Глава восемнадцатая.

Вэнс сидел за своей партой, как всегда, забросив ноги прямо на столешницу, пил клубничную газировку и слушал музыку, заткнув наушником одно ухо. «Счастью» его не было предела. Проболев все каникулы, он полностью выздоровел к началу занятий, а потому родители отправили его в школу, не став слушать просьбы и протесты. Из-за дурацкой простуды Райли вынужден был пропустить вечеринку у Натаниэля и теперь с нетерпением ожидал появления в классе своего приятеля, дабы узнать всё, что называется, из первых уст. Они немного общались в интернете, немного по телефону, но всё же о вечеринке Вэнс не спрашивал. На стенде для объявлений никто фотографиями не хвастался, Вэнди многое поведать не могла, поскольку сама провела там мало времени, да и вообще с большинством выпускников не общалась, ограничив свой круг общения Хантером, его приятелями и хозяином вечеринки. Некоторое время наблюдала за тем, как он обыгрывал в бильярд других школьников, но сама от предложения сыграть отказалась, понимая, что лучше даже не соваться. Играла она весьма посредственно, потому шансов на победу не имела.
Помимо этого Райли было известно, что староста вечеринку не проигнорировал, появившись там, пусть и не с самого начала. Это его немного удивило, поскольку образ Сеймура никак с образом человека, посещающего мероприятия подобного толка, не сочетался. Бэнкса можно было представить на какой-нибудь нудной конференции, когда он изображал приличного интеллигентного ученика, каждую свободную минуту жизни посвящающего учёбе, или же в драке, когда немного обнажалась истинная сущность, но вот на вечеринке... От одной только попытки представить это у Вэнса взрывался мозг, а ещё хотелось знать, чем же закончилось пребывание старосты в доме одноклассника, коего Сеймур не особо жаловал.
– Надеюсь, перед тем, как пить эту штуку, ты подогрел её хотя бы до комнатной температуры, – заметил Кроули, приземляясь на своё место и по привычке пытаясь спихнуть чужие ноги с парты.
Вэнс безумно любил сидеть в такой позе, но поскольку рост у него действительно был высоким и ноги длинными, существовал немалый процент риска, что Райли, сам того не желая, оставит след на чужой спине. Натаниэль, ратовавший за опрятность и даже чуть больше, нежели просто опрятность, такой перспективе, разумеется, не радовался.
– Если её нагреть, она будет отвратной на вкус, – отозвался Вэнс, неохотно убирая ноги с парты. – Привет.
– И тебе, – усмехнулся Кроули, хлопнув по подставленной ладони.
Попутно он оглядел класс. Старосты нигде не было. В школу Натаниэль сегодня приехал на машине Селины, поскольку у матери был выходной, и она позволила сыну воспользоваться личным транспортом, выслушав накануне долгий, утомительный, почти жалостливый рассказ, что при таком раскладе сын скоро позабудет, каково это – сидеть за рулём. Для чего ему тогда водительские права нужны? На самом деле, всё упиралось вовсе не в практику вождения, а в мысли о поездке в автобусе. Почему-то сегодня ехать в нём, вместе с другими учениками не хотелось. Кроме того, Кроули допускал мысль, что при встрече в привычной среде Сеймур поспешит сделать вид, что знать его не знает, отвернётся и молча уткнётся носом в какой-нибудь гаджет, будь то смартфон или же читалка, разницы особой нет. Всё равно к такому Бэнксу лучше не подходить, у него будто на лбу написано, что он занять делом повышенной важности. Да и не факт, что он вообще захочет разговаривать. Одно дело – целовать одноклассника, налакавшись алкогольных коктейлей или в день, когда ещё не совсем оправился от опьянения. Другое – пытаться общаться с ним на трезвую голову.
Как показала практика, опасения были напрасны. Вероятность столкнуться с Сеймуром в автобусе стремилась к нулю. Он не появился на занятиях. На секунду в голове Натаниэля промелькнула мысль, что Бэнкс вообще решил сменить место учёбы, дабы поставить точку в истории с вечеринкой и больше не пересекаться с тем, к кому имел неосторожность прицепиться. Может, так было проще? В любом случае, Кроули совершенно не вдохновляла подобная постановка вопроса. Сеймур казался более сильным в плане характера человеком, который не станет забиваться в угол, поняв, что совершил оплошность. Да и рисков у него никаких не было. Натаниэль честно сказал, что никому ничего не скажет и, в свою очередь, поведал о своей тайне, хотя мог этого не делать, налетев с обвинениями на своего оппонента. После непродолжительных размышлений Натаниэль всё же пришёл к выводу, что Бэнкс не настолько слабак, чтобы убегать из школы, опасаясь каких-то последствий. Но пустующая парта всё равно напрягала, заставляя думать о старосте. И о том, что они так толком и не поговорили. Утро после вечеринки стало последним, когда они виделись, тем всё и закончилось.
– Как каникулы провёл? – поинтересовался Вэнс.
Про себя отметил, что Кроули с необъяснимо повышенным интересом косится в сторону парты, обычно занимаемой старостой. Удивился, но промолчал. Он не был уверен на сто процентов, но подозревал, что на вопросы о Бэнксе ему отвечать не станут. Натаниэль и раньше не особо делился своими соображениями, связанными с именем Сеймура, предпочитая брать роль интервьюера на себя. Райли послушно отвечал, пусть знал не так много, чтобы удовлетворить чужой интерес, несколько превышающий норму. Хотя в случае с Бэнксом всё легко поддавалось объяснения. Будучи личностью не особо интересной, по мнению Вэнса, он умел привлекать внимание к своей персоне, создавая вокруг иллюзию загадочности и неприступности. Такие люди всегда вызывают интерес, правда, редко кого-то подпускают к себе, предпочитая так и оставаться загадками до самого конца. Они сложные и тем занимательны. Правда, иногда, сумев найти подход, в человеке легко разочаровать. Даже не легко, а проще простого. Сам Райли не мог в точности определить своё отношение к старосте, поскольку не понимал его совершенно, не пытался проникнуться мотивами и ни разу не задумался о том, насколько интересным может стать открытие, если он докопается до истины, а именно, до сущности загадочного одноклассника.
Его не мотивировали на дальнейшие действия даже такие сопутствующие детали, как слухи об истинных причинах такого поведения. Некоторые искренне считали, что Бэнкс «звездит» только потому, что считает своего отца непревзойдённой величиной. Думает, что все обязаны восхищаться им, раз отец был знаменитостью, и не локальной, а такой, о котором знают и за пределами страны, пусть и не столь широкий пласт населения, но и не два-три человека. Любителей классической музыки в мире не так уж мало. Фамилия Бэнкс была на слуху, и, согласно сплетням, Сеймур желал получить свою долю славы за счёт достижений представителя старшего поколения. Если бы ему высказали это предположение в лицо, он бы посмеялся, поскольку для него отец не был знаменитостью, отличным человеком и прекрасным музыкантом. Он был домашним тираном, гениальным ублюдком и садистом, не соизмеряющим силы, не знающим, каково это – сочувствовать окружающим и принимать их такими, какие они есть.
Отец и сын были разными. И главное их различие заключалось в отношении к окружающим людям.
Будучи человеком творческим, хоть и в далёком прошлом, Трэнт самостоятельно выстраивал мнение о тех, с кем ему приходилось общаться. Он без посторонней помощи создавал в голове образ того или иного человека, а затем придумывал новому знакомому или знакомой амплуа, в котором их видел. Если его представление расходилось с реальностью, разочарованию не было предела. Эти ошибки Трэнта раздражали несказанно, и он вымещал свою злость на объекте, в котором ошибся. Спорил с ними, хамил, руша и чужое представление о себе. Вместо интеллигента, который должен быть слегка меланхоличным, снисходительным и, несомненно, возвышенным, они видели человека жёсткого, даже жестокого, с замашками диктатора, озлобленного на весь мир и не имеющего понятия о хороших манерах. Разумеется, он стал таким после несчастного случая, разрушившего карьеру и, в большей степени, жизнь. Оказавшись в подобной ситуации, редкие люди остаются неизменными, большинство ставит на себе крест, и запускается программа самоуничтожения. Кто-то готов покончить с собой без промедления, кто-то начинает пить по-чёрному, кто-то садится на наркотики. Трэнт подсел на жестокость, именно она стала его наркотиком. И злость вылилась не на Дафну, которая, в определённой мере, могла стать олицетворением несчастья, раз уж прочно вошла в жизнь Трэнта именно в этот период, а на бездарного ребёнка, который не способен повторить чужой успех, даже частично. Он вообще ни на что не годен.
У Сеймура в голове было нечто, вроде файлов на каждого из тех, с кем он общался. Он подмечал особенности, привычки, странности, тщательно вписывая все свои наблюдения в эти файлы и составляя портрет своего собеседника. Проще говоря, он опирался не на эмоции, а на реальные факты, он не хотел уподобляться отцу, заранее веря, что его мнение – истинно, а все остальные, кто не способен его понять, недальновидные идиоты. Правда, в случае с Кроули всё получилось довольно странно, потому что здесь Бэнкс поступил практически точь-в-точь, как поступал Трэнт. Не приглядывался к человеку, не пытался его понять, лишь составил первое впечатление, на том и остановился, отказываясь принимать правду об ошибочных выводах. Лишь изначально наклеил на Натаниэля ярлык с самыми отвратительными из всех возможных характеристик. «Похож на Трэнта». В момент знакомства он действительно так считал. И споры оказались бесполезной тратой времени. Сеймур доверился своему чувству опасности, кричавшему, что от новенького нужно держаться подальше, иначе быть беде.
– Как-то так, – неопределённо ответил Натаниэль, ничего особо не объяснив.
Вэнсу от его ответа точно истина не открылась. Он не узнал, чем все каникулы был занят одноклассник, поскольку из этого ответа сделать какие-то выводы оказалось делом архисложным, а навыками телепата или ясновидящего Райли не обладал.
Но, возьмись Кроули рассуждать, вываливая на собеседника тонны подробностей, Вэнс всё равно ничего не понял бы, поскольку в суть произошедшего посвящён не был, многих деталей не знал и даже не подозревал, что приятеля может что-то связывать с противным, дотошным старостой.
Темы для размышлений, роившиеся в голове Натаниэля, вертелись преимущественно вокруг вечеринки, происшествия в тёмной комнате и, в некотором роде, постыдной тайны, которой он с приятелем поделиться точно не мог. Во всяком случае, не считал нужным вводить Райли в курс дела. Впрочем, окажись на месте Бэнкса какая-нибудь девушка, Кроули поступил бы точно так же. То есть, оставил тяжкие думы при себе, не рассказывая всем и каждому о своих пьяных приключениях.
На самом деле, он многое понял и переосмыслил, стремясь разгадать поведение окружающих людей. Видел теперь отчётливо причины антипатии со стороны старосты, да и некоторых других одноклассников. Это было в порядке вещей. Новеньких не любят зачастую потому, что они рушат своим появлением привычные устои. До их появления мир уже сформировался, а тут внезапно приходят они и вмешиваются в чужие дела. Раздражают, как своим молчанием, так и излишней инициативностью. По сути, он к новому окружению тоже тёплых чувств изначально не питал, поскольку именно они были чужаками в его привычном мире. Так что в этом вопросе между Натаниэлем и его знакомыми царила полная взаимность. Он ведь не думал, переходя в новую школу, что его здесь встретят с распростёртыми объятиями, знал, что будут те, кого такая постановка вопроса порадует, а кому испортит настроение. Вот Сеймур оказался как раз в категории консерваторов, что расширение круга знакомств не приветствуют, наоборот, всячески этому противятся.
Что касалось происшествия на вечеринке и продолжения утром следующего дня...
Здесь у него с Бэнксом могли быть разные точки зрения, не имеющие даже малейшего пересечения.
Кроули ничего странного не видел, сомнений не испытывал. Он думал о чём-то подобном ещё месяц назад, когда вернулся домой после незапланированного полёта с моста. Слова Бэнкса о музе не прошли незамеченными, позабыть о них так и не получилось, поскольку Натаниэль вообще не имел дурной привычки упускать из вида информацию. Даже самая незначительная фраза могла пригодиться в дальнейшем, здесь же - всего несколько слов, но они не были бессмысленным трёпом, в них имелся смысл, и этот смысл не мог оставить Кроули равнодушным, поскольку натолкнул на мысли о некой схожести, о связи поколений, что получилась в их семьях. Селину события прошлого связали с Трэнтом, а в настоящем эта связь перекинулась на их детей, правда, на момент разговора, имела иной оттенок, не обещая ничего, кроме взаимовыгодного сотрудничества. Наверное. Если честно, Натаниэль понятия не имел, чем именно должна заниматься муза, дабы скрасить будни творческому человеку. Для него собственное предназначение так и оставалось тёмным лесом.
Кроме него никто не знал, сколько раз приходилось душить в себе порывы заговорить с Сеймуром и уточнить, в чём заключается миссия музы. Хотелось, но Кроули всё равно проходил мимо, понимая, что продуктивно разговор закончиться не может, рано или поздно всё снова перерастёт в скандал. Так бывало всегда, да и на вечеринке могло бы, а пошло по иному сценарию.
Но и после этого не следовало думать, что Бэнкс моментально изменится, и отношение его будет проявляться иначе. Сеймур просто не был похож на человека, который только и делает, что проявляют заботу и ласку об окружающих. У него были иные черты характера, не позволявшие раскрыться перед другими людьми полностью. Он скрывался от них. За книгами, за гаджетами, за длинными рукавами, за мерзкими выпадами в адрес тех, кто находился рядом. Он просто не желал пускать других в свою жизнь, придерживаясь тактики одиночки. Нет, он мог быть и другим, но...
Натаниэль, несомненно, заметил, что на вечеринке староста был совсем другим, не таким, как всегда. Он был гораздо нежнее и беззащитнее. Особенно в тот момент, когда с его лица сняли маску, основательно разрушив ту границу, что он построил с помощью этого элемента одежды. Глупо было надеяться, что маска спасёт и защитит. Она не меняла ничего, но Бэнкс искренне верил в обратное. Потому вздрогнул, когда маска полетела на пол. Они находились в темноте, разговаривали исключительно шёпотом, не видели лиц друг друга, словно два незнакомых человека, случайно встретившихся и поддавшихся порыву страсти. Кроули считал, что этой легендой Сеймур в мыслях и прикрывался. Сам Натаниэль изначально хотел знать, что находится рядом со старостой, и, чем отчётливее будет знание, тем лучше. Его маска не настораживала, но раздражала. Он потянулся к ней намеренно, желая поскорее снять, попутно уничтожив эту напускную загадочность, что была между ними. Он видел в маскарадной штуке только вещь, а не элемент таинственности, не придавал ей такого значения, которое приписывал Бэнкс.
Основательно поразмыслив в ту же самую ночь, Натаниэль пришёл к выводу, что дело вовсе не в степени опьянения, и стыдно Сеймуру не за собственное поведение, для него это было не открытием или экспериментом. Для него это было в порядке вещей, смущало лишь... Что? Личность человека, которого он целовал? Вероятно. Сходу на данный вопрос ответить у Кроули не получилось, и он решил отложить решение задач до утра. Только утром староста позорно сбежал, не оставив шанса на откровенный разговор. Повезло, что Натаниэль столкнулся с ним в кафе и кое-что всё же узнал. Да вот незадача. Легче от этого открытия не стало ни на секунду. Всё было, по-прежнему, плохо. И сейчас, таращась в сторону пустующей парты, Кроули убеждался в правдивости своих умозаключений всё сильнее.
Он не знал, как найти подход к старосте.
В прошлой жизни у него проблем с отношениями не возникало.
Если не считать проблемой реакцию отца, конечно. Во всяком случае, в момент, когда Натаниэль впервые решил поведать о своих предпочтениях семье. Скандал? Да, но только со стороны Джейкоба. Селина старалась сына оградить от чужой ненависти и как-то ситуацию исправить. В итоге Кроули-старший сорвался на жене, и день признания Натаниэля стал первым днём, когда Джейкоб впервые ударил Селину.
«Неудачник и ничтожество! Тебе что, бабы совсем не давали, что ты... ты...».
Бабы ему могли бы дать теоретически, во всяком случае, две девушки из прошлой школы совсем не возражали против более близких отношений, ясно давая понять, что Натаниэль им нравится. И девушки были далеко не уродины, очень даже симпатичные. Другое дело, что опыт в этом деле у Кроули уже имелся, и назвать его удачным язык не поворачивался. Полчаса маловразумительного петтинга, закончившиеся провалом. После этого Натаниэль даже не совершал повторных попыток.
В дальнейшем Джейкоб сменил гнев на милость, орать перестал, общался с сыном так, как и до скандала. Но, судя по всему, никогда о своей ненависти не забывал, потому-то при разводе спихнул ребёнка на жену, содержание дал минимальное, позволил обоим забрать только личные вещи. Впрочем, машину у Натаниэля тоже отобрал. Скорее всего, на ней теперь ездит новая любовница отца. Катается к доктору, наверное. Ведь по срокам должна бы родить уже...
Пребывание в одном доме с отцом гораздо лучше по уровню качества жизни, комфортабельнее. Но глупо было рассчитывать на милость старшего Кроули, думать, что он забыл о скандале, отказался от былых идей, а потому готов сотрудничать с сыном в дальнейшем. Да, именно сотрудничать. Именно так характеризовал свои отношения с отпрыском Джейкоб, для него это было сотрудничеством. Натаниэль не орёт на каждом углу о своей жизненной позиции, Джейкоб даёт сыну нужное количество денег, оплачивает выбранные шмотки, позволяет кататься на машине и тусоваться, где тот пожелает. Но как только Натаниэль нарушит правила договора, он лишится всего, в один момент.
Кроули поставленные условия выполнял на «отлично», но отец, как выяснилось, решил разорвать договор раньше. Кинуть делового партнёра, заранее переведя активы в другие банки и вложившись в иное предприятие. Отсюда и любовница, и второй ребёнок, на которого возложили миссию, с которой не справился Натаниэль. Не следовало разочаровывать отца, и жизнь оставалась бы сказкой. Будь он таким, каким желали его видеть, при разводе Джейкоб не отказался бы от сына, а с удвоенной силой боролся за него. При том раскладе, что был сейчас, легче оказалось спихнуть его на Селину, выдохнув с облегчением...
Натаниэль провёл ладонью по волосам, цепляя пряди и откидывая их назад. Отвернулся всё же от того места, на которое пялился добрые десять минут и принялся копаться в сумке, готовясь к уроку. Не стоило зацикливаться на событии недавних дней. Нужно было найти себе новые поводы для размышлений, для разговоров с окружающими, да и вообще не думать, что это было нечто безумно важное. Безумное, может быть. Но не важное – точно.
Решив отвлечься хоть немного, он повернулся лицом к Вэнсу и задал встречный вопрос.
– А ты?
Райли, успевший нить разговора потерять, чуть не подавился газировкой и удивлённо посмотрел на одноклассника.
– Что именно?
– Как ты каникулы провёл? Ну, кроме эпопеи с болезнью.
– Тогда мне точно нечего сказать, – усмехнулся Вэнс, сжимая банку в руке, поскольку она уже опустела. – Ты же видишь перед собой самого удачливого человека в мире. Чему удивляться? На самом деле, я только вчера почувствовал себя хорошо, а сегодня мне дали пинка для ускорения, и я полетел в школу, не смея спорить с родителями.
– Монстры, – усмехнулся Кроули.
– Не то слово, – заметил Вэнс, размахнувшись и бросив сжатую банку из-под газировки в мусорку, стоявшую в противоположном конце класса.
Вообще-то ведро с мусором хранилось в шкафчике, но сейчас дверь оказалась открыта, и Райли решил попытать счастья. Год членства в баскетбольном клубе не сделал его метким, не превратил в нового Майкла Джордана, потому сложно понять, чем же он руководствовался в своих действиях. Тем не менее, он всё равно вещь туда метнул, и...
Не попал. Ни в ведро, ни в Сеймура, который ворвался в кабинет, запыхавшись и с трудом переводя дыхание. Он снова опоздал на автобус. Похоже, это стало традицией – начинать учебные недели после каникул с опоздания и бега.
Бэнкс, поняв, что в него что-то летит, отшатнулся в сторону и ударился плечом о шкаф. Не сильно, но всё же неприятно. Через некоторое время к его ногам шмякнулась смятая банка из-под клубничной газировки. Такой хреновиной увлекался в классе только Райли. Сеймуру почему-то сразу вспомнилась пивная кружка, которой Роджер запустил ему в голову при расставании, и то, как тогда он тоже увернулся. Кажется, в его жизни события повторялись с завидным постоянством, что тогда, что сейчас.
– Прости, я случайно, – произнёс Райли, поднимаясь из-за стола и собираясь поднять банку, но этого не потребовалось, поскольку Бэнкс сам всё сделал.
– Бывает, – бросил равнодушно, направляясь к своей парте.
В сторону Натаниэля даже не посмотрел, закопавшись в свои книги, тетради и дополнительные бумаги, которые вручила ему при появлении на пороге зала совета староста параллельного класса.
Поскольку Кроули уже был на месте и, судя по всему, активно общался со своим приятелем, Сеймур допустил мысль, что это было сделано именно с подачи Натаниэля. Некая попытка мести за то, что произошло на вечеринке, за то, что было после неё. Тогда Кроули отлично притворялся, теперь решил показать истинное лицо. Вполне возможно, что подобная выходка – первая ласточка, а впереди будет целое море неприятных сюрпризов. Мысль, что Вэнс мог бросить банку просто так, Бэнкс не рассматривал. Она казалась ему глупой, плюс само собой напрашивалось умозаключение, что случайностей не бывает, всё происходит с подачи того или иного человека, кроме стихийных бедствий, конечно. Тут уж человек не властен.
Кажется, Натаниэля тоже можно было вписывать в перечень стихийных бедствий. Правда, в классификации Сеймур пока не определился. Ураган? Цунами? Оползень?
«Дыра в твоей тупой башке», – подвёл неутешительный итог.
Одноклассники продолжали мило трепаться, обсуждая какую-то ерунду. Во всяком случае, Бэнкс чужие разговоры считал ерундой, поскольку в них не звучало его имя, да и вообще никакие персоналии не упоминались. Кроули и Райли болтали преимущественно о родителях, о предстоящих курсах, которые нужно прослушать, об учителях, но совершенно не затрагивали тему прошедшей вечеринки.
Сеймур исподтишка посмотрел на обоих. Вспомнил своё разговор с Вэнсом. Вспомнил и реакцию Райли на довольно безобидное предположение. Снова бросил мимолётный взгляд и скривился, будто уксуса глотнул.
На ум пришло два варианта.
Либо Кроули действительно солгал, стараясь получить подтверждение, что он, староста, действовал по собственному желанию, а не потому, что алкоголь в голову ударил. И теперь пытается своего приятеля настроить против Бэнкса. После Вэнса к программе действий могут подключиться ещё и члены футбольного клуба, и другие школьники, с которыми Натаниэль общается, после этого начнётся травля на самого тупого и недальновидного, как показала практика.
