|
Читайте также: |
– Акцио свёрток! – выкрикнул слизеринец, злорадно наблюдая, как Грейнджер беспомощно вытягивает руку в бессмысленной попытке поймать бумажный пакет.
Длинные мужские пальцы коснулись прочной бумаги, которую она наверняка предусмотрительно захватила собой как раз для этого момента.
Забини тряхнул пакетом, беспечно разворачивая его и попутно наслаждаясь побледневшим лицом девушки. Содержимое, жалобно звякнув, чуть не вывалилось под ноги юноше.
Гермиона твёрдой рукой нацелила на него палочку.
– Акцио…
Но Блейз блокировал заклинание лёгким взмахом руки. Всё его внимание было приковано к новой добыче. Юноша усмехнулся. Его мозг уже вычислял, как побольней ужалить грязнокровку, дабы остепенить её заносчивый характер.
– Как это сентиментально, Грейнджер. – Заклинанием он выудил из глубины гигантского пакета треснувшую чашку. – Только не говори мне, что ты распивала чай из этой… гм… посудины.
– Что и как я делала, тебя будет касаться в самую последнюю очередь! – гневно выпалила девушка. – Верни мне чашки!
– Грейнджер, ты меня удивляешь. Неужели ты собираешься хранить это? – Вторая пёстрая чашка с отломанной ручкой замаячила в воздухе рядом с первой, и девушка мгновенно признала в ней чашку Рона. Он всегда пил именно из неё, когда они весело проводили время у Хагрида. Гермиона помнила, как ему нравилась витая теплоупорная ручка, которая теперь была безжалостно отломана и наверняка валялась на дне пакета. А ведь когда она поднимала с земли эти светлые осколки памяти о былом счастье, они были слегка потрескавшимися, но целыми.
Сердце девушки болезненно сжалось.
– Ну же, Грейнджер, тебе нечего сказать?! – продолжал насмехаться Забини, пуская все четыре чашки в пляс, то и дело сталкивая их друг с другом.
Гермиона с силой сжала палочку. Костяшки её пальцев побелели.
– Ублюдок! – презрительно выплюнула девушка.
Ветер развивал выбившиеся из косы вьющиеся каштановые пряди. Лицо гриффиндорки раскраснелось и пылало от гнева и досады.
Блейз прищурился и резким движением палочки разбил чашку Рона о ближайшее дерево.
Гермиона заглушила отчаянный вскрик, прижав ладонь ко рту. Её расширенные глаза в ужасе уставились на Забини. Магические предметы, обладавшие своими собственными индивидуальными свойствами, не поддавались полноценному восстановлению! Ей вряд ли удастся собрать обломки воедино… Девушка знала это, и, судя по зловещей ухмылке слизеринца, он тоже.
– Рад, что мы установили ясность, – тихо проговорил Блейз, не сводя пристального взгляда с её расширенных глаз. – А теперь, – лениво продолжил он, – подойди ко мне.
Глаза девушки вновь гневно вспыхнули, лицо окаменело. Он вздумал шантажировать её! Хотя чего ещё можно было ожидать от слизеринского урода?! Её трясло от гнева, унижения и собственной слабости.
Переведя неуверенный взгляд на угрожающе раскачивающиеся чашки, Гермиона неуверенно шагнула вперёд.
– Ближе…
Девушка бросила беглый взгляд на валявшиеся у дерева осколки, затем на непроницаемое лицо слизеринца с застывшей сатанической ухмылкой на губах. В голове мелькнула тысяча вариантов, чего ей могло стоить её секундное замешательство и что будет, если она не прислушается к внутреннему голосу и приблизится к этому дьяволу.
Секундная борьба, казалось, длилась целую вечность. Закрыв глаза, гриффиндорка глубоко вздохнула и заставила себя отступить назад.
– Что ж, похоже, это для тебя ничего не значит, – просто произнёс Забини, и все три чашки с треском разбились о твёрдую кору дерева.
– Нет! – успела выкрикнуть девушка, бросившись к дереву.
Ловко поймав девчонку под локоток, слизеринец развернул упирающуюся гриффиндорку к себе и схватил её за плечи. От боли у Гермионы перехватило дыхание. Она поморщилась, пытаясь освободиться. Его пальцы наверняка оставят болезненные следы на нежной девичьей коже.
– Наша жизнь – это выбор, – вкрадчиво проговорил Блейз, и его тёмные глаза испепеляющим огнём насквозь прожигали её. – Так или иначе ты его сделала, доказав себе, что твои друзья для тебя ничего, слышишь, ничего не значат.
Гермиона вздрогнула. К горлу подкатил ком. Да что он знает о ней и её друзьях?! Как смеет он высказывать собственные суждения об их дружбе! Она всем сердцем любила их! И Гарри, и Рона, и Хагрида! Разве чувства и отношения меряют чашками?!
Вырвавшись из его железных рук, не мешкая, она гневно выкрикнула:
– Остолбеней!
– Экспелиармус!
Отпрыгнув в сторону, Забини ловко поймал палочку девушки.
Гермиона застыла поодаль. Плохо скрываемая ярость и унижение светились в карих глазах.
Упиваясь её поражением, Забини расхохотался и отшвырнул прочь её палочку. Гермиона с отчаянием глядела, как она скрылась в мокрой грязной траве.
– А теперь, Грейнджер, – медленно начал он, обходя подрагивающую гриффиндорку сзади, – мы закончим то, что начали в прошлый раз.
Не теряя времени, девушка бросилась вперёд в тщетной попытке скрыться в густой листве Запретного леса. Но последующее заклинание сшибло Гермиону с ног, и она беспомощно распласталась на мёрзлой земле. Её мучитель вновь расхохотался.
– Ну и где же наша хвалёная гриффиндорская доблесть? – спросил он, склоняясь над поверженной девушкой.
Гермиона подняла вверх чуть раскрасневшееся от досады лицо. Никогда в своей жизни она не испытывала такого унижения.
Изогнутая тёмная бровь элегантно приподнялась вверх.
– Осталась в замке? – невинно поинтересовался слизеринец. – Вместе с Потти и Уизи?
Триумф, светившийся в этих тёмных дьявольских глазах, придал девушке силы. В одно мгновение её маленький сжатый кулак преодолел разделяющее их расстояние и с треском впечатался в его ухмыляющееся лицо.
Издевательская улыбка сползла с лица юноши, сменившись яростной маской всепоглощающего гнева и ненависти. Стальные палицы впились в девичью руку и приподняли её окаменевшее тело над землёй.
Гермиона не помнила себя от страха. Глядя на задыхавшегося от злобы слизеринца, девушка осознала свою ошибку. Но он не должен был издеваться над её друзьями!
Она взвизгнула, когда его огромная ладонь, словно стальной диск, обрушилась на её лицо. Затем снова и снова. В глазах у гриффиндорки потемнело. Щека горела огнём, голова раскалывалась надвое.
Она закричала от боли и, пнув юношу ногой, оттолкнула от себя нависшую над ней фигуру. Поднявшись на трясущихся ногах, Гермиона призвала всё своё самообладание, чтобы взглянуть в глаза этой ужасной действительности.
Он бил её!
Его рука как минимум пять раз умышленно опустилась на девичье лицо!
Никто никогда не позволял себе таких вольностей по отношению к ней!
Её любили и уважали. Даже заклятые враги ограничивались лишь магией, дабы причинить ей боль. Вспомнить только её столкновение с Долоховым в Отделе Тайн.
Но что делал он?!
– Как ты смеешь?! – закричала она, обхватывая себя руками.
– Грязнокровка! – Забини в ярости плюнул на землю. – Никогда не прикасайся к моему лицу!
Попятившись, Гермиона уткнулась спиной в холодный ствол дерева, подошвой туфель ощущая заостренные, хрупкие обломки битых чашек. Сердце девушки бешено билось в груди, пульс в сумасшедшем ритме отдавался в висках. В горле внезапно пересохло, язык от страха прилип к нёбу, отказываясь выполнять даже самые простые действия.
Чувствуя ужас, исходивший от гриффиндорки, и ощущая привкус лёгкой победы, слизеринец медленно приблизился к застывшей девушке. По её огромным глазам юноша понял, что грязнокровка до сих пор пребывала в шоке от его решительных действий.
Ах, если бы он раньше догадался, что это может заставить девчонку замолчать…
Оперевшись свободной рукой о ствол дерева и пользуясь моментом, он припал губами к тонкой пульсирующей жилке на девичьей шее и ощутил лёгкий солоноватый вкус её кожи. Гермиона задрожала от омерзения. Девичьи руки упёрлись в широкие плечи, отталкивая от себя юношу, чьи намерения явно не собирались ограничиваться несколькими ударами и словесным внушением.
Её щека саднила, а голова всё ещё кружилась, но она не могла позволить ему взять верх, продолжить издеваться над собой... таким образом.
Забини явно не замечал девичьих попыток освободиться. Её сопротивление лишь сильней распаляло его. Дикое желание захлестнуло юношу с новой силой и он жадно, до боли всасывался в нежную кожу дрожащей под ним девушки, пока не почувствовал горьковатый привкус крови.
– На вкус ты такая же грязная, как и на вид, – прохрипел Блейз, оторвавшись от её шеи, и сразу же кинулся на отбивающуюся гриффиндорку с удвоенной силой.
Крича, Гермиона принялась извиваться и выкручиваться из его стальных объятий, с ужасом ощущая, как одна мужская рука вдруг переместилась на её бедро, а другая грубо сжала ягодицу. Его рот по-прежнему терзал нежную кожу.
Вскрикнув от боли, девушка сжала пальцы на его чёрных густых волосах, натянула их и начала рвать с отчаянностью загнанной крысы.
– Пусти меня! – кричала гриффиндорка, всеми силами лягаясь ногами. – Пусти-и-и!!!
Но Блейз уже не чувствовал боли и не слышал криков. Им завладел древний как мир хищный инстинкт обладания свой жертвой. Поглощённый жаждой утолить свой голод, он настойчиво просунул руку меж сомкнутых девичьих бёдер и накрыл ладонью мягкий холмик.
Гермиона замерла на секунду. Её глаза расширились от страха, и она беспомощно завизжала, борясь из последних сил. Втянув в лёгкие карамельный запах её волос, Забини вдавил пальцы в шелковистую ткань нижнего белья. Рука с зажатой в ней палочкой подхватила ногу девушки под коленкой и задрала её вверх, облегчая ему доступ к манящим глубинам грязнокровки.
Гермиона зажмурилась и заскулила под тяжестью навалившегося мужского тела. Продолжая кричать, она била его по плечам и груди, тянула за волосы, кусала за плечо, но ничего, ничего не возымело эффекта. Он не слышал её криков, не видел заплаканного, искажённого страхом лица. Со стальной решимостью слизеринец прокладывал себе путь вперёд, напрочь позабыв о последствиях и о том, что он вообще делал.
Он был безумен.
Гермиона поняла это в ту минуту, когда встретилась взглядом с его потемневшими глазами. До того, как его рука начала размеренно и жестоко хлестать её по лицу. Ей не нужно было ударять его. Она поняла это слишком поздно…
Полные слёз глаза девушки вновь распахнулись, невидяще уставившись на почерневшее небо. Она подавленно вскрикнула и забилась сильней, ощущая как один мужской палец, пробравшись под бельё, медленно проникает в её плоть, причиняя нестерпимую, жгучую боль.
У Блейза помутился рассудок. Вкус и запах грязнокровки свели его с ума, и, в слепом желании заполучить её всю, он уже не контролировал свои порывы. Палящая шёлковая кожа манила и притягивала его, заставляя мужскую плоть болезненно тесниться в школьных брюках. Подхватив девчонку под коленкой, юноша, наконец, добрался до желаемого, в полной мере ощущая под пальцами мягкие складки, сокрытые тонким бельём. Подавив рычание и ещё больше всасываясь в истерзанную шею девушки, слизеринец нетерпеливо сдвинул жалкий лоскут ткани и протолкнул палец в горячую девичью плоть.
Влаги он не ощутил, как и ответного возбуждения. Скорее наоборот, невероятная теснота сдавила его, словно желая вытолкнуть. Наполовину высунув палец, Блейз вновь до упора погрузил его в девичье тело и тут сквозь пелену помешательства до него донёсся отчаянный вскрик, вызванный, несомненно, причинённой им болью.
Оторвавшись от шеи гриффиндорки,, тяжело дыша и по-прежнему размеренно сминая её мягкую, упругую ягодицу, Забини глухо спросил:
– С Уизли… у тебя ничего не было… так?
Ответом ему был всхлип и лёгкое покачивание головы.
Чёрт! Теснота её плоти уже не оставляла никаких сомнений! Какие могли быть вопросы?!
Блейз зарычал, уткнувшись лбом в девичье плечо и вдыхая возбуждающий запах её кожи. Открывшаяся правда подействовала на него, как красная тряпка на быка. Его плоть, стянутая брюками, рвалась на свободу и жаждала утвердить свои права на тесную пещерку грязнокровки.
Грейнджер всхлипнула и беспомощно потянула его за волосы, когда большой палец слизеринца пустился в пляс вокруг чувствительного бугорка.
– Нет! – прохрипела она, отчаянно замотав головой. – Нет!
Глаза юноши потемнели от страсти. Её сопротивления разжигали огонь в его крови. Указательный палец вновь зашевелился и задвигался внутри тугого девичьего тела, пытаясь пробудить ответное желание. Однако её лоно по-прежнему оставалось сухим, как пустыня Сахара.
Подняв голову, юноша перехватил девчонку за подбородок и задрал его вверх, заставляя встретиться с его затуманенным взором.
– Грейнджер, я привык, что обычно мне отвечают взаимностью.
Губы девушки дрожали, маленькие пальчики разжались в его волосах и бессильно опустились на мужские плечи, влажные карие глаза поблескивали в темноте.
– Блейз…
Оба вздрогнули от того, как она произнесла его имя, – чуть хрипловато, подрагивающим от страха и унижения голосом.
– Пожалуйста… – Слизеринец видел, как в уголках её глаз заблестели предательские слёзы.
– Что «пожалуйста»? – с вызовом переспросил Забини, останавливая свои круговые движения большим пальцем и надавливая на бугорок.
Его грудь тяжело и часто вздымалась. Он хотел её сейчас, желал, чтобы она сопротивлялась и боролась против его захватнического напора.
– Мне очень больно… – продолжила девушка, закрывая глаза.
Ни один мускул не дрогнул на лице слизеринца. Он не чувствовал жалости.
Однако на какое-то мгновение Забини показалось, что она готова была сдаться. Но лишь на мгновение, потому что в следующую секунду он понял, что это уже случилось.
Её молчаливо-стоическая покорность отрезвили юношу, словно удар хлыста.
– Грейнджер! – прошипел он, сжимая девичий подбородок, но девушка оставалась невозмутима.
До чего же она упряма! Решила лишить его забавы прорвать её сопротивление и спряталась за маской подавленной покорности?!
Выкатившаяся из под ресниц слезинка в миг проложила влажную дорожку на девичьей щеке и упала на его руку. Единственная влага, которой он добился от этой упрямой, но покорившейся гриффиндорки.
Блейз отчетливо понимал, что мог взять её сейчас. Жадно и долго он утолял бы свой голод, до предела пронзая тугую девичью плоть. И плевать, что она его не хотела! Кровь, стучавшая в висках, твердила о необходимой разрядке.
Но это было не то, чего он желал. Ему не нужна была покорившаяся кукла, без намёка на полыхавший в ней доселе огонь.
Высунув пальцы, юноша схватил девчонку за мантию и одним рывком отшвырнул от себя. Забини не знал, на кого он злился больше, на себя или на эту мерзкую грязнокровку, отрезвившую его разум. Всё ещё тяжело дыша, он упёрся рукой о дерево и перевёл взгляд на упавшую навзничь девушку.
– Тебе лучше убраться отсюда, Грейнджер! – сумел выговорить он, буравя соблазнительные изгибы девичьего тела ещё неостывшим взглядом.
Дрожа, Гермиона медленно встала. В её глазах светилась странная смесь страха и удивления от того, что она каким-то чудом высвободилась. Тонкие девичьи руки сжали края разорванной мантии. Слизеринец перевёл возбуждённый взгляд на девичью грудь. А ведь он даже не заметил, когда успел порвать её одежду. Юноша не контролировал себя во всём, что касалось Грейнджер. Она сводила его с ума, и заставляла поступаться утверждёнными принципами. Сжав кулаки и плотоядно облизнув губы, он едва сдерживался, чтобы снова не кинуться на неё.
– ПОШЛА ВОН!
Развернувшись, Гермиона со всех ног бросилась бежать к замку, а слизеринец ещё долго стоял так, прислонившись разгоряченным лбом к холодному стволу дерева. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, отошёл в сторону. Чертыхнувшись, юноша направился было к замку, но вдруг, вспомнив о чём-то, взмахнул палочкой.
«Что ж, –усмехнулся про себя Забини, сжимая в руке тоненькое волшебное орудие, как раз приходившееся по маленькой ладони Грейнджер, – наша встреча на этом явно не кончается».
*****
Фэйт проснулась в поту и, резко подскочив на кровати, прижала покрывало к груди. Во рту до боли пересохло от нестерпимой жажды. Тяжело дыша и дрожа, она соскользнула с кровати, но холодный пол мигом привёл её в чувство.
Всю ночь слизеринку мучили неясные кошмары, разобрать которые она не смогла бы даже под пытками. Нечёткие очертания людей и их голоса оставили лишь чувство глубокой подавленности и сковывающего липкого ужаса. Отказываясь от мысли, что у неё каким-то образом мог помутиться рассудок, Фэйт обвиняла во всём удушающую тесную комнату страха, откуда её совсем недавно вытащил Малфой, и теперешние стены его спальни.
Малфой…
Драко Малфой…
От одного его зловещего имени по коже девушки прошлась череда мурашек. Уже полторы недели она успешно избегала общества высокомерного слизеринца, хваля себя за сообразительность и хорошую память. Ей было нелегко запомнить многочисленные переходы и лестницы, но, в конце концов, девушка справилась с собственными страхами и больше не боялась заблудиться в тёмных коридорах. Пару раз, замечая Малфоя, ей вдруг казалось, что он хотел подойти к ней, но она тут же сворачивала в соседний переход, что повело за собой несколько неприятных случаев, ведь найти выход оказывалось не просто. Как бы то ни было, по прошествии недели она уже почти гордилась собой.
Девушка чувствовала несказанное облегчение от того, что слизеринец перестал появляться в её комнате и что ей всё меньше приходилось натыкаться на Панси Паркинсон. Эта девушка невзлюбила её с первого взгляда и при каждом удобном случае не упускала возможности облить соседку по комнатам словесной грязью. Но всё же Фэйт была обязана ей жизнью и, в уплату долга, принимала всё спокойно, хотя некоторые замечания острыми кинжалами вонзались в её сердце.
Однако вскоре девушка была вынуждена признать, что Панси оказалась вовсе не такой высокомерной и себялюбивой. Даже может совсем наоборот…
Это случилось в тот субботний вечер, когда Фэйт, разочарованная, вернулась из Хогсмида. Поставив подаренную розу в стакан с водой, девушка спустилась в гостиную погреться у камина, так и не придумав, чем можно было занять себя. Не рассчитывая никого встретить, она была несказанно удивлена, услышав негромкие всхлипы за округлой аркой. Замерев на лестнице, Фэйт долго вглядывалась в темноту, не решаясь войти в ярко освещённую гостиную. Оставаясь в тени, она настороженно следила за игрой изумрудных отблесков на каменном полу. До прохода оставалось всего три ступени, но слизеринка не решалась войти, подсознательно понимая, что нарушит нечто глубоко личное.
Рыдания становились все сильней и внезапно показались девушке чуть приглушёнными, как будто их пытались заглушить подушкой. Глубоко вздохнув, Фэйт поняла, что не простит себе, если развернётся и уйдёт. Нерешительно ступив вниз, она лишь на мгновение замерла у входа в гостиную.
– Панси… – тихо произнесла слизеринка, с тревогой глядя на горько плакавшую девушку.
Паркинсон лежала на диване, прямо перед потухшим камином. Школьная мантия валялась на полу рядом с разбросанными учебниками и разбитой вазой.
Панси не сразу поняла, что уже не одна. Оторвав заплаканное лицо от подушки, она неосознанно взглянула в сторону Фэйт, и в следующую секунду на её раскрасневшемся лице вспыхнула ярость.
– Грязнокровка! – гневно выплюнула слизеринка, и девушка отпрянула.
– Я не хотела тревожить, – виновато вымолвила Фэйт, переминаясь с ноги на ногу – Просто услышала, как ты плачешь, и решила узнать, не нужно ли чего. Может воды?
– Воды? – прошипела Паркинсон и её глаза сузились. – Да как вообще в твою тупую голову пришла мысль, что я приму что-либо с твоих грязных рук?!
Девушка вздрогнула. Слова Панси глубоко задели слизеринку, и, едва заметно кивнув, она развернулась, чтобы уйти. Ей не хотелось выслушивать очередные оскорбления. В конце концов, у белокурой слизеринки наверняка имелась целая вереница подруг, готовых в любую минуту оказать поддержку. Не говоря уже о Драко Малфое…
– Ты портишь всё, чего касаешься! – продолжала гневно кричать Паркинсон, вскочив с дивана. – Вонючая грязнокровка - неуч!
Фэйт сжалась от обиды и не выдержала.
– Грубость лишний раз доказывает лишь твоё отсутствие ума и воспитания, – спокойно произнесла она, намереваясь исчезнуть за стеной.
Яростно завизжав, Панси взмахнула палочкой. Фэйт даже не заметила, как отлетела в сторону, столкнувшись спиной с каменной кладкой стены. Застонав от боли, девушка сползла на пол и, упираясь ладонями о жёсткий ковёр, чуть приподнялась на локтях. Поразившись внутренней жестокости слизеринки и гадая о причинах такой ненависти, она попыталась подняться, как вдруг острая боль полоснула по спине. Завизжав, Фэйт пала ниц, пытаясь отползти в сторону. Маленькое тело сковала дрожь, кожа на спине горела огнём и разрывалась на части.
– Ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ! – в бешенстве кричала Паркинсон под звуки бьющегося стекла и заходившей ходуном мебели.
Фэйт с трудом втянула воздух. Превозмогая боль, она вновь приподнялась на трясущихся руках и, взглянув в перекошенное от злобы лицо Панси, произнесла всего лишь одно слово, вот уже несколько дней терзавшее её сознание:
– Почему?
– Почему?! – взвизгнула девушка.
Её голубые глаза, казалось, вот-вот выкатятся из орбит.
– Мерзкая грязнокровка! Ты разрушила мою жизнь! Все мои мечты пошли крахом с твоим появлением! Он даже не смотрит на меня! Ты забрала его, но он не твой! Не твой, слышишь?! Не твой! Не твой!
Фэйт не понимала ни единого слова, а длинный поток ругательств Паркинсон не иссякал. Смысл сказанного не доходил до девушки, как ни силилась она его понять.
Он? Кто он?
– Я знаю! – продолжала вещать Панси, гневно размахивая палочкой и ввергая комнату в хаос.
Прямо над полусогнутой фигурой девушки, хлопая дверцей, пролетела маленькая тумба. Слизеринка едва успела увернуться, откатившись в сторону, но это лишь причинило ещё большую боль. Что она сделала с её спиной?
– Я знаю, что он нравится тебе! Знаю, чего ты хочешь! И ты заплатишь за это! Слышишь, грязнокровка?! Ты ответишь мне за всё! Я уничтожу тебя! Уничтожу!
Тряхнув головой, Фэйт вновь подняла голову. Прямо в её лицо была нацелена палочка, и Панси уже готова была выкрикнуть заклинание, как тут…
– Я хочу домой…
– Что?!
Глаза Паркинсон святились ледяным бешенством.
– Я хочу домой…. – повторила Фэйт, не прерывая зрительного контакта. – С первого дня, как я попала сюда, единственное, чего я желала, было вновь попасть домой!!!
Последние слова девушка выкрикнула с такой силой и отчаянием, что у неё заложило уши.
– Я никогда не хотела здесь учиться! – кричала она, и неконтролируемые слёзы брызнули из её синих глаз. – Я не хотела ехать сюда, но меня заставили! Я не один раз сбегала, но этот дьявол вечно преследует меня! Я настолько отчаялась, что даже пыталась покончить с собой, а ты думаешь, что знаешь, что мне нужно?!
Всхлипывая, Фэйт свернулась калачиком на полу и спрятала заплаканное лицо в ладонях. Её тело сотрясала неконтролируемая дрожь. Спина саднила, но ничто не болело сильней, чем израненная душа.
– Я обшарила весь Хогсмид в надежде найти выход! – глухо продолжила девушка, рыдая и отчаянно стуча кулаками по ковру. – Я потеряла сон, постоянно думая о родителях и скучая по ним!
Она вновь подняла побледневшее, заплаканное лицо на застывшую как изваяние Паркинсон.
– Они ведь даже не знают, жива ли я… – отрешённо произнесла Фэйт и, сглотнув, закончила дрожащим голосом. – И ты думаешь, мне нужен он?
Выронив палочку, Панси прижала дрожащие ладони к влажному от слёз лицу.
О, Мерлин!
Открывшаяся правда острыми крючьями впилась в сознание девушки. Глядя на подрагивающуюся от боли и рыданий Линделл, она отчаянно пыталась отпихнуть от себя коварные мысли, которые её мозг услужливо преподносил в ответ на слова Фэйт.
Этого не могло быть.
Нет! Панси отказывалась верить в услышанное.
«Но ведь ты догадывалась об этом…» – ядовито подсказало сознание.
Драко не нужен был этой грязнокровке! Её ложные представления насчёт Линделл обернулись крахом, а это означало только одно. Той ночью она оказалась права. Он действительно питал чувства к этой мелкой слизеринке. Не Линделл, а он...
Не в силах больше стоять на ногах, Панси рухнула на пол. Тупая боль потери сдавила бешено бьющееся сердечко. Девушка не могла дышать, чувствуя огромную тяжесть, комом повисшую в груди.
Поймав на себе остекленевший взгляд Паркинсон, Фэйт поразила решимость, светившаяся в глазах этой прекрасной белокурой слизеринки
– Я помогу тебе сбежать, – хрипло выдавила девушка. – Даю слово.
Безмолвие…
Яркое солнечное утро не принесло ожидаемого спокойствия и радости. Неподвижно лежа в своей холодной постели, Гермиона Грейнджер не сводила застывшего взгляда с белого потолка, на котором золотисто-оранжевыми цветами играли зарождающиеся блики рассвета. Солнечные лучи пробивались сквозь несдвинутые портьеры, освещая округлую комнату и две кровати с задёрнутыми тёмно-бордовыми пологами. Парвати и Лаванда мирно посапывали в своих постелях.
Утро выдалось холодное. Гермиона ощущала это сквозь открытые ставни окон. И вот опять, задавая себе один и тот же вопрос, девушка безмолвно уставилась в дальний угол.
Почему она не закрыла окно? Отчего холод казался милей тёплой постели?
Ей не хотелось спать. Девичий разум был отрезвлён событиями этой ночи и лишь одним именем, которое перевернуло с ног на голову весь её устоявшийся мир.
Блейз Забини…
Гермиона содрогнулась, обхватывая себя руками.
Она до сих пор чувствовала его жадные руки на своём теле. Теряясь в мыслях и догадках, девушка не могла до конца поверить, что в стенах Хогвартса могло остаться незамеченным и безнаказанным такое злодеяние. Но куда ей идти? Дамблдора больше нет, и его настоящее пребывание было покрыто такой же тайной, как и появление троих переростков. Первой мыслью было тут же бросится к МакГонагалл, но внутренний голос и чья-то невидимая воля остановили девушку и заставили замолчать. Ей не хотелось выносить всю эту грязь на суждение взрослых… Слишком отвратительно, слишком страшно… Их справедливый декан вряд ли сможет повлиять на слизеринца. Из её рук уже выскользали ниточки превосходства над змеиным факультетом. Она покрывала маглорождённых, а слизеринцы нашли себе нового идола в лице Кэрроу.
Гермиона тяжело сглотнула и повернулась на бок. Всё было слишком сложно. МакГонагалл не сможет повлиять на Забини без помощи Снейпа. А кто сказал, что директор захочет хоть как-то ущемлять свой факультет? Ситуация упиралась в тупик, и Гермиона в который раз горько убедилась в том, что её клятая логика чаще всего оборачивается не в её пользу.
Она не могла рассказать… Хотела... Но не могла. Ни сегодня, ни завтра, пока в школе останется хоть один ученик, кто не страдал бы от несправедливости и унижений больше, чем она.
Девушка зажмурилась и яростно смахнула навернувшиеся слёзы.
Боже, как ей было страшно. В тот момент, когда его губы терзали её шею, а из груди вырывались животные хрипы… Когда его пальцы до боли сжимали её ягодицы, непременно оставляя багровые следы, которые она болезненно ощущала сейчас, лёжа на правом боку. На её теле наверняка осталась целая туча синяков и кровоподтеков.
Гриффиндорка не осмелилась взглянуть на себя, когда, запершись в общей ванной, наскоро принимала душ. Лаванда громко возмущалась, но девушке было всё равно. Она сидела на корточках, обнимая своё дрожащее от страха тело и прижавшись к мокрой кафельной стенке. Казалось, прошли часы, прежде чем Гермиона почувствовала на себе мокрые прилипшие складки мантии. Она включила душ… но забыла раздеться…
И теперь, лёжа под тонким пледом, гриффиндорка перебирала в памяти древние руны и все их смысловые значения в той или иной комбинации.
Рон… Как она теперь посмотрит ему в лицо? Ведь часть его, казалось бы, глупых подозрений оказалась правдой.
О Боже…
Никто никогда не прикасался к ней так. Жаркая волна стыда накрыла девушку с головой, и она, прикрыв глаза, представила себе реакцию Гарри на произошедшее. Конечно же, он встанет на защиту, и, возможно, ему удастся образумить наглого слизеринца. Но ведь для этого нужно было рассказать.
Девушка покачала головой.
Слишком страшно вспоминать…
Стыдно и больно делиться с кем-то...
Невозможно…
Лишь молчание теперь её верный друг.
*****
Фэйт потерялась в воспоминаниях. Окрылённая надеждой на возможное и очень скорое содействие Паркинсон, девушка опомнилась лишь тогда, когда десятки свеч зажглись под потолком. Спасая глаза от яркого света, она вдруг осознала, что выходные закончились, и наступил понедельник.
А первую пару уроков вёл Кэрроу.
Едва сдержав рвущиеся с языка ругательства, девушка схватила со стула форму и, чуть жмурясь от боли в пояснице, бросилась в ванну. Она не хотела, чтобы хоть одна живая душа знала об их инциденте с Панси. Всё должно было остаться в тайне. Даже до сих пор саднившие порезы вдоль спины.
Слетев со ступенек в общую гостиную, Фэйт в ужасе замерла у камина, уставившись на настенные круглые часы. Изумрудный конец маленькой стрелки уже почти указывал на девять, что твердило об окончании завтрака. Более того, урок по Защите от Тёмных Искусств должен был начаться с минуты на минуту, а значит… она опоздала.
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав