Туда уходят умирать коты 3 страница

- Ну, разве это плохо, что пошлость заменили романтикой?

- Плохо! Из-за неё появились девяносто процентов психических заболеваний! Ты слышишь?! Девяносто процентов всех маньяков, дураков, шизофреников, параноиков и т.п. появились из-за морали, из-за того, что человеку обрубили природу. Это какая-то генномодифицированная хуета! Блять! Если бы подростки реализовывали свой сексуальный потенциал с должной мерой, а не якшались по лесам, то не было бы маньяков, озабоченных и педофилов. По крайней мере в том количестве в котором есть и были.

- Охринеть! А если бы твоя дочь с тринадцати лет трахалась бы со всеми с кем захотела, или у твоей жены до тебя было бы пятьдесят и более мужчин?

- Сейчас Я кривлюсь от этой мысли, но если бы моё воспитание не включало бы в себя табу на секс, то для нас всех это было бы нормой. Такой же нормой как в древнем Риме например, или в первичных племенах славян.

- Но ведь не просто так это построено...

- Всё правильно! Не просто так! В своё время не было контрацепции, а мораль было единственное противозачаточное средства, дабы избежать ненужной траты ресурсов и нерегулированного демографического роста. Сейчас контрацепция процветает во всех видах, так что табу просто себя изжило.
Вот к чему Я вёл. Раньше запретили Секс, чтобы избежать траты ресурсов, и породили проблемы с психикой. Теперь же Секс не ведёт к трате общественных ресурсов, и поэтому табу можно снять и вернуть всё на места. И так и происходит. Благо возвращается, и всё показатель тому всеми ненавистная сексуальная революция. Наше поколение уже нормально воспринимает секс до брака, и половую жизнь до двадцати лет. И тебя это ведь не удивляет верно? Ещё пару поколений и всё вернётся на круги своя. И слава Богу Майя, и слава Богу…

Майя лишь усмехнулась и пошла дальше, не считая нужным прокомментировать мою пылкую речь, на и так уже всем понятную тему. И ведь знаю что всё и так всем ясно, и люди умнее, чем о них думают, пусть даже самые умные среди умных, тем не менее, остаётся глубоко в разум дрянная надежда, что можно что-то кому-то открыть.

***

Весь первый день мы просто шли, шли не переставая так как сил было много, а дурная голова считала что за нами могут идти те, кто зачем-то за нами пошёл. Когда наступила ночь, санаторий был уже далеко на западе, точнее на северо-западе. Лес был чист, деревья были высоки. Я раскинул на влажную землю плед который взяла с собой Майя, на нём мы и уснули, крепко прижавшись друг к другу.
Спать было холодно, мокро и беспонтово. На утро лес наполнился душным шумом моего влажного кашля. Майя же проснулась бодрой и полной энтузиазма продолжить путь. Мы выпили воды и двинулись дальше.

***

В жизни, как в Пути, ну или в Пути, как в жизни, есть перевалочные пункты, контрольные точки так сказать, - места от которых ведётся отсчёт, отсчёт жизни, от одного такого места, до друга. В моих воспоминаниях о Майе, первая такая точка была не наше первое знакомства, точнее одно из того десятка первых знакомств. Той самой первой контрольной точкой было знакомство с Тагиром. Оно произошло в два этапа, после его смерти, и до его смерти. Я это очень хорошо запомнил, и именно эта остановка в жизни принесла в моё мировоззрение самые большие изменения, которыми, к сожалению, Я не могу поделиться в полной мере.
Это произошло на третий день.

***

- Вот здесь, раскопай это место, - Майя указала рукой на участок земли под большой сосной.

Гнилая трава в этом месте приподнималась неестественной горкой, кара дерева над этой горкой была более плотной, а мох на ней лежал густым зелёным ковром. Я ногой разгрёб немного листвы из кучи и носком кроссовка упёрся во что-то твёрдое. Раскидав ещё немного гнилья руками, Я замер. Из под сухих палок торчала жёлтая, с тёмно коричневыми потёками кость, кажется плечо, или ключица.

- Тагир… - мрачно, но в тоже время с любовной иронией в голосе, как будто вздыхая над шалостным проступком своего чада, проговорила Майя.

Я продолжил разгребать кучу. Прямо у самого ствола древа, на подушке из широких камней лежал череп взрослого человека без двух передних зубов. Позже Я откопал торс, одетый в чёрную майку без рукавов, ноги в протёртых синих джинсах.

Майя, не меняя печальной улыбке на лице, села на землю рядом со скелетом. Поглаживая череп по лбу она, то и дело приобнямала голову усопшего, целовала её в костяные скулы и убирала растительный мусор из глазных впадин.

- Тагирка-Тагирка… - приговаривала она. – Мальчик мой… глупый, бестолковый мальчишка.

- Он и правда, твой сын… - проговорил Я сам себе вслух. Верить в это было сложно, но оснований не доверять словам Майи у меня не было, ещё ни разу она меня не обманывала, и по моему чутью обмануть не должна.

- Да… Я его родила, когда ему было двадцать три. Вырос слишком глупым, вот и умер так рано.

- А когда он скончался?

- Завтра.

- Да… совсем недавно, точнее скоро.

- На самом деле так ему и нужно. Я бы может, хотела, чтобы он умерь и раньше, но судьба распорядилась иначе.

- Ты хотела, чтобы он умер? Тебе совсем его не жалко? Он же твой сын!

- И что? Каждый день кто-то умирает! Я не печалюсь об этом. Почему Я тогда должна печалиться о смерти своего сына?

Я широко открыл глаза, и недоумевающим голосом ещё раз проговорил, но более громко и грубо:

- Он твой сын!

- И что?!! - так же громко ответила вопросом на моё глагольствование Майя. - Ты что совсем глупый? Мало того что ты как Я вижу ведёшься на попутку своего гена, так ещё и ведёшьса на попутки генов чужих. Ты "Эгоистичный ген" читал?

- Ну, в общем-то нет, но много слышал, и в принципе согласен с общей концепцией.

- И Я не читала, и Я согласна с концепцией, тогда что тебе непонятно из того, что понятно мне? Если Я существую, это же не повод мне идти на поводу собственного гена? Да, пусть предположим, что суть нашего существования в том, чтобы выжить и размножится, но это не значит, что Я не могу игнорировать этот позыв. Я не обязана бояться уничтожить своё тело, или горевать по смерти своего потомства. Я не обязана делать то, что от меня хочет сама ПРИРОДА! Почему Я должна переживать в данный момент о гибели своего дитя? Какой от этого толк? Разве обязана Я мучить себя терзаниями, из-за того что у меня умер ребёнок? Самое главное КОМУ Я ЭТИМ ОБЯЗАНА?!

- Богу? - сказал Я первое, что пришло на ум.

- Он мне этого не говорил.

Майя поднялась с земли и отряхнула колени.

- Закапай его, пожалуйста, и пошли дальше.

Я засыпал тело Тагира гнилой травой и листвой, так как выглядела его могила до нашего прихода. Я даже специально запомнил место, где он захоронен, чтобы когда-нибудь прийти ещё раз туда и проведать сына Майи.

Мы шли молча. Я думал об "Эгоистичном гене", книге Ричарда Докинза, раскрывающей теорию эволюции гена, как истинного смысла существования жизни на земле. Если выразится предельно кратко, то Докинз говорил что все наши поступки и эмоции, вызваны только эгоистичным желанием нашего гена выжить и размножится. Любовь, страхи, желания делать открытия, писать книги и стихи, всё это объясняется желанием гена выжать, размножится и распространить себя в как можно большем пространстве. И всё это вполне доказано и Ричардом и сторонниками этой теории. Я и сам на самом деле согласен со всем этим, есть, конечно, парочка нюансов, но они уже чисто метафизические. Ну, например кто появился раньше ген или Бог. Ведь в принципе ген для собственного выживания вполне способен создать электромагнитные волны разных тонкостей, да и вообще много что может создать. Наши эмоции (вызванные геном) порождают разных демонов, и духов, которые так или иначе влияют на физическое состояние гена. Так вот, тот Бог, которого мы знаем с Маей, создал ген, или нет? Кто был первым? Ну и ещё парочка есть нюансов в такой же метафизической теме. Но они никак не рушат в общем счёте теорию эгоистичного гена, даже в каких-то моментах поддерживают её. Но самое главное, если Майя нарушает все заветы, данные ей геном, для собственного выживания и размножения, тогда она нарушает смысл бытия жизни человеческой? Как так? А что же тогда с суицидниками? Они тоже плюют на завет гена. А возможно ли вообще пойти против смысла жизни? Возможно ли нарушить его, или быть может нарушение смысла жизни тоже есть часть смысла жизни, - некий такой смысл смерти.

Я шёл и размышлял над этими простыми, школьными истинами. Потом подумал, что над такими истинами Я размышляю парою каждые пять минут, точно так же, как молодой юноша размышляет о сексе. Подумал что для меня философия, поиск правильного пути и блага для рода человеческого, это подобие секса, даже наверное чуть лучше чем секс. Хотя, что может быть лучше чем секс. Хе-хе. Я засмеялся, ну так, по крайней мере, показалось мне. На самом деле, Я слегка натянул правый уголок рта к верху.

- Что смешного? - спросила Майя, идя впереди меня, и никак не видя моего лица.

- Да что-то подумал, что думать мне нравится больше чем трахаться, вот и засмеялся.

- Понятно. А что ты меня не спрашиваешь, как умер Тагир? Я иду и всё жду этого вопроса в спину.

- Не знаю. - Я задумался. - Его убили?

- Да. А с чего ты это взял? - спросила Майя, не поворачиваясь ко мне, а всё продолжая идти между деревьев.

- Просто интуиция... хотя нет, обманываю, дедукция. Просто не стали бы в лесу закапывать человека, который умер от рака, или сердечного приступа.

- Да, всё верно.

Какое-то время мы снова шли молча. Майя дала мне время ещё немного подумать. Но у меня из головы не выходил вопрос. Почему Я должен был спросить её о смерти Тагира?

- Ты знала, что это Я его убил? - вскинул Я в воздух слова наугад и попал в точку. Майя остановилась.

- Угу, знала, - ответила она не поворачиваясь лицом, схватив рукой ствол какого-то листового дерева.

- Значит завтра да?

- Угу, завтра.

- Ясно... - спокойно проговорил Я.

Мы просто устали и не хотел вдумываться во всю серьёзность предстоящего дня. - Давай поспим. Я устал.

- Хорошо. Поспим.

Майя прижалась спиной к сосне и прикрыла глаза.

***

За всё время нашего бессмысленного движения Я ни разу не испытал страха. Меня не пугала дорога через горный лес ночью, не пугало осознание того, что мы одни, по-настоящему одни, и если случится беда, то полагаться нам придётся только на свою самодостаточность. Хотя мысли о том, что ближайшие люди от нас сейчас находятся в километрах дести, напротив внушали мне спокойствие. Нет людей, нет проблем.

Хоть прожил Я немного, но так или иначе понял, что по настоящему Я боюсь только одной вещи, и эта вещь исходила только от людей. Я боюсь только невежества. Умереть в лапах дикого животного не страшно, он либо съест меня, либо защитит свой дом. В такой смерти будет смысл, разум, истина. Умереть от болезни тоже нормально. Если мой организм не справился с вирусом, значит он слаб, и должен стать почвой для процветания других, более сильных организмов. Но умереть просто так, по вине чьего-то невежества страшно, очень страшно, до коликов в грудной клетки. Не хочу, не хочу стать жертвой чей-то глупости, не имеющей почвы для совершения.

Как Я боюсь людей... только людей и боюсь.

На следующий день мы шли намного быстрее чем раньше, ощущая какую-то необъяснимую важную спешку. Всё сводилась к тому, что мы опаздывали, но куда именно, было не ясно. Никто никого не подгонял, но само нутро свербело фразами «Не тормози, давай дальше. Нужно успеть! А куда? Не важно, просто иди!»

- Привал, - наконец-то сказала Майя усталым голосом.

Я сел на мокрую землю, и почувствовал как что-то шевелится у меня под задницей, но вставать не стал, ноги отказались это делать.

Знакомый звук! Я резко повернул голову.

- Слышишь?

- Что именно? - Майя навострила уши.

- Машина! Мы вышли к дороге?

- Видно да. Сейчас спустимся тогда к ней, узнаем где ближайшее селение. Нужно всё-таки зайти за припасами.

- Да нужно, - выдохнул Я и уткнулся лбом в колени.

Тишина? Почему люди едут за город за тишиной?

Я прислушался к лесу. Щебет птиц, шум падающих шишек, скрип старых сосновых крон на ветру. Я ни разу не слышал тишину за городом, не в лесу, не в степи. Мне кажется даже в пустыне Сахара ветер будет мелить песок и наполнять этим шумом всё пространство. Не могу вспомнить, где Я слышал тишину. Кажется нигде.

Звук ломающихся веток. Я резко поднял голову и увидел что Майя сделала тоже самое. Громкие хрустящие шаги по лесу, размеренные, целенаправленные. Потом звук растекающейся ширинки, звон металлической пряжки ремня, шелест струи по сухой листве.

Я не смотрел в ту сторону, из которой доносились звуки, туда смотрела Майя. Её челюсть напряглась так сильно, что по лицу пошла судорога. Она крепко сжимала зубы, чтобы ненароком ничего не сказать.

- Майя, - шёпотом окликнул Я её.

Она не повернулась, продолжает смотреть на кусты, за которыми кто-то справляет нужду.

- Майя, - повторился Я, но чуть громче. Она всё также молчит.

Я приподнялся с земли на полусогнутых коленях, чтобы получше разглядеть то, на что смотрит моя спутница. Видно было всё равно плохо, и Я чувствовал, что даже если Я выпрямлюсь в полный рост, меня всё равно не заметят. Я поднялся, полностью выпрямив ноги и вытянув голову. Журчание струи прекратились, и снова металлическим звоном заблёцкала бляшка ремня. Ещё пара громких шагов, и кусты за которыми было скрыто "нечто" расступились. Оттуда, смотря себе под ноги, размеренным шагом вышел парень-кавказец. Он сделал ещё несколько шагов в нашу сторону, поднял взгляд с земли и остановился как вкопанный. Он вовсе не ожидал здесь увидеть людей. Он просто хотел пройтись по лесу у обочины трассы, и тут неожиданно прямо перед собой увидел двух подростков.

Кавказцы всегда созревали раньше других национальностей населяющих русскоговорящую землю, но глаза у всех стареют с одной скоростью, кроме мудрецов, святых и дурачков. На вид ему было лет двадцать пять, плюс-минус. В чёрной майке без рукавов и в старых протёртых джинсах.

- Тагир! - выплеснула Майя свою напряжённость, и её лицо сразу разгладилось.

- Мам?! Что ты тут делаешь?! Где отец? - взгляд парня остекленел. В его голове в тот момент разум пытался справиться с диссонансом. Как здесь, в этом месте, в лесу на обочине могла оказаться его мать.

- Ты убил его, - спокойно ответила девочка.

- Кого? – не понял юноша.

- Отца.

- Ты о чём? Когда убил?

- Завтра. Он узнает о твоей кончине и у него случится сердечный приступ.

- Что, что ты говоришь, мам? Что ты тут делаешь? Кто это? - он кинул дикий взгляд на меня.

Майя молчала. Из её глаз пустились две тонкие струйки, многозначно стекающие по её щекам.

- Что случилось?! - молодой человек увидел слёзы матери, и в его горячем, но глупом разуме раздался эмоциональный взрыв. - Что ты с ней сделал, урод?!! - переключил Тагир всё своё внимание на меня.

Он в секунду подскочил ко мне и, взяв за грудки, прижал к дереву.

- Ты что с ней сделал, ублюдак??! Я тебя убью гандон! Где мой отец?!

Я даже не успел испугаться, Тагир с силой тряханул меня и одним броском повалил на землю. Первое что Я почувствовал тошноту от дара, влагу и холод спиной, и тяжёлое калено нападающего на груди. Потом удар по лицу кулаком, и холодная ладонь на челюсти.

Майя продолжала сидеть там, где сидела, только прикрыла ладонями лицо, толи, чтобы Тагир не видел её слёз, толи чтобы самой не видеть то, что происходило со мной.

- Я тебя урою, сука!!! Я тебе все кишки выпущу как барану! Сох ебаный! - повторял он сдавливая моё лицо большой ладонью.

Вот в этот момент Я испугался. Он ведь сейчас и вправду убьёт меня, и просто из-за того, что не понимает ничего.

Тагир сидел коленом на моей груди, и всё пытался узнать от Майи что Я с ней сделал и где его отец.

Я просто попытался встать, но встретил непреодолимое сопротивление на своём пути. Тело даже не оторвалось от земли, только давление колени на грудь стало ещё сильнее.

- Лежи сука! - гавкнул Тагир и снова перевёл взгляд на Майю. - Мам, что он с тобой сделал?! Что этот сох сделал?!

"Он убьёт меня? Нет... ведь не должен. Да? Хотя мне кажется убьёт". Мысли начали уходить не в ту сторону. "Я же видел его трупп. А что если это был не его трупп, или быть может, он умер после меня. То есть он сейчас убьём меня, и лишь потом умрёт сам". Моё тело забилось в судорогах. Казалось что организму нахватает кислорода, и мышцы начинают анархичное сокращение, для того, чтобы продлить своё существование. А по сути это была просто паника. Никогда не испытывал такого. Дикое чувство, чувство безумного безконтроля над собственной личностью. Мой ген захотел во что бы то не стало выжить. Он бы заставил моё тело, точнее своё тело, умолять, рыдать, продать душу, лишь бы выжить. И неважно как бы мне было после этого стыдно. Я был как Уорбург из романа "1984", Я был готов отдать свою Джулию крысам, лишь бы этих крыс не спустили на меня. Такое было моё состояние. Но слава Богу Тагир зажал мне рот и Я ничего не мог сказать, Я лишь думал об этом и бился в судорогах.

Тут на долю секунды ко мне вернулся разум. "Мне не нужно скидывать с себя Тагира, мне нужно просто убить его. Это ведь так просто! У него мягкие глаза, мягкое горло, ничем не защищённые уши".

Я набрал побольше слюны и пустил пену изо рта. Она стекала у меня по щекам, к затылку, но самое главное она протекала у Тагира между пальцев. Жидкая, липкая, омерзительная слюнная пена.

- Что за хрень... - Тагир одёрнул руку от моего рта и принялся вытирать её об мою рубашку.

"Хорошо, а что дальше? Точно! У меня же всё это время были руки". Руки и вправду всё это время были свободны, Я просто боялся ими пошевелить, чтобы не спровоцировать Тагира на ещё большую агрессию.

Быстро Я стал шарить по земле ладонью, в поисках палки, или камня. Да камень, точно, то, что нужно. Он лежал рядом, небольшой, но увесистый. Я схватил его ладонью и как кулаком треснул Тагира по лицу. Камень встретил сопротивление, и немного провалился внутрь ротовой полости. На меня прыснула кровь.

Один.

Два.
Три.
Четыре.
Пя...

Я убил Тагира...

Я конечно могу сказать что всё было как в тумане, Я ничего не помню, выброс адреналина и т.д. Но это враньё, Я всё помню, каждый шаг, каждое движение. И мне не стыдно, не противно это, мне просто страшно. Чёрт побери, как вспоминаю, начинает дрожать коленка. Боюсь себя. Господи, не повтори со мной такое, не доведи до такого. О, это страшное холодное чувство. Господи не повтори, пожалуйста...

Я не стал описывать процесс убийства, потому что не хочу переживать это ещё раз. В этот момент, когда пальцы двигаются, а глаза бегают по экрану, Я всё это переживаю заново. Вспоминаю, окунаюсь в момент, и снова всё как тогда, как за правду. Я выколол ему глаза большими пяльцами. Липкое чувство, как будто пытаешься продавить резиновый мячик, а когда продавил его, оказывается что там не воздух, а что-то мягкое, липкое и упругое. Опыт незаменимый, конечно же, но... но на хер такой опыт. Потом нагой со всей силы Я ударил его по затылку, пока он катался по земле. И в следующие пару секунд, Я осознал, что убил человека. Боже не повтори такое, не сподвигни.

Страшно.

Майя ничего не говорила, просто сидела на своём камне и смотрела. Я искал, копал, тащил, засыпал листвой и травой. Тагир ничего не делал. И в правду, он ничего не делал. Странно. Когда человек живой, можно сказать что он смотрел, дышал, лежал, а мёртвый этого не делал. И даже если он лежит на земле, то он не лежит, а вроде как просто находится. Ведь человек "лежит", тогда когда это действие, он может прервать это действие и сотворить другое. А Тагир не мог, он просто находился там, куда Я его положил. Бред какой-то.
В общем, когда Я его засыпал листвой и сухой травой, Майя поднялась с земли и поднесла ко мне бутылку с последней водой. Я смотрел на неё и как-будто не понимал, что она от меня хочет. Но это было "как-будто", так то Я осознавал, что она просто даёт мне воды, чтобы Я помыл руки и умылся, но этого ли она от меня хотела. Чёрт побери, она была свидетелем убийства собственного сына, совершённого мною, Я не мог знать наверняка, что у неё сейчас в голове.

- Помой руки, - проговорила она, открывая бутылку.

- Угу, - кивнул Я и подставил ладони.

Я очернял питьевую воду подсохший липкой кровью Тигара со своих ладоней, чёрной лесной землёй из под своих ногтей, соком той некогда живой травы, которую Я выдирал, чтобы раскопать могилку поглубже. Я очернял воду…

Вспоминаю одного чувака, Фила. Точнее не его самого, а наш последний нормальный разговор, после которого мы переругались, хотя не переругались по сути, просто он понял мою исконную глупость, и некомпетентность в деле вселенской мудрости. Его последнии слова мне были, «Надменность? Моя надменность? Идти Путём одного учения и доказывать Истину заложенную тысячи лет назад первыми мудрецами это не надменность! Надменность это испражняться в чистую питьевую воду, смывать ею свои отходы, когда миллионы хотят пить». Тогда меня очень задели его слова, Я понял как по-настоящему мне до него ещё далеко, а как далеко до него тем людям, которые его окружают, и Боги мои, как далеко он от тех людей. Не думаю, что много людей испытывают угрызение совести, когда смывают свои фекалии в унитазе. Да Я и сам никогда даже не задумывался этой мыслью, хотя всегда ценил свой, как мне кажется, высокий уровень духовной прошаренности. А тут такая простая вещь…

И вот сейчас, Я пачкаю эту воду тем, что у меня на ладонях, тем, что у меня осталось на руках, после совершённого мною злодеяния. И Я имею ввиду не только убийство Тагира, а так же раскопанную мною под деревом ямку, выдранную траву, скомканные листья. И всё это берёт в себя вода. Всё берёт в себя вода…

- Мы не будем здесь спускаться на дорогу. Он, кажется, был не один. Пройдём ещё день дальше.

Я кивнул в знак согласия, здесь Майя была права.

***

Солнце поднималось долго, ярко светя через густые кроны широколистных деревьев, тем самым наполняя лес мягким изумрудным цветом. Лес как-то резко поредчал, это стало сильно заметно на втором километре сегодняшнего пути. Хвойные уже почти не встречались, почему – не знаю, но стоило нам пройти ещё немного и сквозь стволы деревьев начали проблёскивать большие пробелы. Майя шла впереди меня и, поменяв шаг на бег, выбежала из леса первой.

- Сашка-а! – закричала она откуда-то издалека. Голос был наполнен… не знаю даже, радостью…, смехом, нет, он был наполнен детством. Давно Я не слышал такой голос, очень давно. Нет, даже не буду вспоминать, когда и с кем это было. Не нужно этого.

- Сашка-а! Ах-ха-ха, смотри!

Я ускорил шаг, и с рвением устремился на свет пробелов в деревьях. Яркий, ольховый свет раннего солнца ударил мне в лицо.

Это было поле, большое жёлтое поле внутри горной «чаши». Как мы могли до суда добраться, ума не приложу. Вроде шли всегда ровно, без резких подъёмов, но получилось, что спускаться к полю нужно с большого холма. Огромное поле, разбросанное от одной стенки «чаши», до другой. С высоты птичьего полёта, это, наверное, выглядело бы как идеальный жёлтый круг. Сухая колосковая трава, похожая на какую-то злаковую культуру плясала под касаниями горного ветра. Майя вбежала в поле, широко раскинув руки. Колоски били её по оголённым плечам, лицу, но она всё равно бежала и смеялась. Я невольно улыбнулся, но не тому что делала Она, а тому, что делала трава. Трава не прогибалась и не ломалась под ногами Майи, она как будто огибала её, и тут же возвращалась на своё место.

- Ах-ха-ха, оно такое большое и маленькое! – кричала Майя смеясь.

Она бежала далеко, наверное, хотела пересечь поле, но на полпути её дыхание выбилось, и Майя рухнула назем. Теперь Я не видел её, но слышал перебивающийся смех, - она устала.

Я не спеша спустился в «чашу» к полю. Всю зелёную растительность, которая росла в лесу, от сухого поля отделяла какая-то ровная грань. Зелёное не ступало в жёлтое, а жёлтое к зелёному. Я встал у этой грани и замешкался.

- Май! – крикнул Я в траву.

- А?! – откликнулась девушка.

- Ты живая там?

- Живая, пока что.

«Ну, хорошо» - подумал Я и ступил правой ногой в жёлтые ряды. Они не расступились как перед Майей, а приняли на себя мой тяжёлый, ломающий их стебли шаг.

Я шёл медленно, разглядывая стены горной «чаши», в которой находилось поле. Стенами были небольшие горы, переходящие в холмы. Местами они были отвесны как противолежащий катет, но в основном на любую из стен можно было запросто забраться. Недалеко от того места где мы вышли, Я заметил маленькое ущелье, точнее даже не ущелье, а трещину в большой сколе, из неё тёк горный ручей, переходящий в небольшую лужицу с чистой водой.

- На меня не наступи, - раздался голос Майи.

От неожиданности Я замер в подвешенном состояние. Опустив голову вниз, Я увидел свою ногу на ладони девушки. Кроссовок слегка придавливал хрупкие тонкие пальцы к земле, но на лице Майи не было ни гримасы боли ни возмущения.

Я убрал ногу, и присев на землю, аккуратно взял придавленную мною ладошку в руки.

- Где это мы? – спросил Я, очищая тонкие девичьи пальцы от земли.

- В поле.

- Спасибо кэп, - улыбнулся Я, - а точнее?

- Бог его знает, поле как поле, но мне нравится здесь. Красиво… - она широко улыбнулась, и потянувшись во весь рост выхватила у меня ладонь.

Я лёг рядом.

Когда в поле Я стоял в полный рост, трава еле доставала мне до груди. Теперь же, когда лицо моё было где-то на уровне самого основания, колосья казались величественным жёлтым лесом. Жёлтый лес, и голубое небо… облака ещё, белые, перистые.

Я повернул голову на бок. Рядом лежала Мая, умиротворённо прикрыв глаза. Её грудь поднималась под глубоким тихим дыханием, но Я его всё равно слышал, так как по сравнению со всеми звуками окружающего мира, шум воздуха выходящий из лёгких, был сравни быстрому ветру гоняющему кроны листовых деревьев. Майя слегка улыбнулась и повернулась на бок лицом ко мне.

- Хорошо, да? – превратила она утверждение в вопрос.

- Ага… - ответил Я, глубже всматриваясь в её глаза сквозь закрытые веки.

- Хорошо быть одной… так вольно, - произнесла она это с таким необъятным внутренним наслаждением, что это наслаждение вырвалось со словами наружу и разлетелось на несколько метров вокруг нас.

- А как же Я? – спросил Я, без каких либо обид, просто с непониманием.

- Ты? А тебя нет, - ответила она, не открывая глаз. – Я тебя выдумала, чтобы мне не было одиноко, когда Я уйду.

- А-а, понятно… - прошептал Я.

- Больше всего на свете Я люблю быть одна, и спать. Наверное, этим бы Я и занималась всю жизнь. Это было бы моё счастье…

- Не замудрённое счастье, - процедил Я.

- Угу… совсем простое, - она широко зевнула и открыла глаза. Первое что она увидела перед своими глазами это мой нос, большой и красный. Майя улыбнулась ещё шире и прикрыла его ладошкой. – Знаешь, просто если ты один, то отлучён от социального. Все твои слова, действия не несут какой-то тайный смысл, направленный на социальную реализацию. Если ты один в поле, то ты ведёшь себя честно, максимально честно. Без пафоса или выделки, и посрать как поймут.

- Наверное…

Мая обняла мою руку и сказала:

- Давай здесь уснём.

- Хорошо, - ответил Я и прикрыл глаза.

***

Спали мы не долго, даже можно сказать не спали недолго, а недолго дремали. Сквозь дрёму к нам приходили мелкие жучки, надоедливо бегающие по ногам, качающиеся тени от колосков травы, редкие прохладные дуновения горного ветра, и множество разных тихих звуков. Я проснулся чуть раньше, и долго наблюдал за большой жирной гусеницей, копающейся в длинных чёрных волосах Май. Гусеница то ползла вниз к земле, то наверх, в сторону лба девушки. Я же ставил на то, что гусеница доползёт до лба, и Майя с воплем «А-а, убери это!» вскочит, и начнётся шоу. Но было иначе. Насекомое доползло до лба, - девушка немного нахмурила бровки, потом гусеница заползла на нос и именно в этот момент Майя открыла глаза. Своему счастью Я не мог поверить, вот сейчас должно было быть то, чего Я так ждал, - вопли, крик. Но девушка спокойно сняла гусеницу с носа двумя пальчиками, и отправила к себе в рот. Пару движений челюстью, один глоток, улыбка.

.

.

.

Блять! Она съела здоровенную жирную гусеницу, прямо на моих глазах! Я бы не мог в этом поверить, если бы сам не увидел. Серьёзно! Так это и было. Я даже сказать ничего не мог, только смотрел на неё широченными глазами и с распахнутым ртом.

Майя немного прищурившись посмотрела мне в глаза, улыбнулась ещё шире и повернулась на другой бок.

Это было… это было так… не знаю даже, что сказать, наверное, прекрасно. Прекрасно в своей невозможности. Я подумать о таком даже не мог, а она это сделала. Чёрт, Я чувствовал себя полностью сокрушённым, снова, опять. Сколько уже можно?!

Дата добавления: 2015-11-30