Семейный портрет в интерьере

Ричард Саймон

ОДИН К ОДНОМУ

Беседы с создателями семейной психотерапии

Перевод с английского Н.М. Падалко

Richard Simon

ONE ON ONE

Conversations with the Shapers of Family Therapy

Библиотека психологии и психотерапии

Выпуск 15

Москва

Независимая фирма "Класс"

Саймон Р. Один к одному: Беседы с создателями семейной терапии/Пер. с англ. Н.М. Падалко. – М.: Независимая фирма "Класс", (Библиотека психологии и психотерапии).

Перед вами вся семейная терапия, какая есть в мире, как на ладони. Имена, лица, интервью. Различия, дискуссии, цеховые байки. Легенды, сплетни, намеки. И сильный пульс самой живой области практики. А поскольку работа с семьей – нечто среднее между работой укротителя тигров, канатоходца и эквилибриста, в книге сами собой собрались "все жанры, кроме скучного". Семейных терапевтов, для которых ее содержание "насквозь родное", у нас не так уж много... А вот врачу, педагогу, психологу эта книга ответит на все вопросы о семейной терапии, в том числе и на тот, который порой искушает профессионала-"смежника", а не пройти ли специализацию, не стать ли семейным терапевтом? Да и массовый читатель не пожалеет, заглянув в книгу, и будет вознагражден за здоровое любопытство.

© Р. Саймон

© "Фэмили Терапи Нетворк"

© Независимая фирма "Класс" при содействии Марка Патерсона

© Н.М. Падалко, перевод на русский язык

© Л.М. Кроль, Е.Л. Михайлова, предисловие

ISBN 0-89862-269-7 (USA)

ISBN 5-86375-016-2 (РФ)

Исключительное право публикации на русском языке принадлежит издательству "Независимая фирма "Класс". Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.

СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ

(от издателей)

Одни авторы этого сборника умерли классиками, другие классиками живут, а третьи - просто знамениты.

Неклассическим можно считать здесь только один голос - "хозяина вечеринки", составителя и интервьюера Ричарда Саймона. Без него праздник - а эта книга действительно пир, и не только для профессионалов - состояться бы не мог.

Художники, писавшие семейные портреты, порой запечатлевали и себя - вполоборота, с палитрой и кистями - в правом углу холста. Место, возможно, скромное, но счастливо то профессиональное "семейство", где оно не пустует. В нашем же случае "художник" - член семьи, "интерьер" ему родной, а портрет писан больше для своих, хотя интересен и гостям, и просто любознательным, и - конечно! - наследникам.

Блистательные интервью звезд семейной терапии, собранные в книге, прежде появлялись на страницах журнала "The Family Thrapy Networker", основного детища Р. Саймона. Они - часть постоянного диалога школ, теорий и авторов, профессиональной культуры общения, в которой нас в первую очередь поражает способность к открытой, но притом совершенно не воинственной дискуссии. Последователей, как и оппонентов, хватает всем. На знание истины "в окончательной редакции" не претендует никто. Громкая популярность приходит и уходит, суждения и интересы знаменитых коллег со временем меняются, пути их сходятся и расходятся - это жизнь.

И "Networker" отражает, фиксирует (а может быть, отчасти и формирует) пульс жизни одного из самых живых и пестрых профессиональных сообществ. В этом "едином информационном пространстве" культивируется многообразие, обратная связь и "все жанры, кроме скучного".

Книга сохранила самое неуловимое, что есть в живом общении - интонацию, атмосферу.

Издавая ее, мы очень надеялись, что наш читатель услышит не только отдельные голоса (сами по себе замечательно интересные и неповторимые), но и то, как они "перекликаются". Интервью полны взаимных отсылок, уважительных подначек, "домашних" шуток - при том, что датированы разными годами - и создает объемное, "голографическое" представление о цеховом духе, а заодно и истории направления.

Книжка сама по себе удивительна и может послужить "терапевтической метафорой" для российского профессионала, опечаленного тем, что клиенты предпочитают экстрасенса, журналисты задают глупые вопросы, а представители традиционной медицины по-прежнему верят только в анализы... А уж до признания семейной терапии со всеми ее внутренними разногласиями... Вот разве что книжку почитать...

Между тем семейная терапия как социальное явление возникла на Западе без благословения психотерапевтического "мейнстрима" и даже в оппозиции к нему - пустила корни в ничейной земле между официальной психиатрией и социальной работой. Бралась за то, за что другие не хотели: анорексия, семьи шизофреников, иммигрантские проблемы. Допустила, что терапия может быть недолгой и недорогой. Взялась готовить семейных консультантов "из народа", не имеющих за плечами базового образования, дав им тем самым жизненную перспективу и заработок, а самому направлению - широкую социальную базу, "капиллярную сеть". Попутно выработала собственные методики и стандарты обучения. В конце концов, стала массовым явлением, с которым невозможно не считаться, - и все это на памяти одной генерации профессионалов!

Голоса людей, сформировавших этот процесс, звучат со страниц книги. Мы думам, что встреча с ними может стать настоящим событием для нашего читателя - как в жизни может стать им визит в большую, сильную и сложную семью.

Леонид Кроль,

Екатерина Михайлова

ПРЕДИСЛОВИЕ

Фреду,

лучшему из братьев, отцов, сыновей,

в выборе дела советчику,

о каком нельзя и мечтать.

Двадцать лет назад, когда я поступил в аспирантуру, специализируясь в клинической психологии, групповая психотерапия все еще – по крайней мере, насколько я знал, – процветала, и я собирался стать вторым Фрицем Перлзом. Как я рисовал себе психотерапевта? Кладезь премудрости, непостижимый гуру, нетерпимый к притворству, уловкам, он уверенно ведет за собой растерянных людей в поисках реальности, подлинности, правды. Я начитался Перлза, Р.Д. Лэнга и считал, что терапия нужна, чтобы содрать корку самообмана, обнажить эго и добраться до самой его сути. Я утвердился в мысли, что группа – наиболее подходящая арена для этого действа. Здесь, в обществе незнакомцев, которых свела вместе одна и та же цель, можно освободиться от лжи, подавленных чувств, лежащих в основе человеческого несчастья.

Понятно, что не в собственной семье человеку искать подобного исцеления. Истинное дитя 60-х, я знал, что от семьи надо бежать, чтобы обнаружить, кто ты на самом деле. В конце концов, не затем ли люди уезжают подальше от семьи – в колледж? На мой слух в термине "семейная терапия" – с ним я впервые столкнулся в аспирантуре – крылся оксюморон, вроде "миротворицы-бомбы". Однокашники разделяли мое недоверие к "семейной терапии", курс был явно непопулярным. Однако на первом году обучения, на самой нижней ступеньке, я не мог рассчитывать, что меня запишут слушать курс по "групповой терапии", и оказался "приписанным" к семейной... Я стал семейным терапевтом "по недобору".

К счастью, по программе нам полагались наблюдения через "одностороннее зеркало", а наш наставник-супервизор по семейной терапии взялся за обучение со всем пылом новообращенного. Каждую неделю кто-то из нашей кучки на глазах у остальных повторял сказанные им по внутреннему телефону фразы – с притворной невозмутимостью и маской всеведения, принимая семью за семьей, которые с нескончаемыми жалобами приходили в университетскую психиатрическую клинику. Несмотря на нашу неуклюжесть, позу и жалкое обезьянничанье (ведь приемов мы нахватались, изучая по видеозаписям работу "мастеров"), подопечные семьи, казалось, менялись, часто – самым драматичным образом. Каждый случай был захватывающей историей: яростные столкновения, примирения в слезах, возвышенный момент общего смеха и доброты.

Иногда наш наставник прокручивал нам видеозапись первого сеанса с семьей, а затем – другую, со встречей через несколько недель. Вот-вот оно – как люди смотрят, как говорят и, конечно же, как сидят. (Нас учили вникать в важнейшую для психотерапевта семейную криптографию: кто с кем сидит.) И мы видели перемены. Тот курс перестроил для меня пантеон целителей. Гневливый Фриц Перлз был исключен, его место заняли семейные терапевты, чьи семинары и рабочие пленки меня потрясли.

Многие молодые, в 70-е пополнившие ряда профессиональных психотерапевтов, узнали опыт, подобный моему. Семейная терапия с ее бунтом против психиатрии, против медицинской модели мышления, с ее оптимистическим взглядом на человека и стремлением найти новые пути, кажется, усвоила ценности контркультуры, ставшие близкими молодым терапевтам еще в пору их студенчества. Для нас семейная терапия была не просто иным подходом, требовавшим помещения попросторнее и побольше стульев. Это была первая "широкоформатная" терапия, панорамное видение человеческих отношений, и она обещала не только в корне изменить труд психотерапевтов, но и придать новый смысл тому, что делали школы, больницы, суды, – всему и вся. Волнение охватывало от головокружительной перспективы охватить умом связь будто бы несвязанных явлений и увидеть за семьей живую картину, где чреда поколений разыгрывала тайную историю человеческой личности.

Притягательность семейной терапии не сводилась только к новым (порой фантастическим) идеям. Ее популярности во многом способствовали – как выражается семейный терапевт Линн Хоффман – "большие оригиналы", угодники толпы, которые демонстрировали чудеса "семейного" подхода перед психотерапевтами на семинарах по всей стране. Это были клиницисты столь хладнокровные, столь уверенные в силе своих приемов, что охотно работали перед публикой, не страшась принять любой вызов от любой семьи. Эти клинические "спектакли" дали мощный толчок стремительному развитию семейной терапии (даже больше, чем будоражившие статьи, книги по теории систем, по новой терапевтической стратегии), а каждый их "постановщик" становился живой легендой и у каждого появлялись свои приверженцы.

К 1982 г. существовали уже десятки обучающих центров по семейной терапии. Национальная ассоциация семейных терапевтов насчитывала уже более 10 тыс. человек, а мастерские по семейной терапии проводились по всей стране. В том же году возник журнал "Зе Фэмэли Терапи Нетворкер", созданный, чтобы освещать развитие новой, быстро меняющейся области знания. Журнал привлекал читателей прежде всего интервью с теоретиками и практиками нового направления.

Да, интервью в "Координаторе" (Networker) печатались, когда литература по теории и методам семейной психотерапии давно уже стала доступной. "Нетворкер", задавался особой целью – предоставить возможность ведущим в своей области профессионалам выйти за привычный круг тем. В журналистике интервью – жанр самый задушевный: множество людей могут как бы подслушать чей-то разговор один на один. Часто интервью "Нетворкера" читались почти как дневник – настолько личность терапевта говорила о "таинственной близости" между человеком и его делом.

Среди интервью особенно выделялись три – с Сальвадором Минухиным, Карлом Витакером и Вирджинией Сатир. Этими тремя фигурами в семейной терапии восхищались, возможно, больше всего, им больше всех подражали. На бесчисленных записях тренингов и семинаров эти выдающиеся клиницисты демонстрировали блестящее мастерство, овладевая любой, самой сложной ситуацией: они отбрасывали преграды, они открывали – силой души и умения – новый мир тем, кто отчаялся и замкнулся в отчаянии. Читатели могут проследить за каждым ходом мысли в рассказе великих мастеров о своем деле, узнают, с чего они начинали, чего достигли. Увидят, как они способны "отбить" любой нелегкий вопрос. Почти обожествленные в семейной терапии фигуры обратятся к читателям человеческим лицом, интервью покажет их людям – людьми.

Для меня, бравшего интервью, опыт был редкий. Еще два-три года назад я, преисполненный благоговения, посещал их семинары, а теперь мне уже не надо в переполненной комнате состязаться с другими за их внимание. Но в то же время я теперь чувствовал огромную ответственность, ведь необходимо выступить с Вопросом... С таким, который читатели "Нетворкера" хотели бы задать им через меня. Иногда, сидя в гостиничном номере и ведя интервью, я воображал за окнами трибуны, где теснились семейные терапевты – они следили за тем, как разворачивается наш разговор.

Первым я интервьюировал Джея Хейли, занимающего центральное положение в семейной терапии. Едкая ирония Хейли принесла ему славу главного полемиста, самого результативного игрока против "команды официального здравоохранения". В 50-60-е годы (как участник исследовательской программы по средствам человеческой коммуникации антрополога Грегори Бейтсона) Хейли формулировал начальные положения теории, объяснявшие связь симптомов индивида с внутрисемейными взаимоотношениями, включая нашумевшую гипотезу о "двойной связи". В 60-70-е годы Хейли оказался главным разведчиком новых возможностей семейной терапии и первым летописцем нового направления.

Хейли был историком семейной терапии с момента ее зарождения, и в интервью заметно, что он больше говорит о работе других, чем о своей собственной. Он был просто ходячей энциклопедией психотерапии.

Хейли известен и как популяризатор метода блестящего гипнотерапевта Милтона Эриксона, своего наставника. Из интуитивного, казалось бы, эриксоновского подхода Хейли извлек принципы, составившие ядро многих наиболее действенных методов в семейной терапии, в частности его собственного стратегического метода. Очерк об Эриксоне, включенный в этот сборник, написан в попытке передать дух его творчества и преданности делу.

В сборник включены интервью с двумя выдающимися психотерапевтами, которые не занимались непосредственно семейной терапией, но способствовали созданию того интеллектуального климата, в котором развивалось это новое направление. Молодые клиницисты, которые в 70-80-е годы выбирали профессию семейного терапевта, скорее всего были знакомы с книгами Т. Заца и Р.Д. Лэнга ("Миф о душевных болезнях", "Разделенное "я", "Политика опыта"). Эти книги – удар за ударом – разрушали монолит ортодоксальной психиатрии и медицины. Я ожидал, что и Зац, и Лэнг посчитают себя близкими стану семейной терапии – настолько совпадали их ценности. Вместо этого оба выразили серьезное опасение тогдашним положением семейной терапии, приносящей, по их мнению, немало вреда. Эти интервью будет нелегко читать тем, кто привык почитать себя героями. Однако наука хоть и болезненная, но полезная: стоит узнать, каково той стороне, в которую летят стрелы.

Интервью в "Нетворкере" вскоре перестали ограничиваться ретроспективным обзором и сконцентрировались на том, что волновало семейную терапию в 80-е годы. Одной из тем в этом контексте оказался феминизм. Я и сейчас хорошо помню, с каким напряжением зал на представительных конференциях слушал феминисток, впервые просивших слова, чтобы обличать семейную терапию. На пленарном заседании одного из таких съездов моя знакомая, обычно остроумная, веселого нрава женщина, с непритворной суровостью разоблачала патриархальные пережитки в нашей области, угнетение женщин, дискриминацию, которой они подвергаются. Она вышла на эстраду – и я увидел чужую: ничего в ней не осталось от близкой души, а раньше мы были однокашниками. Она заговорила – и я понял: здесь судят всех мужчин, включая меня. Выпады против патриархата и угнетения вначале показались одной риторикой, но моя подруга столь блистательно анализировала законы культурного общества, формирующего семью, отправляясь от половой принадлежности человека, что я должен был признать: тут говорятся важные вещи.

Критика со стороны феминисток повела к преображению теории и практики семейной терапии. Вероятно, самыми влиятельными фигурами в этой революции были Бетти Картер, Пегги Пэпп, Олга Силверштайн и Мэрианн Уолтерз. Это была четверка широко известных клиницистов, сформировавшая "Женский проект в семейной терапии", с различной ориентацией в теоретической области, объединившаяся, чтобы бороться против необъявленной дискриминации женщин, проводимой на уровне профессиональной терапии, и предложить альтернативы, свободные от предрассудков. Интервью с представительницами "Женского проекта", которое состоялось в 1984 году, я начинал, чувствуя себя немного канатоходцем. Я, молодой мужчина, задаю четырем опытным женщинам вопросы, по которым даже с позиций журналистской этики не в силах держаться нейтралитета! Я уцелел, признав, что смущен. Как оказалось, феминистки привели в смущение почти всех, причастных к семейной терапии. В заключение интервью прозвучало одно из самых доступных для реализации ранних предложений феминистской программы, а над целым рядом поднятых проблем семейные терапевты неустанно бьются с тех пор.

Несмотря на то что мужчины доминировали в семейной терапии в период ее становления, в 80-е годы женщины выступили вперед – не только по вопросам пола, но как экспериментаторы, разрабатывавшие нетрадиционные методики. Среди новаторов в последние десять лет особое внимание привлекали итальянский психиатр Мара Сельвини Палаззоли и психотерапевт стратегической школы Клу Маданес. Центральная фигура знаменитой Миланской группы и главный автор классического труда "Парадокс и контрпарадокс" Палаззоли поразила воображение работающих в психотерапии своим артистичным исполнением ритуального терапевтического парадокса. Хотя к тому времени, когда состоялось интервью, Палаззоли отказалась от своей ранней методики "парадокса" ради экспериментов с приемом, названным ею "инвариантное предписание", новой работе она отдалась с той же страстностью, так же поглощенная деталями и стремлением разобраться в механизме внутрисемейных взаимоотношений. Если Палаззоли во всем видит высокую драму, то Маданес, известная сторонница изобретательной игры и безобидного лицедейства, ничего – даже саму себя – не воспринимает всерьез. Обе просто загипнотизируют вас, наблюдающего за тем, как они исцеляют семьи, и вы потеряете счет времени, забудете про собственные заботы. Дело, наверное, не в методиках и приемах; сила необыкновенного воздействия Палаззоли и Маданес – в изумляющем умении сосредоточиться, в способности погрузиться "без остатка" в процесс, происходящий на терапевтической сессии.

Конец 80-х для семейной терапии был переломным моментом: критики принялись взвешивать обоснованность правомочий психотерапевта и открыто пересматривали идущую от Эриксона, Хейли, Минухина традицию "указующего перста", отвергали исходные для семейной терапии посылки. Чилийский биолог Умберто Матурана, который "осуществил прорыв в осмыслении естественных систем... сравнимый по значению с эйнштейновской теорией относительности", стал во главе "конструктивизма". Все наши так называемые "объективные истины", согласно "конструктивистам", есть не более чем человеческая субъективность в действии. В интервью, которое "Нетворкеру" дал Матурана, а также в состоявшейся позже беседе с Линн Хоффман, автором книги "Принципы семейной терапии", чутко улавливавшей перемены "семейного" направления, возникал вопрос: не исчерпала ли себя семейная терапия, не время ли нового цикла – со своей теорией и новаторской практикой?

Сегодня приверженность какой-то из многочисленных школ – структуралистской, стратегической, системной и т.д. – фактически уже не предмет для спора. Определяется новый лидер. С уходом таких гигантов, как Вирджиния Сатир и Мюррей Боуэн, с "уходом в классики" старой гвардии неизбежно начинается процесс серьезных перемен. Для нового поколения психотерапевтов некогда революционные принципы семейной терапии – общее место в повседневной практике.

Молодому поколению настоящий сборник, возможно, послужит чем-то вроде генеалогического древа их профессиональной семьи, и они смогут увидеть, к каким корням принадлежат. Для тех, кто видел, как в последнее двадцатилетие стремительно развивалась наша область, сборник станет своего рода старой семейной кинолентой – они вспомнят себя начинающими, поразмыслят над вкладом каждого новатора. Уже не ослепленные их блестящей оригинальностью, не скованные их присутствием, мы лучше оценим этот вклад... через призму лет. Мастера все еще многому способны научить нас, особенно умению соединять конкретную личность и положения теории или специального метода. Их плодотворная жизнь – урок для нас, если мы хотим сохранить творческий потенциал. Галерея лиц... уникальные, одаренные клиницисты, предложившие столько разных теорий и стилей психотерапевтической работы. Образцы для подражания на любой вкус.

Ричард Саймон

За "односторонним зеркалом"

Дата добавления: 2015-11-30