|
Читайте также: |
корпорация с профессиональной системой управления и предприятие, находящееся либо во владении государства, либо им финансируемое. История свидетельствует, что первый и третий пути тесно связаны между собой: культуры, в которых базовой формой
социализированности является семья, с большим трудом создают крупные и устойчивые
экономические структуры и, следовательно, нуждаются для этого в деятельном участии
государства. И наоборот, культуры, благоприятствующие существованию добровольных
объединений, способны создавать крупные экономические организации спонтанно и могут позволить себе обойтись без государственной поддержки.
Во второй части мы рассмотрим четыре общества — китайское, итальянское,
французское и корейское, — в которых центральная роль принадлежит семье, а
добровольные ассоциации являются сравнительно слабыми. В третьей части речь пойдет о
двух других — японском и немецком, — в которых внеродственные ассоциации
многочисленны и прочны.
Практически любая экономическая организация начинается как семейное дело, то есть
как предприятие, которым владеют и управляют родственники. Стало быть, базовая единица социальной общности служит и базовой единицей хозяйственной деятельности: труд распределяется между супругами, детьми, а также прочей близкой и — в зависимости от типа культуры — отдаленной родней. Семейные предприятия в виде крестьянских хозяйств существовали повсюду, причем не только в доиндустриальных аграрных обществах, но и в более современных, в частности в Англии и США, и именно их усилиями был осуществлен первый промышленный переворот.
В экономически развитых обществах новые фирмы также обычно начинаются как
небольшие семейные предприятия, и обезличенную корпоративную структуру они
приобретают лишь впоследствии. Поскольку в основе их сполченности лежит некая до-
экономическая социальная общность, система моральных и эмоциональных взаимосвязей,
семейные предприятия способны успешно работать даже в отсутствие коммерческого права и стабильного института прав собственности. Однако семейное дело — это лишь первый шаг на пути развития экономических организаций. Надо сказать, что некоторые общества сумели выйти за пределы семейного типа социализированности довольно рано. Уже начиная с XVI столетия в Англии и Голландии существовали законодательные уложения, дававшие возможность распределять функции владения между членами таких крупных объединений, как товарищества собственников, акционерные компании или партнерства с ограниченной ответственностью. Помимо того, что подобные организации позволяли их участникам получать прибыль от своих вложений, сама правовая система создавала возможность для людей, не связанных родственными отношениями, заниматься предпринимательством сообща. Контрактное законодательство, оговаривавшее соответствующие обязательства и взыскания, смогло сыграть роль доверия в сфере, где оно естественным образом отсутствовало. Особенно способствовала дальнейшему укрупнению бизнеса и его выходу за пределы семейных предприятий структура акционерной компании, которая позволяла сосредоточивать в одних руках деньги многих вкладчиков. Историки экономического развития, в том числе Дуглас Норт и Роберт Томас,
утверждают, что создание стабильной системы прав собственности явилось решающей
предпосылкой индустриализации. В некоторых странах, например в Соединенных Штатах, система прав собственности установилась довольно рано, и большинство семейных предприятий в стране имели статус юридического лица. Однако в других местах, например в Китае, где права собственности почти не были ничем обеспечены, семейные предприятия вырастали до значительных размеров и без законодательной поддержки.
Хотя появление таких юридических форм, как акционерная компания или товарищество с
ограниченной ответственностью, позволяло посторонним людям сотрудничать в деловой
сфере, оно отнюдь не всегда автоматически приводило к этому результату и тем более не
означало мгновенного вымирания семейных предприятий. Очень часто семейные
предприятия, номинально имевшие подобную юридическую форму и находящиеся под
защитой законов о частной собственности, предпочитали в остальных моментах действовать по старинке. Практически все американские компании оставались семейными
предприятиями вплоть до 1830-х годов, несмотря на существование довольно хорошо
развитой системы коммерческого права и зарождающегося фондового рынка. Предприятия, продолжающие находиться во владении одной семьи, вообще способны разрастаться до невероятно больших размеров, иметь штат в несколько десятков тысяч человек и использовать самые современные технологии. К их числу по-прежнему относятся многие современные крупные корпорации, например, такая хорошо знакомая американским потребителям компания, как «Campbell Soup». Однако по мере того, как дело расширяется, а штат растет, сил одной семьи начинает недоставать. Первые сбои дает именно семейное управление: сколь бы многочисленными, одаренными и образованными ни были члены одной семьи, их — сыновей, дочерей, супругов, братьев, сестер — все равно слишком мало, и в какой-то момент они уже не способны полностью контролировать стремительно разрастающееся предприятие. Семейное владение более жизнеспособно, однако рано или поздно развитие бизнеса потребует таких капиталовложений, которые ни одной семье не под силу. И тогда тотальный семейный контроль начинает ослабляться: сперва заимствованиями — банки-кредиторы
получают ограниченное право голоса при принятии решений, — а потом открытием
подписки на акции. К этому моменту семья часто уже либо сама отходит от управления
компанией, либо отстраняется от него скупившими контрольные доли сторонними
инвесторами. Иногда распад семьи происходит сам собой, из-за ревности, ссор или
некомпетентности, — именно такая судьба постигла бесчисленные ирландские бары,
итальянские рестораны и китайские прачечные.
На этом этапе перед семьей встает решающий выбор: попытаться сохранить контроль над
своим предприятием, а значит, скорее всего, смириться с перспективой остаться в нише
мелкого или среднего бизнеса, или же отказаться от этого и стать, по сути, пассивными
акционерами. Если выбор делается в пользу второй альтернативы, семейное дело сменяется современной организацией корпоративного типа. На место владельцев-основателей приходят профессиональные управленцы, отбираемые не по признаку родства, а на основании их компетентности в том или ином аспекте бизнеса. Предприятие
институализируется и начинает жить собственной жизнью, не зависимой от того или иного конкретного человека. Обычная для семьи беспорядочная система принятия решений уступает место формальному типу администрирования с четко распределенными властными полномочиями. Взамен непосредственного подчинения хозяину устанавливается иерархия менеджеров среднего звена, призванная оградить высшее руководство от перегруженности поступающей снизу информацией. Наконец, по мере дальнейшего укрупнения предприятия, возрастающая сложность управления им требует децентрализации механизма принятия решений по подразделениям, которые в глазах топ-
менеджмента получают статус самостоятельных центров, отвечающих за свою доходность.
Корпоративная форма организации появилась лишь в XIX столетии, сначала в
Соединенных Штатах и чуть позже — в Германии. Однако в американской экономике она
стала доминирующей уже в первые десятилетия ХХ века. Классическое описание развития «управленчества» (managerialism) в деловой жизни США было дано Адольфом Берлом и Гарднером Минсом в их книге «Современная корпорация и частная собственность», опубликованной в 1932 году. Они отмечали, что с появлением новой, корпоративной формы организации связь между функциями владения и управления стала разрушаться, и это открывало возможность возникновения конфликта интересов между собственниками и профессиональными менеджерами8. Историк бизнеса Альфред Чендлер в подробностях
афиксировал становление современной многофилиальной иерархической корпорации,
причем как в США, так и в других странах9. Многие известные представители
корпоративного мира современной Америки — «Du Pont», «Eastman Kodak», «Sears»,
«Pitney Bowes», «Kellogg» — в XIX веке начинались как небольшие семейные предприятия.
В течение многих десятилетий обществоведы были убеждены, что между семейными
предприятиями, зависевшими в своей работе от традиционных моральных обязательств, и
современными обезличенными и профессионально управляемыми корпорациями,
опирающимися на контрактное право и легальную систему прав собственности, лежал некий естественный путь развития. Как следствие, многие из них уверяли, что излишнее упорство любого общества в сохранении семейных связей в ущерб другим социальным отношениям — установка, получившае название «фамилизм»,- вредит его экономическому развитию. Макс Вебер в своей книге «Религия Китая»
доказывал, что установившийся в рамках прочной китайской семьи чрезмерно
ограничительный характер взаимозависимости между ее членами — то, что он назвал «цепями кровного родства», — препятствует усвоению китайцами общечеловеческих
ценностей и развитию обезличенных социальных связей, необходимых для современной
организации деловой жизни.
На Западе многие исследователи были уверены, что ослабление семейной сплоченности
является предпосылкой экономического прогресса. Следующая цитата, взятая из одной
стандартной работы на тему промышленного развития и типичная для представителей
раннепослевоенной концепции модернизации, иллюстрирует эту точку зрения на
разрушение расширенной семьи:
[Расширенная семья] обеспечивает своих членов пищей и кровом независимо от личного
вклада каждого, поэтому неимущие и обездоленные в одинаковой мере охватываются
своеобразной системой «социального обеспечения». Предполагается, что работающие члены трудятся на благо всех, и личные накопления не приветствуются. Поведение и карьера (в том числе брак) членов семьи находятся под пристальным вниманием старших. Преданность и обязательства по отношению к семье превыше преданности и обязательств по отношению к кому бы то ни было еще. Таким образом, расширенная семья обычно распыляет инициативу отдельного человека, связана она с работой, сбережением или
вложением денег.
Не только западные социологи и специалисты по вопросам управления выносили столь
отрицательную оценку роли семьи в хозяйственной жизни. Этой точкой зрения
руководствовались и китайские коммунисты, когда, надеясь ослабить хватку традиционной китайской семьи, пытались поощрять в гражданах другие формы преданности — коммуне, партии, государству в целом.
Хотя фамилизм и назывался препятствием экономическому развитию, социологи
склонялись к той мысли, что он обречен утратить свое влияние в результате социально-
экономических перемен. Также было широко распространено убеждение, что в «до-
современных» аграрных обществах расширенная семья была нормой, но индустриализация заставила ее смениться семьей нуклеарной. Хотя в эпоху, предшествующую промышленной революции, в разных культурах существовало огромное множество форм семейной организации, по единодушному мнению большинства, эти различия со временем будут все более размываться и в конечном счете форма нуклеарной семьи, уже сейчас доминирующая в Северной Америке и Европе, будет доминировать во всех культурах. Совсем недавно мнение о единственном пути экономического развития, по которому должны пройти все страны в ходе своей модернизации, стало распространено гораздо
меньше. Так, историк экономики Александр Гершенкрон констатировал, что модель
сравнительно поздней модернизации Японии и Германии существенно отличается от более
ранней
(осуществленной, к примеру, в Англии и Соединенных Штатах), ибо теперь в
стимулировании развития активнейшую роль играло государство12. Если рассмотреть
эволюцию корпоративной формы организации, то крупная, вертикально интегрированная
компания, описанная Чендлером, не является единственным способом решения проблемы
масштаба. Альтернативой ей стала японская система кейрецу, носящая скорее сетевой,
нежели иерархический характер и таким образом добивающаяся одинакового с
«вертикальной» корпорацией экономического эффекта масштаба, сохраняя более гибкое
устройство. Более того, развитая страна может иметь экономику, в которой по-прежнему
доминирует семейный бизнес, примером чему служат Италия и Тайвань. Ремесленные
традиции сосуществуют здесь с оснащенными по последнему слову техники крупными
предприятиями, а мелкосерийное производство — с массовым13.
Недавние исследования по истории семьи показали, что эволюционная теория
поступательного и неуклонного развития «современной» семьи от расширенной ее формы к
нуклеарной не вполне корректна. Историки показали, что нуклеарная семья была гораздо
шире распространена в доиндустриальных обществах, чем считалось раньше, а кое-где
расширенные родственные группы сначала распадались, но потом, в ходе
индустриализации, вновь восстанавливались14. С точки зрения культуры наиболее важно
здесь то, что причинно-следственная связь оказалась двусторонней: если экономические
перемены повлияли на природу семьи, то семейная структура, в свою очередь, повлияла на
природу индустриализации. Как мы увидим в дальнейшем, экономические системы Японии
и Китая весьма различны, и
в конечном счете эти различия упираются в исторически сложившуюся разницу между
семейными структурами их обществ.
В Соединенных Штатах за последние годы резкая оценка семьи как препятствия
развитию была существенно смягчена, и на смену ей — как показала полемика о семейных
ценностях, начатая Дэном Куэйлом, — пришел более позитивный взгляд на роль семейной
жизни в экономическом благосостоянии. Как теперь стало понятно, теоретики
модернизации, писавшие в 1950-х или 1960-х годах, ошибались, предполагая, что
дезинтеграция родственной структуры должна закончиться на стадии нуклеарной семьи,
устойчивость и сплоченность которой они не ставили под сомнение. Оказалось, что
нуклеарные семьи с пугающей быстротой стали распадаться и уступать место неполным
семьям, и это уже имело гораздо менее благоприятные последствия для благосостояния, чем
распад расширенных семей в предыдущие годы.
Таким образом, влияние семейных ценностей на экономическую жизнь весьма сложно и
противоречиво: в одних обществах семья может быть слишком сильна, чтобы позволить
перейти к современным формам организации хозяйственной деятельности, в других же —
слишком слаба, чтобы справиться даже со своей основной задачей, социализацией. Как
столь противоположные тенденции могут существовать одновременно, объясняется в
следующих главах.
ГЛАВА 8. ГОРСТЬ ПЕСКА
Компания «Wang Laboratories» (Лоуэлл, штат Массачусетс) начиналась как небольшой
семейный бизнес. К 1984 году прибыли этой компании-производителя компьютерного
оборудования составили 2,28 млрд долларов, а численность ее персонала в одно время
достигла 24800 человек — что делало ее одним из крупнейших работодателей в районе
Бостона1. Ан Ванг, основавший «Лаборатории» в 1951 году, родился в Шанхае и
эмигрировал в США в двадцатипятилетнем возрасте. «Wang Laboratories» впервые
прославилась в конце 1950-х, а уже для следующего поколения американцев история ее
успеха в области высоких технологий стала одной из самых громких легенд. Когда в
середине 1980-х Ан Ванг решил отойти от дел, он захотел, чтобы следующим главой
компании стал его сын Фред, американец по рождению. В результате Фред Ванг получил
повышение «через голову» нескольких заслуженных топ-менеджеров, в числе которых был
Джон Каннингем — человек, считавшийся большинством персонала главным кандидатом на
роль преемника Ванга-старшего. Неприкрытое покровительство, оказанное Вангом своему
отпрыску, было крайне отрицательно вос-
принято американцами в руководящем звене компании и заставило их в скором времени
покинуть ее2.
Последовавший затем крах компании «Wang Laboratories» ошеломил даже крайне
изменчивый рынок компьютерной техники. Первый раз компания заявила о своей
убыточности уже через год после того, как Фред Ванг взял бразды правления в свои руки. За
четыре следующих года капитализация компании упала на 90%, а в 1992 году она оказалась
на грани банкротства. В конечном счете старшему Вангу пришлось признать, что его сын —
никудышный менеджер, и отстранить его от дел. Вопрос о том, доживет ли эта так хорошо
знакомая всем американцам китайская торговая марка до конца 1990-х, остается открытым.
Хотя история с компанией «Wang Laboratories» произошла и не в Китае, она раскрывает
одну фундаментальную особенность китайского бизнеса. Несмотря на продолжавшееся
последние двадцать лет бурное развитие китайской индустрии по всему миру, несмотря на
современное лицо многих китайских компаний, в целом китайская деловая жизнь по-
прежнему базируется на родственных связях. Новые предприятия опираются на социальный
капитал, накопленный китайской семьей, но она же создает серьезные трудности в плане их
дальнейшего укрупнения и институализации.
Крах «Wang Laboratories» иллюстрирует также и другую особенность китайской
культуры. Некоторые исследователи отмечают, что многие проблемы, возникшие у
компании после того, как Фред Ванг встал у ее руля, были прямым результатом стиля
управления его отца. Ан Ванг был авторитарным руководителем и не хотел ни с кем делить
власть: в 1972 году, когда штат компании насчиты-
вал уже 2 тысячи сотрудников, 136 находились в его личном подчинении3. Будучи
человеком достаточно энергичным, он умел заставить работать эту типично китайскую
централизованную систему, и во многих отношениях такая политика способствовала
укреплению духа корпоративной солидарности. Однако подобной структуре чрезвычайно
трудно придать форму института, который оставался бы жизнеспособным после ухода
основателя, и крах «Лабораторий» это продемонстрировал. Далее мы убедимся, что этот
стиль управления характерен для всех китайских предприятий и истоки его лежат глубоко в
структуре китайской семьи.
Китайцы представляют собой самую большую в мире расовую, языковую и культурную
группу. География китайских сообществ обширна: это и все еще коммунистическая
Китайская Народная Республика, и островные анклавы в Юго-Восточной Азии, и такие
промышленно развитые демократические страны, как США, Канада и Великобритания.
Несмотря на различия в политических системах, можно говорить об относительной
однородности китайской хозяйственной культуры. В самом чистом виде она воплощена на
Тайване, в Гонконге и Сингапуре, где китайцы являются национальным большинством и где
государство не осуществляет идеологическое руководство экономическим развитием, как
это происходит в КНР. Однако те же культурные особенности можно обнаружить и в
относительно малочисленных китайских диаспорах Малайзии, Таиланда, Индонезии и
Филиппин, и те же черты проявились в открытой, частной экономике, зародившейся в
Народной Республике в конце 1970-х в результате реформ, проведенных Дэн Сяопином.
Наконец, как показывает история компании «Wang
Laboratories», они сохраняются даже в Соединенных Штатах, несмотря на более
высокую, чем в Юго-Восточной Азии, степень ассимиляции с доминирующей культурой.
Тот факт, что одна и та же модель экономического поведения воспроизводит себя везде, где
правительство позволяет китайской общине вести деловую жизнь по собственному
усмотрению, свидетельствует о том, что в каком-то смысле эта модель есть естественное
порождение самой китайской культуры.
Первая особенность, которую необходимо отметить, говоря о промышленной структуре
Тайваня, Гонконга и Сингапура, это небольшой размер предприятий4. На Западе, в Японии и
в Корее экономическое развитие осуществлялось путем увеличения скорее размера
компаний, чем их числа. Совершенно противоположное явление можно наблюдать в странах
китайской культуры. К примеру, на Тайване из 44 054 частных производственных
предприятий, существовавших там в 1971 году, 68% имели небольшой размер, а 23%
классифицировались как средние, со штатом до 50 сотрудников5. Количество таких фирм
выросло за период 1966—1976 гг. на 150%, в то время как среднестатистический размер
частных предприятий (по количеству занятых) вырос на 29%. В Корее, которая старалась
идти по пути Японии и Соединенных Штатов, ситуация была прямо противоположной:
количество производственных предприятий выросло за тот же период времени лишь на 10%,
а штат сотрудников одного предприятия в среднем вырос на 176%6. Хотя на Тайване и
существует несколько крупных частных компаний, их размер ничтожен на фоне огромных
корейских корпораций, и эту разницу невозможно объяснить с точки зрения уровня
развития, поскольку Тайвань
всегда ненамного опережал Корею. «Formosa Plastics», крупнейшая частная тайваньская
компания на 1983 год, имела годовой объем продаж в 1,6 млрд долларов и штат сотрудников
из 31 211 человек; в корейских конгломератах «Hyundai» и «Samsung» на тот момент объем
продаж составлял 8 и 5,9 млрд долларов, а персонал — 137 000 и 97 384 человек
соответственно. В 1976 году среднестатистическая корейская фирма была вдвое больше
среднестатистической тайваньской7.
Небольшой размер фирм, пожалуй, еще больше характерен для экономики Гонконга с его
общеизвестно высококонкурентным рынком и огромным числом мелких фирм.
Среднестатистический размер гонконгской фирмы со временем даже уменьшился: в 1947
году в Гонконге 47 356 человек трудились в 951 компании, то есть в среднем по 49,3
человека на компанию, а в 1984-м в 48 992 компаниях были заняты 904 709 человек, то есть
уже по 18,4 человека на компанию8. Даже в промышленной зоне Квантун, которая
создавалась специально для поощрения крупных фирм, примерно 72% предприятий имели в
штате менее 50 человек, и лишь 7% — более 2009. Это сокращение размеров компаний
отчасти было обязано тому, что в 1980-х китайская провинция Гуаньдун была открыта для
гонконгского бизнеса: ввиду дешевизны рабочей силы многие крупные производства были
перенесены на материк. С другой стороны, существовало и обратное движение: капиталы,
вложенные в гонконгскую экономику Китаем, послужили для создания там нескольких
крупных корпораций. Данные по другим островным китайским сообществам
демонстрируют ту же картину. К примеру, на Филиппинах активы китайских компаний
составляли лишь одну треть от активов некитайских10. Со-
гласно исследованию, проведенному журналом «Fortune», в 1990 году из 150 крупнейших
корпораций Тихоокеанского бассейна лишь одна — тайваньская государственная нефтяная
компания — была китайской11.
Небольшой размер промышленных предприятий Тайваня связан с другой уникальной
особенностью экономического развития этой территории: большинство производств
находится в промышленных зонах, вынесенных за городскую черту. С середины 1960-х
более половины занятых в тайваньской промышленности работали за пределами семи
городов и девяти крупнейших населенных пунктов12. Немало предприятий занимались
своего рода кустарным промыслом, и их основной рабочей силой были люди, посвящавшие
часть времени сельскому хозяйству, — явление, характерное и для КНР времен де-
коллективизации. Почти все эти предприятия финансировались из личных сбережений, их
штат состоял из членов семьи, а продукцией, которую они выпускали, были
преимущественно низкотехнологичные пластмассы, бумажные изделия и т. п.13
На Тайване всегда существовали и крупные государственные компании, особенно в
нефтехимической, судостроительной, сталелитейной, алюминиевой, а в последнее время в
полупроводниковой и аэрокосмической отраслях. Некоторые из этих компаний были
основаны в период японской колонизации и перешли под контроль Националистической
партии после того, как она захватила власть в 1949 году. По утверждению Элис Эмсден,
роль госсектора во многих областях тайваньского развития остается недооцененной, а
между тем ключевую роль на раннем этапе индустриализации острова играли именно
государственные фирмы14. Однако эти фирмы всегда
были самой статичной частью тайваньской экономики, и постепенно их доля в ВВП
становилась все меньше. Многие из них были убыточными и поддерживались государством
исключительно из соображений национальной безопасности или потому, что
государственная собственность была единственным возможным в этом обществе способом
развивать крупные компании15. Но впечатляющий экономический рост Тайваня, начавшийся
в 1950-х, был стимулирован именно частным сектором и теми мелкими предприятиями,
которые составляли основную его часть.
У китайцев, как и в остальных азиатских обществах, кроме самостоятельного
предприятия существовал и другой тип организации хозяйственной деятельности — тип,
который можно обозначить собирательным термином «сетевая организация»16. Самые
знаменитые структуры этого типа — японские кейрецу (до Второй мировой войны
известные как дзайбацу), например, «Sumitomo» и «Mitsubishi»: альянсы компаний, часто
под крылом одного банка, члены которых связаны перекрестным держанием акций и
предпочитают вступать в экономические отношения прежде всего друг с другом. Корейский
вариант сетевых организаций известен как чэболь, и в числе наиболее известных из них —
«Samsung» и «Hyundai». Подобные сетевые организации достигают того же масштаба
экономического эффекта, что и ведущие западные фирмы, однако более свободная форма
дает им большую независимость, нежели та, что доступна, к примеру, вертикально
интегрированной американской корпорации.
На Тайване также существуют сетевые организации, однако они имеют важные отличия.
В первую очередь, они значительно меньше японских или ко-
рейских аналогов; если в среднем 6 крупнейших японских кейрецу состоят из 31 фирмы17,
а 6 корейских чэболь — из 11, то среднестатистическая тайваньская сетевая организация
объединяет 7 компаний. Меньше и средний размер участников таких групп, и их роль в
экономике Тайваня в целом. Если японские и корейские сетевые организации объединяют
самые крупные и самые передовые компании своих стран, то удельный вес тайваньских
групп в национальном хозяйстве относительно невелик: из 500 крупнейших
производственных предприятий Тайваня в них входят только 40%18. Эти сетевые
организации, в отличие от японских кейрецу, не сосредоточены вокруг банка или другого
финансового института. Большинство тайваньских фирм работает с несколькими банками,
которые к тому же в основном принадлежат государству19. Наконец, сами отношения между
членами организации носят несколько иной характер: чаще всего их связующим элементом
является семья. В этом отношении они гораздо больше похожи на корейские чэболь,
структура которых тоже преимущественно семейная, чем на японские кейрецу, с их
системой перекрестного держания и свободным выпуском акций20.
Причина мелкомасштабности бизнеса в китайских обществах заключается в том, что
практически все фирмы частного сектора находятся в семейном владении и управлении21.
Точную статистику по собственности найти довольно трудно, однако все свидетельствует о
том, что подавляющее большинство мелких компаний, доминирующих в экономике
Гонконга, Тайваня и Сингапура, принадлежит отдельным семьям22. По многим причинам
Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 1 | Нарушение авторских прав