Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

5 страница

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

дом: они очищали на основании определенных предписаний и лица, и пред­меты, преимущественно путем погружения их в воду или окропления ею, а также путем окуривания их огнем или проведения их через него. Совер­шенно очевидное доказательство того, что обряд, превратившийся теперь в чистую формальность, первоначально имел практическое значение, заключается в том, что церемония очищения до сих пор применяется к таким случаям жизни, которые действительно требуют реального очище­ния, как, например, очищение новорожденного и его матери, очищение убийцы, пролившего человеческую кровь, или, наконец, человека, осквер­нившегося прикосновением к трупу.

Изучая различные формы очищения у разных народов и допуская даже возможность их широкого перенесения из одной религии в другую и от народа к народу, мы все же встречаем такое разнообразие в деталях и целях этих церемоний, что трудно допустить, чтобы они своим источни­ком имели одну или несколько религий древнего мира. Скорее они разви­вались независимо друг от друга в различных направлениях, исходя из одной и той же идеи, общей всему человечеству. Этот взгляд оправды­вается, если рассматривать очищение на ряде таких типических примеров, где оно вызывалось как у дикарей, так и у варваров какими-либо опре­деленными событиями жизни.

Очищение новорожденных встречается у малокультурных обществ в разнообразных формах, но возможно, что в некоторых отдельных слу­чаях мы имеем перед собой заимствования из ритуала более развитых народов. Следует заметить, что, хотя наречение ребенку имени часто свя­зывается с его церемониальным очищением, прямой связи между обоими обрядами не существует, если не считать того, что совершаются они оба в одинаково ранний период жизни. Тем, кто интересуется действительным происхождением обычая, можно указать на рассказ о туземцах острова Киштак, моющих новорожденного и дающих ему имя не из ритуальных соображений, а из чисто практических целей. У бразильских юманов, как только ребенок выучивается сидеть, его окропляют настоем известных трав и дают ему имя, которое носил один из предков. У джакун и некоторых других племен полуострова Малакка ребенка тотчас после рождения несут к ближайшей реке и моют. Затем в доме разводится огонь, в который бросают ароматическое дерево, и ребенка проносят над курением несколько раз.

У новозеландцев обряд очищения ребенка не является каким-то но­вым обычаем. Более того, они сами считают его древним, имеющим очень давнюю традицию, а между тем у других племен Полинезии ничего по­добного не встречается. Развился ли у них этот обряд самостоятельно или нет, во всяком случае он вполне укладывается в систему туземной религии. Обряд совершался жрецом на восьмой день после рождения или раньше на берегу реки или в другом месте. При этом жрец кропил ре­бенка водой с помощью древесной ветви, а иногда ребенка погружали в воду целиком. Вместе с очищением ребенок получал имя. С этой целью жрец до тех пор повторял имена предков, пока ребенок чиханьем не указы­вал, какое имя должно быть выбрано. Церемония имела характер посвя­щения и сопровождалась ритмически произносимыми формулами закли­наний. Будущего воина убеждали пламенеть гневом, легко прыгать и увертываться от копий, быть злобным, смелым, энергичным, усердным


тружеником, начинающим работу до того, как на земле высыхает роса. Бу­дущую жену убеждали приготовлять пищу, ходить за дровами, ткать одежду и вообще работать не покладая рук. В позднейший период жизни совершалось вторичное освященное окропление, которое вводило юношу в число воинов. Относительно значения этого церемониального омовения следует заметить, что новорожденный считался в высшей степени нечис­тым, так что прикасаться к нему могли до совершения этого обряда лишь немногие особые лица.

На Мадагаскаре при рождении ребенка в доме в течение нескольких дней поддерживается огонь. Затем ребенок, одетый в лучшие одежды, выносится из дому и вносится обратно к матери по установленному цере­мониалу, причем каждый раз его проносят через огонь, разведенный близ двери. Из соответствующих церемоний в Африке можно указать на сле­дующие. Туземцы Сарака через три дня после рождения обмывают ре­бенка святой водой. У мандингов ребенку через неделю после рождения стригли волосы, и жрец, призывая на него благословение, брал его на руки, шептал на ухо, плевал три раза в лицо и громко произносил перед присутствующими его имя. В Гвинее рождение ребенка возвещается пуб­лично, новорожденного носят по улицам, и старейшины селения или рода кропят его водой из чашки, прося для него благословения, здоровья и богатства; друзья родителей следуют этому примеру, пока ребенок не про­мокнет до нитки. В этих различных примерах очищения детей очищение огнем имеет большое этнологическое значение не потому, чтобы оно было более свойственно умственному строю дикаря, чем омовение или окропле­ние водой, а потому, что церемония омовения или окропления могла быть заимствована у христиан. Если же говорить вообще о ритуальном очище­нии у дикарей, то нет оснований не допускать самобытного возникнове­ния у них этого обряда, хотя нельзя с полной уверенностью утверждать го по отношению к каждому отдельному случаю.

Очищение женщин после родов и в других случаях совершается у при­митивных народов так, что исключается всякое предположение о заимст­вовании этого обряда у более цивилизованных народов. Обычай удаления и очищения женщин у североамериканских индейцев сравнивался с соот­ветствующими предписаниями Библии, но сходство между ними вовсе не близкое, и объясняется оно скорее всего одинаковым уровнем культуры. Независимость развития этого обычая у разных народов очень ясно об­наруживается в обрядах вынесения огней при удалении ритуально не­чистой женщины и зажигания «нового огня» при возвращении ее у ироке­зов и сиу в Северной Америке и басуто в Южной Африке. У последних существует, кроме того, обряд очищения девушек в пору созревания по­средством окропления. Готтентоты считают роженицу и ребенка нечисты­ми, пока над ними не совершен обряд омовения и натирания жиром, вы­полняемый, впрочем, крайне неопрятно. Очищение водой было очень рас­пространено в Западной Африке. В Монголии женщин купают, а в Сибири очищение производится перепрыгиванием через огонь. Купание женщин после родов у мантра с полуострова Малакка является религиозным об­рядом. То же мы видим и у туземцев Индии. Здесь как в северных, так и в южных провинциях церемония очищения матери и церемония наречения имени ребенку совершаются в один и тот же день. Даже не приводя других примеров, легко убедиться, что мы имеем перед собой чисто практический


обычай, освященный традицией и превратившийся наконец в религиоз­ную церемонию.

Почти то же можно сказать и об очищении от осквернения вследствие кровопролития или прикосновения к умершему у дикарей и варваров. Да­кота в Северной Америке употребляют паровую баню не только как ле­карство, но и как средство очищения после убийства человека или при­косновения к трупу. У навахо человек, хоронивший мертвого, считает себя нечистым, пока не вымоется водой, освященной именно для этой цели. На Мадагаскаре никто из сопровождавших погребальную процессию не смеет пойти во двор, не искупавшись, даже одежды плакальщиков, возвра­щающихся с могилы, подвергаются очищению.

У южноафриканских басуто воин, возвращающийся с битвы, должен очиститься от пролитой крови, иначе тени его жертв будут преследовать его по ночам и нарушать его сон. Поэтому воины в полном вооружении торжественной процессией отправляются на купание к ближайшей реке и обмывают при этом и оружие. В таких случаях колдун обыкновенно бро­сает в реку выше места купания какое-нибудь магическое снадобье, вроде употребляемых им для приготовления освященной воды, которой он кро­пит народ при помощи хвоста какого-нибудь животного во время празд­ников публичных очищений. Те же басуто применяют, кроме того, окури­вание для очищения хлеба на полях и отбитого у неприятеля скота. Очи­щение огнем употребляется в незначительных случаях, не требующих жертвоприношений. Так, если мать видит, что ее ребенок перебежал через могилу, она поспешно подзывает его, ставит перед собой и зажигает не­большой огонь у его ног.

Зулусы, у которых страх перед мертвыми телами доходит до того, что они выбрасывают вон и покидают в лесах больных, по крайней мере чужих, очищают себя после похорон омовением. Следует заметить, что эти обря­ды мало-помалу получили значение, отличное от простого очищения. Каф­ры моются ради ритуального очищения, но не имеют обычая мыться ради опрятности или мыть свою посуду (труд очищения молочных кувшинов с ними разделяют собаки и тараканы). Некоторые из средневековых та­тарских племен питали сознательное предубеждение против купания и на­ходили, что для очищения достаточно пройти через огонь или между огней. Последним путем они очищали и весь домашний скарб, оставшийся после покойника.

У государственно организованных народов полуцивилизованного и цивилизованного мира, у которых религия отлилась в законченные формы, обряды очищения становятся частью строго регламентированного ри­туала. Достигнув этой ступени развития, они, по-видимому, присоеди­няют к своему прежнему церемониальному значению еще и нравствен­ный смысл, который обыкновенно вовсе, или почти вовсе, отсутствует в них при первом их появлении на горизонте религии. Это делается ясным из обозрения правил очищения в наиболее развитых религиях мира. Удоб­нее всего начать с рассмотрения обычаев двух полуцивилизованных на­родов Америки, которые хотя и не имели широкого практического влияния на цивилизацию вообще, но зато представляют хороший пример пере­ходного состояния культуры. При этом мы совершенно оставляем в сто­роне темный вопрос о том, подвергалась ли их своеобразная цивилиза­ция влиянию Старого Света в более или менее раннюю эпоху.

 

 

В религии Перу обряд очищения весьма замечателен и характерен. В день рождения ребенка вода, которой он был обмыт, выливалась в яму в сопровождении заклинаний, произносившихся жрецом или колдунами. Это удачный пример ритуального очищения от недобрых влияний. Наре­чение имени ребенку обычно тоже сопровождалось ритуальным омове­нием. В некоторых местностях по достижении ребенком двухлетнего воз­раста его отнимали от груди, «крестили», брили каменным ножом и дава­ли ему имя. И теперь еще перуанские индейцы отрезают у ребенка при крещении клок волос. Кроме того, у древних перуанцев обнаруживаются ясные указания на то, что очищение имеет смысл избавления от греха. После покаяния в грехе инка купался в ближней реке, произнося следую­щую формулу: «О, река, прими грехи, в которых я исповедовался сегодня перед Солнцем, унеси их в море, и пусть они никогда не возвращаются».

В Древней Мексике первый акт ритуального очищения совершался при рождении. Кормилица обмывала ребенка во имя богини воды с целью смыть с него нечистоту рождения, очистить его сердце и дать ему хорошую и добрую жизнь. Затем, дунув на воду, она снова купала ребенка, держа его в правой руке и заклиная против искушений, бед и трудностей жизни. Вместе с тем она молила невидимое божество снизойти на воду, очистить ребенка от греха и скверны и избавить его от несчастий. Второй акт цере­монии выполнялся дня четыре спустя, если только астрологи не отклады­вали его. На торжественном собрании между огней, горевших со времени первой церемонии, кормилица раздевала ребенка, посланного богами в этот мир зла и скорби, приглашала его воспринять животворную воду и, наконец, мыла ребенка, выгоняя из каждого его члена грех и обращаясь к божеству со специальными молитвами для испрошения добродетели и благосостояния. В это время ребенку давались в руку, в соответствии с его полом, игрушечные орудия войны, ремесла или домашних работ (обычай, странно похожий на такой же обряд в Китае), а другие дети, по наставлению своих родителей, давали своему новому товарищу дет­ское имя, которое впоследствии, при переходе в зрелость, заменялось другим. Нет ничего неправдоподобного и в том свидетельстве, что ребенка проносили при этом четыре раза сквозь огонь, однако оно является не­достаточно авторитетным.

Религиозный характер омовения в Мексике ясно обнаруживается в том, что этот обряд составлял часть каждодневных обязанностей жре­цов. Конец жизни ацтека сопровождался, подобно началу ее, церемо­ниальным очищением. В погребальную церемонию входил обряд окропле­ния головы покойника очистительной водой, употреблявшейся в земной жизни.

Хотя у народов Восточной Азии и во всех более культурных районах Средней Азии церемониальное очищение встречается часто, этнографу, однако, нередко бывает трудно решить вопрос, местный ли это обряд или заимствованный из чужих религиозных систем. Примерами могут слу­жить: в Японии — окропление и наречение ребенку имени по достижении им месячного возраста, а также и другие обряды очищения, связанные с религией этой страны; в Китае — религиозная церемония при первом омовении трехдневного ребенка, проведение невесты через раскаленные угли, окропление святой водой жертвенных приношений, жилища и участ­ников похорон; в Бирме — очищение роженицы огнем и ежегодные празд­ники окропления.


Что касается буддизма, в частности ламаизма, то у тибетцев и мон­голов существует обряд очищения детей через несколько дней после рож­дения, причем лама, благословив воду, трижды погружает в нее ребенка и дает ему имя. У бурят обряд освящения совершается посредством трое­кратного омовения. В Тибете провожавшие покойника, возвратившись с похорон, становятся перед огнем, моют руки теплой водой над горящими угольями и окуривают себя, произнося подобающие формулы.

С описанным обрядом очищения детей у тибетцев и монголов можно сравнить соответствующий обряд родственных им народов в Европе. У ло­парей в их полухристианском состоянии существовала следующая форма очищения: ребенку давалось имя при троекратном окроплении и омовении теплой водой, в которую клались наделенные будто бы мистическими свойствами ветви ольхи. Церемония эта, называвшаяся «лауго» (слово не лапландского, а скандинавского происхождения) — баней, могла пов­торяться несколько раз и рассматривалась как местный обычай, вполне отличный от христианского крещения, которого лопари также придержи­вались. С этнографической точки зрения простейшим объяснением обеих церемоний в Центральной Азии и Северной Европе было бы предположе­ние, что они являются подражанием христианству, породившему совер­шенно новый обряд или видоизменившему прежний туземный обычай.

В других азиатских странах очищение является более цельным и ха­рактерным религиозным процессом. Брахман ведет жизнь, наполненную ритуальными очищениями. Начиная с той минуты, когда его появление на свет ведет за собой осквернение всего дома, требующее обливаний и очи­щения одежды, они продолжаются до старости то в форме омовений, составляющих часть длинного мелочного церемониала повседневного религиозного быта, то в форме омовений и окроплений, сопровождающих более торжественные религиозные акты, и кончаются в тот день, когда люди, возвращаясь с его похорон, очищают себя водой от прикосновения к его останкам. При некоторых из своих многообразных очищений индус прибегает к моче священной коровы, но наиболее употребительным средст­вом очищения тела и души остается вода.

Религия парсов предписывает систему очищений, общность происхож­дения которой с соответствующими обрядами индусов обнаруживается в одинаковом употреблении коровьей мочи и воды. Погружение в воду, окропление ею и прикладывание «ниранга», омытого водой, составляют часть ежедневных религиозных обрядов и применяются также в других случаях, например при наречении имени новорожденному, при наложении священной веревки, при очищении рожениц, при очищении человека, при­касавшегося к трупу, когда кропление святой водой гонит дьявола по все­му телу, из сустава в сустав и заставляет его наконец вылететь стре­лой через большой палец левой ноги в злую область севера.

То обстоятельство, что современные персы доводят эти церемонии до крайностей, объясняется, быть может, скорее только что описанными обычаями их предков, чем предписаниями ислама. Впрочем, их благо­честивая опрятность скорее формальная, чем действительная. Принцип ритуального очищения доводится у персов до того, что особенно благо­честивый человек моет себе глаза, если осквернит их взглядом на невер­ного. Он постоянно носит с собой горшок воды для омовений. Но между тем народ вымирает в Персии от несоблюдения правил гигиены. Если

 

 

набожность приводит человека к берегу маленького пруда, в котором перед ним побывали сотни народа, он расчищает рукой небольшой клочок жилкой грязи, погружается в воду и считает себя ритуально очищенным

Арийским обрядам очищения в религиях Азии могут быть противо поставлены хорошо известные обряды религий классической Европы. У греков приблизительно через неделю после рождения ребенка женщина, помогавшая при родах, умывала себе руки, а кормилица обносила ребенка вокруг огня. При этом младенцу давалось имя. У римлян ребенок подвер гался очищению и получал первое имя приблизительно в таком же воз расте. Кроме того, упоминается, что при этом кормилица мазала ему слю-ной губы и лоб. Омовение перед актом религиозного поклонения состав-ляло во все классические времена часть греческого и римского ритуалов. Смесь святой воды с солью, сосуд святой воды при входах в храмы и кисть для окропления составляют неизменные аксессуары античного ритуала.

Римляне, их стада и поля очищались от болезней и других напастей специальными церемониями, в которых как средство очищения применя­лись вода и огонь. Прохождение стад вместе с пастухами через огонь, кропление модой посредством лавровых ветвей, окуривание душистыми ветвями, травами и серой составляли часть земледельческого праздника палилий. Пролитие крови требовало ритуального очищения. Гектор боит­ся делать возлияние вина немытыми руками и молиться, будучи загрязнем кровью, окутанному облаками Зевсу. Эней не смеет дотронуться до до машних божеств, не очистив себя от крови в животворном потоке 190. Ови дий должен был подняться уже очень высоко, когда он писал знаменитое порицание своим легковерным соотечественникам, воображающим, что вода в самом деле может смыть кровавое преступление.

Родственники покойного также подвергались очищению от оскверне­ния, причиненного присутствием покойника. У греков около двери дома, в котором лежал покойник, ставился сосуд с водой, чтобы люди могли окропить себя и очиститься. У римлян лица, возвращавшиеся с похорон, очищали себя кроплением водой и перестуианием через огонь.

Очищение, предписываемое Ветхим заветом, относится и первую оме редь к таким случаям, как роды, смерть и прочие указанные законом при чины осквернения. Для очищения предписывалось омовение, а также окропление водой, смешанной с золой от сожжения бурой телицы. Омове ние было также частью богослужебных обязанностей жреца, без этого он не мог ни служить у алтаря, ни входить в святилище. В позднейшие пе риоды еврейской истории, может быть, вследствие общения с другими народами, у которых очищение в большей мере вошло в повседневный быт, церемониальные омовения умножались. К этому периоду и относится, по-видимому, возникновение той церемонии, которая заняла впоследствии столь важное место в христианстве, а именно обряда крещения новообра темных. У мусульман очищение заключается в омовении водой, а в случае недостатка ее - пылью или песком. Перед молитвой оно совершается частично, а в известные дни и для удаления известных форм оскверне ния оно совершается полностью, т. е. путем обмывания всего тела. Обряды эти имеют у мусульман строго религиозное значение и принадлежат по своей сути к господствующим обычаям религий Востока. Те формы, в которых они фигурируют в исламе, никак не могут считаться заим ствованиыми из иудаизма или христианства. Очистительные обряды

 

христианства сложились из сочетания иудейских и языческих обрядов.

Очищение огнем существовало как обряд лишь в некоторых малоиз­вестных христианских сектах. Кроме того, п Европе существовал обычай переносить детей через огонь, но нельзя сказать с уверенностью, чтобы это был очистительный, а не жертвенный обряд. Обычным очищающим средством считалась вода. Святая вода в большом употреблении как в греческой, так и в римской церквах. Через нее будто бы нисходит благо­дать на верующего при входе в храм, она якобы исцеляет болезни, удаляет порчу от людей и животных, выгоняет демонов из бесноватых, останав­ливает перо спирита, наконец, от ее окропления движущиеся столы спи­ритов бьются, как бешеные, о стену. Такова сила, приписываемая ей. Не­которые из наиболее фантастических чудес, ей приписанных, еще недавно заверялись авторитетом папы. Очищение святой водой столь явно и полно продолжает древнеклассическую религиозную традицию, что для объясне­ния сходства между христианскими и языческими обрядами очищения христианские апологеты были способны заподозрить, что очистительный ритуал выкраден у христиан сатаной для каких-либо его злокозненных целей. Умывание рук католическим священником перед обедней состав­ляет тоже продолжение древнего жертвенного обряда. Мазание слюной ушей и ноздрей при крещении, совершаемое священником, очевидно, основано на евангелии, но принятие этой манипуляции в смысле обряда при крещении сравнивалось, и, может быть, справедливо, с классическим очищением слюной.

Остается сказать, что ритуальное очищение у христиан заключается преимущественно в крещении водой, этом символическом посвящении ново-обращаемого. История проследила развитие этого церемониала от иудей­ского обряда до Иоанна Крестителя и отсюда до христианства. В после­дующие годы крещение взрослых продолжало собой иудейскую традицию допущения прозелитов. В крещение же ребенка вкладывалась, сверх того, мысль об очищении новорожденного. Если пробежать мысленно проме­жуток, отделяющий посвящение римского центуриона от посвящения римского кардинала, из которых первое представлялось торжественным символом призвания к новой жизни и вере, а другое — актом сверхъ­естественной таинственной мощи, то оказывается, что почти во всем хрис­тианском мире обряд крещения всегда оставался внешним знаком христи­анского вероисповедания.

Рассматривая только что описанную группу религиозных церемоний, мы обрисовали внешние выражения их в религиях высших народов менее яркими чертами, чем первоначальные формы обрядов на низших ступе-них культуры. Это обстоятельство, обусловленное чисто практическими причинами, однако, не только не ослабляет этнографической поучитель­ности, вытекающей из исторического рассмотрения обряда, но даже уси­ливает ее. Каждая из форм обряда в различных фазах своего пережива­ния, видоизменения и последовательного развития по-своему способст­вовала выяснению преемственности, существующей между верованиями народов, стоящих на более низкой и более высокой ступенях культуры. Эти же формы показывают, как трудно цивилизованному человеку пони­мать обряды даже своей собственной страны, если он незнаком с тем смыс­лом, часто очень различным, который вкладывали в эти обряды люди отда­ленных веков и стран, представители совершенно иных ступеней куль­туры.


Заключение  

Заключая наше исследование отношения первобытной циви­лизации к современной, нам остается только указать на практическую значимость представленных выше соображений. Положим, скажет чита­тель, археология, позволяющая исследователю мысленно проникнуть в самые древние из известных нам состояний человеческой жизни, сви­детельствует о том, что это были времена дикости; допустим, грубо обте­санный кремневый топор, вырытый вместе с костями мамонта из наносного слоя гравия и лежащий на письменном столе этнолога, представляет со­бой в глазах последнего типичный продукт первобытной культуры -- прос­той, но мощной, неуклюжей, но целесообразной, низкой с точки зрения искусства, но явно проявляющей тенденцию к более высокому развитию; пусть все это так, но что же из этого следует? Прежде всего то, что история человечества и изучение доисторических форм его жизни должны, несом­ненно, занимать соответствующее место в общей системе знаний. Несом­ненно также, что учение о развитии мировой цивилизации должно вызы­вать живой интерес у людей с философским складом ума как предмет абстрактной науки. Но кроме того, подобные исследования имеют и прак­тическое значение: они могут влиять на современные представления и действия. Установление связи между тем, что думали и делали нециви­лизованные древние люди, и тем, что думают и делают современные ци­вилизованные люди, не является предметом лишь теоретической науки Такого рода исследования показывают нам, в какой мере представления и поступки современных людей опираются на прочную основу сегодняш­них знаний, а в какой мере они являются продуктом знаний, которые воз-


никли на ранних и более примитивных стадиях развития культуры. Необходимо доказать, что древнейшая история человека оказывает влияние хотя это часто не признается даже теми, кого ближе всего касается, на некоторые из самых глубоких и жизненных вопросов нашего бытия.

Даже в далеко продвинувшихся в своем развитии науках, как, напри мер, в науках об измерении, силах и строении неорганического и органи­ческого мира, весьма часто можно встретиться с расхожим, но неправиль­ным мнением, выражающимся словами: «пусть прошлое остается в прош­лом». Если бы научные системы были пророческими откровениями, за которые они иногда себя выдают, им можно было бы простить невнима­ние к идеям или фантазиям, существовавшим до них. Но исследователь, который от современных знаний переходит к суждениям великих мысли­телей прошлого, черпает из истории своей науки более верный взгляд на отношение теории к факту; на примере развития каждой распростра­ненной ныне гипотезы учится пенить «raison d'etre»191 и подлинное зна­чение того или иного понятия и приходит к выводу, что возврат к отправ­ным точкам в развитии знаний дает возможность найти новые подходы в тех случаях, когда на пути современной науки возникают, казалось бы, непреодолимые преграды. Правда, искусство и знание на самых ранних стадиях развития общества скорее являются предметами любопытства, чем приносят практическую пользу, особенно если учесть, что современный практик привык свысока относиться к результатам самых серьезных умст­венных усилий древнего человека, считая их элементарными. Быть может, наши механики не почерпнут много полезных для себя знаний в музее примитивных орудий древних людей, наши врачи заинтересуются фар­макологией дикарей лишь постольку, поскольку она познакомит их с упот­реблением местных лекарств; наши математики найдут, что высшие спо­собы счисления, которыми пользовались дикари, пригодны лишь для на­чальных школ; а современные астрономы увидят в знаниях примитивных народов о небесных светилах лишь малопоучительную смесь мифов и об­щих мест. Но существуют отделы науки не менее важные, чем механика и медицина, математика и астрономия, в которых недопустимо оставлять без

внимания низшие стадии развития цивилизации вследствие влияния, ко­торое оказали они на практический склад высшей культуры.

Если мы приглядимся к мнениям ученых, не ограничиваясь какой-либо отдельной школой, а обратясь к цивилизованному миру вообще, относительно вопросов, касающихся человека, его умственной и нравственной

природы, его места и деятельности среди себе подобных и в окружающем мире, то увидим стоящими рядом самые различные по своей авторитет­ности точки зрения. Некоторые из них, основанные на фактах, занимают

прочное место в науке как подлинные истины. Другие, несмотря на то что

в их основании лежат самые примитивные теориинизшей культуры, до та­кой степени видоизменились под влиянием развивающихся знаний, что могут служить лишь удовлетворительной рамкой для признанных фактов; даже позитивная наука, помня происхождение своих собственных фило­софских схем, должна признавать законность такого явления. Наконец, мы встречаем и такие мнения, которые возникли на низшем уровне интеллектуального развития и удержали свое место в высшей культуре только силой предания; это так называемые пережитки. Практическая задача этнографии заключается, следовательно, в том, чтобы, проанализировав

 

 

эти мнения, показать, что взято из прямого наблюдения, что переделано из первобытных примитивных учений и воплощено в форму, соответствую­щую современным представлениям, и что является лишь освященным временем суеверием, облаченным в одежду современного знания.

Все это уже при самом беглом обзоре показывает значение этнографии для состояния современной мысли. Язык и речь уже в полной мере служи­ли примитивным племенам. Люди уже десятки тысяч лет назад предпри­нимали попытки найти в звуке и образной метафоре средства для выра­жения своих мыслей, порой чрезвычайно сложных и запутанных. Если иметь в виду, что развитие знания зависит от полноты и точности выраже­ния мысли, то не покажется поразительным тот факт, что язык цивилизо­ванных людей есть тот же язык дикарей, но только более или менее усо­вершенствованный в своем строении, более богатый словами и доведенный до большей точности в лексическом определении понятий. Развитие языка со времен дикости до цивилизованного состояния человечества косну­лось в основном деталей и только в весьма малой степени — фундамен­тальных начал. Не будет преувеличением сказать, что половина недостат­ков языка как способа выражения мысли и половина недостатков мысли, обусловленных состоянием языка, происходит от того, что язык представ­ляет собой систему, возникшую благодаря пользованию грубыми и по­верхностными метафорами и несовершенной аналогией и выступающую в такой форме, которая соответствовала варварскому воспитанию ее создателей, а не современных людей. Язык — одна из тех умственных сфер, в которых мы мало поднялись над уровнем дикарей. Здесь мы до сих пор как будто продолжаем рубить каменными топорами и с трудом до­бывать огонь посредством трения.


Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав



mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.013 сек.)