Ян Лембитович под занавес

Когда Алешу стригли, Ян попросил, чтобы остригли наголо, но, если можно, оставили бы небольшую челочку – ему очень не хотелось делать из Алешиной головы круглый шар. И остригли хорошо, прямо-таки очень хорошо, на взгляд Яна: ровный щетинистый (хоть и мягкий) ежик сгущался надо лбом в продолговатый газончик, просто чуть-чуть погуще, без определенных границ. По этому газончику было очень приятно провести невзначай рукой, а то и прижаться к нему губами. Молча, без слов, потому что говорить с Алешей становилось все труднее. Ян опять думал о том, что зря он затеял всю эту поездку. Конечно, он хотел доставить мальчику радость и доставил, все прошло как нельзя лучше, но все это слишком напоминало какую-то читанную им давно сказку про кольцо фей, через которое можно было увидеть волшебный мир, а после этого ничего на земле человека уже не радовало. Не был ли он такой дурой-феей? Но тогда что же, нельзя доставлять сироткам вообще никаких радостей? Что-то тут было не так. Он чувствовал, что поступил правильно, но все же, глядя на опущенную голову повзрослевшего Алеши, он невольно вспоминал, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Конечно, ему и в голову не приходило обижаться на Алешу, тут мальчик беспокоился зря, не такой уж Ян был олух. У него самого тоже на сердце скребли те же кошки, хотя, по большому счету, что значили его кошки в сравнении вот с этим? Ему вообще полагалось радоваться, потому что кончался срок его принудительных работ, столь надоевших за последнее время. Раньше он бы и радовался, и предвкушал бы заслуженный отпуск в августе, да и теперь думать об этом было приятно... но радости не было. Ему было грустно, грустно и тяжело, и все из-за него, небольшого и неприметного мальчика. Но что же делать? Не выпрашивать же, в самом деле, племянника у родной тети, да и на каком основании? У него, у Яна, есть своя семья, да и материально-жилищные условия напряженные. И диссер надо писать... Они молчали и в электричке, и только раз Алеша спросил: - Дядя Ян, а может, вы еще приедете? Тоже ведь еще соломинку придумал... - Да нет, навряд ли, - честно ответил Ян, и Алеша опять замолчал.... Ян думал, что уныние у ребенка пройдет, хотя бы на эти три дня, но причины были глубже, чем он думал. Алеша как бы заранее готовился к его неизбежному уходу, к последующей жизни. Он опять замкнулся. Дядя Ян, похоже, уже отодвинулся от него, стал конченной фигурой. Это было обидно, но справедливо. Раз ничего не можешь изменить... Парень все так же сидел в комнате Яна за столом и рисовал, все в тех же старых трусах (новые плавки тетка, конечно, спрятала), но теперь они почти все время молчали или говорили о чем-нибудь незначащем. И Ян думал, что, пожалуй, и прощание пройдет теперь просто – «до свидания, Алеша» – «до свидания...». Втайне он побаивался другого: что в последний момент эта холодность прорвется бурными ласками, слезами, и это будет гораздо хуже. И все же... В последний день он все же попробовал поговорить с теткой, подпуская кое-какие прозрачные намеки и сгорая от стыда при виде ее опасливого недоумения – как он, впрочем, и ожидал. А дальше все шло как по нотам, по твердым нотам классической русской дурости, нечего было и срамиться. И он стушевался, что-то лепеча, радуясь уже тому, что ничего не сказал мальчику. Он зря опасался насчет прощания. Обошлось без истерик - мальчик хорошо держал себя в руках. Да и он тоже неплохо. Ну, да он вообще крепкий мужик, что и говорить....

Эпилог

Но они все же встретились... Пусть кто-то скажет, что это присочинено специально, чтобы подсластить конец, но ведь случаются же на самом деле счастливые концы? Пуркуа бы и не па? Это – тоже правда. И кто станет отрицать, что время от времени они, такие концы, все же происходят, причем сами по себе, не заботясь о том, что своим существованием потакают непритязательным мещанским вкусам? И чего стоила бы вся жизнь наша без счастливых концов, кому она была бы такая нужна? И на кой черт было бы сочинять тогда все остальное?
Прошло около двух месяцев. Как-то, в конце лета того же года, под вечер дождливого прохладного дня, вернувшись домой с работы (после отпуска его гоняли на стройку), Ян был встречен таинственными взглядами и намеками его семейства. «А у нас твой мальчик», - сказали ему. «Какой мой мальчик?» - спросил, как положено, Ян, хотя уже все понял, - «Алешка?». «Алешка. Вот здесь. Тихо, он спит. Умаялся в дороге».
На полу в прихожей стоял старый чемодан, рядом – стоптанные сандалии.
Алеша спал на диване, положив руку под щеку. На нем была старая синяя школьная форма с коротковатыми рукавами и брючинами, на ногах – те же, когда-то белые носочки. Ян осторожно присел рядом. «Давно он спит?». «Да часа два. Пусть еще поспит». «Да пусть спит. Я просто рядом с ним посижу».
Он остался наедине со спящим мальчиком. Просто сидел рядом и смотрел. Значит, тетка все же подумала над его словами. Долго же до нее доходило...
Тонкое лицо Алеши было серьезно. Еще бы - одиннадцать лет... Очки он снял, они лежали рядом на стуле, на переносице была полоска незагорелой кожи. На лбу - все та же длинная прозрачная челка шелковистых волосиков. Он вытянулся и еще больше похудел, сквозь детскую миловидность в нем впервые проглянул долговязый подросток. А, может, причиной были просто маловатые брюки, из которых он вырос. Старая клетчатая рубашка, заправленная в них, расстегнулась внизу над поясом, и проглядывал треугольный кусочек белой майки. Ян потрогал рубашку и брюки, знакомый ремешок с латунной пионерской пряжкой. Штаны у пояса были влажноватые – промок он под дождем, что ли? Тогда переодевать надо... И оброс опять, вихры над ушами торчат...
В комнате стало темнее. Ян погладил лоб мальчика – хватит ему спать, в самом деле, вечер уже. Алеша открыл глаза.
- Дядя Ян, - сказал он.
- Ну, здравствуй, - поздоровался Ян.
- Здравствуйте.
Ян гладил его лоб и смотрел в глаза.
- Вы тете тогда говорили... Вот она подумала... Хотели вам письмо написать, да вашего адреса не было. Я тете сказал, что так вас найду, - заговорил мальчик.
- Ну и молодец, сам нашел. Долго искал?
- Да с утра, как приехал... Весь день.
- Бедный ты мой... Есть хочешь?
- Да нет, меня уже накормили.
Он на миг замолчал, и добавил:
- Я вот тете и сказал, что сам вас найду... А если что, ну... Тогда назад уеду...
- Ну, зачем же назад... - Ян отвел глаза от его глаз. Потом спросил:
- Ты чего мокрый-то?
- Да так... Под дождь попал... Да уже почти высохло все.
Ян наклонился, выискивая на его лице местечко почище, и осторожно чмокнул в нежную ровную щеку:
- Сейчас тогда мыться пойдем.
- Как тогда, да?
- Конечно, - сказал Ян.
И, не выдержав, привалился к груди мальчика лицом, прижался, спрятал глаза.
...
Вот, собственно, и действительно - все.
Это в самом деле походило на хороший конец, специально присочиненный к грустной истории, и так оно и было бы, если бы не одна закавыка. Не решись Ян все же тогда закинуть удочки в болото тети-Катиного самосознания - практически без надежды, все бы и закончилось ничем. Но он сделал это, переломив себя, и произвел посев, подтолкнув судьбу... Ибо судьба действительно редко помогает лежачим камням, они должны сами заботиться о счастливых концах своих авентюр, вигилий и эписодиев. И честная Екатерина Васильевна, пораскинув на досуге мозгами, вполне могла прийти к выводу, что все же сваляла дурака... А раз так - почему бы, в самом деле, нашей истории не закончиться хорошо? Ибо без счастливых концов от таких историй не было бы никакого проку. Вся жизнь основана на счастливых концах, она ими питается, на них крепнет и развивается, отбрасывая тупиковые варианты.


Вот только ничего этого на самом деле не было. Ян поработал, скучая, в деревне, в августе отдохнул, но в конце августа его кинули на окончание стройки школы, потом он строил еще что-то... и в деревню еще разок съездил в 1985 году, а потом эта практика посыланий прекратилась, и начались новые времена.

Дата добавления: 2015-11-30