Читайте также: |
|
Годится, — сказал Филя. — Демидыч кореш. Но там ребята со средствами.
Будут средства. Погуляешь и нас заодно угостишь, на халяву. Зови Демидыча, майор!
Владимир Афанасьевич! — приоткрыл дверь Голованов. — Зайдите, пожалуйста!
Демидыч вошел и остановился на пороге, полностью закрыв своим телом проем двери.
Мы посоветовались и решили, что ты уже не телохранитель, — серьезным тоном заговорил Голованов. — Ты тот, кто есть. Сержант разведроты, «русский волк». Ну и конечно, кореш Фили. Приехали в отпуск. Выходит, ты уже и не купец. Так что рассчитывай на командировочные.
Коли в отпуске, должны быть и отпускные, — сообразил Демидыч.
Это уже к Грязнову!
Получишь, — улыбнулся Слава.
В Воронеж приехали ранним вечером. Прибывших из Москвы встретил начальник местного уголовного розыска Сергей Иванович Зарецкий, с которым Грязнов был в дружеских отношениях еще со времен работы в МУРе, где Зарецкий ранее занимал должность заместителя начальника отдела.
Ко мне поедем, — сказал Зарецкий Славе. — Парней — в «рафик». Жить будут недалеко от города. В пансионате.
Телефончик в пансионате будьте любезны, — вежливо обратился к Зарецкому Голованов.
В «рафике» подскажут.
Благодарю вас.
В восемь ноль-ноль бужу! — крикнул Грязнов вслед уходящим к «рафику» парням. — Чтобы как штык!
Помню, шеф! — откликнулся Голованов. — Сухой закон!
Кто такие? — спросил Зарецкий. — На наших не похожи...
Хулиганье, — ответил Грязнов, но в голосе слышалось явное одобрение.
Штирлица из Фили не получилось.
Родители Филиппа Агеева жили на окраине Воронежа в собственном доме. Приезд сына был неожидан, а оттого еще более радостен. Немедленно прибежали сестра, зять и две девочки, их дети. И выпили, и закусили, и по песням ударили, далеко за полночь горел свет в доме. Утром Филя вышел на крыльцо, присел на ступеньку и закурил. Ничего не изменилось на родной улице, стояли все те же низкие домики-мазанки, лишь на месте халупы Веньки Зуба возвышался особняк из красного кирпича, обнесенный железной оградой.
Чего рано поднялся? — спросил отец, вышедший из огорода.
Венькин? — кивнул на особняк Филя.
Его. Года два как стоит.
Большим человеком стал Венька Зуб...
Не маленьким. Депутат!..
Шутишь, отец!
Депутат городской думы!
Завязал, значит, с прошлым Ленька.
Завязал? — переспросил отец. — А на какие шиши дворец отгрохал?! Они все, твои бывшие дружки, завязали! Что Ленька Палец, что Венька Зуб! У всех дворцы!
Тоже депутаты? — усмехнулся Филя.
Бери выше. Депутаты небось под ними ходят. Миллионеры они, а может, миллиардеры! И вот что интересно: все видят, и все молчат! Попробовала одна девчушка, судья, и тут же— пуля в лоб! А ей и двадцати трех не исполнилось. И никого не нашли!
Не там искали.
О том и говорю. Конец матушке-России...
Подожди, отец, плакаться.
Опохмелись, сынок, — вытаскивая из кармана пиджака початую бутылку коньяка, предложил отец. — Смотрел вчера, оба вы на коньяк нажимали, ну и прихватил. Я-то уж того, поправился.
Из горла?
Зачем? — вынимая стакан, возразил отец. — Посудина при мне.
Филя выпил и снова потянулся за сигаретами.
У вас, в Москве, тоже кругом палят и взрывают. И тоже никого не находят.
Ив Москве не там ищут.
Распластали Россию, теперь кусками рвут на части! Взять Чечню. Кладут и кладут мальчишек. А командиры, мать их за ногу?! Да Сталин бы за такое дело без суда и следствия!
Все верно ты говоришь, отец. Но плачем не поможешь.
Теперь на одного Господа Бога надежда... Круговая порука. Все куплено. И всех купили.
Моих друзей, к примеру, не купили и не купят.
Много ли вас? Раз-два и обчелся!
Нас мало, но мы в тельняшках, — улыбнулся Филя.
С охраной ездит Венька-то, — кивнул на особняк отец. — Как министр! Он парень-то ничего. Пошел как-то разговор о комбикорме, на следующий день, гляжу, грузовик подлетает! Теперь поросятам моим не жизнь, а малина! И денег не взял Венька-то... Я так думаю, он твое добро помнит, сынок.
Пойду будить Демидыча, — поднимаясь, сказал Филя.
Где-то около десяти утра к дому Агеевых подлетела иномарка. Из машины вышел Венька Зуб. А Филя и Демидыч стояли на крыльце, готовые к отъезду.
Здорово, спаситель! — с полдороги закричал Венька.
Давно дело было. Действительно, спас Филя от верной смерти своего бывшего дружка. Нырнул Венька в Дон, ударился головой о корягу и пропал. Нашел его Филя в мутной воде минут через пять, еле вытащил, как умел, начал откачивать, делать искусственное дыхание, дышал рот в рот. Ожил Венька.
Побыл в доме Венька недолго. Махнул за приезд, припомнил кое-что из прежних лет и, подмигнув Филе, кивком позвал следовать за собой.
Ты куда намылился, такой красивый? — спросил уже на крыльце, оглядывая бывшего дружка, одетого в серый, отлично сшитый костюм.
Хотел к тебе. Может, к Пальцу или Клыку? Рванем вместе?
Я тебе ничего не говорил, а ты не слышал. Ни к Пальцу, ни к Клыку ездить не советую. Ты понял меня, Филя?
Взгляд Веньки Зуба был мрачен и серьезен.
Будь здоров, Веня, — помедлив, ответил Филя и направился в дом.
Чего это ты такой смурной? — встретил его вопросом Демидыч.
Поехали, Демидыч, — не ответив на вопрос, сказал Филя.
Ну, Штирлиц! Ну, молодец! — расхаживая по комнате и поглядывая на Филю, саркастически приговаривал Грязнов. — Учись у ворья, мужики! Один секунд — и расколол!
Ты не дослушал, Грязнов, — встал на защиту своего товарища Голованов.
Я что слушать? На него раз глянешь и сразу поймешь — с Лубянки! Они там все в сером!
Мужчины все разом потянулись за сигаретами.
Что он тебе вякнул, этот депутат? — отходя от обуреваемых его чувств, потеплел Грязнов.
Не посоветовал ехать к Пальцу.
И все?
Все.
Предупредил, видать, по старой дружбе?
Выходит, так.
Кумекайте, мужики, кумекайте! — оглядел «волков» Слава. — Что ему стало известно, этому Пальцу...
То, что мы здесь. В Воронеже.
Мы не одни здесь. Сегодня СОБР прибыл.
У собровцев Фили нет, — встрял в разговор Голованов.
Дошло, — подумав, ответил Грязнов.
Кто-то из троих капнул. В «рафике» было двое, водитель и капитан... — сказал Голованов и вопросительно посмотрел на Славу.
Да нет, мужики. Вместе работали. Ничего такого не замечал.
Когда?
Лет пять-шесть прошло...
Срок, — сказал майор. — В «рафике» мы же не распинались, кто такие, откуда и зачем.
Анекдоты травили, — вставил кто-то.
Про баб! — добавил другой.
При всем желании, если кто-то из двоих капнул, ничего существенного он передать не мог. Но если Филю предупредил его бывший под ельничек, значит, дело нешуточное. Ты же сам, Грязнов, говорил, что Зуб этот — правая рука Пальца.
Слава задумался. История и в самом деле непонятная. Не хотелось ему думать плохо о полковнике За- рецком, но обстоятельства подталкивали.
