Заманчивое предложение: Япония

Постепенно я почувствовал новые силы и начал мечтать о дальних странах, прежде всего о Японии. Уроки японского языка,⁵⁵ которые я начал брать в Ламбарене у доктора Такагаши, я продолжил во Фрайбургском университете. Возможность для этого представлялась после моей институтской работы, в позднее послеобеденное время или вечером. Принимать участие в семинарах я мог спорадически. Собственно языкознание, японология, должно было отступить перед чистым желанием научиться писать, читать и говорить. На большее у меня времени не было, потому что я ещё должен был освоиться в Макс-Планк-Институте, и, кроме того, вскоре появились первые ученики на частные уроки по английскому и французскому языкам.

Из последующего времени репетиторства мне хотелось бы рассказать об одном эпизоде, о котором я по случаю вспоминаю, когда в горах еду на велосипеде вниз. Однажды вечером у меня на уроке английского был ученик. В дверь позвонили, и маленькая, лет семи, сестра пришла за ним. Но мальчик хотел обязательно увидеть на глобусе, как я тогда ехал на велосипеде из Канады до Огненной земли, о чём я ему рассказывал на английском. Я вёл пальцем по глобусу от Канады до Аргентины и с известной гордостью постоянно повторял: "Здесь я ехал вниз,... и здесь вниз,... и здесь вниз." Когда палец дошёл до самого низа, сестра произнесла на местном диалекте: "HД jo, des isch jо licht gsi, du bisch jо imma de Berg runta gfahre!"⁵⁶ Это была совершенно новая оценка моего американского велотура.

В институте у нас часто бывали гости из Японии. Они изучали дома в Японии немецкий язык, но разговорной практики почти не имели. Часто мы начинали с ними взаимный языковый обмен. Я особо вспоминаю профессора Хидео Накамура и профессора Киккава. Оба работали в Макс-Планк-Институте, и мы часто до поздней ночи говорили о немецком и японском языках. Однажды оба учёных пригласили меня провести один год в Японии, чтобы углубить мои знания в их университетах в Токио. Они

преподавали в частных университетах в Токио и брались освободить меня от платы за обучение, которая в частных университетах колоссально высока. Жить они пригласили меня к себе, а "карманные деньги" можно

55 См. иллюстрацию японских шрифтов в приложении стр..

56 "Ну да, это же очень легко, ты ведь всё время ехал с горы!"

заработать уроками английского и французского. Всё это звучало соблазнительно. Но доктор Лёффлер, наш тогдашний директор библиотеки, на вопрос о возможности получить отпуск без оплаты на год ответил: "Господин Нойкирх, вы можете, конечно, в целях обучения поехать на год в Японию, но мы не можем до вашего возвращения держать место открытым."

Я долго не раздумывал, и вместо годового обучения совершил четырёхнедельную поездку в Японию. Только там я по-настоящему осознал трудности японского языка. При основательном изучении японского до такой степени, чтобы его преподаванием зарабатывать, мне пришлось бы полностью отказаться от моих европейских языков. Но об этом не могло быть и речи. К этим мыслям следует добавить ещё и другой аспект. В Макс-Планк-Институте полезными были английский, французский и испанский языки, но в диковинку не были. На английском и французском говорили многие сотрудники, меньше - на испанском. Русским, а он тогда означал язык второй мировой державы, владела одна референтка, а позже референт. Директор библиотеки, хорошо владевший русским ещё из времён в ГДР, хотя и помогал мне, если в моей работе возникали вопросы относительно русского языка, но особо счастливым я себя от этой зависимости не чувствовал. К тому же, как мне стало вновь ясно во время плавания в Японию на русском судне - от Находки до Иокагамы - я по-русски не знал ни слова. Во время этого плавания я совершенно случайно получил первые уроки русского. Старшая стюардесса очень интересовалась немецким языком и попросила меня читать ей немецкие тексты и после чтения исправлять её произношение. Я охотно делал это, и от неё же получил первоначальные сведения о русском языке.

Приём в Токио и проживание в гостях в различных японских семъях были не только чудесными, но и для меня, европейца, исключительно интересными и поучительными. Я мог, таким образом, ежедневно наблюдать и познавать японские нравы и обычаи и кое-чему удивлялся. И что самое хорошее: я мог задавать вопросы, просить об объяснениях. Посетил Всемирную выставку в Осаке, совершал большие и малые поездки, в том числе поездом Шинканзен до Хиросимы, где посетил японского врача, с которым познакомился в Ламбарене, посмотрел однажды борьбу сумо, ходил и в театр кабуки. То, что я все четыре недели жил в японских семьях и был представлен в другие семьи, было большой привилегией, потому что тридцать лет назад в Японии было не вполне обычным, чтобы гости из Европы жили в принимающих их семьях. Они размещались в гостинницах, и угощали их не дома, а приглашали в ресторан. Из-за тонких стен и маленьких комнат японские жилища представляют собой частную, интимную сферу, которую европеец, с его совершенно иными привычками, невольно может нарушить. Япония была для меня новым миром, полным новых картин и событий, и стаётся такой и сегодня. Даже после третьей поездки я не мог утверждать, что действительно знаю Японию. Всё же на обратном пути в Германию я принял решение прекратить, после четырёх лет занятий, изучение японского языка и вместо него начать учить русский.

Дата добавления: 2015-12-01