Роковая любовь

Рок, или судьба, встречается с нами в тех людях, с которыми мы вступаем в отношения. Каждый становится роком, или судьбой, для нас — а мы для него. Поэтому «роковая любовь», или любовь к судьбе, означает, что я люблю как ту судьбу, которая встречается в нем со мной, и, через него, обогащает меня, бросает мне вызов и поражает меня, так и ту судьбу, которая, через меня, обогащает этого другого, бросает ему вызов и нередко также поражает его. Благодаря этому всякая встреча с другим человеком становится чем-то большим, чем просто встреча между им и мной. Она ста­новится встречей судеб, действующих за ним и за мной — принося нам счастье или страдания, способствуя росту или же ограниче­нию, давая жизнь или отнимая ее.

Поэтому роковая любовь — это последняя любовь, требующая последнего, дающая последнее и берущая последнее. В ней мы пе­рерастаем самих себя.

Что же это означает в каждом отдельном случае?

Если другой человек, с моей точки зрения, желает мне зла и при­чиняет мне зло — неважно, каким именно образом — моя первая ре­акция на это нередко заключается в том, что я тоже начинаю желать ему зла и думать о компенсации причиненного мне ущерба или о мес­ти. Но если я посмотрю на него как на человека, всецело преданного во власть его собственной судьбы, и признаю, что эта судьба — через него — становится также и моей судьбой, то я начинаю представлять себе этого другого уже не просто как человека. Я представляю себе судьбу — и люблю ее. В этот момент я подчиняюсь роковой, судьбо­носной силе, даю ей прикоснуться ко мне, по ту сторону моей обиды очищаюсь от всего мелочного и остаюсь во всем в любви.

И наоборот, если я становлюсь для другого человека судьбой таким образом, что это причиняет ему боль, ограничивает его и вынуждает его к прощанию или расставанию, я противостою чувс­тву вины, как если бы я действовал из эгоистических соображе­ний, из дурных побуждений или желаний, а не потому, что отдан всецело во власть судьбы — как его, так и моей собственной. Но и эту судьбу я должен любить такой, какая она есть, и таким обра­зом, через эту судьбу, становлюсь чистым и достойным.

Тот, кто так любит судьбу, свою собственную и другую, всегда становящуюся собственной судьбой для обоих, пребывает в со­звучности со всем — таким, какое оно есть. Он включен и в то же время обращен к другому. Поскольку его любовь — роковая лю­бовь, она обладает как величием, так и силой.

ОСТАВЛЕНИЕ

Оставлять что-либо таким образом, чтобы мы сохранили его, — значит оставлять что-либо по-настоящему. Когда мы оставляем что-либо таким образом, мы отступаемся от чего-либо, не упуская его из виду. Благодаря тому, что мы оставляем его, мы освобожда­ем его, позволяем ему быть в чем-то большем и даже раствориться в нем. Одновременно мы сами, благодаря этому оставлению, всту­паем во что-то большее, погружаемся в него, осознаем себя непре­ходящими и, в этом оставлении, находим глубинный путь к себе, к нашей самости. Но не удерживая при этом ничего.

Эта самость уже не имеет середины. Она растворена в остав­лении, мы уже не можем ее схватить, она разлита, не имеет собс­твенных границ, принадлежит всему и потому сама является этим всем. Благодаря оставлению мы приобретаем все то, что встреча­ется с нами.

ПРИГОВОР

Приговор разделяет, причем окончательно. Он разделяет столь существенно, что одно становится избранным, а другое — предо­судительным. «Избранным» означает — достойным существова­ния. «Предосудительным» означает — недостойным существова­ния. Разумеется, существует определенная градация — например, при оценочном приговоре, когда мы считаем что-то одно хоро­шим, а что-то другое — лучшим. Одно — совершенным, а другое — несовершенным. Одно пригодным, а другое — непригодным. Тем не менее, одно избирается, а другое — отвергается.

Что же происходит с тем, кто произносит приговор? Какое воз­действие приговор производит на его душу? И что происходит с ним в его отношениях? В его отношениях с другими людьми, в его отношениях с вещами и с творением, в его отношениях с Богом, что бы ни подразумевалось и что бы ни скрывалось за этим обра­зом? Он ставит себя выше их — выше других людей, выше вещей и творения и даже выше Бога.

И что за воздействие его приговор оказывает на тех, которым он выносит свой приговор, а также на тех людей, которые только присутствуют при вынесении им приговора? Они отходят, отсту­пают, отдаляются от него. Таким образом, вынесение приговора делает человека одиноким — и делает его бедным.

Что же является противоположностью этого проведения раз­личий и разделения? Одобрение. Одобрение всего таким, каким оно является. Одобрение нас самих такими, какими мы являемся, вещей и творения такими, какими они являются, одобрение Бога или судьбы или Целого и скрытых сил, действующих за всем, хотя мы не можем ни обосновать, ни осознать их. В одобрении мы свя­заны со всем, получаем доступ к нему, можем свободно передви­гаться рядом с ним и с ним становимся его частью, отвечаем на его вызов, успокаиваемся в Целом и преисполняемся его.

Однако одобрять все вовсе не означает, что мы хотим взять его себе, а тем более — обладать им. Когда мы берем то, в чем мы нуж­даемся, мы одобряем это не в большей степени, чем то, что мы ос­тавляем. Именно вследствие этого все, что мы оставляем, может оставаться обращенным к нам, а мы — к нему. Следовательно, мы можем выбирать, то есть избирать, и без приговора, и можем при­нимать решения также без приговора. Поэтому то, что мы выбира­ем, и то, в пользу чего мы принимаем решение, охотнее остается с нами. Мы не завладеваем им, и оно остается связанным с тем, что мы не выбрали и в пользу чего мы не приняли решения. Кроме того, от него исходит особая сила, которая служит нам в большей степени, чем если бы оно было по чьему-либо приговору отторг­нуто от кого-то другого и присуждено мне.

Полнота не знает приговора. Она без приговора открывает свое богатство для всех, кто любит всех и все такими, какие они есть. В этой любви мы богаты.

Дата добавления: 2015-11-30