Черт его знает, браточки, — неуверенно произнес он. — И верить неохота, и не верить нельзя...
Он мне сразу не показался. А у меня на людей глаз — ватерпас!
И ты ему не показался.
Рыбак рыбака видит издалека! — весело отозвался Голованов. — Еще бы я ему показался. Я на него, падлу, как глянул...
Ну ладно, ладно! — прервал майора Грязнов. — Выясним. Сидите и не дергайтесь. Ждите.
На следующий день после похорон Лариса Ивановна позвонила Турецкому и попросила приехать к ней на квартиру в восемь вечера. Александр оказался в затруднении. С одной стороны, было просто по-человечески несвоевременно допрашивать женщину, только что похоронившую мать, с другой — пришло время поставить точку над «i». Он, разумеется, тактично предложил перенести встречу на более поздний срок и встретиться в следственной части, но вице-премьер суховато ответила, что ее мать скончалась пять дней назад и она уже отплакалась. Теперь можно и закончить затянувшуюся историю.
Без пяти восемь Турецкий подъехал к дому в Крылатском, где проживали члены правительства, предъявил охране свое удостоверение, охранник сверился со списком приглашенных, и ровно в восемь следователь подошел к дверям квартиры вице-премьера Стрельниковой.
Квартира ее не была роскошной, как ожидал увидеть Александр, а была обычной четырехкомнатной, правда с улучшенной планировкой, чем, впрочем, сейчас никого не удивишь. Обставлена стандартной мебелью, но хорошего качества, новой, будто только что привезенной из мебельного магазина. Здесь совершенно не чувствовалось уюта. Странно, но будто вселился сюда человек как бы на время, как в гостиницу, поживет и вот-вот уедет.
Здравствуйте, Александр Борисович, — протянула руку вице-премьер.
Добрый день, Лариса Ивановна.
Прошу в гостиную.
Стол был сервирован на двоих. Стрельникова была одета не в темный траурный костюм, а в нарядное, даже игривое платье, плотно облегающее ее стройную фигуру. «Да, — подумалось Александру, — плакаться в жилетку она не будет. Ну и характерец. Действительно, воскресшая Мата Хари».
Вино, кофе, чай? Или вы пьете что покрепче?
Кофе.
Давно хотела познакомиться с вами, — улыбнулась Лариса Ивановна. — Слышала много, но вижу вас впервые.
Если бы был другой повод для знакомства, — вздохнул Турецкий.
А вы донжуан, Александр Борисович!
Моя помощница говорит то же самое, правда, резче. Называет меня бабником.
Как, кстати, она поживает, я имею в виду Лилию Васильевну?
По-моему, очень хорошо.
Так, может быть, и начнем наш разговор с этого, со статьи следователя Федотовой? — перешла к делу вице-премьер.
Начать можно с чего угодно. Со статьи, со знакомств, с женского движения, которым вы, Лариса Ивановна, руководили, с индустрии развлечений, но придем-то мы к одному вопросу, ради которого я и согласился на встречу с вами.
Могли бы и не согласиться?
Мог, и это вам хорошо известно.
Да, я знаю о документе, подписанном генеральным прокурором. Вам разрешено меня допросить.
Я не сомневался в вашей информированности.
Прокуроры приходят и уходят.
Как и вице-премьеры, — улыбнулся Турецкий.
Неужели вы так сильны, Александр Борисович? — помолчав, спросила Лариса Ивановна.
Не будем отвлекаться, — открывая свой кейс, ответил Александр. — Прочтите вот это.
А что это такое? — заметно смутилась Стрельникова.
Копия предсмертного письма Андрея Андреевича Васильева.
Читала Лариса Ивановна медленно, внимательно, но какого-либо волнения, а тем более смятения на ее лице не появилось. Отложив письмо, она неторопливо налила полный стакан вина и выпила.
Я прочла, и, как вы заметили, внимательно. Зачеркнутые строчки вы, конечно, расшифровали?
Пожалуйста.
«Теперь ненавижу. Дьявол в юбке, существо безжалостное, бесчеловечное, не знаю кто, но не человек. Убежден, что если умру...»
Лариса Ивановна прочла почему-то вслух, посмотрела на следователя и покачала головой:
Он был не в своем уме.
Нет. Он был слишком взволнован, — возразил Турецкий.
«Убежден, что если умру...» Он повторяется.
Он возвращается к прежней мысли.
«...что, если умру, главным убийцей будет вице- премьер России. Как жаль Россию, как невыразимо обидно, что на высоком правительственном посту стоит преступница...» — дочитала Лариса Ивановна и положила бумаги поверх письма. — Он сумасшедший.
Андрей Васильев никогда не стоял на учете в психиатричке, — сказал Турецкий.
Дорого бы я вам заплатила за это письмо, но слышала, вы не берете взятки, — помолчав, проговорила вице-премьер.
Правду говорят, есть такой грех, — улыбнулся Турецкий.
Оно, письмо, правда, не имеет доказательственной силы...
Почему же? Если этот документ будет подтвержден иными доказательствами различного рода, свидетельскими показаниями пока еще живущих людей, документами и так далее, это письмо сыграет свою роль.
Откуда звонил мне генерал Пестов?
Из следственного кабинета.
И вы находились рядом?
Разумеется, я проводил его допрос.
Генерал закукарекал? — усмехнулась Лариса Ивановна.
Сразу видно, что вы заканчивали юридический. Закукарекал. И не только он, Лариса Ивановна.
И кто еще?
Позвольте мне до поры до времени не перечислять всех лиц, давших изобличающие вас показания.
Я смотрю, вам многое известно?
Помнится, точно такой же вопрос мне уже кто-то задавал... А чуть ли не полковник Саргачев!
И что вы ответили?
Я ответил: мне известно почти все.
Я спрашиваю о себе лично. Что вам известно обо мне?
О вас мне известно гораздо больше, чем о полковнике.
Предлагаю вам прекратить против меня уголовное преследование или же передать дело другому следователю. Вам, как лицу, заинтересованному в исходе дела...
Ни того ни другого я не сделаю, — перебил Турецкий.
А если вам прикажут?
Кто?
Предположим, ваш генеральный прокурор?
Он не сделает этого. Отказал же премьер вам в освобождении Пестова, когда его попросили о письме на имя генерального прокурора.
Почему мне? — раздраженно спросила женщина, вновь наливая вина.
Хорошо, — легко согласился Турецкий. — Пусть не вам. Другому. Но факт-то налицо. И вообще, Лариса Ивановна, меня пока мало интересуют уголовные дела, связанные с генералом Пестовым, полковником Павловым, Ефимом Фишкиным, Поповым-Городецким и вором в законе Ваней Бурятом. Я расследую убийство Роберта Веста, точнее, Андрея Васильева. И я доведу это дело до конца, то есть до суда.
Вам не страшно, господин Турецкий? — помолчав, спросила вице-премьер.
Опять угрозы! — улыбнулся Александр. — Волков бояться, в лес не ходить.
Вы назвали опасное имя...
Бурята? Это кличка. Как у собак.
Теперь мне ясно, что вы многое знаете. Слишком многое...
«Он слишком много знал!» Так говорят в плохих фильмах после убийства того, кто много знал. Вы знаете, Лариса Ивановна, меня никто никогда не тронет. Скажу больше, не тронут и мою семью. У меня много друзей. Они найдут тех, кто приготовился к убийству, и уничтожат. Это в случае, если меня тронут. В ином случае я лично уничтожу эту мразь. И это они знают. Должны знать!
Кто «они»?
Убийцы, мафия, в том числе и Ваня Бурят.
Вы говорили про доказательства. Может, вы перечислите их?
Я веду неофициальную беседу. Я пришел по вашему приглашению, о доказательствах мы поговорим в прокуратуре.
Мне рассказывали о вас как о любителе острых ощущений. Но в данном случае вам приходилось лишь ждать, когда вам разрешат меня допросить. Так что вам останется лишь ждать, ждать и ждать.
Вы правы. Я сам поражаюсь своему терпению, — широко улыбнулся Турецкий.
И чего вы хотите дождаться?
Окончания следствия, судебного процесса и наказания.
Не исключаю, что вам удастся завершить следствие, но соответствующего наказания не последует.
Я не кровожаден, Лариса Ивановна. Для начала достаточно и того, что вы не будете занимать свою должность. Сейчас я на большее не рассчитываю, учитывая ваше высокое положение... А что потом, увидим.
И правильно делаете!
Хотя может случиться всякое, — договорил Турецкий.
Что вы имеете в виду?
Слабых не любят. Как правило, их добивают, На вас могут навешать то, в чем вы и не виновны.
Кто?
Ваши подельники. Каждому дорога своя шкура. А тут такой случай! Почему не воспользоваться, если дело, повторяю, при вашем-то положении, можно спустить на тормозах?
Вы тоже перешли на уголовный жаргон...
Так дело-то уголовное.
Мало ли кто еще может написать подобную дребедень! — встряхнула листами вице-премьер. — «Главный убийца... Ненавижу... Преступница...» Явный шизофреник! Да он и был шизофреником.
Этот шизофреник сделал вас богатой, хотя и до него вы были не бедны. И потом, говорить о человеке, которого вы приблизили к себе, сделали его, так сказать, собственным корреспондентом, не считая официальной его должности спецкора телевидения, к назначению которой вы тоже приложили руку, и, наконец, о человеке, который вас истинно, по-настоящему любил, — говорить так, по меньшей мере, неприлично.
Вы считаете меня богатой? — усмехнулась Лариса Ивановна.
В мире все относительно, — уклончиво ответил Турецкий.
Деньги, получаемые от индустрии развлечений, пойдут на строительство Диснейлендов для детей.
Прошло немало времени с тех пор, как этот проект был утвержден. Однако ни в одном из городов и духа нет каких-то там Диснейлендов!
А в Петербурге? Расчищена площадка, завезены стройматериалы...
После провала на выборах Собчака строительство остановлено. И вообще, Лариса Ивановна, неужели вам не известно, что проект по Диснейлендам закрыт? И вероятно, навсегда. — Турецкий достал из кейса лист бумаги. — Вот, кстати, копия постановления правительства о запрещении этого строительства.
Вы хорошо подготовились для беседы... Но деньги на все это не у меня, а в банках России.
Не все. Далеко не все. Но тоже немалые. Они крутятся, приносят огромный неучтенный барыш.
Мне?
Вам, и не только. Также тем, кто на вас вот-вот будет вешать всех собак.
Все это слова, слова и слова!
Да. Но поверьте, через день-два они превратятся в дела.
Надо же! «Убийца!» Как там в пословице... И муху убить, руки умыть!
Мне надлежит предъявить вам обвинение не в самом убийстве, а в соучастии в убийстве. Но ваша роль в преступлении значительна. Вы приказали, «шестерки» исполнили.
Для чего это мне было нужно? Подумайте. Ведь он, как вы утверждаете, сделал меня богатой! Пусть бы жил, а я богатела бы дальше! — напряженно рассмеялась Стрельникова.
Он вам стал не нужен. Он вообще никому не стал нужен. И его убили. Непосредственным же поводом для убийства явилось последнее его посещение собственной квартиры.
Лариса Ивановна закурила и требовательно устремила взгляд на следователя.
Вы хотите продолжения?
Да.
Мне неизвестна сцена, произошедшая между вами, Валерием Степановичем Саргачевым и Андреем
Андреевичем Васильевым, но предполагаю, что она была довольно неожиданной и по сути своей трагичной. Видимо, Роберт Вест наговорил такого, что у вас не оставалось иного выбора, как убрать его. И потом, я же говорил, он вам стал не нужен.
Продолжайте, — меняясь в лице, сказала Лариса Ивановна.
Дело в том, что компьютерная дискета с карточными раскладами, которая находится у вас, не подлинная, в ней нет вестовских вариантов.
И где же настоящая?
У меня.
Каким образом она к вам попала? — вновь наполняя бокал вином, спросила вице-премьер.
Имеется завещание Андрея Васильева в пользу родителей. Сделано оно, заметьте, задолго до его гибели. Письмо это было написано сразу же после отъезда из квартиры, а вот завещание задолго. Это очень важное обстоятельство, если учесть ваши подозрения в шизофрении Андрея. Его компьютер, в памяти которого заложены эти варианты, наряду с документами хранился в надежном банке.
Лариса Ивановна медленно выпила вино, откинулась на спинку кресла и долго смотрела в глаза Турецкому. Взгляд был завораживающ, глубок и таинствен, и Александру, с трудом выдержавшему взгляд, снова подумалось: «Воскресшая Мата Хари!»
Уходите, — негромко приказала вице-премьер.
Турецкий взял со стола вестовские бумаги, щелкнул замками кейса, поклонился и вышел.
Операция по передаче казино в руки отдела Павлова была уже на стадии завершения. Начать решили с трех городов, Москвы, Петербурга и Воронежа, памятуя о том, что как раз в последнем, по данным уголовного розыска и служб ФСБ, находится большое количество наркотических средств. Во все казино без исключения были направлены сотрудники отдела «К» и оперативной группы Турецкого. Перед ними стояла задача ареста и допроса преступников, лишь в крайних случаях сотрудникам разрешалось стрелять, но не на поражение. Поводом для разборок должно было послужить резкое повышение сумм, идущих в пользу отдела Павлова, на что, разумеется, люди Бурята не согласятся.
В день завершения операции в кабинет Турецкого вошел Алексей Петрович Кротов.
У меня к вам просьба, Александр Борисович.
Слушаю.
Нужно организовать встречу полковника Павлова с Бурятом.
По-моему, вы в курсе событий, Алексей Петрович... — хотел было отказать Турецкий, но, глянув на посетителя, передумал. — Кому она нужна-то?
Мне. Но и вам она будет небесполезна.
И когда?
В ноль пятнадцать. Казино «Остоженка».
За пятнадцать минут до операции?
Думаю, Павлову будет достаточно и трех минут.
В чем смысл их встречи, как полагаете, Алексей Петрович?
А вы поставьте себя на место Павлова.
Куда ни кинь, всюду клин, — улыбнулся Турецкий. — Положение незавидное. Хотите сказать, что полковник решил пойти ва-банк?
Думаю, он отдаст половину своего состояния, только бы уйти за рубеж.
И надеется это сделать при помощи Бурята?..
Бурят ничего не делает даром.
Вы же упомянули про половину состояния. Разве не достаточно?
Думаю, Павлов предложит нечто посущественнее.
Не сорвет ли эта встреча нашу операцию? — усомнился Турецкий.
За то короткое время, что будет иметься в распоряжении Бурята, он не сможет ничего предпринять. Ему бы самому унести ноги. Или вы хотите его задержать?
Я бы с удовольствием, но у нас нет против него улик. Он может быть задержан, как и все остальные, если у него будут обнаружены наркотики.
Я убежден, что Павлов ни при каких обстоятельствах не сообщит Буряту время операции.
Что-то не соображу, Алексей Петрович...
Ему это невыгодно. Да, операция будет, но когда — сегодня, завтра, через неделю или через несколько минут, он не знает. Решают наверху. Так он скажет. В противном случае Бурят справедливо обидится, почему он не сообщил об этом раньше.
Буряту если не в ноль тридцать, то в ноль сорок будет все известно.
Это уже не будет иметь никакого значения.
Да он же немедленно пристрелит Павлова!
А вам-то до этого какое дело?
Вот те раз! — удивился Турецкий. — Он же наш главный свидетель! Без него будет трудно раскрутить это дело.
Если только поэтому... Значит, Павлов останется живым.
А вы о чем подумали?
Подумал, уж не начал ли жалеть следователь по особо важным делам паханов. А по мне — пусть себе разбираются и палят друг в друга.
Еще чего не хватало! — пробурчал Турецкий.
Вы, Александр Борисович, недооцениваете Бурята. Он даже не дернется. Он уйдет.
Вместе с Павловым?
Это уж как вы прикажете! Но Павлов будет приговорен. То, что и требовалось вам доказать.
Толковый вы человек, Алексей Петрович! — усмехнулся Александр. — Чем эта встреча будет небесполезна мне?
У вас будет доказательство двойной игры Павлова. Я постараюсь. А следовательно, прольется еще одна капля в чашу. Я имею в виду капли доказательств вины полковника. Чаша эта, правда, уже переполнена. Но эта последняя капля будет свидетельствовать о полном отсутствии какой-либо порядочности у этого человека.
Действуйте, — протянул Турецкий руку.
Грязнов в Воронеже?
Только что звонил. У него возникли некоторые проблемы.
Неудивительно, если начальник областного уголовного розыска повязан...
Что же вы до сих пор молчали?!
Точное подтверждение получил, — Крот глянул на часы, — ровно два часа шестнадцать минут назад.
Значит, какие-то подозрения у вас были и до точного подтверждения?
Были. К примеру, Зарецкий Сергей Иванович подыскивает квартиру в центре, которую приобретает на имя дочери Светланы, студентки Плехановского института, а попросту «Плешки». Вероятно, это будет подарком на свадьбу.
Откуда вы это знаете?
Жених, работник МИДа, обратился ко мне с просьбой подобрать квартиру.
Подобрали?
Я посоветовал купить квартиру Роберта Веста.
Она же стоит бешеных денег!
Потому-то у меня и возникли подозрения. Честный сотрудник не имеет таких денег.
И что же?
Теперь, вероятно, опер из угрозыска Воронежа капитан Мильков Юрий Дмитриевич подлетает к своему родному городу. В его кармане записка, предназначенная для передачи Грязнову. От меня. Но вам стоит позвонить в Воронеж. Пусть Грязнов поторопится. И начнет копать.
Спасибо, Алексей Петрович, — поблагодарил Турецкий и усмешливо подмигнул: — И сколько отхватил за посредничество?
С удовольствием отвечу, тем более что мы перешли на «ты», — мгновенно парировал Крот. — Существует процент.
А за встречу?
Это тайна, покрытая мраком.
До полуночи на Остоженке, — попрощался Турецкий.
Как только дверь за Кротом закрылась, он поднял телефонную трубку и, посматривая в справочник, начал набирать код Воронежа.
Грязнов был уже в дверях, когда раздался продолжительный телефонный звонок. Поднял трубку Голованов.
Турецкий, — сказал он, обращаясь к Славе.
Что-то быстро он... Да, Саня, слушаю! Та-ак... Понятно. Записываю. Мильков Юрий Дмитриевич... Лечу!
Мой бывший участковый, — подал голос Филя.
Едешь со мной, — мгновенно решил Грязнов. — Узнаешь?
Должен. Ему сейчас больше пятидесяти.
Поехали!
Грязнов взял напрокат три машины — две «семерки» и «девятку», видавшие виды, но на ходу, за сотню выжимали, а быстрее и не надо.
Садись за руль, — сказал Слава. — И по самой короткой дороге в аэропорт!
Сделаем, — кивнул Филя.
Подъехали вовремя, как раз объявили о прибытии самолета из Москвы. Мильков оказался невысоким мужчиной с хитроватыми, но какими-то очень добрыми глазами, в которых читалась многолетняя житейская мудрость.
Здорово, здорово, — улыбнулся он, после того как Грязнов представился ему. — И ты здорово, атаман заречный! — обратился он к Филе. — Не рассказывал?
Он лишнее не выплюнет, — усмехнулся Грязнов.
Знать, человеком стал, если с самим Грязновым дружбу водишь. А ты-то чего зарделся, Вячеслав Иванович? Заслужил, сыщик, если Крот хвалит.
Но дороге к машине он шутил, балагурил, но, усевшись на заднее сиденье, посерьезнел.
Вот тебе, Грязнов, писулинка от Крота. Там написано, кто я есть такой и можно ли мне верить на слово. А слово мое такое. Погряз начальник угрозыска Зарецкий по уши. Ходу ему обратно нет. Уже не вытащить. Хочешь — верь, хочешь — не верь.
Хлопцам моим тоже он не показался, — сказал Слава, читая записку. — Верю, Юрий Дмитриевич.
Дела на вышку тянут, а они или под сукном, или запутаны так, что и концов не сыщешь. Можешь проверить, если права имеешь.
Проверять нет времени.
Больше скажу, Грязнов. Не дай Бог, случится заваруха, под пули ребят поставит. Глазом не моргнет. Потому, говорю тебе, отступа нет.
Слыхал, тут судью убили, девушку, — вступил в разговор Филя.
Как же, Настеньку. Пристрелили, твари. И он, Зарецкий, тоже руку приложил. Ведь взяли их! Теперь где? Гуляют, поганцы!
У тебя местечко найдется, Юрий Дмитриевич? Тихое такое, незаметное... — подумав, спросил Грязнов.
Местечко найдется, — тоже после некоторого молчания ответил Мильков.
В тот же день начальник уголовного розыска полковник Зарецкий бесследно исчез. Первой встревожилась жена полковника, не дождавшись мужа ночью, хотя тот, выходя из кабинета, позвонил и сообщил, что через часок-другой будет дома. Дежурный по городу на сообщение жены особого внимания не обратил, но когда утром следующего дня полковник не явился на важное совещание, которое вел сам генерал, начальник областного управления внутренних дел, сотрудники угрозыска крепко задумались. Через два часа во все отделения и посты милиции поступил приказ начальника областного УВД о незамедлительном розыске исчезнувшего полковника Зарецкого.
Большой шухер поднялся в связи с исчезновением начальника угро и в рядах преступных группировок, о чем они узнали, как только поступило сообщение в органы. Крестный отец Воронежа Ленька Палец рвал и метал. «Доставить живым или мертвым» — таков был его воровской приказ.
Между тем Сергей Иванович Зарецкий находился недалеко от места своей службы, всего-то в каких-нибудь десяти минутах ходьбы, если идти центральной улицей, а дворами — и того меньше, в небольшом каменном ам- барчике. В областных городах, даже в центре, сохранились дореволюционные одноэтажные домики, — крепкие, построенные на века, с двориками, заросшими плодовыми деревьями и кустарником. Проживали в них коренные жители, получившие дома в наследство. В одном из таких домиков жил и Юрий Дмитриевич Мильков с женой. Был у него и крохотный дворик, на котором он умудрялся выращивать огромные помидоры. В глубине дворика стоял амбарчик, каменный, низенький, совершенно незаметный с улицы из-за густой сирени, вишни и сливы. На дверях амбара висел заржавевший старинный замок на засове, который не открывали с незапамятных пор. Да и открывать было незачем, потому что Мильков пользовался помещением, проходя в него из своего дома, через внутреннюю дверь, о которой мало кто знал. Внутри амбарчика было уютно, всегда прохладно, несмотря на любую жару, пахло сушеными фруктами, а осенью Юрий Дмитриевич заваливал помещение яблоками, грушами, дынями и консервированными припасами на зиму. В этом амбарчике и посиживал на старом диване Сергей Иванович Зарецкий. Взяли его незаметно для чужих глаз, аккуратно, даже прически не потревожили, а когда он отошел от тычка железного пальца Демидыча, то, осмотревшись, увидел улыбающегося Гряз- нова и майора Голованова. Сообразив, что кричать, возмущаться, а тем более угрожать бесполезно, Зарецкий, потирая ребра с правой стороны, спокойно спросил:
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав