Карл глоав юнг 2 страница

Раз мы пришли к смелому предположению, что либидо, кото­рое первоначально служило производству яичек и семени, прочно организовалось в функции построения гнезда, словно потеряв способность ко всякому иному применению, то мы вынуждены подвести под это понятие всякое желание вообще, включая и голод, ибо в таком случае мы более не вправе прин­ципиально различать инстинкт построения гнезда от желания питаться.

Это рассмотрение ведет нас к понятию либидо, которое рас­ширяется до понятия намеренности (intentionality) вообще. Как показала вышеприведенная цитата из Фрейда, мы знаем слишком мало о природе человеческих влечений и их психи­ческой динамике, чтобы брать на себя риск отдавать приори­тет какому-то одному влечению. Было бы лучше, говоря о ли­бидо, посоветовать понять его как энергию и как ценность, позволяющую связать себя с любой областью деятельности, будь то власть, голод, ненависть, сексуальность или религия, без того чтобы представляться специфическим влечением. Как говорит Шопенгауэр в работе «Мир как воля и представление»: «Воля как вещь в себе совершенно отлична от своего феноме­нального проявления и вполне свободна от любых форм фено­менальности, которые она допускает только когда становится манифестной и которая только в силу этого аффектирует свою объективность и чужда самой Воле».

Были сделаны многочисленные мифологические и философ­ские попытки сформулировать и визуализировать творческую (креативную) силу, которую человек знает лишь благодаря субъективному переживанию. Ограничившись только несколь­кими примерами, я напомню читателю о космогоническом значении Эроса у Гесиода в «Теогонии», а также об орфической фигуре Фанеса (рис. 33) — «Светящегося», Первоставшего, «от­ца Эроса». Орфически Фанес имеет также значение Приапа; он бисексуален и приравнен Дионису Лизию[255]. Орфическое значение Фанеса близко к значению индийского Камы, бога любви, который тоже представлял собой космогоническое на­чало. У неоплатоника Плотина мировая душа есть энергия ра­зума[256]. Плотин сравнивает единое (творящее) первоначало со светом вообще, разум — с солнцем, мировую душу — с луной. Другое сравнение у Плотина: Единого — с отцом, а Разума — с сыном[257].

Единое, обозначенное как Уранос, — трансцендентно. Сын (Кронос) управляет видимым миром. Душа мира (Зевс) явля­ется божеством, подчиненным Кроносу. Единое или оузия (ousia) всеобщего существования обозначается у Плотина как ипостась; кроме того, имеются три формы эманации; так что мы имеем одно бытие в трех ипостасях. Это, по замечанию Древса, является также и формулой христианской Троицы, как она была закреплена на Никейском и Константинопольском соборах[258]. Остается заметить еще, что некоторые сектан­ты раннего христианства придавали Святому Духу (мировой душе, луне) материнское значение. Душа мира у Плотина име­ет склонность к разделенному бытию и к делимости, что яв­ляется непременным условием каждого изменения, творче­ства и репродукции. Далее, душа мира есть «бесконечное всей жизни» и потому всецело — энергия; она есть живой организм идей, которые обретают в ней действенность и действитель­ность[259].

Рис. 33. Фанес в яйце. Орфическое рельефное изображение. Музей в Модене, Италия

Разум порождает мировую душу; он ее отец; и то, что ин­теллект постигает мировую душу, приводит к рождению в дей­ствительности[260].

«То, что в разуме покоится в сомкнутом виде, то, как Ло­гос, приходит к раскрытию в мировой душе, наполняет ее со­держанием и словно опьяняет ее нектаром»[261].

Нектар аналогичен соме, оплодотворяющему и животворя­щему напитку индийской мифологии. Душа оплодотворяется и разумом; как «высшая душа» она именуется небесной Афро­дитой, как «низшая душа» — Афродитой земной. Ей ведомы «муки рождения»[262]. И не без причины голубь Афродиты яв­ляется символом Святого Духа.

Энергетическая позиция обладает возможностью освобожде­ния психической энергии от рамок слишком узкого понимания. Опыт показывает, что инстинктивные процессы любого рода часто интенсифицируются до необычайной степени притоком энергии вне зависимости от того, откуда она возникает. Это справедливо не только для сексуальности, но, в равной степе­ни, также для голода и для жажды. Один инстинкт может вре­менно депотенциироваться в пользу другого инстинкта, и это справедливо для психической деятельности вообще. Предпо­ложить, что только сексуальность подвергается такой депотен- циации, значило бы предложить нечто вроде психического эк­вивалента теории флогистона в физике и химии. Сам Фрейд был отчасти скептиком относительно существовавших теорий инстинкта и правильно делал. Инстинкт — весьма загадочное проявление жизни, отчасти психическое и отчасти физиоло­гическое по своей природе. Это одна из наиболее консерватив­ных функций психического, чрезвычайно трудно изменяюща­яся, если изменяющаяся вообще. Патологические несогласо­ванности и несоответствия, такие как неврозы, объясняются поэтому более легкой установкой пациента на инстинкт, чем внезапным изменением в последнем. Но установка пациента — сложная психологическая проблема, которой могло бы и не быть, если бы его установка зависела от инстинкта. Моти­вирующие силы на заднем плане невроза возникают из всех ви­дов врожденных характеристик и влияний из внешнего окру­жения, образующих совместную установку, которая делает не­возможным для него вести жизнь, в которой эти инстинкты удовлетворяются. Таким образом, невротическая перверсия инстинкта у молодого человека тесным образом связана со сход­ной диспозицией у родителей, и нарушения в сексуальной сфе­ре оказываются вторичным, а не первичным явлением. Следо­вательно, сексуальной теории неврозов может и не быть, хотя вполне возможна достаточно стройная психологическая теория.

Это возвращает нас обратно к нашей гипотезе, что это не сек­суальное влечение, а некая нейтральная энергия, ответствен­ная за образование таких символов, как свет, огонь, солнце и тому подобное. Утрата функции реальности у шизофреников не приводит к повышению сексуальности; она порождает мир фантазии с заметными чертами архаики[263].

Нельзя отрицать, что особенно в начале болезни иногда мо­гут возникать острые сексуальные расстройства, хотя они с той же частотой появляются в любом интенсивном переживании, таком, как паника, ярость, религиозное исступление и так да­лее. Тот факт, что архаический мир фантазии при шизофрении занимает место реальности, ничего не говорит нам о природе функции реальности как таковой; он лишь демонстрирует хоро­шо известный биологический факт, что когда более поздняя система страдает от порчи или вырождения, то скорей всего она будет заменена более примитивной и поэтому в свое время вы­шедшей из употребления. Используя фрейдовское сравнение, начинается стрельба из луков вместо ружей. Утрата последних приобретений функции реальности (или адаптации) с необхо­димостью должна быть заменена более ранним видом адапта­ции. Мы встречаем этот принцип в теории неврозов, утвержда­ющий, что любая неудача в адаптации компенсируется предше­ствующим ее вариантом, то есть регрессивной реактивацией родительских образов-имаго. В неврозе замещающий продукт оказывается фантазией индивидуального происхождения и мас­штаба с едва обозначенным следом тех архаических черт, кото­рые характеризуют фантазии шизофреников. Снова хочу под­черкнуть, что в неврозе никогда не происходит действительной утраты реальности. При шизофрении, с другой стороны, реаль­ность заключается в том, что она исчезает. За простую иллюст­рацию этого я должен быть благодарен своему ученику Оннеге- ру, работа которого[264] была, к несчастью, прервана его безвре­менной кончиной. Вот эта иллюстрация.

Один параноик, очень интеллигентный, который, конечно, хорошо знал о шарообразной форме земли и ее вращении вок­руг солнца, заменяет в своей системе современные астрономи­ческие воззрения подробно разработанной архаической систе­мой, согласно которой земля представляет собой плоский круг, а солнце движется под этим кругом. Сабина Шпильрейн также приводит несколько примеров архаических определений, кото­рые в течение болезни начинают накладываться на значения слов. Так, одна из ее пациенток заявила, что мифологическим аналогом алкоголя было «извержение семени», то есть сомы[265].

Она также настаивала на символизме кухонной варки, па­раллели которой обнаруживаются в алхимическом видении Зосимы: он видел в алтарном «сосуде», как люди трансформи­ровались в кипящую воду[266]. Пациент заменял землю[267], а также воду[268] — «матерью» (рис. 34, 35).

Рис. 34. Питающая мать-земля. Купольная роспись. Лимбургский собор. 1235 г.

То, что я говорил выше о расстроенной функции реальности, замененной архаикой, подтверждается замечанием Шпиль- рейн: «У меня часто была иллюзия, что пациенты просто мог­ли быть жертвами глубоко укорененного народного суеве­рия»[269]. На самом деле больные ставят на место действительно­сти свои фантазии, очень напоминающие определенные архаические идеи, которые некогда представляли собой функ­цию реальности. Как показывает видение Зосимы, древние су­еверия были символами[270], которые давали возможность аде­кватного выражения неведомого в мире (и в психическом). «По­нятие» (Auffassung) обеспечивает нас «рычагом» (Griff), что­бы «захватывать вещи» (fassen, begreifen), а результирующее «понятие» (Begriff) позволяет нам обладать ими. Функциональ­но понятие соответствует магически властному имени, кото­рое накладывается на объект. И это не только не вредит объек­ту, но встраивает его в психическую систему, увеличивая, та­ким образом, значимость и силу человеческого разума. (Сравни первобытное уважение к присвоению имени в «Старшей Эдде», песнь «Речи Альвиса».) Очевидно, подобное же биологическое значение символа имеет в виду г-жа Шпильрейн, когда она го­ворит следующее:

Мне кажется, что символ обязан своим происхождени­ем стремлению комплекса к разрешению во всеобщую це­лостность мышления. Комплекс лишается таким путем лич­ного характера. Это разрешительная и преобразовательная тенденция каждого комплекса являет собою побудитель­ную причину поэтического и всякого другого художествен­ного творчества[271].

Если мы здесь понятие «комплекс» заменим идеей «энергети­ческой ценности», то есть тотальной эффективностью комплек­са, то взгляды г-жи Шиильрейн легко согласовать с моим воз­зрением.

По-видимому, этот процесс образования аналогий мало-пома­лу изменялся и прибавлялся к общему хранилищу идей и имен с тем результатом, что человеческая картина мира значитель­но расширилась. В первую очередь насыщенные цветами или интенсивностью содержания комплексы «чувственного тону­са» отразились в бесчисленных аналогиях и дали начало сино-

нимам, объекты которых были, таким образом, втянуты в ма­гический круг психического. Этим путем в бытие вошли и те отношения близости по аналогии, которые Леви-Брюль удач­но описал как «мистическое соучастие». Очевидно, что эта тенденция изобретать аналогии вышла из чувственно-тониро­ванных содержаний, имевших огромное значение для развития человеческого разума. Мы всецело согласны со Штейнталем, когда он говорит, что положительно переполняющая важность цепляется к маленькому слову «подобно» в истории человече­ской мысли. Легко вообразить, что канализация (направление потока) либидо в создании аналогий была ответственна за не­которые, наиболее важные открытия, когда-либо сделанные первобытным человеком.

III. ТРАНСФОРМАЦИЯ ЛИБИДО

В дальнейшем я намереваюсь попытаться обрисовать на кон­кретном примере канализацию либидо (Uberleitung). Однаж­ды я лечил больную, страдавшую кататонической депрессией. Так как дело шло о легком психозе, то нечего было удивляться наличию многочисленных истерических симптомов. В начале аналитического лечения, рассказывая об одном очень болез­ненном переживании, она впала в состояние истерического полуобморока, в течение которого проявила все признаки по­лового возбуждения. (Все указывало на то, что во время этого состояния она совершенно не осознавала мое присутствие.) Возбуждение перешло в кульминацию — мастурбацию (frictio fomorum). Этот акт сопровождался странным жестом: она де­лала указательным пальцем левой руки на левом виске очень энергичные кругообразные движения, как если бы она хотела просверлить там отверстие. После этого наступило «полное забвение» происшедшего, и ничего нельзя было узнать о стран­ном жесте рукой. Хотя в этом действии легко можно было при­знать перенесенное на висок ковыряние во рту, в носу и в ушах, которое, являясь прелюдией к онанизму, относится к области ludus sexualis раннего детства, к упражнению, подготовляю­щему деятельность пола, однако это действие по впечатлению своему казалось мне не вполне ясным. Много недель спустя я имел возможность говорить с матерью пациентки. От нее я узнал, что пациентка уже ребенком отличалась большими странностями. Будучи в возрасте двух лет, она обнаруживала склонность, сидя спиною к открытой двери шкафа, целыми часами захлопывать дверь, ударяя в нее ритмически головой[272], чем она доводила всех окружающих до отчаяния. Немного спу­стя вместо того, чтобы играть, как другие дети, она стала свер­лить пальцем в штукатурке стены дома отверстия. Она произ­водила это при помощи небольших вращающих и сверлящих движений и занималась этой работой целыми часами. С четы­рех лет она начала онанировать. Ясно, что в этом раннем ин­фантильном действии следует видеть преддверие дальнейшей деятельности.

Несомненно, сверление пациентки может быть прослежено вплоть до самого раннего детства, предшествующего периоду мастурбации. Психологически это время окутано тьмою, ибо индивидуальные воспоминания отсутствуют. Такая специфи­ческая форма поведения весьма примечательна для ребенка в таком возрасте. Мы знаем из дальнейшей биографии этого ре­бенка, что его развитие, которое, как это бывает всегда, неис­поведимым образом переплелось с параллельно совершающи­мися внешними событиями, привело к умственному расстрой­ству, особенно хорошо известному индивидуальностью и оригинальностью своих проявлений, именно — к шизофрении. Своеобразие этой болезни, по-видимому, лежит в изначальном проявлении архаической психологии. Из этого мышления про­истекают многочисленные соприкосновения с мифическим творчеством и все, что мы принимали прежде за оригинальные и совершенно индивидуальные создания, часто оказывается ныне не чем иным, как образованиями, достаточно близкими продуктам нашего весьма отдаленного прошлого. Полагаю, что этот критерий приложим ко всем образованиям этой странной болезни, вероятно, также и к этому специфическому симпто­му сверления. Мы видели уже, что это относится к очень ран­нему периоду жизни пациентки; это означает, что ныне оно было вызвано из того прошлого и произошло именно тогда, когда больная после нескольких лет замужества, потеряв сво­его ребенка, с которым она себя отождествила в своей чрез­мерно нежной любви, впала в прежнюю мастурбацию. Когда ребенок умер, то у матери, тогда еще вполне здоровой, высту­пили симптомы раннего инфантилизма в форме почти нескры­ваемых приступов мастурбации, связанных с вышеупомянутым сверлением. Было замечено, что первичное сверление обнару­жилось в то время, которое предшествовало локализации ин­фантильной мастурбации на половом органе. Этот факт пото­му имеет особенное значение, что сверление тем самым долж­но быть отличаемо от подобной, но позднейшей привычки, которая проявилась после мастурбации.

Как выше было сказано, деятельность либидо протекает пер­воначально в области функции питания, причем в акте соса­ния пища принимается при помощи ритмического движения со всеми знаками получаемого удовлетворения. С ростом ин­дивида и с развитием его органов либидо пролагает себе путь к новым потребностям, к новой деятельности и к новому удов­летворению. Тогда дело идет к тому, чтобы первичную модель ритмической деятельности, порождающую чувство удоволь­ствия и удовлетворения, перенести в область других функций, имея в виду конечную цель, именно — сексуальность. Значи­тельная часть «либидо голода» должна быть преобразована в «либидо пола». Этот переход совершается не вдруг в период половой зрелости, как это обычно полагают неспециалисты, а очень постепенно в течение большей части детства. Либидо в состоянии лишь с большим трудом и крайне медленно освобо­дить себя от своеобразия функций питания, чтобы войти в свое­образие функции пола. В этой переходной стадии, насколько я об этом могу судить, различимы две фазы: период сосания пальцев и период ритмической деятельности вообще. Сосание пальцев относится к сфере питательной функции, но имеет перед ним то преимущество, что в собственном смысле функ­ция питания уже отсутствует и налицо только ритмическое действие, конечной целью которого является удовольствие и удовлетворение без принятия пищи. Вспомогательным органом выступает здесь рука. В фазе ритмической деятельности роль руки как вспомогательного органа становится еще яснее, об­ретение удовольствия имеет место уже не в области рта, а в других областях. Возможностей здесь много. Большею частью предметом интереса либидо становятся, прежде всего, другие отверстия в теле, далее кожа и отдельные ее места. Выполняе­мая здесь деятельность, как трение, сверление, дергание и т. п., проходит в известном ритме и служит к порождению чувства удовольствия. После более или менее продолжительного пре­бывания либидо на этих участках оно идет дальше, пока не достигает половой области и не становится там поводом к пер­вым онанистическим опытам. На своем пути либидо уносит с собою немало элементов из функции питания в половую об­ласть, чем достаточно легко и объясняются эти многочислен­ные и внутренние соприкосновения между функциями пита­ния и пола. Если после осуществленной оккупации половой области обнаруживается какое-нибудь препятствие к приме­нению той формы либидо, которая стоит теперь на очереди, то по известным законам происходит регрессия к ближайшим предшествующим зонам обеих вышеупомянутых фаз. Чрезвы­чайную важность имеет то обстоятельство, что период ритми­ческого действия в общих чертах совпадает с периодом разви­тия сознательного разума и языка. Я бы предложил обозначить период от рождения до момента первых ясных проявлений сек­суальности, который большей частью наступает между тремя и пятью годами, как «предполовую стадию»; эту ступень мож­но сравнить со стадией куколки у бабочек. Она характеризу­ется различным смешением элементов функции питания и пола. К этой предполовой стадии могут вернуться некоторые регрессии; должно быть (если судить по сделанным до сих пор наблюдениям), так обычно бывает и с регрессией при шизо­френии и эпилепсии. Приведу два кратких примера. В одном случае дело идет о молодой девушке, которая во время помолв­ки, будучи невестой, стала впадать в кататонические состоя­ния. Увидев меня в первый раз, она внезапно подошла ко мне и, поцеловав, сказала: «Папа, дай мне есть!» Другой случай имел место с одной молодой служанкой, которая жаловалась, что какие-то люди преследуют ее электричеством и причиня­ют ей в половом органе странное чувство: «Как если бы там внизу что-то ело и пило», — говорила она.

Эти регрессивные явления показывают, что ранние фазы либи­до способны подвергаться регрессивной реактивации. Это дос­таточно легкий путь, который был проложен издавна. Если по­добное предположение правильно, то весьма вероятно, что на предшествующих стадиях человеческого развития такая транс­формация была вовсе не патологическим симптомом, а частым и нормальным явлением. Поэтому принципиально важно узнать, сохранились ли следы такого прохождения в истории.

Мы весьма обязаны Абрахаму[273] тем, что внимание наше было обращено на этнологическую связь между сверлением и добы­чей огня. Позже эта связь нашла свое отражение в значитель­ном труде Адальберта Куна[274]. Благодаря этим исследовани-

Рис. 36. Агни на баране (овне) с палочками для высверливания огня. Южная Индия. Музей Человека, Париж

карл густав юнг

- J

Рис. 37. Огненный бог Тинтийя. Резьба по дереву. Бали

Б

ям возникает возможность предполо­жить, что похититель огня Проме­тей — брат индийской праманты (pramantha), мужской огненной па­лочки-трута, от трения которой и воз­никает огонь. Индийский похититель огня носит также имя Матаришван, и деятельность получения огня всегда обозначалась в священных текстах с помощью глагола manthami [275], что оз­начает «трясти, тереть, при помощи трения вызвать нечто». Кун привел в связь этот глагол с греческим глаго­лом (ЩлЮсшо — «учиться», а затем вы­яснил также и сродство понятий[276]. Tertium comparationis может лежать в ритме, в движении туда и обратно. Согласно Куну, корень manth- или /?ш//г-ведет через jiavGocvoo (цссбгцта, jaaGrian;) и яро- |ir|0eo|iai к Про- |ДТ|9ег)<; (Прометею), хорошо извест­ному греческому похитителю огня. Он указывает, что точно так же, как Зевс имел весьма интересное прозвище Про- ц.ау08"о<;, так и Проме­тей — Про- |1Г|0£\)(; — могло не быть изначальным индоевро­пейским словом, связанным с санскритским pramantha, а лишь прозвищем. Этот взгляд подкрепляется глоссой (заметкой на полях) Гесихия Милетского (византийского историка VI века н. э.), объясняющего имя I9a<; как о xcov Tixavcov ктр'Ы; Про- цт|0£г)<; (Прометей, посланник титанов). Другая глосса Гесихия объясняет I0aivofj.ai (laivco— «нагревать, «плавить»), как ©epjiaivojiai — «становиться горячим», так что IGocq приобре­
тает значение «Единопламенный», сходное с AlGcov или ФА,еугхх<;[277]. Связь Прометея с pramantha поэтому сомнительна. С другой стороны, npo|ir|0£D<; весьма значим как прозвище для ТЭосс;, так как «Единопламенный» есть «Предумыслитель»[278]. (Pramati — «предосторожность» является также атрибутом Агни, бога огня, хотя pramati другого происхождения.) Про­метей, однако, принадлежит линии флегианцев, которую Кун ставит в неоспоримую связь с индийским священническим ро­дом Бхригу[279]. Бхригу, как и Матаришван («он, который раз­росся в матери»), является приносителем огня. Кун цитирует фрагмент, чтобы продемонстрировать, что Бхригу возникает из огня, как и Агни («Бхригу восстает из пламени; Бхригу ис- пытывается огнем, но не сгорает»). Эта идея ведет к корневому родству с Бхригу: bhray (санскрит) — «светить» с fulgeo (лат.), фА,еусо (греч.). Поэтому Бхригу появляется как «Све­тящийся». ФА.£у\хх<; обозначает определенный вид орлов, вы­деляющийся своим огненно-желтым цветом. Здесь очевидна связь с фА,еу£1У — «жечь». Соответственно, флегианцы были огненными орлами[280].

Прометей тоже был флегианцем. Линия от pramantha к Прометею проходит не через само слово, а скорее всего через идею или образ, так что Прометей мог, в конце концов, иметь то же самое значение, что и pramantha [281]. Но это могло быть только архетипической параллелью, а не случаем лингвисти­ческой передачи.

Ныне компетентные филологи держатся скорее того воззрения, что Прометей лишь потом получил значение «Предумыслите- ля» (а Эпиметей, соответственно, «Послеумыслитель»), а само

Рис. 38. Взбивание молочного океана. Миниатюра. Индия. Музей Человека, Париж

слово первоначально связывалось с pramantha, manthami, та- thayati.n этимологически ничего не имело общего с яро}1Г|9е- ojioci, |ioc9r||ia, jiav9ocvco. Обратным образом, pramati — «пре­дусмотрительность», «предосторожность», связанные с Агни, не имеют связи с manthami. Позже, однако, проявилась тен­денция выводить Прометея из jiav9avoo[282]. Единственное, что можно констатировать в этом запутанном вопросе, это то, что мышление, предусмотрительность, пред-умышление встреча­ются в связи со сверлением и добыванием огня; этимологиче­ски твердое отношение между употребляемыми для этих по­нятий словами современная наука пока еще не в состоянии ус­тановить. Наряду с перенесением коренных слов из одного языка в другой, для этимологии должно иметь значение также и автохтонное возрождение некоторых первичных образов.

Pramantha как орудие огненного жертвоприношения понима­ется в Индии исключительно в сексуальном плане. Огненная палочка является фаллосом или мужчиной, а дерево, подвер­гающееся сверлению, представляется как vulva или женщина. Полученный огонь есть дитя, божественный сын Агни (рис. 36). Оба куска дерева ритуально олицетворены как pururavas и иг- vasi, в персонифицированном виде как мужчина и женщина. Из полового органа женщины рождается огонь[283]. Церемония получения огня представлена в отчете Вебера:

Жертвенный огонь возгорается при помощи трения двух деревяшек; берут кусок дерева со словами: «Ты — место рождения огня», — затем кладут на него две былинки: «Вы — яички». Затем священнослужитель помещает на них Adhararani (то дерево, которое должно лежать внизу), произнося: «Ты — Urvasi (женское начало)», — затем сверху кладут Uttararani, возглашая: «Ты— сила (се­мя)», — далее трут один кусок о другой трижды: «Я тру тебя метром Gayatri», «я тру тебя метром Trishtubh.», «я тру тебя метром Jagati» [284].

Сексуальный символизм присутствует вне всяких сомнений.

Мы обнаруживаем те же идеи и тот же символизм в гимне

«Ригведы»:

«Это коловорот, породитель (penis) наготове, приведи госпожу рода[285], станем тереть Агни по старому обычаю».

«В обеих деревяшках заключется Jatavedas, как в бе­ременных сохранен носимый плод; ежедневно должны вос­хвалять Агни рачительные, приносящие жертву люди».

«В распростертую вложи посох, ты, которому это ведо­мо; тотчас же зачнет она и родит оплодотворяющего; сын Илы родился в великолепном дереве, освещая свой путь красным острием»***.

Наряду с несомненной символикой совокупления мы замеча­ем здесь, что Pramantha одновременно является и Агни, ро­дившимся сыном: фаллос есть сын, или сын есть фаллос. И в современном немецком языке сохранились отзвуки этих искон­ных символов: мальчик зовется Bengel, «дубинка», а на диа­лекте в землях Гессен его называют словом Stift, «колышек», или Bolzen, «шкворень», «болт»[286]. Растение Artemisia abrota- num, называемое по-немецки Stabwurz, «палочный корень», из­вестен в Англии как «мальчишеская любовь». Распространен­ное обозначение пениса как «мальчик» было отмечено даже братьями Гримм. Ритуальное извлечение огня сохранялось в Европе как суеверный обычай до девятнадцатого столетия. Кун упоминает один такой случай, происшедший в Германии в 1828 году. Торжественное магическое действо называлось здесь nodfyr — Notfeuer [287], оно направлено было, главным об­разом, против падежа скота. Кун приводит из хроники «Laner- cost» 1268 года особенно странный случай этого nodfyr'а, це­ремония которого ясно указывает на основное фаллическое значение:

Чтобы сохранить свою веру в Бога, пусть читатель вспомнит, что когда в нынешнем (то есть в 1268) году сви­репствовал среди скота мор, обычно называемый здесь ле­гочной чумою, некоторые зверские люди, будучи лишь по внешнему виду, а не по духу своему монастырскими жите­лями, учили глупцов своего родного города добывать огонь путем трения деревяшек и ставить изображение Приапа, чтобы таким образом помочь скоту. То же самое делал и один цистерцианец из Фентона перед двориком своего дома: он окроплял скот святой водой, в которую предвари­тельно опускал яйца собаки[288].

Эти примеры из разных периодов истории и разных народов подтверждают существование широкораспространенной тен­денции придавать порождению огня не только магическое, но и сексуальное значение. Культовое и магическое повторение этого бесконечно древнего изобретения показывает, как на­стойчиво человеческий разум цепляется за старые формы и как глубоко укоренилось это старинное воспоминание о добыва­нии огня с помощью сверления. Вначале, пожалуй, можно склониться к тому, чтобы в сексуальной символике культово­го порождения огня увидеть относительно позднее добавление жреческой учености. Может быть, это и верно для культовой выработки мистерии огня. Но вопрос заключается в том, не имело ли вообще порождение огня более глубокую связь с сек­сом. Что подобное встречается у первобытных народов — это мы знаем из сообщений об австралийском племени вачанди[289]. Весною они совершают следующие оплодотворительные маги­ческие церемонии. Вырывается яма в земле, ей придается та­кая форма и она так огораживается со всех сторон кустарни­ком, что напоминает собою женский половой орган. Вокруг этой ямы пляшут всю ночь, причем держат перед собою копья таким образом, что последние напоминают собою мужской орган в состоянии эрекции. Во время пляски они тычут копья в яму с криками: «Pulli nira, pulli nira, wataka!» («Не пронзай, не пронзай женский половой орган!»). Такие же непристойные пляски встречаются и у других племен[290].

Рис. 39. Фаллический плуг. С греческой вазы

В этих же весенних магических церемониях[291] заключены эле­менты игры в совокупление: отверстие и фаллос. Первоначаль­но подобное было, конечно, просто совокуплением, но только оно сопровождалось сакраментальными церемониями; в этой форме оно сохранилось еще долго в качестве hieros gamos (та­инства) различных культов и впоследствии было вновь введе­но некоторыми сектами[292].

Дата добавления: 2015-11-30