошалелого маньяка, коим себя в мыслях Сеймур вчера представлял, а сегодня едва в петлю не полез от осознания всего случившегося. В переносном смысле, конечно. В петлю он лезть в ближайшее время не планировал, однако предполагал, что Кроули лично для него гильотину готовит.
Вместо этого Натаниэль стоит перед ним и размышляет о том, что подходит, что – не очень, но совершенно не парится о произошедшем. Вопрос о степени опьянения он благополучно игнорировал. Как вариант, банально не заметил, сосредоточившись на второй части вопроса.
– Я не о фетише на изнасилование, а о реальном сопротивлении.
– Да зачем?
– Хочешь сказать, что к тебе вот так любой мог подойти, а ты бы после одного поцелуя уже готов был в одну постель прыгнуть? Тебе слово «шлюха» о чём-нибудь говорит?
Сеймура несло, причём конкретно так несло. Он не мог остановиться, выливая на голову собеседника новую порцию грязи, понимая, что вообще это не в его стиле. Так мог поступить кто угодно в его окружении, но только не он сам. Подобным образом мог истерить тот же Роджер, который, помнится, неоднократно подозревал Бэнкса в изменах, хотя к тому никаких предпосылок не было, но обвинения подобного толка лились из его рта. В них тоже сквозило столько яда и попыток задеть, что нормальный человек долго такое не сможет слушать. Сеймур орал на одноклассника, осознавая, что сам, оказавшись на месте Натаниэля, давно свалил бы, плюнув на тупое бешеное существо, скачущее поблизости и пытающееся что-то о моральных ценностях ввернуть в свою речь. Вот уж у кого-кого, а у Бэнкса точно не было прав обвинять Кроули в чём-либо. Это же не Натаниэль на него вчера наскочил, не он организовал турнир игры в гляделки, и не он заливал в глотку Сеймура ромовые коктейли. Бэнкс всё сделал по собственному желанию, а теперь пытался переложить ответственность с больной головы на здоровую, стараясь оправдаться тем, что это именно Кроули во всём виноват. Он спровоцировал, он не оттолкнул, он...
Ухватил Сеймура за воротник куртки, притягивая к себе. Бэнкс от неожиданности заткнулся на середине очередной гневной реплики, случайно прикусив язык, поскольку был уверен, что ему будут что-то доказывать, спорить, отбиваться от клейма «шлюхи», коим он только что щедро одарил Натаниэля.
– Так меня, конечно, не называли, – произнёс Кроули весёлым тоном. – Но о том, что довольно страстный, наслышан.
– От кого? – на автомате выпалил Бэнкс, попутно поставив себе неутешительный диагноз.
«Да это же банальная ревность, детка».
– От бывшего парня.
– А?
– Так и быть, отвечу. Слово «шлюха» мне не говорит ни о чём, поскольку к себе я его не примеряю. Теперь твоя очередь ответить на мой вопрос. Фраза: «Мне нравишься именно ты, поэтому вчера вечером я был с тобой, а не с кем-то другим», что-нибудь проясняет? Или...
Натаниэль не договорив, всё же сорвал с губ старосты ещё один поцелуй, едва ощутимый, больше смазанный, будто листком бумаги по ним провел. Сегодня первый шаг остался за Кроули, и он нисколько не жалел, разве только о том, что соображает Сеймур довольно туго. Впрочем, они друг друга стоили, поскольку оба смотрели на ситуацию совсем не так, как следовало. Усложняли там, где всё было проще простого.
Бэнкс спрятал ладони под чужим шарфом, поскольку при свете дня было как-то стрёмно их демонстрировать. Вчера ночью Натаниэль вряд ли видел эти шрамы, и в кафе – тоже. Там и освещение было довольно тусклое, и Сеймур рукава куртки натянул так, что пальцы были видны на одну фалангу, а основной трэш, он же воспоминания о папочкиных методах воспитания, отпечатался как раз на кисти. На пальцах это было не так заметно, хоть и бросалось в глаза, если внимательно разглядывать.
Но Кроули этого как раз не делал, внимание его было сосредоточено совсем не на пальцах. Он вообще на руки старосте не смотрел. Он прикрыл глаза или же просто опустил их вниз, но внимательно в лицо Бэнксу не вглядывался, не пытался каждую эмоцию проанализировать, подвергнув их истинность сомнениям. Натаниэль полагался больше на свои собственные ощущения, на то, как ему приятно, несмотря на то, что поцелую предшествовала весьма значительная ссора.
От осознания факта, что его не разглядывают, как под микроскопом, Сеймур почувствовал себя смелее, вытащил одну руку из-под шарфа, провёл тыльной стороной ладони по щеке Кроули, снова вспоминая вчерашний вечер. Да, откровенно говоря, он ничего и не забывал. Просто приказывал себе забыть, ошибочно считая, что действия Натаниэля подкреплены только одной вещью – алкоголем, ударившим в голову. Теперь, услышав кое-какие факты биографии, понял, что в расчетах ошибся. Всё же Кроули вчера выпил меньше, он мог себя контролировать. Если бы ему те действия не нравились, он бы оттолкнул от себя назойливого и наглого одноклассника, не задумываясь ни на секунду.
– Насколько она правдивая? – спросил, заметив, как Натаниэль открыл глаза.
Отдёрнул руку от лица и поспешил спрятать обе в карманы, чтобы никого не ставить в неловкое положение. Он точно знал, что так случается всегда, стоит только собеседникам пристально рассмотреть его ладони, чтобы потом начались причитания, жалость или же наоборот отражение ужаса на лицах. Люди – странные существа. Они поклоняются красоте и ненавидят уродство, даже, если говорят обратное. Даже самые жалостливые из них в глубине души испытывают отторжение к тем, кто хоть немного отличается и не подходит под их стандарты красоты. Впрочем, идеальность они ненавидят ещё сильнее, стараясь уничтожить, сломать и замазать толстым слоем грязи.
– Кто? – не очень понял Кроули, облизав губы непроизвольно.
– Твоя фраза.
Натаниэль усмехнулся, но никак чужой вопрос не прокомментировал.
– И ещё...
– Да?
– Мне казалось, что ты больше по девушкам, – признался Бэнкс.
Кроули улыбнулся.
– Вот именно. Тебе просто казалось.
Больше ничего не сказав, Натаниэль направился в сторону своего дома. А Сеймур поплёлся обратно, вверх по склону. Ему нужно было проветриться по пути домой, проанализировать все события, случившиеся за этот день и понять, чего же он хочет от жизни. И от Кроули.
Судя по тому, сколько разнообразных мыслей роилось в голове, думать об этом он мог целую вечность.

Дата добавления: 2015-12-01