Либо Кроули не солгал, но склеить пытается не его. Для чего ему вообще проблемы с Сеймуром? Никогда между ними ведь ничего такого не проскальзывало, хоть отдалённо похожего на истинное притяжение. Ром – не в счёт. Это вообще не тот факт биографии, которым стоит гордиться.
Райли неплохо подходил на роль потенциального соблазнённого. Постоянно находился рядом с Натаниэлем, общались они весьма активно. И неизвестно, о чём именно были их разговоры. И только ли разговоры? Вэнс мог тогда разозлиться вовсе не потому, что оскорбился чужим предположением, а потому, что не считал нужным откровенничать с противным старостой, да ещё и отчёт о своих отношениях ему давать.
Бэнкс перестал за ними наблюдать и отвернулся, попытавшись отвлечься на что-то. Даже глаза закрыл, чтобы сосредоточиться на чём-то другом. От этой меры легче не стало, а вот хуже – однозначно, потому что на ум полезли картинки, в которых Натаниэль реально пытался Райли соблазнить, действовал, почти копируя те действия, что совершал сам Сеймур. Тоже касался длинных прядей, целовал, поглаживая щёку тыльной стороной ладони.
Мыслительный процесс, как и всегда в таких ситуациях, пошёл в разы быстрее. Правда, несло Бэнкса в дикие дебри, похлеще, чем девственные леса, куда не ступала нога человека, а потому всё очень сложно и запущенно.
«Уроды. Почему? Да просто мне захотелось подумать, вот и подумал. Они сами на эту характеристику напрашиваются. Сидят тут, болтают мило, как будто других людей в классе нет.
И в той комнате... Конечно, там темно было. Что он мог рассмотреть? Представил своего распрекрасного Вэнса, потому и лез со своими нежностями. Нет, разумеется, он не так сильно нажрался, чтобы нас спутать, но представить-то мог и не напиваясь, как свинья. Наверное, так и было. Точно. Райли ему давно нравится. Не зря же он с ним с самого первого дня общается. И с кем? Кто такой этот Вэнс. Днище просто, неудачник, тупое чмо с модельным прошлым. Или Кроули у нас ценитель прекрасного и высокой, мать её, моды? Оно. Нечто бесполое вообще. Не мужик, не тёлка. Высокое, анорексичное и с тупыми привычками. И походка у него – дерьмо, и одежда, и привычки. И сам он тоже. Так какого хрена?
Конечно, оно же модель. А они вроде как все шикарные. Лошади страхолюдные, но шикарные. У всего мира глаза неожиданно не там, где нужно оказались. Иначе как такое уёбище можно в модели взять? Чтобы всех от рекламы блевать тянуло? Наверное, так и есть.
И о чём они там сейчас разговаривают? И что делают? Может, наглаживают друг друга под партой. Вы там ещё сосаться начните в своём уголочке, ублюдки. Ага, усадить Райли на парту, и вперёд. Давайте, целуйтесь. Молодцы. Отгрызи ему губу, Вэнс. Или ты, Кроули. Отгрызи, сука. Чтобы кровь, боль. Чтобы вас стошнило друг от друга и больше ничего такого.
Блядь... И чего ты опять так заводишься, Сеймур?».
Тяжело выдохнув, он снова посмотрел в сторону одноклассников исподтишка. Те уже закончили общение, и каждый уткнулся в свою тетрадку носом. Они не целовались, не наглаживали друг друга под партой и не пытались даже этого делать. Райли сидел, опираясь локтями на стол, а уши, зажав ладонями. Один наушник, по-прежнему, болтался без дела, второй был в ухе, но занавешен волосами. Судя по всему, музыка ему повторять не мешала, а вот рой голосов других школьников очень даже. Потому он и сидел так, слегка сгорбившись и стараясь сделать вид, что вникает в материал, записанный в конспектах.
Натаниэль, в отличие от приятеля, не борзел, наушники не использовал, поскольку они у него были большими, а не вкладыши, как у Вэнса. Если один мог и все занятия с этими наушниками провести, то второй их надевал лишь на перемене, если не хотел ни с кем общаться или же, когда ехал в автобусе. Впрочем, сегодня их вообще не было.
Кроули все взгляды чувствовал. И этот, и предшествующие, потому, недолго думая, вытащил из сумки записную книжку, вырвал оттуда лист и за пару секунд набросал послание. Прицелившись, метнул его в сторону чужой парты, надеясь попасть. Поскольку меткости у него было больше, чем у Райли, лист приземлился ровно туда, куда нужно.
Бэнкс, для которого такая практика за все годы обучения в школе, была в новинку, удивился несказанно. Начиная с младшей школы, ему записочек никто не писал, а потом это вообще ушло в небытие, школьники на уроках начали обмениваться смс-ками или мгновенными сообщениями в аське. Натаниэль, кажется, видел в этом особое очарование, потому таскал за собой блокнот, в котором ничего не писал, но листики время от времени дёргал, записывая напоминалки. Плюс ко всему, номера телефона старосты он так и не узнал, несмотря на то, что они проучились вместе несколько месяцев.
«Лицо попроще сделай. А то на маньяка похож», – посоветовал Кроули в своём послании.
Кажется, Бэнкс, сам того не желая, спалился самым примитивным способом.
«Есть ещё к чему привязаться?».
«Нет. Но если придумаю, обязательно напишу. Ты не хочешь сегодня со мной после уроков домой отправиться?».
«Нам немного не по пути», – резонно отметил Сеймур.
«Я могу тебя подбросить».
Староста быстро ответил и попытался оценить уровень остроумия в реплике. Написав сей пассаж, Бэнкс некоторое время смотрел на свой мёртвый сарказм, отражённый на бумаге, после чего быстро замазал его и придумал другой вариант ответа.
«Ради меня угонишь автобус?».
«Если захочешь, то могу и угнать. Но пока планировал не нарушать закон. Я сегодня на машине».
«О!».
«И что бы это значило?».
«Ничего. Так. Просто».
«Бэнкс, дай мне свой номер телефона».
Сеймур, в очередной раз развернув послание, на время задумался, но потом ухмыльнулся и написал несколько цифр, после чего вновь сложил бумажку вчетверо и бросил Натаниэлю. Она не долетела, оседая в переходе между рядами. Кроули пришлось наклониться и поднять. Благо, что учитель этих манипуляций не заметил и не начал орать, требуя зачитать вслух, что там написано.
Прочитав ответ, Натаниэль просто не смог удержаться от ехидного смешка.
«Городская психушка? Оригинально. Не знал, что ты обитаешь там».
«Откуда ты знаешь, что это она?»
«Какая разница? Я же не спрашиваю, откуда знаешь ты».
Бэнкс чуть царапнул зубами по нижней губе, придумывая, что написать в ответ. Ничего не придумал, потому написал первое, что само собой напрашивалось.
«Ты меня клеить пытаешься, Кроули?».
Был уверен, что бумага вернётся к нему с положительным ответом, но там значилось «нет».
«Тогда что ты делаешь?».
«Если твоё предложение ещё в силе, то я бы хотел пройти собеседование и, возможно, занять вакансию музы. Слабо представляю, что для этого нужно делать, но всё же хочу попробовать».
Раскрыв листок, Сеймур некоторое время пристально изучал ответное послание. Бросил в сторону Натаниэля взгляд, отметил отсутствие ехидной ухмылки, а только сосредоточенное выражение лица. После этого взялся писать ответ. К Кроули письмо вернулось через несколько минут. Вместо слов там были лишь цифры, на сей раз незнакомые. И Натаниэль не сомневался, что теперь ему дали правильный номер.
Он вытащил смартфон из кармана, снял блокировку и быстро набрал цифры, проверяя. Бэнкс полез в карман своего рюкзака, в котором что-то завибрировало, и посмотрел на экран. Он дал Кроули номер своего телефона, взамен получил его. Оставалось лишь догадываться, к чему его способно привести это общение. И не ошибся ли он, открыв доступ к своим личным данным новичку, который не совсем новичок?

Дата добавления: 2015-12-01