Мила Михайлова 5 страница

Они вошли в дом, маленький, уютный, в сенях было прохладно и сумрачно, комнаты заливал солнечный свет. В распахнутые окна, кружа голову, доносился запах жасмина. На столе, накрытом скатертью, прозрачный графин с пионами.
- Ой, Кать, у тебя пионы цветут?
- Сама удивляюсь, я с ними так долго мучилась, думала, не взойдут, потом – что срежут. Вчера вечером приехали, смотрю, а они – как розовое озеро – по всему саду. Я тебе завтра с собой нарежу охапку.
- Да не, жалко.
- А чего жалко-то? Я теперь знаю, как с ними управляться. Представляешь, в пробке застряли, я с одной теткой-водителем разговорилась, она и научила. Бывает же!

Так, за разговорами, они неторопливо переодевались, не видя, как в окне появились две мужские головы и, хихикая, смотрели на них, расхаживающих голыми по комнате.
- Кать, а чего Настя не приехала? Я давно вашу дочку не видела.
- Да она к моим родителям на лето уехала.
- Не боишься одну отпускать? Девке-то уже девятнадцать.
- Свою голову не приставишь, а в городе все лето сидеть – не слишком большое удовольствие.
- Это верно. Как у нее в институте? Нравится ей?
- Говорит, что нравится. Сессию эту сдала хорошо, я потому и не стала ее удерживать здесь, пусть на свежем воздухе отдохнет, долго не выдержит, через месяцок вернется. Ты ж знаешь, она у меня девочка городская, ей деревня – экзотика.
- Как родители?
- Мама ничего, бодрячком держится, а папа стал болеть часто, особенно осенью, да чего удивляться – ему уже семьдесят пять. А твои-то как?
- Да слава богу! Живы-здоровы! Терехов все также руководит больницей, мама хозяйством занимается – она ж на пенсии.
- Ой, не говори про пенсию… Лен, посмотри, пожалуйста, что-то мне не застегнуть лифчик…
- Эй, девчонки, вам помочь? – услышали они голоса мужей и увидели их озорно блестящие глаза в одном из распахнутых настежь окон.
- Ах, вы ж, паразиты! Подглядываете?! – закричала Катерина, Лена кинула в мужчин полотенце, оно не долетело и флагом сдавшегося боксера упало на залитый солнцем дощатый пол.
Те заржали во весь голос:
- А что вы тут нагишом ходите?
- Ну вот, охламоны! Нет бы отвернулись! – Катерина покраснела и быстро застегнула лифчик от купальника, Лена прикрылась сарафаном.
- Еще чего! Когда увидишь двух прелестных женщин в лучах солнца да без одежды?! – Данилов вытирал слезы от смеха, Иван, смеясь, поправлял шорты.
- Ну-ка пошли вон! – Лена кинула в них еще одно полотенце, и мужья скрылись.
- Нет, ну ты посмотри! – Катерина взмахнула руками. – Уже седина на висках, а все, как пацаны, за голыми бабами подглядывают!
Смеясь, они вышли в сад.

Этот дом Даниловы купили лет десять назад. Вместо старого сарая Сергей построил большую беседку, баню подправил, и сейчас это был райский уголок на пятнадцати сотках, скрытый от соседских глаз густыми зарослями сирени и жасмина, к тому же не очень далеко от города. Здесь любили бывать и Наташа с Борисом, когда появлялась такая возможность. Тогда шумная компания будоражила своими песнями всю округу, но соседи не жаловались, а, наоборот, иногда приходили со своими редисками, укропами – со всем, что уже позволял в это время собрать огород, и тогда компания разрасталась до десяти-пятнадцати человек и веселилась до рассвета.

Лена шла босиком, ойкая, но наслаждение было обалденным – мягкая свежая трава щекотала ноги, теплая, прогретая солнцем, земля отдавала летнюю силу ступням.
Мужчины, как ни в чем не бывало, сидели в беседке, укладывая нарубленные чурки в большой мангал и попивая коньяк. Их глаза озорно блестели, как у нашкодивших школьников, они о чем-то тихо переговаривались, искоса поглядывая на женщин.
- Ну что, девчонки, может, по стаканчику вина? – Иван с улыбкой смотрел, как те подходят к ним.
- Чего спрашиваешь? Наливай! – Катерина, смутившись от воспоминания, что ее только что видели голой, махнула рукой, едва скрыв сладкое томление в груди.
- Так вы сюда идите, – Данилов подмигнул Ивану, оба засмеялись. – Или боитесь, что мы прямо здесь на вас набросимся, а?
- Вот еще! – вскинула голову Лена и отчаянно покраснела.

Подруги присели на теплую скамейку в открытой части беседки, попивая прохладное вино, один бокал, другой – оно так освежало! Потом дружно поставили пустые стаканы на стол и пересели лицом к солнцу, спиной – к мужчинам. Они не видели, как те, переглянувшись и кивнув друг другу, подскочили к ним, подхватили на руки, Данилов – Лену, Иван – Катерину, и понесли их в разные стороны от беседки: один – за кусты налево, другой – направо. Лена и Катерина верещали, отбивались, хохотали, но руки мужчин были сильными, глаза – жадными, вино сладко кружило голову.

Они иногда позволяли себе такое маленькое безумство, это вносило в отношения долю авантюрного распутства, добавляло адреналина в кровь, заставляло учащенно биться сердца. Женщины загорались от поспешных ласк чужих мужей, порой допуская некоторые взрослые вольности. Но это были игры, и далеко в них они никогда не заходили.

Данилов опустился на колени в траву, Лена, смеясь, вырывалась, но его руки уже расстегнули лифчик от купальника, отбросили его в сторону, и он, тяжело дыша, целовал ее тело, и укрыться от мужских губ невозможно… Его руки ласкали бедра, язык катал то один сосок, то другой, и сладкая запретная истома вдруг накрыла ее, затуманив мозг.
- Ленка… – шептал Данилов, как сумасшедший. – Ленка…
Он приник к губам надолго, навалился сверху, сходя с ума от запаха разметавшихся по траве волос, от того, что вот она, под ним, ее обнаженные груди с затвердевшими сосками возбуждающе скользили по его телу. Данилов застонал, закрыв глаза, и сорвал с нее трусы. Лена ахнула, но его руки жадно гладили ее тело, забираясь внутрь между широко раздвинутых ног. Она не могла говорить, задыхалась в неистовой страсти, своей и его, и, сама не ожидая этого от себя, стиснула его плечи от того, что сжалось все внутри, до боли, до дикого спазма желания. Ей было стыдно признаться, но она хотела его! Она впервые безумно хотела чужого мужика! Он скользнул по ее телу вниз, ласкал языком, губами, и она текла, готовая его принять. Он вошел в нее так яростно, что она едва сдержала крик наслаждения и двигалась ему навстречу все быстрее и быстрее, вцепившись руками в траву, отдаваясь всем телом и не понимая, что делает. Ему было мало! Обезумевший от Ленкиной страсти, от своей свершившейся мечты, он брал ее так, как представлял тяжелыми бессонными ночами, и она сама целовала его, умело ласкала жадным языком, окончательно сведя с ума.

И не было в мире мужика, счастливее Данилова! Боже, сколько лет он мечтал об этом! Сколько долгих лет он мечтал об этом! И чуть позже, лежа рядом с ней и целуя теплые губы, он чувствовал себя на вершине блаженства, не думая о том, что будет дальше. Она только что любила его! И больше ему в этом мире ничего не надо!

Потом они, не глядя друг на друга, сидели рядом, спина к спине, ошарашенные только что случившимся, не зная, как теперь посмотреть в глаза друг другу. Данилов вдруг развернулся к ней, обнял, поцеловал, помог подняться, одеться и заглянул в глаза. Она покраснела, отвела взгляд, но он прижал ее к себе, и, по-прежнему не говоря ни слова, повел за собой в беседку.

Иван отнес брыкающуюся Катерину на залитую солнцем маленькую лужайку между кустами жасмина. Он игриво целовал ее, тискал груди, нащупывая соски, и она вдруг откликнулась, потянула к себе, сжала его ягодицы. Иван замер. И рухнула плотина осторожности. Он сдирал с нее купальник, ласкал, и она была податлива в его желании, проснувшемся вдруг. Ее руки скользнули в его шорты, сжав то, что под ними выпирало. Он пытался сдержаться, но Катерина извивалась под ним, звала, притягивала за плечи… Стянув с него шорты, она тихо ахнула. Иван не устоял, взял ее, едва успев закрыть поцелуем крик женского экстаза, сорвавшегося с губ. Она не пряталась стыдливо, отдавалась ему, сгорая в пламени своего желания, и он заводился от этого еще сильнее. Потом, лежа рядом с ней и целуя ее лицо, сам не мог понять, как это произошло. Но она смотрела на него утомленными, счастливыми глазами, он поцеловал жаркие губы, погладил густые черные волосы, в которых запутались травинки, и она прильнула к нему, смущенная, раскрасневшаяся и прекрасная в дерзкой близости. Иван помог ей подняться, поцеловал еще раз, улыбнулся напряженно, но она не заметила. В беседку они шли молча, и он не знал, как посмотрит в глаза жене.

Данилов с Леной сидели за столом и медленно потягивали вино, избегая взглядов.
- Смотри, они пьют вино, а нас не угощают! – бодро сказал Иван, и Катерина с благодарностью посмотрела на него.
Возникшая, было, неловкость быстро растаяла, мужчины принялись нанизывать шашлык на шампуры. Подруги переглянулись. Смущенный вид обеих предательски выдал события, только что происшедшие между ними и их мужьями. Женщины легонько вздохнули – ну что ж теперь, раз так случилось. В конце-концов, все взрослые люди, не удержались от внезапного соблазна. Постепенно оживились, стали весело болтать, стараясь забыть о хмельном угаре запретной страсти.
- Ой, ну скоро там ваш шашлык? – спросила Лена облизываясь.
- Я тоже уже не могу, слюнки так и текут! – Катерина вытянула шею, пытаясь взглянуть на мангал.
Мужчины посмотрели на них удивленно, женщины засмеялись.
- Давай, Кать, наливай вина, – Лена поставила свой бокал.
- Не говори, сколько ждать-то? – Катерина сама налила им вина.
- Эй, девчонки, вы бы оделись, – глухо сказал Данилов, не в силах оторвать взгляд от Ленкиной груди, которую он совсем недавно так жадно целовал, – а то мы за себя не ручаемся!
- Ну так и принесли бы одежду! – повела плечом Лена, Катерина обняла ее. – Да ладно, сами сходим.
И они пошли к дому, держась за руки. Иван с Даниловым переглянулись:
- Эх, хороши, чертовки!

Минут через пять женщины вернулись, одетые в сарафаны, сели напротив друг друга. Когда, наконец, на поднос положили еще шкварчащее мясо, обе, прикрыв глаза, глубоко вдохнули сказочно-вкусный аромат, посмотрели друг на друга и засмеялись.
- Ну вот, – Иван потер руки, – теперь можно и подкрепиться!
- Да, а то сидят тут… смущают своими прелестями, – покраснел Данилов.
- Давайте, наливайте вино! – Катерина улыбнулась.
Иван сел рядом с ней, Данилов опустился на скамейку возле Лены, то и дело касаясь ее ноги своей. Лена хитро посматривала на него, и ресницы ее подрагивали. А его сердце билось гулко, счастливо, и только после пары рюмок коньяку он смог дышать ровнее.

Вечер прошел весело, словно ничего и не было. Потом Катерина с Леной в доме мыли посуду, мужчины о чем-то тихо говорили, сидя в беседке.
- Ой, Лен, я себя чувствую, как девица на выданье, – вдруг сказала Катерина, отчаянно покраснев.
- Ты о чем? – Лена удивленно посмотрела на нее, поняла, покрылась румянцем. – А-а! Ну и что делать будем?
- Не знаю, – Катерина передавала ей вымытые тарелки, Лена их вытирала и аккуратно ставила на стол. – Ты-то сама что думаешь?
- Кать, не знаю. Вот же накатило, так накатило!
- Что, тоже сердце щемит от воспоминаний? – они посмотрели друг на друга и рассмеялись. – Лен, ну пусть уж так, как случилось. Хуже-то от этого никому не будет. В конце-концов, пусть мужики сами решают!
- Не знаю, Кать. Не по себе мне от этих… игр.
- Да ладно, мы же – взрослые люди.
- Взрослые, конечно… только как бы не вышло чего! – Лена повела плечом.
- Ты о чем?
- Единожды солгавший…
- Да брось! – перебила ее подруга. – Делов-то… считай, чувства освежили.
Они обнялись, поцеловались звучно, пошли стелить постель, Лена, как всегда, на сеновале, а Катерина – в доме. Затаив дыхание, обе нетерпеливо ждали, чем закончится этот вечер. Вино кружило голову, плыл дурмяный аромат жасмина, тело наливалось истомой желания мужчины, а те все не шли.

Когда скрипнули ступеньки лестницы, ведущей на сеновал, Лена замерла. Она закрыла глаза, натянула простыню на голову, но чьи-то жадные руки уже на ее обнаженном теле, чьи-то губы ласкают груди, все жарче и жарче, опускаясь ниже, и она, теряясь в лабиринтах своего желания, подалась навстречу. Разум окончательно заблудился в аромате свежего сена, тело ломило от неистовой страсти чужого мужского тела, он брал ее, и она сжимала его бедрами, отдаваясь, как тигрица – безудержно, пряно, не сдерживая сладостных стонов.
- Ленка, если бы ты знала, сколько лет я мечтал об этом! – шепот Данилова сводил ее с ума. Он был безумен и счастлив, и она это знала.

Он не давал ей уснуть, будил желание, властвовал, покорялся, брал и отдавал. Она с ним! Она под ним! Он любил ее так, как мечталось все эти годы в сумасшедших снах, так, как хотелось ему – и она отдавалась то сдержанно, то распутно и стонала в наслаждении от его ласк. Потом он лежал рядом, тихонько целуя ее, перебирая волосы, вдыхая их аромат, не в силах уйти от нее.

Под его губами она задремала, но вскоре ее снова разбудили жадные губы, теребящие соски, руки, ласкающие между бедер. Она выгнулась, потянулась, как кошка, раздвинула ноги, застонала, потому что узнала эти сильные плечи, эти губы, этот запах.
- Ванечка… – прошептала она, чувствуя себя виноватой, за то, что не отказала Данилову, разъяренной от того, что ее муж только что имел другую женщину, счастливой от того, что любимый ласкает ее сейчас, как сумасшедший, и входит в нее снова и снова, и этот смешанный ураган чувств закружил ее, унося под звезды.

А Иван все не мог ею насладиться, сходя с ума от того, что она имела другого мужика, что лучше нее на свете нет женщины, и в этом он только что сам убедился в постели Катерины. Ленкин аромат, дикая страсть лишала его разума, желание обладать ею снова дразнило тело и душу, пока он в полном изнеможении, уже под утро, не откинулся на мягком матрасе, крепко сжав ее в объятиях.
- Рыжее мое солнышко… – нежно прошептал он, и она, утолившая его страсть и насладившаяся его любовью, счастливо прижималась к нему.

Глава 6. «ЕСЛИ НЕЛЬЗЯ»

Уезжали от Даниловых после обеда, чтобы не застрять в пробке на въезде в город. И словно ничего не было, словно как всегда – прощались, уже сидя в машине, только чуть смущеннее отстранилась от губ Ивана Катерина, чуть крепче поцеловал Лену Данилов.

Иван вел машину уверенно, они о чем-то переговаривались, и она вдруг заметила, как его взгляд то и дело на короткие мгновения задерживается на ее голых коленках. Она почему-то смущалась, а он, остановившись перед очередным городским светофором, положил на ее бедро руку, провел пальцами так, что сердце замерло, а потом забилось часто-часто, как у школьницы, зажатой в опустевшем темном школьном коридоре мальчишкой, который нравится. Припарковавшись на стоянке, Иван не выскочил, как обычно, из машины, чтобы забрать из багажника вещи, а привлек Лену к себе и долго целовал, до дрожи в коленях, до головокружения.

Они влетели в квартиру, и едва за ними захлопнулась дверь, он набросился на нее, как голодный зверь, сорвал сарафан, стянул, сопя, все с себя, и тут же в коридоре взял ее яростно, как давно уже не делал, испытывая потрясающие, какие-то новые чувства. Лена даже смутилась, покраснев, а он, неся ее в спальню, вдруг рухнул на колени, и тут же, посреди комнаты на толстом ковре снова входил в нее, и она захлебывалась в своем желании, стонала, выгибаясь, тянулась к нему, а ему все было мало. До спальни они так и не дошли, заснули на ковре, прижавшись друг к другу обнаженными телами.

Разбудил их раскат грома – началась гроза. Ливень, разбиваясь о карниз, забрасывал, как лазутчиков, брызги в распахнутые окна. Лена, вскочив с ковра, бросилась закрывать створки. Возле окна на кухне обернулась. Иван стоял в дверях и с обожанием смотрел на нее.
- Ленка, как ты сейчас прекрасна!
Она, все еще обнаженная, стояла спиной к окну, сполохи молний освещали ее на короткое мгновение, растрепавшиеся волосы тяжелой волной спускались на грудь. Он шел к ней, оглядывая с головы до ног, напоминая крадущегося тигра. Она вдруг смутилась своей наготы, отвернулась к окну, но было уже поздно. Руки Ивана стиснули ее груди, он прижался к ней голым телом, и Лена почувствовала его желание, застонала от наслаждения, когда он вошел в нее прямо там, возле окна на кухне, за которым взрывалось раскатами грома черное небо.
- Ванечка… – шептала она, сводя его снова с ума, и он не знал, как справиться со своей страстью, не в силах оторваться от женского тела.

Поздно вечером позвонила Катерина:
- Привет, Лен! Можешь говорить?
- Могу, я в комнате одна – Ванечка в душе, – Лена села на диван, поджав ноги, полы халата распахнулись.
- Лен, у меня Данилов как с ума сошел! Мы пока с ним до города ехали, пару раз в леске останавливались, а потом, дома… ну просто сексуальный беспредел творился… – Катерина перевела дыхание, разговаривая почти шепотом. – А твой как?
- Так же! Как школьники, честное слово! – Лена улыбнулась.
- Да-а, называется, освежили чувства! – тихонько засмеялась Катерина. – Ой, Данилов идет! Пока! Целую!
И она отключилась.

Прижав телефон к губам, Лена задумалась. Из ванной, напевая, вышел Иван, обернув бедра одним полотенцем и вытирая волосы другим. Увидев голые Ленкины коленки, замер на секунду, и она заметила, как вздыбилось полотенце на его бедрах, тихо ойкнула, прикрывая ноги халатиком, но он словно сошел с ума, набросился, раздирая тонкий ситец, и опять не мог ею насытиться.
- Ну вот, – чуть позже, отдышавшись, сказал Лена, – придется теперь халат пустить на тряпки.
- А нечего… – Иван не договорил.
- Ты о чем? – она удивленно посмотрела на него.
- Нечего меня соблазнять, – он нежно поцеловал ее. – А халат… да черт с ним! Другой купим. И вообще, мне больше нравится, когда моя любимая женщина ходит по дому голой.
- Размечтался! – Лена засмеялась. – А вдруг гости?
- Нечего гостям без звонка приходить, – он нежно целовал ее.
- Ванечка… – тихо сказала она, чуть отстранившись и заглядывая ему в глаза.
- Рыжее мое солнышко.
Придя на работу в понедельник, Лена испытывала странное чувство. Она почему-то боялась встречи с Даниловым, боялась и… хотела ее. Чтобы понять, что изменилось в отношении к нему… и его к ней… и что-то еще билось там, внутри… Когда около обеда на дисплее телефона высветился номер Данилова, она вздрогнула, перевела дыхание и подняла трубку:
- Да, Сергей Сергеевич, доброе утро!
- Доброе утро, Лена. Зайди ко мне.
Она взяла ежедневник, ручку и пошла к генеральному, чувствуя, как слабеют почему-то колени.
- Здравствуйте, Елена Павловна, – Люба с улыбкой показала на дверь шефа, – Сергей Сергеевич ждет вас.
Чуть замешкавшись на пороге, Лена вошла в кабинет.
- Проходите, Елена Павловна, – Данилов показал на стул. – Люба, два чая, пожалуйста.

Он не вышел из-за стола и не сел напротив или рядом, как раньше, только смотрел на нее долгим странным взглядом и молчал. Лена положила ежедневник на стол, смутилась, стала осматривать кабинет, словно была здесь впервые. В дверь постучали, Люба составила на стол чайник, чашки и вышла.
- Что-то случилось? – не выдержала Лена и отвела взгляд, слишком красноречиво смотрел Данилов.
- Да нет, Лен, ничего не случилось, – он по-прежнему не сводил с нее глаз. – Очень хотел увидеть тебя… да повода не нашел.
- Сереж… – Лена закрыла ежедневник, заложив страницу ручкой.
Данилов встал из-за стола, подошел к дверям, выглянул в приемную:
- Люба, я занят, никого не принимаю.
Почти беззвучно повернув ключ в замке, сел рядом с Леной, взял ее за руку:
- Лен, я не знаю, как жить теперь без тебя.
- Сережа, – она попыталась отнять руку, но он не отпускал, – я не понимаю.
- Да все ты понимаешь! – сказал он горько, посмотрел на нее, и боль в его глазах, вдруг тронула ее сердце.

Она не знала, что сказать, и сидела молча. Он прижал ее ладонь к губам и тихо прошептал:
- Я ни о чем думать не могу, только о тебе… Глаза закрываю – вижу тебя, открываю – вижу тебя, я в каждом звуке ищу твое дыхание, твой шепот. Я мечтаю только об одном – чтобы ты любила меня!
- Сережа, милый, ты меня пугаешь, – она едва сдержалась, чтобы не провести рукой по его склоненной голове, странная нежность к этому сильному мужчине, в глазах которого застыли боль и любовь, накатила так неожиданно, что сердце сжалось.
- Я и сам пугаюсь… Это безумие какое-то… особенно теперь… когда я знаю, какой ты можешь быть… иногда… – он посмотрел на нее, и в его взгляде она увидела отчаянную надежду. – Может, мы… ты… сможешь…
- Что? – Лена поняла, о чем он хочет ее просить, но была к этому не готова и растерялась.
- Может, ты сможешь хоть иногда… быть со мной? – спросил он глухо, словно прыгая в омут.
- Сережа, это невозможно, ты же понимаешь, – ответила она тихо, но сердце заныло сладко, тревожно, словно противясь ее словам. – Я люблю Ванечку, а то, что было в эту субботу… Считай, что ничего не было, просто жасмин голову вскружил.
- Лен… при чем здесь жасмин? Я же видел, чуствовал, что ты хотела меня… искренне.
- Сереж, не надо, не мучай ни меня, ни себя!.. Если хочешь, я уволюсь! – она сказала это в порыве непонятного ей чувства, а сердце все ныло и ныло, сладко, до томного кружения в голове.
- Это ничего не изменит… во всяком случае – для меня, – он смотрел на нее больными любовью глазами.
- Сереж… ты мне очень, очень дорог, но не заставляй меня жалеть о том, что было… в субботу.
- Значит, ты не жалеешь? Правда?

Лена только молча кивнула, не в силах что-либо сказать от переполнявших ее странных, непонятных чувств. Она поднялась, протянула руку за ежедневником, но Данилов подскочил к ней, с силой привлек ее к себе, поцеловал так, что дыхание сбилось у обоих. Она закрыла глаза, отдаваясь на короткое мгновение его губам, рукам, забирающимся под платье и стягивающим тонкие кружевные трусики и проникающим вглубь нее. И поняла: то, что сейчас бьется там, внизу живота – это желание к нему… такое сильное, такое яростно-сильное, что пришлось стиснуть зубы, чтобы он не заметил, не почувствовал. Но он заметил, почувствовал, прижал ее к себе, шепча, как безумный:
- Девочка моя… я не могу без тебя… не могу без тебя… понимаешь?
- Сережа, перестань, пожалуйста…
- Ленка, я хочу тебя!
- Ты с ума сошел!
- Да! Я сошел с ума! И ты это знаешь!..

Она что-то хотела сказать, но он не дал, закрыл ее рот истосковавшимся поцелуем, торопливо расстегнул подрагивающими пальцами платье, тут же соскользнувшее на пол, приник губами к груди, поочередно втягивая вишенки сосков, и она, закрыв глаза, не знала, не понимала, что делает, почему не оттолкнет его. Подхватив обнаженное тело на руки, Данилов отнес ее к дивану, стоявшему в углу, но не опустил на кожаную обивку, а, поставив возле него, развернул Лену спиной к себе, заставив ее опереться о мягкую спинку, расстегнул брюки и яростно вошел в нее, с трудом сдерживая стоны. И его руки на ее бедрах, и ее пальцы судорожно царапают обивку дивана. И она чуть слышно стонет в наслаждении, а он умирает в блаженстве ее шепота. И только всепоглощающая страсть! И пронзительная любовь! Он делает последний толчок, замирает и чуть не падает на колени, излив в нее свою любовь. По ее телу пробегает дрожь, спина прогибается, а он крепко прижимает ее к себе, удерживая еще на миг счастливое мгновение близости с ней.

- Господи, – чуть позже, застегнув платье и держа в подрагивающих пальцах чашку остывшего чая, прошептала Лена, – что же мы наделали?!
Он сидел рядом, поглаживая ее бедро и виновато отводя глаза.
- Девочка моя… я так тебя люблю! – тихо сказал ей на ухо, поднялся, повернул в замке ключ, снова сел рядом, взял чашку, сделал пару глотков. – Лен… ну прости меня, идиота… Я с ума схожу по тебе…
- Господи! – Лена чуть не плакала, не понимая, почему она только что отдавалась чужому мужчине, и не просто отдавалась, а получала от этого безумное наслаждение. – Я тебя ненавижу!
- Лен… – он забрал у нее чашку, поставил на стол, поцеловал ее ладонь. – Не сердись на меня, ну не смог я устоять…

Она схватила ежедневник, кинулась к двери, на секунду замерла, принимая достойную осанку и приведя дыхание в норму, спокойно вышла в приемную. В своем кабинете рухнула в кресло, не в силах что-либо понять. И только вспыхивали короткие мгновения запретной страсти в кабинете Данилова. Она задыхалась в них, что-то колотило в груди, кажется, это называется сердце, подошла к открытому окну, закрыла глаза, глубоко вдыхая густой воздух. «Если он еще раз притронется ко мне, я его убью!» – подумала вдруг и успокоилась.

Данилов долго сидел, обхватив голову. Он сходил от Лены с ума, не зная, как с этим бороться, и думая, стоит ли с этим бороться. Короткие жаркие мгновения ее любви окончательно застряли в сердце сладкой занозой, и каждая его попытка подумать о чем-то ином, например, о работе, была тщетной, мысли возвращались к зеленым глазам, рыжим волосам… Спасение от этого наваждения было только одно – Лена.

Он набрал номер на мобильном телефоне, ответили не сразу, будто на другом конце думали – отвечать или нет.
- Здорово, Серега, – голос Ивана чуть дрогнул, словно его застали на месте преступления.
- Вань, – глухо сказал Данилов, – надо поговорить. Может, пообедаем вместе? Давай через час в «Ласточке»?
- Что, приперло? – тихо спросил, чуть помолчав, Иван.
- Судя по всему, тебя тоже, – так же тихо ответил Данилов.
- Через час в «Ласточке», – Иван отключился.

Данилов был прав – за пару минут до его звонка из кабинета Ивана, одернув юбку, вышла Катерина, и тот сейчас также мучился, как и его друг. Не то, чтобы он потерял голову от Кати, нет, но когда она вошла в его кабинет с документами на подпись, что-то перещелкнуло в мозгу, сдержаться не смог, набросился на нее, и вихрь яростного желания ошеломил его самого. Хотел ли он Катю в тот момент или просто хотел женщину, или просто чего-то хотел, а подвернулась женщина – так и осталось для него загадкой.

После жаркого дня приятная прохлада и полумрак кафе показались раем. Они сидели друг возле друга, не глядя в глаза, не зная, с чего начать этот разговор. Заказав что-то на обед, потягивали коньяк.
- Ну что, Вань, делать-то будем? – первым нарушил молчание Данилов.
- Да-а, Серега, натворили мы с тобой дел! – вздохнул Иван. – Как теперь из этого омута выбраться, сам не знаю.
- Я вот что подумал, – помолчав, тихо сказал, Данилов, – а, может, не надо никуда выбираться?.. Раз уж так сложилось… Все равно теперь ничего не изменить… Ведь ты ж не просто так мою Катьку имел, тоже чем-то зацепила, верно?
- Верно, накатило что-то, – кивнул Иван. – Подожди… так что, ты хочешь, чтобы мы…
- Да, Вань, я думаю, если девчонки не будут против, конечно, мы… могли бы встречаться с ними… время от времени.
- А если они будут против? – глаза Ивана странно заблестели.
- Ну, тогда не знаю, – Данилов пожал плечами. – Только, вон, в них огонь какой горит!
- Сами и разожгли, – буркнул Иван.
- Вань, а если б не мы? А если б кто-то другой?

Долго сидели молча, обдумываю ситуацию, в которой оказались по своему собственному – неосмотрительному – желанию. Тогда, в субботу, казалось – ну что тут такого, почувствовать другую женщину? Не навсегда же! А вон оно как сплелось! Вологодские кружева меркнут!
- И как ты это себе представляешь? – Иван взял бокал с коньяком.
- Да не знаю пока! – Данилов с досадой махнул рукой. – Но так, наверно, честнее, чем спать с женой друга… украдкой.
- Наверно, ты прав… А как девчонкам-то сказать?.. Мы будто сами своих женщин друг другу… отдаем, – Иван горько усмехнулся.
- Ну ты сказал! Вань, а, может, у некоторых народов не просто так принято гостю свою жену предлагать? Есть в этом, наверно, здравое зерно?
- Это ты попробуй девчонкам рассказать.
- Ну вот, если честно, скажи, ты сможешь против моей Катьки устоять?

Иван задумался, вспоминая, какой шальной угар творился в его душе, как захлестнуло его безумное желание близости с ней, когда она вошла в его кабинет, и пожал плечами.
- Вот то-то и оно! – Данилов снова с досадой махнул рукой. – А сказать девчонкам… да так и сказать! Откажут, значит, откажут. Только, Вань, нам с тобой от этого легче не станет, теперь, после всего, что случилось, ведь все равно будем их… ну ты знаешь! Они, наверно, от своего желания тоже психуют. Не просто так они нам отдавались? Как думаешь?
- Да кто ж их знает? Психуют, наверно… И как ты это себе представляешь?
- Не знаю… – Данилов понюхал коньяк и отставил бокал в сторону.
- Ох, Серега, я как-то себе это слабо представляю.
- Да я пока, если честно, тоже… Тут в лоб не скажешь, тут надо как-то по-другому…
Снова долго молчали, ковыряясь в тарелках с едой.
- А с Шуваловыми-то как? – вдруг вспомнил Иван.
- А что с Шуваловыми?
- Так догадаются же!
- Ну и пусть!.. Хотя, если честно… Наташка такая красивая, такая аппетитная!
- С ума сошел? Да Борька нам с тобой яйца оторвет!
- А, может, не оторвет! Вон он как девчонок-то наших лапает, то одну, то другую в коридоре зажмет, те только попискивают, а на даче…
- Да, на даче он, конечно… – посмотрели друг на друга и заржали во весь голос, вспомнив, как Борис то Лену, то Катерину откровенно тискал, задирал им футболки, оголяя их груди, и все норовил в кусты увести.
- Кстати, Натаха тогда не сильно-то противилась! Помнишь?
- Еще бы! Глаза так горели, словно это ее кто-то в кусты тащил!
- Вот, и я об этом. С ними потом разберемся, что называется, по ходу пьесы.
Они еще долго сидели, тихо разговаривая, пока, опомнившись, не взглянули на часы.
- Все, Серега, пора!.. Да! И чтоб никогда в собственных домах… и только по обоюдному согласию. Одна скажет «нет», значит, нет для всех. Ну, как-то так.
- Принято.
Водители развезли их по домам.

От ужина Иван отказался, но чай пил с удовольствием, искоса поглядывая на Лену. Та почему-то нервничала, пытаясь что-то скрыть, но Иван знал, что ее так мучило. Он, наконец, решился, усадил жену на колени, уткнулся лицом в волосы.
- Лен…
- М? – она обнимала его за шею, но казалась далекой.
- Ты это… только пойми меня правильно…
- Ванечка, ты о чем? – она не смотрит ему в глаза, спрятавшись за длинными ресницами.

Дата добавления: 2015-12-01