|
Читайте также: |
сам в их производство свой личный вклад не вносит8. В очень маленькой группе, вроде
партнерства, состоящего из полудюжины юристов или бухгалтеров, проблема
«безбилетника» практически не возникает. Если кто-то один попытается увильнуть от
выполнения своих обязанностей, коллеги немедленно вынесут ему предостережение, и к
тому же обычно его бездействие будет более заметно сказываться на прибыли всей группы в
целом. Но как только размер организации вырастает, вероятность влияния на
производительность группы любого ее отдельного
участника снижается до пренебрежимых величин и вместе с ней — вероятность того, что
«безбилетник» будет обнаружен и предан порицанию. Рядовому рабочему на фабрике, где
заняты тысячи людей, гораздо проще симулировать болезнь или увеличить себе перерыв,
чем тому, кто трудится в маленьком коллективе, в котором все зависят друг от друга.
Проблема «безбилетника» — классическая дилемма группового поведения9. Обычное
решение этой проблемы заключается в том, что группа, дабы ограничить возможность
«безбилетничества» со стороны своих членов, прибегает по отношению к ним к некоторым
формам принуждения. Вот почему, например, профсоюзы требуют закрытия цехов и уплаты
взносов: в противном случае отдельным членам организации будет выгодно выйти из
профсоюза и сорвать забастовку или же не платить взносы, но все равно получать выгоду от
повышения заработной платы. Нет нужды говорить, что этим же объясняется использование
правительством уголовных санкций, чтобы заставить граждан служить в армии или платить
налоги.
Тем не менее, если группа обладает высокой степенью солидарности, проблему
«безбилетника» можно решать и другим способом. Становясь «безбилетниками», люди
ставят свои личные экономические интересы выше интересов группы. Однако если они
четко отождествляют свое собственное благосостояние с благосостоянием группы или даже
ставят второе выше первого, то вероятность того, что они увильнут от выполнения работы
или своих обязанностей, значительно снижается. Именно поэтому семейный бизнес является
естественной формой экономической организации. Сколь бы ни чувствовали многие
американские родители, что их
еще не подросшие дети становятся «безбилетниками», обычно люди гораздо энергичнее
способствуют успеху семейного дела, чем если бы они работали на неродственников, и к
тому же их гораздо меньше беспокоит, сколько вложили и сколько получили остальные
члены семьи. Виктор Ни отмечает, что «безбилетничество» значительно снижало
производительность сельских коммун, организованных в Китае при Мао. Распад этих
коммун в конце 1970-х и замена их на индивидуальные крестьянские хозяйства как
основные единицы сельскохозяйственного производства способствовали впечатляющему
росту производительности именно потому, что естественным образом решили проблему
«безбилетников»10.
Индивиду достаточно просто поставить цели организации выше своих личных, если эта
организация не носит строго экономический характер. Отряды коммандос и религиозные
секты являются примерами организаций, в которых люди сами заинтересованы в том, чтобы
общие цели достигались в первую очередь. Вероятно, именно в этом заключается причина,
по которой веберовские предприниматели-пуритане в давнем прошлом или, уже в недавнем,
новообращенные протестанты в Латинской Америке так преуспевали: гораздо труднее быть
«безбилетником», если за тобой наблюдает Бог (а, скажем, не контролер). Но даже не в
столь экзотических типах организаций, преследующих экономические цели, хорошие
руководители всегда будут стараться привить своим подчиненным чувство гордости и веру
в то, что они являются частью чего-то большего, чем они сами. Люди станут работать с
большим энтузиазмом, если будут убеждены, что цель их компании, к примеру, состоит в
развитии передовых информационных технологий, а не в том, чтобы — по выра-
жению экс-председателя совета директоров «IBM» Джона Эйкерса — максимизировать
прибыль акционеров от своих вложений (что, в общем-то, было правдой).
Хотя группы с высоким уровнем доверия и солидарности могут быть более
результативны в экономическом отношении, чем группы с недостатком того и другого, не
все формы доверия и солидарности обязательно полезны. Если преданность оттесняет
экономическую рациональность, тогда общая солидарность просто вырождается в
семейственность и фаворитизм. В покровительстве начальника к своим детям или особо
отмеченным подчиненным для организации нет ничего полезного.
Групп с высокой степенью солидарности, которые с точки зрения экономического
благополучия общества в целом являются весьма неэффективными, не так уж мало. Любая
хозяйственная деятельность требует существования групп и организации, но не все группы
преследуют цели хозяйствования. Многие из них заняты скорее перераспределением, чем
производством благ: от итальянской мафии и негритянских «Блэкстоун Рэйнджерс» до
«Объединенной еврейской апелляции» и католической церкви. Их цели простираются от
злого до божественного, но с экономической точки зрения деятельность всех их приводит к
«отрицательным эффектам распределения» — то есть их цели не стоят средств, на них
затрачиваемых. Важное место в экономике занимают такие ее субъекты, как картели —
организации, которые повышают свое благосостояние за счет контроля за вхождением на
рынок других участников. Современные картели — это не только производители нефти и
поставщики золота и алмазов, но и профессиональные ассоциации (вроде Американской
медицинской ассоциации или Национальной образовательной ассоциации), которые
устанавливают стандарты для представителей своей профессии, или профсоюзы,
регулирующие вступление новых рабочих на рынок труда". В странах с развитой
демократией, как, например, в Соединенных Штатах, практически все значимые сегменты
общества представлены в политической жизни своими хорошо организованными группами
по интересам. Последние занимаются отстаиванием своих позиций не столько
экономическими методами, сколько посредством поиска разного рода процентных
отчислений и влияния на политический процесс.
Европейские государства в Средние века и в раннеиндустриальный период были во
многих отношениях весьма коммунитаристски ориентированными обществами с большим
числом пересекающихся ветвей общественной власти — княжеской, церковной,
феодальной, местной, — контролирующих поведение отдельных людей. Экономическая
жизнь в городах четко регламентировалась традиционными ремесленными гильдиями,
которые устанавливали условия членства в гильдии и ограничивали как количество тех, кто
может вступить в нее, так и виды работ, которые они должны выполнять. На ранних этапах
промышленной революции новые предприятия приходилось располагать за пределами
городов для того, чтобы избежать ограничений, накладываемых гильдиями, — что, по
иронии судьбы, полностью противоречило известному средневековому изречению Stadttuft
macht frei («городской воздух делает свободным»). Многие переломные этапы
индустриализации, набиравшей тогда ход в Великобритании и Франции, были отмечены как
раз разрушением гильдий и освобождением экономической деятельности от их власти.
Картели, гильдии, профессиональные ассоциации, профсоюзы, политические партии,
лоббистские организации и т. п. выполняют важную политическую функцию,
систематизируя и выражая интересы в плюралистической системе демократии. Но, как
правило, преследуя экономические цели своих членов и стремясь перераспределить
благосостояние в свою пользу, они редко выражают широкие интересы всего общества. По
этой причине многие экономисты считают, что распространение подобных групп является в
целом сдерживающим фактором экономической эффективности. Манкур Олсон даже
сформулировал теорию, согласно которой экономический застой может быть объяснен
ростом числа «групп по интересам», имеющим место во всех стабильных экономических
обществах12. В отсутствие внешних потрясений — войн, революций, торговых соглашений,
открывающих новые рынки, — организационные способности общества будут стремиться
реализоваться в создании новых распределительных картелей, навязывающих экономике все
более жесткие рамки. Как полагает Олсон, одной из причин британского экономического
упадка за последнее столетие был тот факт, что, в отличие от других европейских стран, в
Великобритании сохранялось длительное общественное спокойствие, и это способствовало
постоянному росту числа представительских групп, разрушающих эффективность
экономики13.
Общества, которые преуспевают в создании организаций, повышающих благосостояние,
обычно так же успешно создают и перераспределительные группы, вредящие
эффективности. Поэтому, высчитывая положительные экономические последствия
спонтанной социализированности, мы должны не
забывать об издержках, связанных с деятельностью «групп по интересам». В некоторых
обществах могут возникать только такие группы и может не существовать эффективного
бизнеса: в этом случае социализированность следует рассматривать как фактор сдерживания
роста. Средневековая Европа во многих отношениях напоминала именно такой тип
общества, так же как сегодня — некоторые страны Третьего мира, где наблюдается
чрезмерное количество паразитирующих на социальном теле ассоциаций работодателей,
профсоюзов и общественных деятелей и дефицит производящих экономические блага
корпораций. Хотя говорится, что из-за размножившихся представительских групп
Соединенные Штаты тоже все более впадают в паралич, вряд ли кто-то взялся бы
утверждать, что склонность американцев к объединению исторически являлась
сдерживающим фактором их экономического или политического развития14.
Социальные группы в любом обществе пересекаются и наслаиваются друг на друга, и
поэтому то, что с одной стороны выглядит как проявление чувства общественной
солидарности, с другой может выглядеть как раздробленность и расслоение.
Фамилистические общества вроде Китая и Италии кажутся исключительно
коммунитаристскими, если смотреть на них с внутрисемейной точки зрения, и сугубо
индивидуалистическими, если увидеть, сколь низок уровень доверия и взаимных
обязательств между семьями. То же самое относится и к классовому сознанию. Рабочий
класс Великобритании всегда был более сплочен и воинствен, чем в Америке, а
профсоюзные члены всегда составляли больший процент от всего рабочего населения. Это
обстоятельство заставило некоторых утверждать,
что британское общество менее индивидуалистично и более коммунитаристски
ориентировано, чем американское15. Но сама эта классовая солидарность углубляет пропасть
между британскими управляющими и рабочими, ибо в таких условиях последние просто
отмахнутся от идеи, что они и руководство могут представлять собой одну большую семью
с общими интересами. Та же классовая солидарность рабочих может препятствовать
реорганизации отношений между ними и руководством на более коммунитаристском
основании — в частности, введению работы «командами» или «кружков качества».
В Японии «горизонтальная» солидарность рабочего класса выражена гораздо меньше,
чем в Великобритании, и в этом отношении о японцах можно сказать, что они меньшие
коллективисты, чем англичане16. Японские рабочие отождествляют себя скорее со своей
компанией, чем с сослуживцами; японские профсоюзы, которые обычно являются
профсоюзами одной компании, удостаиваются лишь презрения со стороны своих
воинственных собратьев за рубежом. Однако обратная сторона этой медали состоит в том,
что на японских предприятиях более развита вертикальная солидарность, и, значит, мы не
ошибаемся, считая японцев большими коллективистами, чем англичане. Опыт
свидетельствует, что именно вертикальная, а не горизонтальная солидарность в коллективе
оказывается более экономически эффективной.
Очевидно, что социальная солидарность не всегда благо с точки зрения экономического
благосостояния. Капитализм, если вспомнить формулу Шумпетера, — это процесс
«творческого разрушения», в ходе которого старые, экономически ущербные или
неэффективные организации видоизменя-
ются или уничтожаются, и на их место приходят новые. Экономический прогресс требует
постоянной замены одних групп другими.
Традиционную социализированность можно охарактеризовать как верность старым и
устоявшимся социальным группам. Средневековые производители, действующие в согласии
с экономической доктриной католической церкви, попадают именно в эту категорию.
Спонтанная социализированность, напротив, это способность собираться вместе в
сплоченные группы и сосуществовать в рамках новых форм общежития. Спонтанная
социализированность может принести экономическую пользу, только если она используется
для создания экономических организаций, занятых производством материальных благ.
Наоборот, традиционная социализированность часто может служить препятствием для
роста.
Памятуя об этих общих вещах, мы переходим к анализу общества, которое
демонстрирует, пожалуй, высочайшую степень спонтанной социализированно-сти среди
всех современных наций — японского.
ГЛАВА 14. ГЛЫБА ГРАНИТА
Опыт конкуренции с японскими фирмами на протяжении последних двух десятилетий
помог американцам гораздо лучше понять сущность японской экономики и ее
отличительные черты. Различия между экономическими системами Японии и китайских
обществ, как и фамилистических обществ вообще, гораздо менее очевидны, но они важны
для правильной оценки того влияния, которое культура оказывает на экономику. Среди
американцев и европейцев распространено мнение, что большинство азиатских
экономических систем одинаково. Такая точка зрения и в Европе, и в Америке
вдохновляется сторонниками идеи «восточноазиатского», которым Азия представляется
единым, неделимым регионом. Однако на самом деле в том, что касается спонтанной
социализированности и способности членов общества создавать и управлять
крупномасштабными организациями, Япония гораздо больше похожа на Соединенные
Штаты, чем на Китай. Отличия между Японией и Китаем, особенно в отношении семейной
структуры, показывают чрезвычайное влияние японской культуры на экономическую жизнь,
что дает основание для сравнения Японии с теми западны-
ми обществами, для которых характерен высокий уровень доверия.
Первая существенная черта современной японской структуры промышленного
производства состоит в том, что в ней доминируют крупные организации. Быстрое развитие
экономики из преимущественно сельскохозяйственной в современную индустриальную,
произошедшее при Реставрации Мэйдзи в 1868 году, тесно связано с ростом дзайбацу —
огромных семейных конгломератов, к примеру «Mitsubishi» или «Sumitomo»,
главенствовавших в японской промышленности до Второй мировой войны (дзай по-японски
означает «состояние» или «деньги», а бацу — «клика»). До Второй мировой войны десять
крупнейших дзайбацу обладали 35% оборотного капитала в финансовом секторе, 49% — в
тяжелой промышленности и 35% — в экономике в целом1. К концу войны «большая
четверка» — «Mitsui», «Mitsubishi», «Sumitomo» и «Yasuda» — полностью контролировала
четверть всего оборотного капитала Японии2.
Дзайбацу были распущены во время американской оккупации, но постепенно
восстановились уже в качестве современных кейрецу. Японская промышленность
продолжает быстро развиваться, и сейчас частный сектор в Японии гораздо более
концентрирован, чем в Китае. Десять, двадцать, сорок крупнейших японских компаний
являются вторыми по величине годового дохода после компаний, занимающих те же
позиции в Соединенных Штатах; 10 крупнейших японских предприятий получают в 20 раз
больше прибыли, чем 10 крупнейших гонконгских фирм, и в 15 раз больше, чем 10
тайваньских.
Можно возразить, что, хотя японские компании в среднем гораздо больше китайских, по
общемировым стандартам они сравнительно невелики. Таблица 1
Таблица 1. Совокупная концентрация промышленного производства: Япония на
фоне других индустриально развитых стран, 1985
Страна
Средний размер ведущих
фирм (число занятых)
Занятость в ведущих
фирмах по отношению к
занятости в экономике в
целом, %
Первые 10
Первые 20
Первые 10
Первые 20
Япония
107 106
72 240
7,3
9,9
США
310 554
219 748
13,1
18,6
ФРГ
177 173
114 542
20,1
26,0
Великобритания
141 156
108 010
23,1
35,3
Франция
116 049
81 381
23,3
35,3
Южная Корея
54 416
—
14,9
-
Канада
36 990
26 414
15,3
21,9
Швейцария
60 039
36 602
49,4
60,2
Голландия
84 884
47 783
84,5
95,1
Швеция
48 538
32 893
49,4
66,9
Источник: F. М. Scherer and David Ross, Industrial Market Strusture and Economic Performance, 3d ed.
(Boston: Houghton Mifflin, 1990), p. 63.
приводит данные по крупнейшим компаниям десяти промышленных стран с точки
зрения не получаемой прибыли, а уровня занятости. В среднем по этому показателю самые
крупные японские компании оказываются меньше американских, немецких, английских и
французских. Японские компании меньше и по проценту занятости в промышленности в
целом, что становится особенно очевидным, если сравнивать Японию с такими небольшими
европейскими государствами, как Голландия, Швейцария или Швеция.
Однако подобное сравнение обманчиво, поскольку не учитывает природы японских
сетевых организаций. Некоторые представленные в таблице компании рассматриваются как
отдельные организации — например, «Mitsubishi Heavy Industries» («MHI») и
«Mitsubishi Electric Co» (MELCO), — хотя на самом деле они связаны друг с другом в
одной кейрецу. Компании, входящие в кейрецу, нельзя назвать полностью независимыми, и в
то же время они далеки от слияния. Так или иначе, эта форма организации позволяет им
делиться капиталом, технологиями и персоналом между собой, но не с фирмами, не
входящими в сеть.
Для иллюстрации значения такой формы организации можно привести следующий
пример. В конце 80-х «Toyota», крупнейшая японская корпорация по уровню продаж,
произвела за год 4,5 млн машин при занятости 65 тыс. человек. В свою очередь, «General
Motors» собрала 8 млн автомобилей при 750 тыс. занятых на производстве рабочих.
Получается, что, имея всего лишь двойной перевес по уровню производительности,
американская компания содержит штат сотрудников, в десять раз перекрывающий штат
японской компании3. Часть указанных отличий можно объяснить большей
производительностью «Toyota»: на заводе этой компании в г. Такаока на производство
одного автомобиля тратится 16 человеко-часов, а на заводе «General Motors» во
Фрэмингэме, штат Массачусетс, на это требуется 31 человеко-час (данные за 1987 год)4.
Однако более важен другой факт: «Toyota» львиную долю запчастей для своих автомобилей
получает от субподрядчиков, в то время как «General Motors» сам является владельцем
большинства заводов по производству необходимых элементов для своих транспортных
средств. «Toyota» — главная компания в одной из так называемых «вертикальных кейрецу»;
по сути, она осуществляет только разработку и сборку готовой продукции. Однако это
предприятие связано с сотнями независимых субподрядчиков и поставщи-
ков запчастей в рамках неформальной, но прочной сети. Благодаря участию «Toyota» в
структуре кейрецу ей удается выгодно использовать эффект масштаба в плане разработки,
производства и сбыта продукции организации, которая всего лишь вполовину меньше, чем
«General Motors», но имеет в десять раз меньше сотрудников. По любой оценке, «Toyota» —
очень большая организация.
В Японии много больших корпораций, и факт их сосуществования с довольно обширным
сектором мелкого бизнеса может вызвать удивление. В самом деле, мелкий бизнес сам по
себе всегда был существенным аспектом промышленной структуры и в этом качестве —
предметом интенсивного изучения. В соответствии с данными переписи 1930 года,
примерно треть работающего населения Японии была занята в маленьких независимых
частных предприятиях, а 13% всей продукции производились на предприятиях со штатом
менее пяти человек5. Как и в Китае, эти фирмы обычно принадлежат одной семье и ею же
управляются; они содержат розничные магазины, рестораны, магазинчики, торгующие
лапшой навынос, кустарные производства (включая маленькие слесарные цеха,
занимающиеся металлообработкой) и традиционные ремесла вроде текстильного и
гончарного. Многие уверены, что эти маленькие традиционные предприятия постепенно
исчезнут с развитием индустриализации, как это произошло в Индии. Однако в целом пока
этого не происходит. К примеру, в 1930-е годы традиционные независимые ткачи
завоевывали рынок быстрее, чем крупные текстильные предприятия6. В период между 1954
и 1971 годами число производственных предприятий в Японии удвоилось; в это же время в
Соединенных Штатах рост составил лишь
22%7. В 1967 г. в Японии на предприятиях с численностью сотрудников менее 10 человек
было занято 16% населения; в Соединенных Штатах эта цифра составляла только 3%8. В
связи с этим Дэвид Фридман даже утверждает, будто сущность японского «чуда»
составляют именно компактные динамичные компании, а не широко известные гигантские
корпорации9. С такой точки зрения японская промышленная структура оказывается весьма
схожей с промышленной структурой Китая с ее мириадами мелких семейных предприятий.
Однако подобное рассмотрение преувеличивает роль мелкого бизнеса в Японии. Хотя
количество небольших производственных предприятий впечатляет, многие из них не могут
считаться действительно независимыми компаниями, поскольку связаны с более крупными
фирмами через сети кейрецу. Эти отношения подразумевают более постоянное и тесное
сотрудничество, чем то, которое существует между мелкими предприятиями в американских
промышленных районах вроде «Силиконовой долины». Поставщики и субподрядчики
больших фирм очень сильно зависят от них не только в отношении заказов, но также в
вопросах кадров, технологии и административного консалтинга. Поскольку членство в
кейрецу предполагает взаимные моральные обязательства, участники такой структуры не
имеют права продавать свою продукцию там, где хотят, или самостоятельно устанавливать
более конкурентоспособную цену. По сути, они работают скорее как вспомогательные
предприятия в американской системе вертикальной интеграции, чем как действительно
независимые мелкие предприятия.
Более того, ошибочно считать, что мелкий бизнес служит движущей силой японской
экономики в
том же смысле, в каком это справедливо для Гонконга или Тайваня. Основная масса
мелкого японского бизнеса сосредоточена в относительно малодоходной и непрестижной
сфере, включающей розничную торговлю, ресторанное дело и другие типы услуг. В
производственной сфере мелкие фирмы обычно объединяются для совместной работы в
области машиностроения, с которым и в Японии, и в других странах всегда лучше
справлялся именно мелкий бизнес. Вместе с тем большинство важных технологических
нововведений и продуктивных решений было совершено именно крупными,
ориентированными на экспорт и в высшей степени конкурентоспособными компаниями.
Рассмотрим для примера производство компьютерной техники. Несомненно, в этом
секторе экономики большие размеры — не просто преимущество, но, как правило, и
гарантия качества. В Соединенных Штатах господство компании «IBM», которая в 1970-е
годы контролировала более 80% рынка, постепенно ослаблялось рядом мелких начинающих
компаний. Одной из таких фирм была «Digital Equipment» («DEC»), которая в 1970-х
завоевала значительную часть рынка сбыта компании «IBM», выпустив технологию нового
поколения — мини-компьютер. В конце 80-х годов «DEC», в свою очередь, была потеснена
на рынке продукцией новых мелких предприятий — «Sun Microsystems» и «Silicon
Graphics». В каждом из этих случаев разросшаяся компания уже не могла быстро
обновляться и менять ассортимент продукции, поэтому новые технологические решения
разрабатывались более компактными и динамичными фирмами.
Японское же производство компьютеров, напротив, оккупировано четырьмя крупными
производи-
телями — «Nippon Electric Company» («NEC»), «Hitachi», «Fujitsu» и «Toshiba», —
каждый из которых, по сути, занимается разработкой отдельного технологического
открытия, сделанного в прошлом. В Японии отсутствует «второй ярус» мелких, динамичных
и агрессивных компаний, которые бросали бы вызов главенству большой четверки. Именно
ввиду этого обстоятельства крупные компании вынуждены приобретать мелкие
американские фирмы (так, например в 1990 году «Fujitsu» купила небольшую «HAL
Computer Systems», базирующуюся в «Силиконовой долине»)10 или заключать альянсы с
крупными (наподобие объявленных в 1994 году союзов «Hitachi-IBM» и «Fujitsu-Sun»)11,
чтобы утвердиться на новых рынках. Хотя время от времени в Японии и появляются из
ниоткуда мелкие компании, которые стремятся занять место лидера в промышленности, все
же такие случаи редкость. Зачастую мелкие фирмы принимают участие в инновационных
проектах, однако, как правило, это происходит под руководством более крупного партнера,
и именно он является истинным лидером и двигателем процесса. Сама по себе способность
мелких японских предприятий кооперироваться с более крупными компаниями в сети
кейрецу является важной организационной инновацией, но, несмотря на это, в японской
экономике по количеству выпускаемой продукции и в области нововведений лидируют
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав