|
Читайте также: |
Чувство взаимного обязательства, существующее между членами кейрецу, можно
проиллюстрировать знаменитым случаем, который произошел с компанией «Toyo Kogyo»
(автопроизводителем, так же известным как «Mazda Motors»), когда в 1974 году, после
нефтяного кризиса, она оказалась на грани банкротства, поскольку продажи ее машин с
роторным двигателем резко сократились. «Toyo Kogyo» была членом кейрецу «Sumitomo», а
главный банк этой организации, «Sumitomo Trust», являлся ее основным кредитором и
акционером. Под руководством «Sumitomo Trust» в «Toyo Kogyo» была произведена
реорганизация, в результате чего были уволены семеро директо-
ров, а остальных вынудили внедрить новые технологии производства. Остальные члены
кейрецу стали закупать автомобили только у компании «Mazda», поставщики
комплектующих снизили цены, заемщики предоставили необходимые кредиты. В результате
«Mazda» выжила, не прибегая к временным увольнениям, хотя управляющий аппарат и
сотрудники стали получать меньшие премии10. Компания «Chrysler», испытавшая подобные
трудности несколькими годами позже, не могла положиться на своих заемщиков и
поставщиков, те не взяли ее на поруки, и фирме пришлось обратиться за помощью к
правительству Соединенных Штатов. В отдельности ни одно из средств, направленных на
спасение компании «Mazda» членами кейрецу «Sumitomo», не имело экономической
целесообразности; да и экономическая целесообразность всех их в целом вызывала бы
сомнение у многих экономистов. Однако этот случай демонстрирует, на какие жертвы
готовы пойти члены кейрецу, когда это требуется, чтобы помочь друг другу.
Чтобы понять особенности деятельности японских сетевых организаций, нам следует
немного отступить от темы и рассмотреть существующие экономические теории такой
вещи, как фирма. Хотя предполагается, что капитализм основан на свободных рыночных
отношениях и конкуренции, жизнь в пределах типичной западной корпорации имеет
иерархический и кооперативный характер. Любой, кто поработал в одной из них, знает, что
корпорации — это последний бастион авторитаризма: ее руководитель, с согласия совета
директоров, обладает более или менее абсолютной свободой командовать на предприятии,
как если бы речь шла об армии. От сотрудников же ожидается не соперничество, а
сотрудничество друг с другом.
Видимое противоречие между конкурентным рынком и кооперативно, но авторитарно
устроенной фирмой было отправным пунктом знаменитой статьи, написанной в 1930-х
годах экономистом Роналдом Коузом11. Он отметил, что рыночные отношения по сути своей
основаны на ценовом механизме, который обеспечивает равновесие спроса и предложения,
однако внутри отдельной фирмы ценовой механизм не работает, и блага распределяются на
командной основе. Если ценовой механизм столь эффективен, то возникает вопрос: зачем
вообще существуют фирмы? Например, все понимают, что машины можно производить и в
отсутствие автомобильных компаний, при децентрализованном рынке. Какая-нибудь фирма
может продавать разработку компании-сборщику, которая в свою очередь может закупать
комплектующие у субподрядчиков, последние вполне способны покупать сырье у
компактных фирм-производителей. Далее готовый продукт (автомобиль) будет продаваться
независимому агенту сбыта, который затем реализует его через розничную сеть. Однако
современные автомобильные компании работают по прямо противоположному принципу:
они расширяются во всех направлениях, приобретая поставщиков и маркетинговые
организации; производство товара осуществляется скорее по приказу, чем по свободным
рыночным законам. Почему же между фирмой и рынком существует такое разграничение?
Коуз и экономисты, подхватившие его тему, разрешают эту загадку следующим образом.
Хотя товары на рынках производятся достаточно эффективно, само производство, как
правило, влечет за собой операционные издержки: рыночные сделки требуют расходов,
связанных с поиском покупателя и про-
давца, с переговорами, с юридическим оформлением окончательного соглашения. Эти
издержки в автомобильной промышленности можно сократить, если поставщики включены
в состав предприятия, и не приходится спорить с ними относительно цены, качества и
соблюдения графика поставок.
Оригинальное решение Коуза было особенно детально разработано Оливером
Уильямсоном в рамках общей теории современной корпорации12. Говоря словами
Уильямсона: «Современная корпорация может быть понята как результат ряда
организационных инноваций, произведенных с целью сэкономить операционные
издержки»13. Однако операционные издержки неизбежны потому, что люди не всегда
полностью доверяют друг другу. Иначе говоря, если люди, преследуя собственный
экономический интерес, остаются абсолютно честными, то можно производить автомобили
и на основе субподряда: поставщики назначали бы оптимальную цену, не изменяли бы
своему слову при заключении сделки, не передавали бы конкурентам информацию,
соблюдали бы график поставок, не снижали бы качество и так далее. Однако людям, по
словам Уильямсона, свойственны «оппортунизм» и «ограниченная рациональность» (в том
смысле, что они не всегда принимают оптимальные решения) — значит интегрированные
корпорации необходимы, поскольку, даже если заключено письменное соглашение, на
посторонних поставщиков положиться нельзя14.
Итак, фирмы создают вертикальную интеграцию, чтобы сократить операционные
издержки. Они продолжают расширяться до тех пор, пока убытки, возникающие из-за
большого размера, не начинают эти последние перекрывать. Таким образом, крупные
организации страдают от отрицательного эф-
фекта масштаба: чем больше становится организация, тем сильнее в ней чувствуется
проблема «безбилетников»15; организационные затраты растут вместе в тем, как
бюрократический аппарат начинает бороться скорее за свое выживание, чем за увеличение
прибыли; страдают они и от информационных потерь, поскольку руководители зачастую
теряют контроль над событиями, происходящими в компании. По мнению Уильямсона,
американские многофилиальные корпорации начала ХХ века стали творческим решением
этой проблемы — решением, совместившим экономию на операционных издержках,
которую несет интеграция, с рассредоточением и децентрализацией управления по
независимым административным центрам, то есть подразделениям с собственным
балансом16.
Однако совершенно ясно, что и японские кейрецу есть новаторский, но совершенно
другой способ решения той же проблемы масштаба. Долгосрочные горизонтальные
отношения между членами кейрецу, заменяя вертикальную интеграцию, достигают
похожего результата (снижения операционных издержек). Компания «Toyota» могла бы
полностью скупить одного из своих крупнейших субподрядчиков, фирму «Nippondenso»,
если бы последовала примеру «General Motors», сделавшему это в 1920-х с фирмой «Fisher
Body». Однако это не было сделано, и все потому, что стоимость покупки не обязательно
была бы меньше операционных издержек. Тесное сотрудничество компаний «Toyota» и
«Nippondenso» позволяло первой участвовать в принятии решений по производству и
качеству продукции так, как если бы вторая находилась в ее собственности. Более того, узы
взаимных обязательств между компаниями давали «Toyota» уверенность в том, что
продукция
«Nippondenso» будет всегда отвечать ее запросам. Важно здесь именно постоянство
обязательств: обе стороны могут строить планы на будущее, зная, что партнер не изменит
своему слову, если третья сторона предложит более выгодную цену17. Более того, им
придется тратить меньше времени на споры по поводу стоимости каждой сделки: если
компания знает, что продала свой продукт за меньшую цену, чем могла бы, или даже что она
понесла краткосрочные убытки, она может быть уверена, что ее партнер с готовностью
исправит это впоследствии.
Понятно, что кейрецу могли возникнуть только в японской культурной среде: именно
потому что стороны довольно легко берут на себя взаимные обязательства, вступая в
длительные отношения, операционные издержки в Японии меньше, чем в других странах18.
Сделки, которые могут стоить довольно дорого фирмам в обществах с низким уровнем
доверия, вроде Гонконга или южной Италии (если только эти фирмы не связаны родством
руководителей), в Японии сопровождаются меньшими расходами, поскольку стороны
уверены друг в друге даже больше, чем может гарантировать контракт. При этом кейрецу не
терпят убытков из-за излишне централизованного управления, которое существует в фирмах
с вертикальной интеграцией.
Подход с точки зрения операционных издержек полезен для понимания экономических
преимуществ вертикальных кейрецу вроде компании «Toyota», которые являются
функциональными эквивалентами западных компаний с вертикальной интеграцией. Но
какой метод позволит оценить прибыльность горизонтальных, или межотраслевых, кейрецу,
члены которых не обязаны заключать сделки друг с другом? Чем, например, с
экономической
точки зрения мотивировано присутствие в рамках любой межотраслевой кейрецу
пивоваренного завода — так что члены группы «Sumitomo» пьют пиво марки «Asashi», а
компания «Mitsubishi» предпочитает пиво «Kirin»?19
В той мере, в какой фирмы-участники кейрецу поддерживают друг с другом
экономические отношения, межотраслевые кейрецу с не меньшим успехом способны
снижать операционные затраты, чем вертикальные структуры. Это означает, что, поскольку
члены группы хорошо знают и доверяют друг другу, их сделки между собой не влекут за
собой таких информационных и переговорных издержек, как сделки с посторонними20.
Здесь тоже убытки за один период могут быть восполнены позже.
Следующий важный момент связан с ролью банка, который является центром любой
межотраслевой кейрецу. Несмотря на то, что японский фондовый рынок существует
довольно давно, он никогда не играл ведущую роль в капитализации промышленности. Эту
функцию взяли на себя банки и другие кредитные организации, вторые обычно выступали
посредниками правительства — именно они играли ключевую роль в финансировании
крупномасштабной промышленности с самого начала индустриализации. На ранних этапах
это имело смысл для тех дзайбацу, которые стремились стать независимыми предприятиями,
несмотря на недостаток сил для достижения этих целей. Они могли привнести новые модели
управления в те области, которые устарели, и получить прибыль, субсидируя их. Во время
восстановительного периода 1950-х годов городские банки были механизмом, с помощью
которого государственный «Bank of Japan» вкладывал средства в производство — через так
называемое
«перекредитование» (overloaning). Манипулируя резервными требованиями и в конечном
итоге гарантируя высокий и стабильный уровень заимствований, центральный банк мог
обеспечить такой капитал, который на рынке по той же ставке был бы недоступен21.
Крупные банки, не входящие в кейрецу, могли выполнять похожую роль при насыщении
капиталом промышленности. Существует несколько причин, почему они сохранили
долгосрочные отношения с определенными промышленными предприятиями даже после
того, как политика «перекредитования» закончилась. Во-первых, сама стабильность давала
банку доступ к наиважнейшей информации о своем клиенте22. В результате вложение
капитала приносило большую прибыль, кроме того, банк мог принимать самое
непосредственное участие в реструктуризации фирм, попавших в трудное положение, как
произошло в случае с компанией «Mazda». Во-вторых, сама структура кейрецу позволяла
сравнительно маленьким и рискованным предприятиям, а также долгосрочным проектам,
которые окупятся лишь в далеком будущем, получать кредиты под более низкий процент.
Крупные корпорации обычно могут получить заем с более низкой ставкой процента, чем
мелкие компании23, и кейрецу, по сути, делили между собой капитальные затраты и
использовали прибыль от своих стабильных предприятий, чтобы субсидировать новые,
рискованные начинания. Наконец, банк, входящий в кейрецу, через систему льготного
кредитования мог служить посредником при окончательном расчете по сделкам, помогая
распределить долг и проценты за него между теми членами, чьи прибыли пострадали от
заниженной цены на их продукцию, создавая таким образом некое общее
богатство, которое компенсировало убытки при неравном назначении отпускных цен.
Однако у межотраслевых кейрецу есть преимущества и другого типа. К примеру,
торговые марки, принадлежащие кейрецу, могли использоваться для новой продукции,
чтобы внушить к ней доверие. В 1960—1970-х кейрецу взяли на себя выполнение другой
важной функции — блокирования или по крайней мере контроля за иностранным капиталом
в японской экономике. После того, как в конце 1960-х годов правительство сняло
ограничения с рынков капитала, многие японские компании опасались конкуренции с
иностранными, в основном американскими, фирмами, которым было позволено делать
вложения в японские предприятия. Важность прямого иностранного инвестирования в
экспортные отрасли промышленности не всегда адекватно оценивалась. Зачастую
международной корпорации бывает трудно прорваться на рынок в другой стране, поскольку
там уже существуют фирмы, производящие аналогичный товар24. Как показал Марк Мэйсон,
уровень перекрестного держания акций внутри кейрецу невероятно возрос после
либерализации рынков капитала, это было сделано для того, чтобы покупка контрольного
пакета акций японских корпораций стала практически невозможной для иностранных
фирм25. Тактика оказалась успешной: лишь немногим международным американским
компаниям удалось приобрести значительные пакеты акций японских предприятий,
несмотря на то, что это было позволено законом. Широко известен тот факт, что
крупнейший американский скупщик акций Т. Бун Пикенс не смог получить место в совете
директоров в японской компании-поставщике автокомплектующих, несмотря на владение
большим пакетом ее акций: это свидетельствует о том, с какой эффективностью взаи-
моотношения внутри кейрецу могли использоваться для ограничения доступа
иностранцев на внутренние рынки. И как показывает последний пример, иногда кейрецу
преследовали скорее политические, чем экономические цели.
Уникальные и интересные особенности японских сетевых организаций могут навести
некоторых на мысль о том, что эта модель может успешно применяться для
структурирования современной деловой жизни в других странах. Если воспользоваться
категориями Коуза и Уильямсона, западные экономики обычно используют два типа
взаимоотношений в производстве: рыночные, при которых обмен товарами происходит на
основе соглашения между независимыми участниками сделки, и иерархические, при
которых стороны обмениваются благами в пределах одной фирмы, подчиняясь
административным решениям. Однако сетевая организация, по словам Сюмпея Кумона, это
«такая форма, в которой... основной массив действий направлен на достижение консенсуса
путем убеждения (consensus/inducement-oriented)», а отношения между сторонами носят
продолжительный, но неформальный характер26. Таким образом, сетевые организации могут
избежать операционных издержек крупных предприятий, поскольку, в отличие от
последних, не страдают от накладных и административных расходов. Кроме того, говорят
даже, что эта модель может применяться не только в сфере экономики, но и в политике, так
как большие, жесткие, централизованные правительственные структуры прошлого доказали
свою неспособность быстро приспосабливаться к нуждам сложного современного общества.
Утверждение, что сетевые организации характерны не только для японской культуры, в
принципе
ЗЗ6
справедливо. В Германии и в Соединенных Штатах — обществах с высоким уровнем
доверия — существуют свои версии такой организации, и особенно это видно на примере
Германии, где картели и торговые ассоциации играли ведущую роль в экономике. В
Соединенных Штатах подобные объединения натолкнулись на препятствия, поставленные в
начале ХХ века антитрестовыми законами Шермана-Клейтона, однако продолжили
существование в виде неформальных сетей, в рамках которых компании связаны друг с
другом перекрестным держанием акций и пересекающимися советами директоров
(например, химический гигант «Е. I. du Pont de Nemours» был главным акционером
компании «General Motors», и имел в составе ее правления своих руководителей). Против
ожиданий экономистов-«нео-классиков», американские менеджеры по закупкам тоже не
всегда тщательно исследуют предложения на рынке в поисках лучшего сочетания «цена —
качество» и не всегда меняют поставщиков в погоне за экономией. На самом деле
покупатели очень часто развивают долгосрочные отношения с одним поставщиком,
которому они доверяют, понимая, что уверенность в будущем может быть важнее, чем
низкие цены. Также они обычно не бросают поставщика из соображений краткосрочной
прибыли, поскольку считают, что достижение доверия требует времени и может сослужить
добрую службу впоследствии.
Однако трудно представить, что японская модель сетевых организаций сможет стать
образцом для всего мира, особенно для обществ с низким уровнем доверия и спонтанной
социализированности. В сетевой организации нет единого источника власти: если два члена
группы не могут прийти к соглашению по поводу цены, никакой центральный офис не
урегулирует
их спор. Если часть кейрецу принимает решение о коллективном действии — как в случае
с решением членов группы «Sumitomo» спасти компанию «Mazda Motors», — любой член
сети в принципе может наложить вето на эту резолюцию, поскольку для ее принятия
требуется единодушие. Однако японцы относительно легко приходят к единогласному
решению. В обществах же с низким уровнем доверия сетевая форма организации может
привести к параличу и бездействию. Каждый член сети, сталкиваясь с необходимостью
коллективного усилия, будет стремиться использовать других членов организации в своих
целях и подозревать, что остальные пытаются сделать то же самое.
Сети, основанные на взаимных моральных обязательствах, получили столь широкое
распространение в японской экономике, поскольку общий уровень доверия между
посторонними людьми в этой стране невероятно высок. Это вовсе не значит, что японцы
доверяют друг другу без исключения и что доверие простирается на всех жителей страны.
Хотя их меньше, чем в США, в Японии тоже есть свои преступники: убийцы, мошенники и
т. п. Кроме того, уровень доверия вне кейрецу гораздо ниже, чем внутри нее. Однако есть
что-то в японской культуре, что позволяет одному человеку относительно легко брать на
себя обязательство и нести его долгое время. Этот факт подтверждает, что сетевая структура
японской экономики может быть лишь частично воспроизведена даже в обществах с
высоким уровнем доверия — не говоря об остальных, где сетевые организации основаны на
принципе родства или являются некой добавкой к чисто рыночным отношениям, где связи
между членами сети хрупки и непостоянны.
Как и практика пожизненной занятости, сетевой принцип кейрецу находился под
серьезным давлением во время экономического спада, который начался в 1992 году. Одно
дело платить более высокую цену партнерам по кейрецу, когда все хорошо, совсем другое —
сохранять прежние отношения, когда убытки растут, а другая фирма может предложить
существенную скидку. Экономический спад и рост курса йены особенно отразились на
мелком бизнесе, который оказался незащищенным своими партнерами кейрецу, поскольку
главные их участники, производители, отчаянно старались уменьшить свои издержки,
перекладывая их на субподрядчиков27. Экономический спад также сократил процент
перекрестного владения акциями, так как промышленные компании часто стремились
избавиться от акций банков, с которыми они работали28. Кроме того, давление на сетевые
организации и попытки развалить отношения кейрецу осуществлялись и извне, можно
упомянуть американских экспортеров, которые страстно желали завладеть закрытыми
прежде японскими рынками. Отношения кейрецу не всегда способствуют эффективному
контролю над убытками в невероятно конкурентной международной экономике. Однако
оказалось, что кейрецу, как и система пожизненной занятости, лишь несколько изменились,
но не распались после экономического кризиса начала 1990-х.
Япония была первой восточноазиатской страной, перешедшей от семейного бизнеса к
современной корпоративной форме деловой жизни, воспользовавшись иерархической
организацией управления и профессиональными менеджерами. Этот шаг был сделан
довольно рано, задолго до начала индустриализации. Именно Япония и Корея были
единствен-
ными азиатскими странами, в экономических системах которых доминировали огромные
частные предприятия. Следствием такого подхода была способность Японии развивать
многочисленные капиталоемкие секторы с их характерно сложным производственным
процессом.
Причина, по которой Япония достигла своей цели, заключается в гораздо более высоком
уровне спонтанной социализированности ее граждан в сравнении с такими странами, как
Китай или Франция, с их относительно слабо развитым слоем организаций «среднего
звена». Доверие в Японии распространяется далеко за пределы семьи и рода и охватывает
широкое разнообразие промежуточных социальных групп29. Особенно важную роль в этом
процессе сыграли правила усыновления: японская семья куда охотнее, чем китайская, шла
на приращение за счет неродственников, и эта черта оказала невероятно важное влияние на
внедрение профессионального управления на семейных предприятиях. В Японии доверие
спонтанно возникает в рамках множества добровольных внесемейных групп. Как только
такая группа (иемото-тяпа) сформировалась, добровольный характер взаимоотношений
сменяется на иерархический — ее члены не могут по собственному желанию снять с себя
обязательства. Но, несмотря на это, количество добровольных и не основанных на родстве
организаций, в которых люди доверяют друг другу без посредства контрактов и других
правовых инструментов, прописывающих взаимные права и обязанности, в Японии
невероятно высоко — пожалуй, больше, чем в любом другом современном обществе.
Именно интенсивность, с которой японцы сознают свои обоюдные моральные
обязательства, стала условием возникновения та-
ких экономических институтов, как пожизненная занятость и сетевая организация
кейрецу — подобных институтов не существует нигде в мире, даже в обществах с
устойчивой склонностью к спонтанной социализированности.
Страна, которая имеет самый высокий после Японии уровень спонтанной
социализированности, это, пожалуй, Германия. Культурные корни коммунитаристской
ориентации этих обществ неодинаковы, но результаты невероятно похожи: в Германии
довольно рано развились крупные организации и профессиональное управление,
предприятия часто объединены в неформальные сети и характеризуются сплоченностью
своих коллективов. Именно о немецком феномене мы и поговорим в следующей главе.
ГЛАВА 18. НЕМЕЦКИЕ ГИГАНТЫ
Немецкая экономика интересует нас по двум причинам. Во-первых, она крайне успешно
функционировала в течение длительного периода времени. Когда в XIX веке сложились
благоприятные политические обстоятельства для формирования единого экономического
пространства (Zollverein), a позже и единого государства, Германия на протяжении жизни
двух поколений оставила далеко позади своих более развитых соседей — Великобританию и
Францию — и стала ведущей экономической державой в Европе. Это положение не
изменилось и до сих пор, несмотря на кризисы, которые страна пережила во время двух
ужасных войн. Во-вторых, Германии удалось удержать лидирующее положение вопреки
тому факту, что экономика этой страны никогда не была организована на основе чисто
либеральных принципов, рекомендуемых к повсеместному применению экономистами-
«неокласси-ками». Со времен Бисмарка немцы всегда жили в условиях «государства
благосостояния», которое и на сегодняшний день съедает половину национального ВВП. В
немецкой экономической системе существует много ограничений, особенно на рынке труда;
и хотя в стране не существует пожизнен-
ной занятости, уволить немецкого рабочего всегда было куда сложнее, чем
американского.
Германия выделяется на фоне своих соседей — Франции и Италии — теми же
системными отличиями, что и Япония на фоне Китая. Немецкая экономика всегда
изобиловала коммунальными институтами, не имеющими аналогов за пределами
Центральной Европы1. Как и в Японии, многие эти институты являются следствием
законодательной практики и административной политики, однако, кроме того, в основе их
лежат прочные общинные традиции немецкой культуры.
Аналогии между этими культурами, многие из которых напрямую связаны с развитым в
них обоих чувством общественной сплоченности, представляют значительный интерес и
отмечались многими исследователями. Обе нации известны своей приверженностью
порядку и дисциплине, что отражается, скажем, в ухоженности общественных территорий и
частных домов. И там, и там люди любят «играть по правилам», что усиливает их чувство
принадлежности к определенной культурной группе. Оба народа крайне серьезно относятся
к своей работе и славятся отсутствием легкости в общении и недостатком чувства юмора.
Страсть к порядку часто превращается в фанатизм как положительного, так и
отрицательного свойства. К первому относится долгая традиция стремления к совершенству,
что сегодня отражается в успехах немцев и японцев в области прецизионного производства.
И Германия, и Япония знамениты своими станками и механиками, своими автомобилями и
оптикой, своими фотоаппаратами («Leica» и «Nikon»). С другой стороны, подобная
национальная сплоченность выливается в неуважение к «чужакам»; и японцы, и немцы
никогда не относи-
лись дружелюбно к иностранцам, также они известны невероятной жестокостью по
отношению к завоеванным народам. В прошлом именно из-за страсти к порядку обе страны
пришли к диктатуре и слепому подчинению власти.
В то же время не следует преувеличивать сходство между Японией и Германией,
особенно после Второй мировой войны. С той поры Германия претерпела серьезнейшие
культурные изменения, в результате чего стала более открытым и индивидуалистичным
обществом, чем Япония. Тем не менее культурные традиции обеих стран легли в основу
схожих экономических систем.
Необходимо отметить, что в Восточной Германии культурная преемственность серьезно
пострадала за время коммунистического правления. Многие немцы, и западные и
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав