Заклятие старой колдуньи 2 страница

— Цыпа-цыпа!

Черные от помады губы Ванессы растяну­лись в довольной усмешке.

— Цыпа-цыпа!

Я ахнула, словно получила пощечину. Ули­ца покачнулась у меня перед глазами, голова закружилась.

Что это означает? Почему она так сказала?

Но спросить мы с Коулом не решились. Сту­ча подошвами по тротуару, мы сорвались с ме­ста. Я успела лишь заметить, что старый пес по-прежнему слизывает желток с тротуара, а на лице Ванессы играет коварная усмешка.

Мы с Коулом свернули за угол, пронеслись мимо почты и химчистки и устремились к на­шему дому. Мы не оглядывались. Только ока­завшись в кухне, я наконец перевела дух и упа­ла на табурет, Коул бросился к раковине, от­крыл холодную воду и начал умываться. Мы оба тяжело отдувались, не говоря ни слова. Я стерла со лба пот, подошла к холодильнику и вынула бутылку минеральной воды, поднес­ла ее к губам и глотнула.

— Надо было остаться...

— Что? — Коул обернулся. Вода струйками стекала по его раскрасневшемуся липу и капа­ла на рубашку.

— Надо было остаться и помочь Ванессе со­брать покупки.

— Еще чего! — возмутился Коул. — Она су­масшедшая! Ты видела, какое у нее было лицо?

— Но ей же теперь придется покупать все заново.

— Ну и что? Это вышло случайно, — возра­зил Коул. — С кем не бывает! А она... я думал, она набросится на нас с кулаками!

Я потерлась лбом о прохладную бутылку.

— Ты помнишь, что она сказала? — размыш­ляла я вслух. — Какие странные слова!

Коул скорчил гримасу и указал на меня паль­цем, а затем, передразнивая Ванессу, произнес:

— Цыпа-цыпа!

— Прекрати! Коул, тебе давно пора остано­виться. Мне страшно...

— Цыпа-цыпа! — не унимался мой брат.

— Хватит! — взмолилась я и смяла в ладони бутылку. — Чертовщина какая-то... Почему она так сказала? Зачем?

— Может, спятила? — предположил Коул.

— Нет. Она не сумасшедшая, она злая. — Словно защищаясь от грядущей беды, я обхва­тила себя руками за плечи. — У меня такое чув­ство, будто скоро с нами произойдет что-то ужасное.

Коул криво усмехнулся.

— Что может с нами случиться, Кристал?

— Ты купила подарок для Люси-Энн? — спросила мама за ужином.

Я прожевала спагетти.

— Еще нет.

Мама удивленно подняла брови.

— Я думала, ты ходила в город за компакт-диском для нее.

— Передай мне пармезан, — перебил папа. До сих пор он ел молча. Должно быть, у него выдался скверный день.

— Ничего не понимаю... — продолжала мама. — Чем же ты занималась после уроков, Кристал?

— Ничем, мама. — Я вздохнула. — Может, поговорим о чем-нибудь другом?

— У тебя весь подбородок в соусе, — вме­шался Коул.

Я скорчила гримасу.

— Спасибо за внимание. С кем поведешь­ся — от того и наберешься.

Коул показал мне язык с прилипшей к нему половинкой тефтели. Достойный ответ.

— Я забыл спросить, как прошла трениров­ка, — вдруг спохватился папа.

— Давай лучше не будем об этом, — попро­сила я.

Мама отложила вилку и сдула со лба волосы.

— Да что это с тобой сегодня?

Я уставилась в тарелку и призналась:

— Тренировка прошла неудачно. Тренер Клей дала мне шанс, а я играла... хуже некуда.

— Значит, есть над чем поработать, — вста­вил Коул.

— Коул, помолчи, — прервала мама.

— А я ушиб палец! — захныкал он.

— Об этом потом. — Мама повернулась ко мне. — Так, значит, ты играла неважно?

— Я... споткнулась и упала, когда вела мяч. Дважды, — призналась я. — И ни разу не по­пала в кольцо. Мяч его даже не задевал...

— Может, в следующий раз... — начал папа.

— Это был мой единственный шанс про­биться в основную команду! А я его упустила! Я валилась с ног от усталости, к тому же не выспалась и...

— Но ты по-прежнему запасной игрок, — мягко напомнила мама. — Когда-нибудь у тебя все получится.

— На завтра у вас назначена тренировка? — спросил папа, подкладывая себе еще салата.

Я покачала головой.

— Нет, завтра днем репетиция хора. Кстати, и у Коула тоже. Через месяц мы будем участво­вать в концерте для выпускников школы.

— Я буду дважды солировать, — похвастал­ся Коул. — Я единственный в хоре пятикласс­ник!

— Нашел чем хвалиться, — фыркнула я.

Мама перевела взгляд на руку Коула.

— Где ты ушиб палец? — спросила она.

— Нигде. Мне просто захотелось что-нибудь сказать.

Миссис Меллон, учительница музыки, — миниатюрная, похожая на птичку женщина. Она всегда носит серые свитера с серыми юб­ками или брюками, ее сероватые волосы тор­чат во все стороны, как перышки, нос острень­кий, как у воробушка. А иногда она напоми­нает мне цикаду. Нас, хористов, она называет

канарейками.

В нашей школе нет кабинета музыки, по­этому после уроков мы собираемся в большом классе. В хоре восемь человек — четыре маль­чика и четыре девочки. Почти все хористы учатся в шестом классе, только Коул — в пя­том. Большому хору было бы негде размес­титься.

Миссис Меллон опаздывала. Мальчишки расшалились и принялись обстреливать друг друга из резинок, а девчонки — снисходитель­но посмеиваться и болтать. Когда миссис Мел­лон наконец появилась, приглаживая руками волосы-перья, то сразу приступила к делу.

— Концерт через две недели, — многозна­чительно объявила она. — А мы еще не знаем, что будем петь.

Мы согласились, что нам необходимы до­полнительные репетиции. Люси-Энн, наше единственное сопрано, подняла руку:

— А может, будем просто открывать рты под фонограмму?

Все засмеялись. Но, присмотревшись, я по­няла, что Люси-Энн не шутит.

— Лично мне не до смеха, — сказала миссис Меллон строго. — Давайте посмотрим, на что мы способны.

И мы начали распеваться, но нам помешал большой черный паук, свалившийся откуда-то с потолка прямо на голову Люси-Энн. Она взвизгнула и затрясла белокурыми кудрями, а потом принялась смахивать паука обеими ру­ками. Наконец паук плюхнулся на пол, и Коул его раздавил.

— Раздавить паука — плохая примета, — пре­дупредил моего брата мальчик по имени Лар-ри.

Коул пожал плечами и повозил подошвой туфли по полу.

— Начнем с «Прекрасного Огайо», — пред­ложила миссис Меллон, делая вид, что не за­метила злополучного паука, и зашелестела но­тами на пюпитре. — В прошлый раз он у нас совсем не получился.

— Там слишком сложная партия сопрано, — заметила Люси-Энн.

— Плохому танцору всегда туфли жмут, — поддразнил ее Ларри. По-моему, он влюбился в нее.

Миссис Меллон прокашлялась.

— Ребята, посерьезнее! — И обернулась к Ко­улу. — Ты разучил свою партию?

— Разумеется, — солгал мой брат.

— Тогда попробуй спеть ее. Только не забудь: ты вступаешь через три такта.

— Помню, — заверил ее Коул.

На прошлой репетиции он ни разу не всту­пил вовремя.

Миссис Меллон подняла руки, улыбнулась и взмахнула ими, подавая сигнал.

Мы запели «Прекрасный Огайо» — это сен­тиментальная, даже слезливая песенка, но мне нравится ее мелодия. На этот раз песня звуча­ла неплохо — до тех пор, пока не вступил Коул: он глубоко вздохнул, шагнул вперед, подождал три такта и запел:

— Ко-ко-ко! Кудах-тах-тах!

Миссис Меллон изумленно вытаращила глаза.

Мы замолчали, я уставилась на брата. Он выглядел растерянным, затем судорожно от­кашлялся.

— Пой со словами, Коул, — велела миссис Меллон. — Ты их выучил?

Коул закивал.

— Тогда начнем с такта перед вступлением Коула.

Мы вновь запели. Я не сводила глаз с брата. Он расправил плечи, и... по классу вновь раз­неслось кудахтанье.

Что за дурацкие шутки?

Кроме Ларри, никто не засмеялся.

Коул растерянно тер шею и кашлял, покрас­нев от смущения.

— Что это с тобой? — спросила я, но брат не ответил.

— Коул, прошу тебя, перестань дурачиться! — взмолилась миссис Меллон. — У нас и так мало времени! — Она нахмурилась. — У тебя пре­красный голос. Я знаю, ты умеешь петь. По­пробуй еще разок. — И она подняла руки. — На счет «три»! — скомандовала она. — Раз, два... три! Коул, начинай!

— Куд-кудах-тах-тах! — пронзительно за­кричал брат.

Я бросилась к нему.

— Коул, что с тобой? Зачем ты балуешься?

— Ко-ко-ко! — ответил он.

Вечером, когда, сидя у себя в комнате, я за­ворачивала подарок для Люси-Энн, пришел Коул. Его светлые волосы торчали во все сто­роны. Стоя на пороге, он вытирал потные ла­дони о тенниску.

— Что тебе? — резко спросила я. — Не ви­дишь, я занята. — Подвернув уголок оберточ­ной бумаги, я приклеила ее к футляру компакт-диска липкой лентой.

Коул прокашлялся, но не ответил.

— Ты испортил всю репетицию.

— Я не виноват! — пронзительно выпалил Коул.

— Как бы не так! — Я хлопнула ножницами по столу. — Вместо того чтобы петь, ты кудахтал, как курица! Кто виноват в этом, если не ты?

— Ты ничего не понимаешь... — выдавил Коул, потирая шею.

— Да, не понимаю, — согласилась я. — Зна­ешь, твои глупые шутки давно всем осточер­тели, особенно мне. Напрасно ты считаешь себя остряком. Ты просто балбес.

— Но я не шутил! — запротестовал он, входя в комнату.

Подойдя к столу, он взял скотч и начал не­рвно вертеть его в руках.

— Я вовсе не собирался кудахтать. Но я... ничего не мог поделать...

— Это уж точно, — согласилась я, закатывая глаза.

— Честное слово, Кристал! По-моему, это Ванесса заставила меня кудахтать!

Я засмеялась.

— За кого ты меня принимаешь? Да, я могу раз или два наступить на одни и те же грабли, но больше такого не повторится.

— Кристал, послушай...

— Это было не смешно. Жаль, что из-за тебя сорвалась репетиция.

— Ты опять не поняла! Я просто не мог петь!

— Вон! — Я указала ему на дверь. — Убирай­ся отсюда!

Коул покраснел, попытался что-то сказать, но передумал и вышел, хлопнув дверью.

«Так тебе и надо», — подумала я.

Вообще-то я люблю брата, но на этот раз его следовало проучить.

Наконец я закончила заворачивать подарок, сделала уроки и легла спать. Едва выключив свет и забравшись под одеяло, я услышала ку­дахтанье. Что за чертовщина? Впервые в жиз­ни я слышала, как куры кудахчут ночью. Им давно полагается спать!

— Ко-ко-ко!

Выпрямившись, я уставилась на открытое окно. Штору шевелил легкий ветер. На ковре лежало треугольное пятно лунного света.

Неужели кто-то забыл запереть курятник и куры разбежались?

— Ко-о-о...

Кудахтанье доносилось из-под самого окна спальни. Не сводя глаз с развевающихся штор, я выбралась из постели и подошла к окну. Двор был залит холодным серебристым лунным све­том.

— Ко-ко-ко!

Оперевшись на подоконник, я высунулась из окна. И ахнула.

За окном никого не оказалось. Никаких кур. Внимательно оглядев двор, я перевела взгляд на курятник рядом с гаражом. С виду он по­хож на длинную приземистую деревянную ко­нуру. Дверца курятника оказалась запертой. За крохотными круглыми окошками ничего не было видно.

— Ко-о-о...

Вконец озадаченная, я подумала: откуда же тогда доносится кудахтанье? Неужели из дома?

— Ко-ко-ко!

Прислушавшись, я убедилась, что звуки слышны из соседней комнаты. Из спальни Коула. Опять он за свое! Но зачем? Забираясь в постель, я недоумевала. Зачем Коулу взду­малось кудахтать среди ночи? Что он опять за­теял?

Я знала, что на празднике у Люси-Энн по­веселюсь как следует. Люси-Энн умеет развле­кать гостей. У нее большая семья — семь бра­тьев и сестер! В просторном белом доме Люси-Энн всегда вкусно пахнет жареной курицей или пирогами. Ее родители — самые преуспе­вающие фермеры в Гошен-Фоллс и просто хо­рошие люди.

На свой день рождения Люси-Энн пригла­сила всех одноклассников и десятка два род­ственников. Стоял прекрасный весенний день. Подойдя к дому Люси-Энн, я поняла, что боль­шинство гостей уже собралось. Надо сказать, что, кроме родных, у нее множество двоюрод­ных младших братьев и сестер. Шагая по усы­панной гравием дорожке, я видела, как они играют в прятки возле сарая. Отец Люси-Энн катал малышей на тракторе, а дети постарше резвились и состязались в ловкости, ожидая своей очереди.

Увидев меня, Люси-Энн направилась на­встречу. Я вручила ей завернутый компакт-диск. Оглядев квадратную коробку, она улыб­нулась.

— Кажется, я знаю, что это такое!

— Ничего получше мне придумать не уда­лось.

— Ты даже не представляешь себе, как я рада такому подарку! — воскликнула Люси-Энн, ведя меня к дому. — Мама с папой подарили мне проигрыватель — но ни единого диска!

— Один у тебя теперь есть, — сказала я, сме­ясь.

Люси-Энн посерьезнела.

— Завтра ты идешь на репетицию хора? Я кивнула.

— Конечно. Нам надо как следует порабо­тать.

— Я немного опоздаю, — предупредила Люси-Энн. — Обычно мы возвращаемся из церкви только в половине двенадцатого. — Она нахмурилась. — Ты поговорила с братом? С какой стати он вчера так дурачился? Зачем кудахтал? Думал, что это смешно? Я пожала плечами:

— Кажется, да, — и добавила со вздохом: — Моего брата не поймешь. Похоже, он прише­лец с Марса.

Люси-Энн засмеялась.

— Ты забыла, что у меня самой четверо бра­тьев!

Увидев стайку девочек из нашего класса, я направилась к ним. Они расположились во­круг старого клена.

В классе у меня много друзей, хотя с неко­торыми мы видимся только в школе. Гошен-Фоллс — маленький городок, школьников здесь можно пересчитать по пальцам, поэтому в нашу школу приезжают дети со всей округи. Некоторые из моих одноклассников живут за тридцать миль от школы. Звонить им надо по междугородней связи.

Праздник удался на славу. Все гости собра­лись во дворе. Люси-Энн вынесла магнито­фон, начались танцы. Как обычно, танцевали все девочки и пара мальчишек, а остальные глазели на нас и переговаривались. Я весели­лась вовсю, пока не пришло время разрезать именинный торт. Вот тогда-то праздник и пре­вратился в фильм ужасов.

Когда солнце начало клониться к горизон­ту, мама Люси-Энн вынесла во двор не один, а целых два торта — ванильный из булочной и шоколадный, который она испекла сама.

— У нас в семье столько детей, — объяснила мне Люси-Энн, — что одного торта на всех не хватает. Вот маме и приходится каждый раз печь второй!

Взяв тарелки, мы столпились вокруг длинного стола, застеленного белой скатертью. Рядом с двумя тортами на стол поставили огромный пи­рог с черникой! Чтобы зажечь свечи на обоих тор­тах, понадобилось немало времени. Ветер задувал то одну, то другую. Наконец мы запели «С днем рождения». Люси-Энн стояла над торта­ми, отблеск свечей падал на ее лицо и кудрявые светлые волосы. Пока мы пели, Люси-Энн то и дело поглядывала на меня. И я вдруг сообразила, что происходит что-то странное. В песню вкли­нивались резкие, щелкающие звуки.

Я не сразу поняла, что их издаю я сама! Мои губы громко пощелкивали. Едва песня закон­чилась, я провела пальцем по губам. Они ока­зались совсем сухими и потрескавшимися.

— Какого тебе торта, Кристал? — спросила Люси-Энн, пока ее мама разрезала торты.

— А можно понемногу и того, и другого? — спросила я, протягивая тарелку.

С тарелкой в одной руке и вилкой в другой я отошла к подругам.

— Выглядит аппетитно, — хотела сказать я, но вместо этого с моих губ слетело лишь су­хое пощелкивание.

Я провела по ним языком, но так и не суме­ла выговорить ни слова. При каждом движе­нии мои губы издавали громкие странные зву­ки. Я постоянно их облизывала, но это не по­могало. Попытавшись прожевать кусочек тор­та, я чуть не подавилась.

— К-к-ко!

Несколько крайне удивленных девочек ус­тавились на меня.

— Кристал, что с тобой? — спросил кто-то. Не отвечая, я бросилась к Люси-Энн.

— У тебя не найдется бальзама для губ? — спро­сила я, стараясь не щелкать. Люси-Энн даже не сразу меня поняла. — Бальзам для губ! Ко-к-ко!

Наконец она поняла.

— В ванной, в аптечке, — сказала она, вни­мательно глядя на меня.

Оставив тарелку с тортом на столе, я побе­жала к дому. В доме вкусно пахло тортами и пирогом. Я часто бывала в гостях у Люси-Энн и потому знала, где находится ванная комна­та. Ее дверь была приоткрыта. Я вошла, вклю­чила свет и заперла за собой дверь, а затем бро­силась к аптечке, по пути взглянув на себя в зеркало. Поначалу я не поверила своим гла­зам, а когда поверила, то завопила от ужаса.

Мои ярко-красные губы сильно выдавались вперед, став непомерно выпуклыми и тверды­ми. Я провела по ним пальцем. Я постучала по ним ногтем и услышала сухой стук. Губы за­твердели, как ногти! Некоторое время я щелка­ла ими, открывая и закрывая рот, не сводя глаз со своего уродливого отражения в зеркале. Это напоминало приросшую к губам коросту. Мо­жет быть, под ней находятся мои настоящие губы? Действуя обеими руками, я попыталась отодрать твердую корку. Но ничего не вышло. Твердые, неестественно выпуклые губы намер­тво приросли к моему лицу. Я застонала, губы щелкнули одна о другую.

— Что это со мной? Они похожи... на пти­чий клюв! А если меня кто-нибудь увидит? — В отчаянии я ударила по зеркалу кулаками.

Этого не может быть, мысленно твердила я. Так не бывает! И снова попыталась отодрать от лица твердый клюв.

— Кристал, немедленно успокойся! — при­казала я себе, сдержала глубокий вздох и от­вернулась от зеркала.

Наверное, это просто аллергическая реак­ция. Только и всего. Наверное, я съела что-ни­будь аллергенное. Через несколько часов все пройдет, а если нет, доктор Мейси поможет. Он знает, что надо сделать, чтобы губы опять ста­ли мягкими и нормальными.

Дрожа всем телом, я сделала еще один глу­бокий вдох. Губы пощелкивали. Зажмурив­шись, я снова повернулась к зеркалу и только потом открыла глаза, надеясь, что увижу при­вычное отражение.

Но не тут-то было!

— Птичий клюв... — с дрожью пробормота­ла я. — Это похоже на птичий клюв...

Я провела языком по губам и ойкнула — твердая корка его оцарапала. Только бы меня никто не увидел! Надо незаметно выбраться отсюда и вернуться домой. А Люси-Энн я все потом объясню.

Выключив свет, я приоткрыла дверь ванной, высунулась в коридор и огляделась. В доме никого не было. Все уплетали пирог и торты во дворе.

«Неужели я больше никогда не попробую торта? Что, если мне придется склевывать с земли червяков?»

Меня передернуло.

Я прокралась через гостиную, открыла дверь и бросилась бежать. За спиной слышались ра­достные голоса. Мои одноклассники смеялись, кричали и танцевали. Я бежала, не оборачива­ясь, надеясь, что меня никто не заметил.

Мои губы по-прежнему пощелкивали, се­рдце колотилось. За всю дорогу я ни разу не ос­тановилась. К счастью, на улицах мне не встре­тилось ни одного знакомого. Солнце садилось, на землю легли длинные вечерние тени.

Нашей машины в гараже не оказалось. Я вбежала в дом и увидела, что в кухне над ра­ковиной стоит Коул.

— Кристал! — Он повернулся ко мне, и я по­няла: что-то случилось.

Я же, напротив, отвернулась, не желая, что­бы он увидел мой уродливый клюв.

Но Коул метнулся ко мне, схватил за руку и забормотал:

— Мамы с папой нет дома... Сейчас я тебе что-то покажу...

— В чем дело, Коул? — спросила я, щелкая губами. — Зачем ты замотал шею полотенцем?

— Мне нужна помощь, — отозвался он, опус­кая глаза, и медленно размотал синее банное полотенце. — Смотри!

Я ахнула.

Перья! Плечи и шея Коула обросли белыми перьями.

— Коул, когда это случилось?

— Ко-ко-ко! — произнес он и в ужасе выта­ращил глаза.

— Прекрати! Сейчас не время шутить!

Я вдруг поняла, что брат опять разыгрывает меня. Наверное, он просто приклеил перья к коже.

— Ко-о-о... Я не могу! — признался он, по­тирая шею.

— Ну разумеется! — ехидно откликнулась я, закатывая глаза. Протянув руку, я попыта­лась вырвать у него перо. Если оно и вправду приклеено, то легко оторвется.

— Ой! — вскрикнул Коул и вздрогнул.

На месте пера осталось маленькое круглое отверстие в коже. Я дернула за другое крупное перо, торчащее на плече брата.

— Осторожно! — возмутился он. — Ко-ко-ко! Мне же больно!

— Не может быть! — ахнула я. — Они насто­ящие! У тебя и вправду выросли... щелк-щелк... перья!

Коул задрожал, перья зашевелились.

— Успокойся. — Я повела брата в комнату. — Я вырву их все. Потерпи, и все будет в порядке.

В спальне я усадила Коула на кровать и при­нялась вырывать перья. Я старалась не причи­нять ему боли, но Коул постоянно вздрагивал и вскрикивал.

— Надо сказать маме с папой... — пробор­мотал он, глядя в пол. — Ой!

— Еще немного — и все, — отозвалась я, выры­вая очередное длинное перо. Коул подпрыгнул. — Скоро ты опять станешь таким, как раньше.

— И все-таки мама с папой должны знать правду.

— Ты думаешь, они нам поверят? — спроси­ла я, пощелкивая на каждом слове.

Вдруг Коул уставился на меня.

— Что это у тебя с губами?

— С губами? — Я прикрыла их ладонью. — Просто обветрились. И покрылись коростой.

Не знаю, почему я сразу не призналась бра­ту во всем.

— Фу! Как противно! — скривился Коул, за­быв о своей беде.

В отместку я изо всех сил дернула последнее перо. Брат издал вопль и потер рукой плечо. На полу лежала кучка белых перьев.

— Убери их отсюда, — посоветовала я. Брат согласно закудахтал.

Я по-прежнему прикрывала рукой рот — не хватало еще выслушивать оскорбления от род­ного брата! Я рассчитывала, что найду какой-нибудь смягчающий крем в ванной.

Мама и папа вернулись поздно вечером, ког­да мы с Коулом уже легли спать. Мы допоздна сидели в гостиной, надеясь сразу поговорить с родителями, но в конце концов сон нас сморил.

В воскресенье я проснулась поздно. Солнце было уже высоко, через открытое окно в ком­нату лился теплый оранжевый свет. Легкий ве­тер ерошил мои перышки...

Какие перышки?!

Я села на постели и застонала. Шея отчаянно зудела. И руки тоже. Мгновенно стряхнув остат­ки сна, я оглядела свои руки, поросшие белыми перьями, открыла рот, чтобы позвать на помощь, но издала только негромкое кудахтанье. Словно курица.

Откинув одеяло, я бросилась к зеркалу и ах­нула. Плечи и руки были сплошь покрыты пу­шистыми бело-рыжими перьями. Я провела пальцем по губам и обнаружила, что они стали еще тверже — как кость. Что-то мелькнуло в зеркале, я обернулась и увидела на пороге Ко­ула.

— Кристал! — прокудахтал он, вваливаясь в спальню. Белые перья торчали на его спине и плечах. Они снова выросли!

— Посмотри на меня! — отозвалась я.

— Куд-кудах! — воскликнул Коул.

Прильнув к зеркалу, я принялась лихорадоч­но вырывать перья, морщась от резкой боли. Я была готова вытерпеть любые муки, лишь бы от них избавиться!

Наконец я вырвала их все до единого, собра­ла и швырнула в мусорную корзину, а потом помогла Коулу проделать то же самое. За ночь его губы затвердели, ногти отросли, а руки ста­ли похожи на лапы.

— Ванесса, — пробормотал он.

Я уставилась на брата, вдруг сообразив, что он имеет в виду.

Та же мысль мучила и меня. Мне вдруг ясно вспомнилось, как мы налетели на Ванессу и рассыпали ее покупки.

— Да, — согласилась я. — Мне не хотелось верить в это, но во всем виновата Ванесса. Это она... ко-ко-ко... превратила нас в кур!

— Цыпа-цыпа... — упавшим голосом произ­нес Коул.

Внизу, в кухне, послышались шаги. Родители!

— Надо им все рассказать! Все по порядку!

Мы с Коулом выбежали из спальни, протис­нувшись в дверь одновременно, и понеслись по коридору.

Из кухни слышался мамин голос. Спускаясь по лестнице, мы начали громко ее звать.

— Мама! Нам... куд-кудах... нужна помощь! — кричала я. — Ванесса... ко-ко-ко... и вправду колдунья!

— Она превратила нас в цыплят! — подхва­тил Коул, когда мы влетели в кухню. — У нас растут перья!

— Честное слово, — подтвердила я. — По­моги нам! Мы с Коулом превращаемся в цып­лят!

— Отлично, — спокойно произнесла ма­ма. — Сегодня мне как раз понадобятся еще два цыпленка для барбекю.

— Что?!

— Для барбекю?

Мы с Коулом опешили. Может, мама пошу­тила?

И вдруг я поняла, что мама говорит не с нами, а по телефону. Стоя к нам спиной, она барабанила пальцами по кухонному столу, ко­торый был уставлен сковородами и салатница­ми, завален нарезанным салатом и помидора­ми. Здесь же лежал пакет с картофелем и сто­яла бутылка соуса, а на доске возле раковины покоились разделанные куски курятины. Я ог­ляделась. Жуткий беспорядок!

— Мама, нам надо с тобой поговорить! — произнесла я.

Она обернулась, кивнула, сказала в трубку еще несколько слов и положила ее.

— Что-то вы заспались. — Мама взглянула на стенные часы. — Скоро полдень, через час начнут собираться гости.

— Мама... — опять начала я.

Она вытерла лоб ладонью и направилась к раковине.

— Вы забыли, что сегодня мы пригласили гостей на барбекю? Съедется не меньше два­дцати человек, и мы... — Она умолкла, заняв­шись разрезанной курятиной. От этого зрели­ща меня затошнило.

— Ко-ко-ко! — бормотнул Коул. Я подошла поближе.

— Нам надо поговорить, — твердо заявила я, взяв маму за руку. — С нами случилась беда. Настоящая...

— Ты говоришь о сегодняшней репетиции хора, которую вы пропустили? — перебила мама. Взяв кисточку, она принялась смазывать курятину соусом, а затем укладывать ее в боль­шую фарфоровую миску.

— Нет, мама. Мы...

— Только что звонила миссис Меллон, — про­должала мама. — Спрашивала, не заболели ли вы. Хотела убедиться, что с вами все в порядке.

— Не все, — мрачно отозвалась я.

— Очень милая женщина! Сегодня она при­несет нам двух уже зажаренных цыплят — для тех гостей, которые не любят мясо со специя­ми. — Мама повернулась ко мне. — Кристал, помоги мне нарезать перец.

— Мама, пожалуйста, не надо больше о ку­рах и цыплятах! — взмолился Коул.

— Мы должны сказать тебе что-то очень важное, — подхватила я.

— Папа на заднем дворе, готовит уголь и шампуры, — сообщила мама, смазывая ку­риное крылышко томатным соусом. — Лед! Не забыть бы купить лед!

— Мама, мы с Коулом превращаемся в цып­лят! — на одном дыхании выпалила я.

Мама засмеялась.

— Лед и бумажные тарелки, — повторила она. — Иначе потом мы замучаемся мыть по­суду

— Мама, выслушай меня! — Я подергала ее за руку, мама выронила кисточку в миску.

— Кристал, у меня нет ни минутки свобод­ной, — вздохнула мама, сдувая волосы со лба и вновь взявшись за кисточку. — Вам с Коулом придется самим приготовить себе завтрак — точнее, обед. А потом помогите папе.

— Ко-о-о! — воскликнул Коул.

— Да послушай же, мама, — взмолилась я, — разве ты не слышишь, что Коул кудахчет?

— Очень похоже, — пробормотала она, ук­ладывая куриную ножку в миску.

— Посмотри на мои губы, — потребовала я. — Это сделала Ванесса. Мы случайно нале­тели на нее и рассыпали покупки. За это она превратила нас в... ко-к-ко-ко... в цыплят!

— Неужели вы не видите, как я занята? — застонала мама. — Мне некогда слушать... — Тут она взглянула на мои губы и осеклась. — Как сильно они обветрились!

— Они не обветрились! — возразила я. — У меня растет клюв.

— Куд-кудах! — подтвердил Коул. Мама покачала головой.

— Смажь губы кремом, Кристал, и не путай­ся под ногами, ладно? Сегодня мне не до шу­ток. Если не хотите помочь, то хотя бы не ме­шайте.

Я повернулась к Коулу, тот уныло опустил голову. Мы побрели прочь из кухни.

— Как думаешь, папа нас выслушает? — без особой надежды спросил Коул.

Я щелкнула губами.

— Вряд ли. У него не меньше хлопот, чем у мамы.

— Что же нам делать? — спросил Коул и по­чесал шею. Неужели перья уже начали расти?

Внезапно меня осенило.

— Энтони! — воскликнула я.

— При чем тут Энтони? — уныло отозвался Коул.

— Он был в тот раз с нами! — объяснила я. — Наверняка и с ним случилось то же самое. И теперь он превращается в цыпленка.

Коул потер подбородок.

— Ко-о... Куд-кудах... Может быть.

— Если мы втроем расскажем о случившем­ся маме с папой, они наверняка нам поверят!

— Давай попробуем, — воодушевленно со­гласился Коул. — Бежим к Энтони.

Мы позавтракали апельсиновым соком и хо­лодными пирожками, а затем помчались к дому Энтони.

И за квартал до него встретили Ванессу.

Дата добавления: 2015-12-01