|
Читайте также: |
Фейд-Раута ушел в сторону, перебросил оружие в левую руку. Но побледневшая на скулах кожа выдала его боль.
Пусть теперь и он поволнуется, подумал Пауль. Пусть подумает о яде..
— Предательство! — крикнул Фейд-Раута. — Он отравил меня! Я чувствую яд в руке!
Пауль впервые за время поединка ответил ему:
— Всего лишь капелька кислоты. Плата за наркотик на императорском клинке.
Фейд-Раута овладел собой и ответил такой же холодной улыбкой, левой рукой взмахнул клинком в шутовском салюте. Но его глаза сверкали яростью.
Пауль перебросил крис в левую руку, чтобы правильно повернуться к противнику. И они вновь закружили по залу.
Фейд-Раута начал понемногу приближаться к Паулю. Он высоко держал свой нож; в раскосых глазах ив том, как он стиснул челюсти, читалось озлобление. Он ударил вправо-вниз, и оба соперника сошлись в ближнем бою, клинок к клинку.
Пауль, остерегаясь правого бедра Фейд-Рауты, где, как он подозревал, была скрыта отравленная пружинная игла, заставил Фейд-Рауту развернуться левым боком. И почти пропустил иглу, которая выскочила из-под пояса. Только движение корпуса Фейд-Рауты предупредило его, и острие не достало до тела всего какой-нибудь миллиметр.
На левом бедре!
Да, коварство в коварстве внутри коварства, напомнил себе Пауль, Используя навыки, развитые подготовкой Бене Гессерит, он прогнулся пытаясь обмануть Фейд-Рауту, но из-за необходимости все время уклоняться от иглы на бедре противника потерял равновесие, оступился и в следующий миг оказался на полу, а Фейд-Раута навалился на него.
— Видел, что на моем бедре? — шепнул ему Фейд-Раута. — Это твоя смерть… глупец!
И он стал поворачиваться, подводя иглу.
— Эта штука парализует твои мышцы, а мой нож докончит дело! — объяснил он. — И никто ничего не обнаружит!
Пауль напрягся. Он слышал, как в глубинах его мозга бесчисленные предки кричат, приказывая ему произнести кодовое слово — остановить Фейд-Рауту и спасти себя.
— Я не сделаю этого! — выдохнул он.
Фейд-Раута удивленно замер — на какую-то долю секунды. Но ее было довольно, чтобы Пауль заметил плохо уравновешенное напряжение в мышцах ног противника, — ив следующий миг они поменялись местами. Теперь Фейд-Раута оказался под ним, задрав только правую ногу, и не мог повернуться, потому что игла на левом бедре засела в полу.
Пауль высвободил левую руку — собственная кровь помогла ему, сделав руку скользкой. Нанес удар крисом снизу под челюсть Фейд-Рауте. Клинок вошел в мозг — Фейд-Раута дернулся и обмяк, но лег не навзничь, а вполоборота — игла, застрявшая в полу, все еще удерживала его.
Глубоко дыша, чтобы успокоиться, Пауль оттолкнулся от трупа и поднялся на ноги. Он встал над мертвым телом с крисом в руке и нарочито медленно перевел взгляд на Императора, стоявшего у противоположной стены.
— Ну вот, Ваше Величество, — произнес Пауль. — Еще одним человеком меньше в вашем войске. Хотите еще поиграть словами, притворяться и высокомерничать? Или обсудим то, чему должно случиться? Короче говоря: ваша дочь выходит за меня и Дому Атрейдес тем самым открывается дорога к трону.
Император повернулся, посмотрел на графа Фенринга. Серые глаза встретились с зелеными. Эти двое так давно и-хорошо знали друг друга, что одного взгляда им было достаточно.
Убей этого выскочку, хотел сказать Император. Да, этот Атрейдес молод и находчив, но он также устал и в любом случае не соперник тебе. Вызови его… ты знаешь, как это делается. Убей его.
Фенринг медленно перевел взгляд на Пауля.
— Сделай это. — прошипел Император.
Граф смотрел на Пауля и видел его так, как учила его пользоваться зрением его леди Марго, — по-гессеритски. Он видел тайну и скрытое пока величие юного Атрейдеса.
«Да, я мог бы убить его», — сказал себе граф. И он знал, что это было правдой.
Но что-то остановило графа, и он только мельком подумал о своих преимуществах — скрытности, хитрости — и о том, что его побуждения были не ведомы никому.
Пауль воспринял часть всего этого через бурлящие вихри времени и понял наконец, почему никогда не видел Фенринга на вероятностных линиях будущего. Фенринг был одним из тех, кто мог бы стать, но так и не стал Квисатц Хадерахом. Почти Квисатц Хадерах, искалеченный ошибкой в генетической структуре. Евнух, чей талант целиком ушел на скрытность и хитрость… Пауль ощутил глубокое сострадание к графу. Это было первое братское чувство за всю его жизнь…
Фенринг, уловивший чувства Пауля, произнес:
— Я вынужден отказаться, Ваше Величество. Шаддама IV охватила ярость. Он, раздвинув свиту, подошел к Фенрингу и с размаху ударил его в челюсть. Лицо графа потемнело от прилившей крови. Он посмотрел прямо в глаза Императору и нарочито невыразительным голосом проговорил:
— Мы были друзьями, Ваше Величество. И только ради этой дружбы я забуду о том, что вы ударили меня.
Пауль кашлянул.
— Так мы говорили о троне, Ваше Величество, — напомнил он.
Император обернулся.
— Трон мой! — рявкнул он.
— Я предоставлю вам трон на Салусе Секундус, — сказал Пауль.
— Я сложил оружие и пришел сюда, доверившись вашему слову! — закричал Император — А вы осмеливаетесь угрожать.
— Вы в безопасности рядом со мной, — сказал Пауль. — Атрейдес обещал это вам. Но Муад'Диб приговаривает вас к изгнанию на вашу тюремную планету… впрочем, не страшитесь, Ваше Величество: я приложу все имеющиеся в моем распоряжении силы, чтобы сделать Салусу Секундус удобнее. Поверьте, она станет планетой-садом, мягкой и уютной.
Поняв скрытое значение слов Пауля, Император вперил в Пауля яростный взор.
— Ну вот, теперь мы видим истинные мотивы…
— Видим, — согласился Пауль.
— А что Арракис? — поинтересовался, раздувая ноздри, Император. — Еще одна планета-сад, мягкая и уютная?
— Муад'Диб дал слово фрименам, — ответил Пауль. — Здесь потекут под открытым небом воды и зазеленеют оазисы, обильно дарящие плодами. Но, конечно, мы не забудем и о Пряности… Поэтому на Арракисе всегда будет существовать Пустыня… и яростные бури, и тяготы, закаляющие человека, мужа и воина. У нас, фрименов, есть пословица: «Бог создал Арракис для укрепления верных». Нельзя же идти против воли Божьей!
Старая Правдовидица, Преподобная Мать Гайя-Елена Мохийям, По-своему прочла скрытый смысл слов Пауля. Она увидела джихад и воскликнула:
— Ты не можешь напустить этих людей на Галактику!..
— Вспомни-ка лучше сардаукаров, — ответил Пауль. — Те, конечно, были просто миротворцы…
— Но ты не можешь… — прошептала она.
— Ты же Правдовидица, — усмехнулся Пауль. — Так обрати взор на собственные слова…
Он посмотрел на принцессу и снова на Императора.
— Так что лучше вам не тянуть, Ваше Величество. Император потрясение взглянул на дочь. Та коснулась
руки отца и мягко сказала:
— К этому ведь меня и готовили, отец. Тот только глубоко вздохнул,
— Делать нечего… — пробормотала старая Правдовидица.
Император, вспомнив про свое достоинство, выпрямился.
— Кто будет вести переговоры за тебя, родич? — спросил он.
Пауль обернулся. Увидел мать — та, опустив глаза, стояла подле Чани, окруженная фрименской охраной. Он подошел к ним, ласково взглянул на Чани.
— Я… понимаю, — прошептала она. — Если так надо… Усул…
Пауль, слыша в ее голосе скрываемые слезы, погладил ее по щеке.
— Ничего не бойся, моя Сихайя, — прошептал он. Потом опустил руку и повернулся к матери: — Ты будешь говорить от моего имени, мама, и Чани с тобой. У нее есть мудрость и зоркие глаза… Кроме того, истинно сказано, что никто не торгуется лучше фримена. Она будет смотреть на меня глазами своей любви, она будет думать о своих будущих сыновьях и о том, что им будет нужно. Ты уж прислушивайся к ней…
Джессика услышала в голосе сына трезвый, жесткий расчет и подавила дрожь.
— Какие твои инструкции? — деловито спросила она.
— Все акции Императора в компании КООАМ в качестве Приданого, — просто ответил он.
— Все?! — Джессика была так потрясена, что едва могла говорить.
— Его надо раздеть до нитки, — объяснил Пауль. — Затем я требую титул графа и директорское кресло в КООАМ для Гурни Халлека плюс в качестве ленного владения Каладан. Вообще все уцелевшие люди Дома Атрейдес получат титулы и соответствующую власть. Все до последнего солдата.
— А фримены? — спросила Джессика.
— Фримены — мои, — ответили Пауль. — И все, что они получат, — они получат из рук Муад'Диба. Начну со Стилгара — пусть будет губернатором Арракиса… но это может подождать.
— А я? — снова спросила Джессика.
— А ты чего хочешь?
— Каладан, наверно… — Она помедлила, глядя на Гурни. — Не знаю. Нет, я стала почти совсем фрименкой… и Преподобной Матерью. Мне нужна возможность подумать в покое…
— Ну, что-что, а это-то я тебе могу обещать, — усмехнулся Пауль. — И вообще все, что ты можешь получить от меня или от Гурни…
Джессика кивком поблагодарила его, почувствовав вдруг себя старой и утомленной. Она посмотрела на Чани.
— А что ты дашь наложнице государя?
— Мне титулов не нужно, — быстро ответила Чани. — Умоляю тебя — ничего мне не давай.
Пауль посмотрел ей в глаза и вдруг вспомнил, как она стояла с маленьким Лето на руках — с их сыном, погибшим в этой бойне.
— Клянусь, — прошептал он, — что тебе и не понадобится никакой титул. Та женщина будет моей женой, а ты только наложницей — это все политика, и мы должны сейчас подумать об установлении мира и о том, чтобы войти в число Великих Домов Ландсраада. Придется соблюдать их правила. Но эта принцесса никогда не получит от меня ничего, кроме моего имени. Ни ребенка, ни прикосновения, ни единого мига желания.
— Это ты сейчас так говоришь, — прошептала в ответ Чани. Она посмотрела на высокую принцессу.
— Ты что, до сих пор так плохо знаешь моего сына? — шепнула Джессика. — Посмотри на эту гордую, высокомерную принцессу. Говорят, у нее писательские амбиции. Будем надеяться, она найдет утешение в литературе, потому что ей не приходится рассчитывать на большее. — Джессика горько усмехнулась. — Подумай об этом, Чани: у принцессы будет имя и титул, но на деле она будет менее чем наложницей — ни единого мига нежности не будет она знать от того, с кем свяжут ее брачные узы. Но мы, Чани, — мы, которые называемся наложницами, — войдем в историю как истинные жены!
Приложения
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав