4 страница

Создатель, надо сказать, недавно являлся Тобиасу во сне, чтобы лично одобрить его деяния. Генерал никому не сказал об этом. Его могли бы обвинить в тщеславии. Броган был вполне доволен тем, что Создатель к нему милостив.

Но, конечно, Лунетте он об этом поведал, и она была несказанно поражена. В самом деле, не так уж часто Создатель сам беседует с одним из своих чад.

Увидев, что последний д'харианец перешёл на другую сторону улицы, Броган пришпорил коня, и колонна продолжила движение. Ни один из д'харианцев не оглянулся, когда раздался грохот сотен копыт, но только дурак счёл бы это беспечностью. Броган дураком не был.

Толпа расступилась, уступая дорогу всадникам, и они поехали дальше по Королевскому Ряду. Мундиры солдат, охранявших дворцы, были знакомы Брогану. Он узнал сандарийцев, джарийцев и кельтонцев.

Галеанцев он не увидел. Должно быть, Орден хорошо справился со своей задачей в Эбиниссии, столице королевства.

Наконец Броган увидел своих соотечественников. Нетерпеливым взмахом руки он послал вперёд группу кавалеристов. Они пронеслись мимо меченосцев, копейщиков, знаменщиков и, наконец, самого Брогана. Алые плащи развевались у них за спиной.

Под звон подков всадники взлетели по широким ступеням дворца Никобариса. Такой же вычурный, как и другие дворцы на улице, он был украшен стройными колоннами, сделанными из редкого мрамора, коричневого с белыми прожилками, который добывали в каменоломнях в горах к востоку от Никобариса.

Брогану эти колонны казались едва ли не верхом распутства. Увидев верховых, солдаты регулярной армии, стоящие на часах, отошли в стороны и отсалютовали. Всадники оттеснили их ещё дальше, чтобы открыть генералу проход пошире.

Въехав по ступенькам, Броган спешился среди гранитных статуй, изображающих полководцев верхом на лошадях. Швырнув удила посеревшему от страха гвардейцу, он, улыбаясь, оглядел город. Взгляд его упал на дворец Исповедниц, и глаза генерала сверкнули.

Сегодня Тобиас Броган пребывал в отличном настроении, а в последнее время подобное расположение духа посещало его крайне редко. Он полной грудью вдохнул прохладный утренний воздух: утро нового дня. Броган повернулся к гвардейцу, и тот стремительно поклонился.

— Да здравствует король!

Броган поправил плащ.

— Ты слегка опоздал.

Солдат кашлянул и, набиравшись мужества, спросил:

— Сэр?

— Король, — сообщил Броган, подлаживая усы, — оказался не тем, за кого мы, любящие подданные, его принимали. За грехи свои он сожжён. А теперь позаботься о моём коне.

Жестом он подозвал второго гвардейца.

— Скажи поварам, что я голоден. И добавь, что очень не люблю ждать.

Гвардеец, поклонившись, ушёл, а Броган перевёл взгляд на человека, который ещё сидел на коне.

— Гальтеро.

Конь сделал шажок вперед. Алый плащ всадника даже не колыхнулся в безветренном воздухе.

— Возьми половину людей и приведи её ко мне. Поем, а потом буду её судить.

Костлявыми пальцами Броган задумчиво погладил футляр, висящий на поясе.

Скоро он добавит к своей коллекции самый главный трофей. При этой мысли генерал зловеще ухмыльнулся. Улыбка изогнула старый шрам в углу рта, но не затронула глаз Брогана. Слава основоположника торжества морали будет принадлежать ему.

— Лунетта.

Сестра не сводила глаз с дворца Исповедниц, и её лохмотья тряслись, потому что она отчаянно чесалась.

— Лунетта!

Она вздрогнула, услышав его наконец.

— Да, господин генерал?

Броган откинул назад алый плащ и поправил пояс, служивший символом его ранга.

— Пойдем-ка со мной, позавтракаем вместе. Нам надо поговорить. Я расскажу тебе сон, который приснился мне прошлой ночью.

Её глаза восторженно округлились:

— Ещё один, господин генерал? Ой, как я хочу услышать! Вы оказываете мне большую честь.

— Вот именно.

Броган пошёл через двойные деревянные ворота во внутренние покои дворца. Сестра следовала за ним.

— Нам есть о чем поговорить. Ты ведь будешь внимательно слушать, не так ли, Лунетта?

Сестра шла за ним по пятам.

— Да, господин генерал. Как всегда. У окна с тяжелой синей драпировкой Броган остановился. Вынув кинжал, он отрезал от занавеса длинную полосу вместе с золотой канвой. Облизнув губы, Лунетта раскачивалась из стороны в сторону, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Броган улыбнулся:

— Красотулечка для тебя, Лунетта. Глаза её засияли. Она засуетилась, прилаживая полоску ткани то к одному месту, то к другому в поисках лучшего сочетания, и захихикала от удовольствия.

— Спасибо, господин генерал. Она быть очень красивая.

Броган зашагал дальше, и Лунетта поспешила за ним. Вдоль стен висели портреты царственных особ, под ногами шуршали дорогие ковры. Закруглённые двери были обрамлены позолоченными косяками. Алый плащ отражался в бесчисленных зеркалах.

Слуга в коричнево-белой ливрее, склонившись, указал генералу путь в обеденный зал и сам пошёл впереди, то и дело оглядываясь и кланяясь своим спутникам.

Тобиас Броган вряд ли был способен испугать кого-то своим ростом и силой, но прислуга, гвардейцы и полуодетые чиновники, столпившиеся в коридоре, бледнели, завидев его. Его, господина генерала, предводителя Защитников Паствы.

По его слову грешников сжигали, независимо от того, были они нищими или воинами, или знатными господами. Хоть королями.

Глава 5.

Сестра Верна, как зачарованная, смотрела на яркое пламя, которое, извиваясь в танце, разноцветными языками взметалось к небесам. Жар был велик, и, если бы не защитные щиты, огонь наверняка опалил бы людей.

Огромное кровавое солнце наполовину выплыло из-за горизонта, затмевая собой погребальный костёр. Другие сёстры ещё всхлипывали, но сестра Верна стояла с сухими глазами. Все слёзы она уже выплакала.

Кроме одной сестры и одного мальчика-воспитанника, призванных символически охранять Дворец, и, разумеется, утратившей разум сестры Симоны, которую заперли в пустой комнате, защищенной заклинаниями, весь Дворец Пророков собрался здесь, на холме над Танимурой, — около сотни воспитанников и вдвое больше сестёр Света и послушниц.

Но несмотря на такое количество людей, каждый чувствовал себя глубоко одиноким и стоял, погрузившись в молитвы. Во время погребальной церемонии, по традиции, все хранили молчание.

После ночного бдения над телами усопших у сестры Верны разламывалась спина. От заката до рассвета обитатели Дворца сообща поддерживали над мертвыми силовой щит и возносили молитвы.

При этом по всему городу, не затихая ни на мгновение, гремели барабаны, и к рассвету сестра Верна готова была на всю жизнь возненавидеть этот инструмент.

С первым лучом солнца щит был снят, и каждый направил силу своего Хань на возжигание погребального костра. Языки пламени рождённого магией костра, взлетели вверх, охватив поленья и два закутанных в саваны тела, лежащих на них, — одно маленькое и плотное, другое — длинное и худое.

Пришлось перерыть все библиотеку, чтобы выяснить, как следует проводить церемонию, поскольку никто из ныне живущих никогда не принимал участия в погребении. Сей ритуал не проводился почти восемьсот лет — 791 год, если говорить точно. Со дня смерти предыдущей аббатисы.

Как удалось выяснить из древних книг, только душа аббатисы должна уйти под защиту Создателя в священной церемонии похорон, но, в виде исключения, сёстры решили даровать такую же привилегию тому, кто так мужественно боролся за её жизнь.

В книгах говорилось, что такое решение может быть принято только при условии полного единогласия по данному вопросу, и пришлось немало потрудиться, чтобы добиться этого самого единогласия.

По обычаю, когда солнце поднялось над горизонтом, поток Хань прекратился.

Лишившись волшебной поддержки, погребальный костёр угас, и на зелёном холме остался лишь пепел и пара обугленных брёвен. Последняя струйка дыма умчалась ввысь и исчезла в светлеющем небе.

Серый пепел — больше ничего не осталось в мире живых от аббатисы Аннелины и пророка Натана. Всё кончилось.

Сёстры начали молча расходиться — одни в одиночестве, другие вели, приобняв за плечи, мальчика или послушницу. Словно потерянные души, они брели вниз, к городу и Дворцу Пророков, возвращаясь в дом, где не было больше матери.

Целуя кольцо на пальце, сестра Верна вдруг подумала, что, со смертью пророка, они в некотором роде остались и без отца.

Сложив на груди руки, она отсутствующим взглядом смотрела вслед уходящим. Ей так и не удалось помириться с аббатисой — и теперь уже никогда не удастся.

Аннелина использовала её — а потом унизила и разжаловала в послушницы только за то, что она, сестра Верна, выполняла свой долг и следовала приказам.

Хотя Верна знала, что аббатиса сделала то, что должно было быть сделано ради всеобщего блага, ей всё равно было больно сознавать, что Аннелина просто использовала её верность. И выставила её дурой.

После того, как Улиция, которая была одной из сестёр Тьмы, ранила аббатису, Аннелина до самой смерти, все три недели, не приходила в сознание, и у сестры Верны не было возможности поговорить с ней.

Только Натан, который делал всё, чтобы исцелить аббатису, имел право входить в её покои. Но в конечном итоге он потерпел поражение. И это стоило ему жизни.

Хотя Натан всегда был на вид очень крепким, видимо, напряжение этих дней оказалось слишком велико даже для него. В конце концов, ему почти тысяча лет. И за те двадцать лет, что сестра Верна провела в поисках Ричарда, которого всё-таки приволокла во Дворец, он тоже не помолодел.

Вспомнив о Ричарде, Верна улыбнулась. Она по нему скучала. Искатель бывал порою несносен, но ведь он тоже стал жертвой планов аббатисы — хотя потом смирился с этим и не держал на Аннелину зла.

У Верны сжалось сердце при мысли о том, что Кэлен, возлюбленная Ричарда, скорее всего умерла, как и было сказано в том ужасном пророчестве. Впрочем, в душе она надеялась, что этого всё-таки не произошло.

Аббатиса была весьма решительной женщиной и, хотя манипулировала многими людьми, делала это ради всех детей Создателя, а не для того, чтобы удовлетворить свои личные притязания.

— У тебя сердитый вид, сестра Верна.

Обернувшись, Верна увидела молодого волшебника Уоррена. Он стоял, засунув руки в широкие, расшитые серебром рукава своего тёмно-лилового балахона.

Посмотрев по сторонам, она вдруг поняла, что они с Уорреном остались на холме только вдвоём. Остальные тёмными точками едва виднелись вдали.

— Возможно, так и есть, Уоррен.

— Почему же, сестра?

Верна разгладила складки юбки.

— Возможно, я злюсь на себя. — Кутаясь в голубую шаль, она подумала, что лучше сменить тему. — Ты ещё так юн — я имею в виду уровень твоего обучения, что мне до сих пор непривычно видеть тебя без Рада-Хань.

Уоррен коснулся шеи в том месте, где раньше был ошейник, который он проносил большую часть своей жизни.

— Юн по меркам тех, кто живёт под заклятием Дворца, но вряд ли другие назовут меня молодым. Мне сто пятьдесят лет, сестра. Ещё раз прими мою благодарность за то, что сняла с меня Рада-Хань. — Убрав руку от шеи, Уоррен отбросил со лба прядь светлых волос. — Похоже, за последние месяцы весь мир перевернулся вверх тормашками.

Сестра Верна печально улыбнулась.

— Я тоже скучаю по Ричарду.

Уоррен лукаво поглядел на нее:

— Правда? Он весьма необычный человек, верно? Я с трудом верил, что он сумеет удержать Владетеля и помешать ему вторгнуться в мир живых. Но, должно быть, он всё же смог остановить призрак своего отца и вернуть Камень Слёз туда, где ему полагается быть, иначе нас всех уже поглотил бы мир мёртвых. Честно говоря, пока не прошло зимнее солнцестояние, мне было здорово не по себе.

Сестра Верна кивнула.

— Те вещи, которым ты помог его обучить, вероятно, ему пригодились. Ты хорошо потрудился, Уоррен. — Она помолчала. — Я рада, что ты решил остаться во Дворце ещё на какое-то время, хотя на тебе больше нет Рада-Хань. Тем более, что теперь мы остались без пророка.

Уоррен посмотрел на остывающий пепел.

— Большую часть своей жизни я изучал в подвале пророчества и понятия не имел, что многие из них сделаны пророком, живущим у нас во Дворце. Жаль, что мне об этом не сказали раньше. Не позволили поговорить с ним, поучиться у него. Теперь эта возможность упущена навсегда.

— Натан был опасным человеком, загадкой, которую никто из нас так и не смог постичь до конца. Поэтому мы никогда ему не доверяли. Но, возможно, не позволяя тебе с ним увидеться, мы действительно совершили ошибку. Со временем, когда ты узнал бы больше, чем знаешь сейчас, сёстры дали бы тебе разрешение, больше того, я уверена, они просто потребовали бы, чтобы ты встретился с Натаном.

Уоррен отвёл взгляд.

— Поздно об этом говорить.

— Уоррен, я знаю, что теперь, когда ты избавился от ошейника, тебе не терпится посмотреть мир. Но ты сам сказал, что хочешь остаться и продолжить учёбу. Отныне во Дворце нет больше пророка. Предлагаю тебе подумать над тем, что твой дар сильнее всего проявляется именно в этой области. В один прекрасный день ты мог бы сам стать пророком.

Уоррен смотрел на зелёные холмы. Лёгкий ветерок развевал его балахон.

— Не только мой дар — вся моя жизнь, все мои надежды всегда были связаны с пророчествами. Я только-только начал понимать их так, как никто другой не может понять. Но понимать пророчества и прорицать самому — далеко не одно и то же.

— На всё нужно время, Уоррен. Уверена, когда Натану было столько же лет, сколько тебе, он знал не больше твоего. Если ты останешься и продолжишь учёбу, то лет через четыреста-пятьсот станешь не менее великим пророком, чем Натан.

Уоррен долго молчал.

— Но там, за барьером, лежит целый мир, — сказал он, наконец. — Я слышал, что в замке Волшебника в Эйдиндриле и в других местах есть старинные книги. Ричард говорил, что их полно в Народном Дворце Д'Хары. Я жажду учиться, и в мире много такого, чего нельзя найти здесь.

Сестра Верна повела плечами, разминая затёкшие мышцы.

— Ты знаешь, Уоррен, что мы живём под защитой заклинания. Если ты покинешь Дворец, то начнёшь стареть, как другие. Посмотри, что случилось со мной за двадцать лет странствий.

У нас с тобой всего год разницы в возрасте, но ты по-прежнему выглядишь так, будто тебе только-только настало время задумываться о женитьбе, а я — так, словно мне уже пришла пора нянчить внучат. Теперь, вернувшись, я снова живу по времени Дворца, но то, что потеряно, уже не вернёшь.

Не глядя на неё, Уоррен проговорил:

— Мне кажется, ты видишь в зеркале больше морщин, чем есть на самом деле, сестра Верна.

Она не смогла удержаться от улыбки.

— А знаешь ли ты, что когда-то я была в тебя влюблена?

Уоррен на мгновение потерял дар речи.

— В меня? Ты шутишь! Когда?

— О, это было очень давно. Больше ста лет назад. Ты был весь погружён в учёбу, был такой умный, и от твоих голубых глаз у меня замирало сердце.

— Сестра Верна!

Не сдержавшись, Верна рассмеялась, увидев, как Уоррен залился краской.

— Это было давно, Уоррен. Я была тогда молода, как и ты. Мимолётное увлечение. — Улыбка слетела с её лица. — Теперь ты кажешься мне ребёнком, а я сама себе представляюсь достаточно старой, чтобы быть твоей матерью. Двадцать лет за пределами Дворца состарили меня не только внешне.

Она помолчала.

— Так что, если ты покинешь Дворец, у тебя будет лишь несколько коротких десятилетий, чтобы узнать то, что ты хочешь узнать. Потом ты состаришься и умрёшь. А здесь у тебя с избытком времени, чтобы выучиться и, возможно, стать пророком.

А книги... В конце концов, их всегда можно забрать и принести сюда. Ты единственный из оставшихся, у кого есть возможность превратиться в пророка. После смерти аббатисы и Натана ты, должно быть, знаешь о пророчествах больше, чем любой другой. Ты нужен нам, Уоррен.

Уоррен оглянулся на освещённый рассветным солнцем Дворец.

— Я подумаю, сестра.

— Только об этом я и прошу, Уоррен.

Вздохнув, он повернулся к ней:

— И что теперь? Кого, как ты считаешь, изберут аббатисой?

В процессе поисков сведений о похоронном обряде выяснилось ещё, что процедура избрания новой аббатисы — вещь весьма непростая. Уоррену было об этом известно. Никто лучше него не знал содержимое книг, хранящихся в подвалах Дворца.

Верна пожала плечами.

— Аббатиса должна обладать огромными знаниями и большим опытом. А это значит, что ей станет кто-то из старших сестёр. Наиболее вероятная кандидатура — Леома Марсик. Ещё — Филиппа или Дульчи.

Ну и конечно, сестра Марена тоже войдёт в список. Достойных сестёр немало. Я с ходу могу назвать имён тридцать, хотя и сомневаюсь, что хотя бы у половины из них есть серьезные перспективы стать аббатисой.

Уоррен задумчиво потер нос.

— Наверное, ты права.

Сестра Верна нисколько не сомневалась, что закулисная борьба уже началась и по мере того, как список возможных кандидатур будет сужаться, наиболее влиятельных сестёр, ещё не сделавших свой выбор, будут всячески обхаживать в расчёте на их голоса.

Избрание новой аббатисы — исторический момент, который определит жизнь Дворца на ближайшие несколько столетий. Похоже, схватка будет жестокой.

Сестра Верна вздохнула.

— Не скажу, что я люблю битвы, но выборы, судя по всему, будут жестокими. Победит самая сильная, но на это может уйти много времени. Нам придётся жить без аббатисы несколько месяцев, а возможно, и целый год.

— А кого будешь поддерживать ты, сестра?

Верна коротко засмеялась.

— Я?! Ты опять видишь только мои морщины, Уоррен. Я постарела, но это совершенно не меняет того факта, что я по-прежнему одна из младших сестёр. Мой голос ничего не будет значить.

— В таком случае, я полагаю, тебе лучше добиться того, чтобы он приобрёл значение. — Уоррен наклонился к ней ближе и понизил голос, хотя рядом не было ни одной живой души. — Те шесть сестёр Тьмы, которым удалось сбежать, — ты о них не забыла?

Сестра Верна нахмурилась и внимательно поглядела в его голубые глаза.

— Какое это имеет отношение к выборам аббатисы?

Уоррен нервно скрутил балахон на животе в большой лиловый узел.

— А кто сказал, что их было только лишь шесть? Вдруг во Дворце осталась ещё одна? Или целая дюжина? Или сотня? Сестра Верна, ты — единственная из всех сестёр, о ком я могу с уверенностью сказать: это — сестра Света. И ты обязана позаботиться, чтобы аббатисой не стал кто-то из сестёр Тьмы.

Верна бросила быстрый взгляд на Дворец.

— Я же сказала, что являюсь всего лишь одной из младших сестёр. Моё слово не стоит ни гроша, а остальные уверены, что сёстры Тьмы сбежали все до единой.

Уоррен отвернулся, разглаживая смятый балахон, а когда вновь посмотрел на сестру Верну, во взгляде его читалось подозрение.

— Но ведь ты понимаешь, что я прав, верно? Ты тоже считаешь, что во Дворце остались ещё сёстры Тьмы.

Сестра Верна сохраняла невозмутимость.

— Хотя я не могу полностью исключить такую возможность, пока у меня нет никаких оснований быть в этом уверенной. И кроме того, это лишь одна из великого множества важных вещей, которые должны быть приняты во внимание, когда...

— Не надо пичкать меня двусмысленной болтовнёй! Мы говорим о серьёзных вещах!

Сестра Верна вскинула голову:

— Не забывай, что ты ученик, Уоррен, и разговариваешь с сестрой Света. Будь добр обращаться ко мне с подобающим уважением.

— А я отнюдь не проявляю к тебе неуважения. Но Ричард помог мне понять, что я должен отстаивать своё мнение и своё достоинство. К тому же, именно ты сняла с меня ошейник, и, как сама только что сказала, мы с тобой ровесники. Я не младше тебя.

— Ты по-прежнему ученик, который...

— Который, по твоим же словам, знает о пророчествах больше, чем кто-либо другой. И когда речь идёт о них, ты — моя ученица. Признаю, что о других вещах ты знаешь больше меня. Например, как пользоваться своим Хань.

Но и я кое в чём разбираюсь лучше тебя. Кстати, не потому ли ты сняла с меня Рада-Хань, что поняла — нельзя держать человека в плену. Я уважаю тебя, но я больше не пленник сестёр Света. Ты завоевала моё уважение, сестра, но подчиняться тебе я не намерен!

Верна долго смотрела в его голубые глаза.

— Кто бы мог подумать, что скрывалось за этим ошейником... — пробормотала она, а потом решительно кивнула:

— Ты прав, Уоррен. Я тоже подозреваю, что во Дворце остались другие, кто отдал душу Владетелю.

— Другие... — Уоррен пристально посмотрел ей в глаза. — Ты не сказала «сестры», ты сказала «другие». Ты имеешь в виду воспитанников, не так ли?

— А ты уже забыл о Джедидии?

Уоррен слегка побледнел.

— Нет, не забыл.

— Как ты сам говоришь, где был один, могут быть и другие. Кое-кто из молодых волшебников во Дворце тоже мог принести клятву Владетелю.

Уоррен придвинулся к ней вплотную и вновь принялся крутить в пальцах полу балахона.

— Сестра Верна, что же нам делать? Нельзя допустить, чтобы аббатисой стала сестра Тьмы. Это означало бы катастрофу. Мы должны быть уверены, что этого не произойдёт!

— Но как нам узнать, кто именно дал клятву Владетелю? Более того, что мы вообще можем сделать? Они обладают магией Ущерба, мы — нет. Даже если нам удастся выяснить, кто они, мы всё равно будем бессильны. С таким же успехом можно сунуть руку в мешок со змеями и попытаться схватить гадюку за хвост.

Уоррен побледнел.

— Я об этом не подумал.

Сестра Верна нервно сплела пальцы.

— Мы что-нибудь придумаем. Надеюсь, Создатель укажет нам путь.

— Быть может, нам стоит найти Ричарда и попросить его о помощи, как в тот раз? Он избавил нас хотя бы от этих шести сестёр Тьмы. Вряд ли они когда-нибудь посмеют вернуться. Ричард здорово их напугал.

— Ну, да — только при этом аббатиса была ранена, а потом и умерла. Вместе с Натаном, — напомнила Верна. — Смерть идёт с Ричардом рука об руку.

— Но не потому, что он приводит её, — возразил Уоррен. — Ричард — боевой чародей. Он сражается за правое дело, ради всех, кто живёт на земле. Если бы он не сделал того, что должен был сделать, аббатиса и Натан всё равно погибли бы и это было бы только начало долгой цепочки смертей и разрушений.

Верна взяла Уоррена за руку и произнесла более мягким тоном:

— Конечно, ты прав. Мы все в огромном долгу перед Ричардом. Но нуждаться в нём и найти его — разные вещи. Тому свидетельство — мои морщины. — Сестра Верна отпустила руку волшебника. — К тому же, сомневаюсь, что мы можем доверять кому-то ещё, кроме друг друга. Но мы непременно что-нибудь придумаем.

Уоррен мрачно взглянул на неё:

— Да уж, следует постараться. Дело в том, что в пророчествах говорится: зловещие события произойдут с приходом следующей аббатисы.

В Танимуре их опять оглушил барабанный бой. Гулкие низкие равномерные удары проникали, казалось, в самую душу. Они не замолкали ни на минуту, и это действовало на нервы — но, как предполагала сестра Верна, так и было задумано.

Барабанщики в сопровождении охраны прибыли за три дня до смерти аббатисы и расставили свои огромные барабаны по периметру города. И как только барабанный бой начался, он уже более не смолкал, Барабанщики сменялись возле барабанов, поэтому они гремели и ночью, и днём.

От этого грохота все были готовы свихнуться. Люди сделались нервными и раздражительными, не слышалось обычного смеха, гомона и шума толпы. Все ходили мрачные и тихие.

В окрестностях города приезжие не высовывались из своих палаток. Стихли громкие разговоры, замерла торговля, не видно было дыма костров. Лавочники не зазывали покупателей, а молча стояли в дверях своих лавок или с кислыми лицами сидели за прилавками.

А редкие покупатели быстренько брали то, что им нужно, и уходили, не задерживаясь ни на одну лишнюю секунду. Детишки не выпускали из рук материнский подол и лишь испуганно стреляли глазёнками по сторонам.

Мужчины, которые прежде азартно и шумно резались в кости, теперь хмуро стояли у стен своих домов, ни с кем не заговаривая.

Во Дворце Пророков каждую минуту бил колокол. Он бил всю ночь и будет бить до захода солнца, извещая всех о смерти аббатисы. Но барабанный бой не имел никакого отношения к этому печальному событию. Военные барабанщики сообщали о скором прибытии императора.

— Я помню только королей, — сказала Верна Уоррену, — а какой-то Имперский Орден мне неизвестен. Что это ещё за император?

— Его зовут Джеган. Лет десять или пятнадцать назад Имперский Орден начал завоёвывать королевства, объединяя их под своей властью. — Уоррен задумчиво потёр висок. — Видишь ли, я в основном провожу время за книгами, поэтому не уверен в подробностях.

Но насколько я понял, Джеган без труда покорил Древний Мир. Впрочем, пока вреда от императора не было. Во всяком случае, здесь, в Танимуре. Он не вмешивается в дела Дворца Пророков и ждёт от нас ответной любезности.

— Тогда, зачем он сюда приезжает?

— Понятия не имею, — пожал плечами Уоррен. — Возможно, он просто решил посетить эту часть империи.

Одарив благословением Создателя очередную горожанку, сестра Верна обошла свежую кучу лошадиного навоза и двинулась дальше.

— Что ж, надеюсь, он поторопится и этот проклятый грохот наконец прекратится. Барабаны бьют вот уже четвёртый день. Должно быть, он уже в пути.

Уоррен огляделся по сторонам и сказал:

— Дворцовая гвардия состоит из солдат Имперского Ордена. В порядке любезности император предоставил их аббатисе, поскольку он никому, кроме своих людей, не позволяет носить оружие. И вот я тут перекинулся парой слов с одним из гвардейцев.

Он говорит, что барабанный бой всего лишь извещает о намерении императора прибыть, а вовсе не о том, что он уже едет. Гвардеец сказал, что перед прибытием императора в Брестон, барабаны били почти шесть месяцев.

— Шесть месяцев?! Ты хочешь сказать, что нам придётся терпеть этот грохот полгода?!

Уоррен аккуратно подобрал балахон и перешагнул через лужу.

— Не обязательно. Он может явиться через несколько месяцев или уже завтра. Император не соизволяет сообщать точную дату.

Сестра Верна скривилась:

— Что ж, если он задержится, сёстры позаботятся о том, чтобы эти барабаны замолкли!

— Я был бы не против. Но император не относится к тем, с кем позволительно не считаться. Как мне известно, его армия по численности превосходит все, что когда-либо существовали на этом свете. — Уоррен многозначительно поглядел на Верну. — Включая и те, которые принимали участие в великой войне, отделившей Новый мир от Древнего.

Верна сощурилась.

— Зачем ему столько войск, если он уже завоевал все древние королевства? По-моему, это обычные солдатские байки. Вояки любят трепать языком.

— Гвардейцы говорят, что видели это собственными глазами, — пожал плечами Уоррен. — По их словам, когда Орден собирается весь, войска покрывают землю до самого горизонта. Что, по-твоему, предпримут во Дворце, когда он прибудет?

— Ба! Нас не волнует политика.

— Тебя всегда было нелегко запугать! — улыбнулся Уоррен.

— Мы делаем то, что угодно Создателю, а не какому-то там императору. Дворец будет стоять ещё долго после его смерти.

Некоторое время они шли молча. Потом Уоррен, откашлявшись, произнёс:

— Знаешь, тогда, когда мы с тобой только-только сюда приехали и ты была ещё послушницей... Ну, я был в тебя влюблён.

Сестра Верна изумлённо уставилась на него.

— Ну вот, теперь ты решил надо мной посмеяться!

— Нет-нет, это правда! — Уоррен опять покраснел. — Твои каштановые волосы казались мне самыми красивыми в мире. Ты была сообразительней остальных и так уверенно управляла своим Хань! Я думал, что тебе нет в этом равных, и хотел попросить, чтобы ты обучала меня.

— Почему же ты не попросил?

Уоррен пожал плечами.

— Ты была такой неприступной, такой целеустремлённой. А я никогда таким не был. — Он машинально отбросил волосы со лба. — Кроме того, ты любила Джедидию. Я был ничто по сравнению с ним. И всегда думал, что ты лишь посмеёшься надо мной.

Верна поймала себя на том, что нервно теребит волосы, и опустила руку.

— Быть может, и посмеялась бы.

Но мысленно она сильно в том сомневалась.

— В юности мы часто делаем глупости. Молодая женщина с ребёнком опустилась перед ней на колени. Верна остановилась, чтобы одарить их благословением Создателя, а потом повернулась к Уоррену:

— Ты мог бы покинуть Дворец лет на двадцать, изучить книги, которые так тебя интересуют, и догнать меня по возрасту. Мы снова стали бы ровесниками. Тогда ты мог бы попросить подержать меня за руку... как мне хотелось этого много лет тому назад.

Внезапно кто-то окликнул их. Оглянувшись, Верна увидела в толпе гвардейца. Он отчаянно махал им рукой.

— Кевин Андельмер, если не ошибаюсь? — спросила она.

Уоррен кивнул.

— Не представляю, чего он так суетится?

Меченосец Андельмер побежал к ним, налетел по дороге на какого-то мальчонку, едва не упал, но всё же, сумел устоять на ногах и замер перед сестрой Верной.

— Сестра Верна! Как хорошо! Наконец-то я вас нашёл! Вас ждут во Дворце. Немедленно.

Дата добавления: 2015-12-01