|
Читайте также: |
В доиндустриальной Европе, где большинство населения оставалось сельским вопрос о семейной зарплате не возникал. На сельских фермах работа и семья составляли единое целое, что выражалось в четком разделении ролей членов расширенного домохозяйства, причем дети с раннего возраста являлись помощниками взрослых.
Возникновение рыночного капитализма разрушило устои семейной экономики. Машины и новая специализация рабочей силы соединились в процессе производства, создавая импульсы к постоянным изменениям. Рабочее место и дом утратили свое единство, присущее эре аграрной системы и ремесленных гильдий. Постепенно, взаимодополняющие друг друга роли мужчины и женщины в семье и домохозяйстве начали обособляться так, что в новых условиях мужья и жены оказались конкурентами в продаже своей рабочей силы третьей стороне. Дети, становясь реальными участниками фабричного производства также превращались в конкурентов своих родителей. По мере того как разваливались порядки домашнего производства все отчетливее обнаруживалось неравенство в положении рабочих с разным числом детей.
Конкурентный рынок зарплаты не придавал значения размеру семьи, определяя одинаковую зарплату и холостяку и семьянину с пятью детьми. Если бы детей можно было рассматривать как товар, как добровольный выбор потребителя, тогда это неравенство было бы оправдано. Но поскольку дети безальтернативны, то дисбаланс в оплате труда холостых и семейных работников требовал внимательного рассмотрения. От Адама Смита до Альфреда Маршалла политэкономы <боролись> с этой семейной дилеммой, пытаясь разрешить противоречие между индивидуальной зарплатой и различным числом детей в семьях. До сих пор это несоответствие является головной болью и экономистов и политиков, однако, пришло время преодолеть все теоретические затруднения, связанные с <семейным доходом> и приступить к новой политике укрепления семьи с детьми.
Экономическая теория постоянно оступается, говоря о семье. Адам Смит, знаменитый идеолог и защитник свободного рынка мог бы привести аргумент, что разделение труда по полу и наличие детей никоим образом не влияют на кадровую политику: заработная плата фиксируется на уровне соответствия спроса и предложения рабочей силы (факт замужества и женитьбы, а также наличия детей к делу не относится). Однако Смит отказался игнорировать социальные и моральные аспекты этого положения вещей. Он признал <правильным>, чтобы совместный труд мужа и жены, даже на самых низкоквалифицированных работах позволил им зарабатывать больше, чем необходимо для поддержания индивидуального существования работников, но не брался определить, как возможно воплотить это в жизнь[149].
Тем не менее, Смит в своей теории моральных чувств отмечал, что для каждого работника <живущие с ним в одном доме люди вполне естественно являются объектами его самых теплых чувств и привязанностей>, и что такая привязанность могла бы вызывать уважение предпринимателей, на которых этот человек работает и которые, в свою очередь, могли бы поощрить его семейные пристрастия экономически[150]. Смит заимствовал концепцию физиократов: чистая зарплата - с учетом того, что стоимость труда определяется стоимостью продукта - равна стоимости существования трудящегося и его семьи. Он полагал, что чувство <целостного человечества> повлечет увеличение реальной зарплаты соразмерно естественному разрастанию семьи. Помимо обеспечения минимума реальной зарплаты, прогрессивно расширяющаяся экономика будет стимулировать большие семьи, поскольку <потребность в людях, как и во всякой другой продукции регулирует воспроизводство населения>. Смит не выпускал из внимания проблему распределения доходов, в т.ч. необходимых для поддержки семьи, но для него важнее рост производства, увеличивающий благосостояние всех работников, включая и семейных. Вместе с тем, прямое государственное вмешательство в распределение доходов способно замедлить рост производства и уменьшить благополучие семьи.
Томас Роберт Мальтус резко осудил выплату детских пособий бедным, существовавшую в английских графствах в соответствии с Законом о бедных от 1799г., являвшим собой государственную попытку примирить индивидуальную зарплату с наличием семьи и детей. Мальтус был уверен, что пособия на детей связаны с <фатальными последствиями, постоянно увеличивающими массу бедняков> и поэтому, только <моральное обуздание> через откладывание брака разрывает этот замкнутый круг, где каждый индивидуальный работник <чувствует себя оштрафованным>.
Мальтус утверждал, что пособия понижают заработную плату ниже уровня, необходимого для содержания семьи: <Если же бедняки будут продолжать получать дары от богачей, тогда возможно уменьшение заработной платы работника до размеров, достаточных лишь для поддержания одного человека>. Мальтус имплицитно полагал, что при отсутствии государственного вмешательства, заработная плата сама выйдет рано или поздно на уровень, необходимый для содержания семьи[151].
Давид Риккардо, поддержав призыв Мальтуса к отмене законов о бедных отмечал, что пособия низвели рыночную заработную плату до уровня, позволяющего прожить в одиночку. <Все было бы хорошо, если бы у бедняков с семьями не возникала привычка целиком полагаться на детские пособия. Когда люди станут зависеть только от своих собственных усилий по обеспечению существования, то окажется возможным такое состояние общества, в котором каждый рабочий и ремесленник будет способен прокормить свою семью>.
Свободный рынок зарплат имеет тенденцию к созданию такой реальной зарплаты, которая эффективна не только для поддержки работника вместе с семьей, но при условии полной занятости позволит откладывать сбережения на черный день. Разумеется, одинокие работники без семей смогут пожинать <плоды> от подобных систем, но Риккардо надеялся что их расходы не окажутся праздными и будут употреблены во благо[152].
Джон Стюарт Милль вслед за Мальтусом считал, что если рабочие научатся контролировать рождаемость, то их условия жизни будут улучшаться. Разделяя отвращение Риккардо к Законам о бедности Милль не уставал повторять, что они ведут к ранним бракам, росту рождаемости и преимуществу семейных перед холостыми в получении работы, а также связаны в долгосрочной перспективе с падением реальной зарплаты. Дайте бедным пособия на детей и они перестанут быть воздержанными в смысле размера семьи. В ответ на обвинение в бессердечности Милль говорил, что в тысячу раз бессердечнее давать жизнь толпам существ, обреченных на нищету и развращение. Каждый имеет право жить, но никто не имеет право рожать детей для того, чтобы о них заботились не родители, а другие люди.
Вместе с тем, Милль призывал работающих женщин возвратиться домой, т.к. самые низкие уровни зарплаты там, где жены и дети работают по найму вместе с мужьями и отцами. В связи с этим зарплата одинокой женщины должна равняться стоимости ее собственного существования, тогда как зарплата мужчины должна быть достаточной для содержания себя, жены и числа детей необходимого для воспроизводства населения. Милль первым предложил систему зарплаты, основанную на различиях состава семей и в расчетах мужчин и женщин, что являло собой целенаправленное неравенство[153].
Фридрих Энгельс и Карл Маркс определили капитализм как формацию, направленную на подрыв семейных уз. Капиталисты видят свою выгоду не в том, чтобы выплачивать <семейную зарплату>, а в усилении гибельной для общества конкуренции в области оплаты труда - между мужьями и женами, родителями и детьми[154]. В <Происхождении семьи, частной собственности и государства>, Энгельс использовал замысловатые антропологические теории, чтобы доказать необходимость вовлечения женщин в капиталистическое производство ради их эмансипации. Маркс разделял взгляды о <семейной зарплате>, считая, что <стоимость рабочей силы определяется не только потребностью поддержания самого взрослого рабочего, но его обязательствами по обеспечению семьи>[155].Включениеженщин и детей в производственный процесс (другими словами - полная пролетаризация) ведет к сокращению дохода каждого из работников и к уничтожению самих основ <семейной зарплаты>.
Карл Каутский уже в самом конце XIX столетия дал четкое описание последствий полной индустриализации в пределах капиталистического общества. <Труд женщин и детей создает дополнительные преимущества капиталистам, поскольку такие работники менее настойчивы в отношении своих прав, чем мужчины. К тому же, вовлечение женщин и детей в производство непомерно увеличивает предложение рабочей силы на рынке>. В результате по словам Каутского <резко снижается заработная плата работника-мужчины, что ведет к дальнейшей пролетаризации рабочего класса>[156].
В полемике с марксистами, либеральные экономисты- <классики> конца XIX в. признали, что рыночная экономика не имеет механизма естественной поддержки семьи. Джон Стюарт Милль, например, отмечал, что заработная плата была наименьшей на тех предприятиях, где жены и дети трудились рядом со своим мужем/отцом: <На большинстве ткацких предприятий возраст найма детей самый низкий, и женщины зарабатывают не меньше мужчин, однако, совокупный доход семьи при этом ниже, чем в остальных отраслях промышленности>[157]. В своем резюме классической экономической мысли XIX в. Альфред Маршалл подчеркнул экономическое давление к разрушению семейных уз. Машины вытесняют рабочих-мужчин, но не детей и подростков; отмена традиционных ограничений на детский труд позволила подрастающему поколению открыто не повиноваться авторитету родителей. Рост зарплаты женщин создает соблазн пренебречь материнскими обязанностями и сократить вклад усилий в <капитал> способностей потомства[158].
Смит, Риккардо и Маркс были едины во мнении о том, что рынок зарплаты должен функционировать свободно. Смит и Риккардо верили в положительный результат: реальная зарплата достаточная для обеспечения семьи, появляется как итог взаимодействия стихии рынка и человеческих чувств. Маркс не сомневался, что превращение всех членов семьи в рабочую силу уменьшает зарплату и увеличивает прибавочную стоимость капиталиста, ведя неизбежно к мировой революции и социализму.
Идеологов марксизма и большинство промышленников как ни странно устраивала, но по различным причинам - сложившаяся ситуация. Однако лидеры английского рабочего класса, опираясь на взгляды, отстаивавшиеся Миллем, добивались <семейных> зарплат. Как говорилось в одной из профсоюзных газет в 1825 г.: <Работающим мужчинам в нашей стране следует вернуть старую добрую практику содержания своих жен и детей на заработную плату, и они должны требовать достаточно высокое вознаграждение для достижения этой цели: Капиталист обязан платить отдельному рабочему всю заработную плату, которую он платит сейчас мужу, жене и ребенку: Рабочие должны не допустить возникновение рыночной конкуренции со стороны своих жен и детей и падения цен на рабочую силу>[159].
Спустя семьдесят пять лет, Независимая партия труда провозгласила, что подлинная свобода женщины в освобождении от работы <за любую заработную плату на любых условиях>[160]. Перенасыщенность рынков рабочей силы в некоторых отраслях промышленности сделала бессмысленной для семей трудящихся практику получения дополнительного дохода через заработки жен и детей. В одном из отчетов 1907 г. сообщалось: <те самые усилия, изначальной целью которых было обеспечение занятости детей, теперь направлены на то, чтобы сохранить рабочие места, пусть и при условии более низкой оплаты труда: Таким образом, мать и ребенок вместе начинают зарабатывать не более того, что получала одна работающая мать[161].
В брошюре, подготовленной к съезду <Фабианского общества>, утверждалось, что <существует лишь одна сфера деятельности приемлемая для замужней женщины, и это ее собственный дом>[162]. По словам ученых, изучивших историю Британского рабочего движения: <профсоюзы, несмотря ни на какие просчеты и трудности в отстаивании своих позиций, никогда не впадали в откровенный и бесплодный индивидуализм, который в итоге погубил движение женщин среднего класса. А в целом, работающая женщина имела намного больше шансов преуспеть в своем экономическом положении через солидарность со <своим> классом, чем через сотрудничество с организациями <высшего класса>[163].
По свидетельству специалистов в области занятости женщин на рынке труда, среди трудящихся <не всегда считалась приемлемой ситуация, в которой женщины становились добытчицами зарплаты>. Обычно размер заработка женщин редко компенсировал реальные потери в связи с отказом от домашней активности. По сути женщины оказывались субъектом особой формы эксплуатации, поскольку их доход <способствовал лишь снижению заработной платы мужчин до уровня, достаточного лишь для индивидуального существования>[164].
Лидеры рабочего движения в Соединенных Штатах использовали ту же самую логику в оценке детской и женской занятости. Вот некоторые выдержки из обращений Филадельфийского Профсоюза к своим членам: <Протестуйте против труда женщин со всей своей силой и страстью, или же этот труд станет нашим могильщиком. Мы должны добиться такого заработка, чтобы наши жены, дочери и сестры могли спокойно заниматься домашними делами.... Алчный капитал стремится заставить каждого мужчину, женщину и ребенка, трудиться не покладая рук - так поможем же семье побороть его притязания!>[165].
Любопытно, как реагировали на вышеприведенные утверждения современные теоретики феминизма - они были изумлены самой постановкой вопроса о <семейной зарплате>. Попытка атаковать <семейную зарплату>, по их мнению, не может не напоминать нападки атеиста на Бога-Отца. Если предмет спора не существует вообще, то утверждения о каких-либо его негативных последствиях ложны, но даже если допустить это существование - оно не могло бы содержать ничего хорошего[166]. Разумеется, более радикальные феминистки утверждали, что <дети и: домашнее хозяйство - это цепи, сковывающие работающих жен:, и прогресс заключается в том, чтобы отстоять свое право на оплачиваемую работу и на отказ выполнять всю работу по дому просто потому, что они - жены>[167].
Вдохновленные идеями феминизма историки пытались доказать, что идеал <семейной зарплаты> был ни чем иным, как предательством интересов рабочего класса, и что дискриминация по полу приняла новый вид именно под влиянием капитала. Капитализм решительно очертил границу между домом и рабочим местом, причем, по мнению Элли Зарецки, если мужчины и принуждались к работе, то ради заработка, тогда как женщины принуждались к работе, но без денежной компенсации за свой труд: <домохозяйка возникает параллельно пролетариату как второй тип работника в развитом капиталистическом обществе>. По словам Зарецки, необходима борьба, чтобы сферы дома и работы могли вновь <воссоединиться в гуманном социалистическом обществе>[168].
Хейди Хартманн критикует Зарецки за безоглядную романтизацию доиндустриальной семьи. Патриархат остается <наиболее мощным инструментом контроля женского труда со стороны мужчин>. Капитализм и патриархат, будучи независимыми силами, научились в конце XIX в. сосуществовать посредством активного применения механизма <семейных зарплат>. При этом мужчины из рабочего класса получили в своё подчинение женщин, которым следовало обслуживать их, воспитывать детей и предоставлять <тело для секса>. Мужчины из класса капиталистов, с другой стороны, приобрели уникальные кадры домохозяек, <производящих и воспитывающих здоровых рабочих>, заботящихся о лучшем образовании для своих детей, прививающих подросткам умение подчиняться и быть ненасытными потребителями производимых товаров. В итоге, <семейная зарплата> закрепила партнерство между <патриархатом и капиталом>[169], став основой современного социально-экономического порядка.
Но действительно ли капиталистические корпорации ведут себя в соответствии с теорией феминизма? В период между 1850 и 1914 гг. не нашлось ни одной британской компании, которая по своей инициативе (без вмешательства профсоюзов) ввела бы выплату <семейной зарплаты> для работающих мужей. В Соединенных Штатах исключением, лишь доказывающим правило, стал Генри Форд, привлекший всеобщее внимание в 1914 г., когда он удвоил норму заработка женатым рабочим-мужчинам, содержащим семью[170].
Немногие из конкурентов Форда или партнеров по бизнесу последовали его примеру, в значительной мере обусловленному желанием выйти на крупный рынок. Напротив, в период между 1903 и 1930 гг. Национальная ассоциация производителей вела мощную и последовательную кампанию по расширению рынка труда за счет вовлечения в наемный труд всех возможных категорий населения: детей и женщин, замужних и незамужних. В 1903 г. президент НАП Дэвид Парри заявил, что <организованный труд знает лишь один закон, и это - закон физической силы, закон гуннов и вандалов, дикарский закон>. В 1925 г. уже другой президент этой ассоциации высмеял многодетного профсоюзного забастовщика, <чувствующего, что результат его трудовых усилий не позволяет поддерживать существование постоянно увеличивающейся семьи на первоначальном уровне жизни>. Ассоциация последовательно боролась против любых ограничений женского труда и в 1918 и 1922 гг. обращалась в Верховный Суд с прошением о пересмотре законов, регулирующих труд детей[171]. Идеал <семейной зарплаты> фактически определялся как компенсационный принцип, против которого Ассоциация активно боролась.
Таким образом, доказательства феминистической теории <патриархальности>, связанные с <семейной зарплатой>, могут выглядеть последовательными только с точки зрения рассеянных чудаков. Основное направление движения индустриального капитализма в конце XIX и в начале XX в. оставалось либеральным, индивидуалистическим и негативным в отношении <семейной зарплаты>. Неоспоримы доказательства того, что рабочий класс <избежал воздействия дисциплинарной мощи рынка только потому, что этой мощи сопротивлялся>[172]. Это противостояние выразилось в решительности и организованности рабочих и поэтому система <семейной зарплаты> обязана вовсе не благосклонности <капитала>.
Активисты из числа рабочих, чаще всего приводили в качестве социально-экономического обоснования <семейной зарплаты>, детские нужды. Кто и как должен заниматься детьми, если процесс индустриализации разрушил связь между домом и работой? По словам историка Джона Демо, <семейная жизнь была вырвана из мира работы - вот удивительная перемена в истории общества>[173]. В связи с тем, что всё возрастающее число взрослых поглощалось наемным трудом, встал вопрос о том, каким образом доход, получаемый лишь одним работающим членом семьи, может удовлетворить потребности всего домашнего хозяйства с детьми?
Австралия стала первой страной, давшей последовательные политические ответы на эти вопросы. Как показывает анализ исторических данных, разделение семьи и работы резко сократило возможности австралийских женщин по увеличению своей зарплаты в целях дополнения низкого дохода своих мужей. Необходимость заставила семью усилить разделение труда в пределах самого семейства, создать <защитный буфер от наиболее очевидных форм капиталистической эксплуатации>[174]. Женщины с детьми старались использовать любую возможность, чтобы оставаться дома.
Австралийские власти со своей стороны установили нижний предел ежедневной заработной платы мужчин на уровне семи шиллингов, что было достаточно для содержания семьи из пяти человек. При этом заработная плата женщин составляла не более 54% от мужской суммы выплат[175]. Австралийский метод прививки <семейной зарплаты> вдохновил реформаторов в Великобритании и в Соединенных Штатах. В период между 1912 и 1923 гг. дюжина штатов (включая Массачусетс, Висконсин и Калифорнию) установили нормы заработной платы для женщин и детей на уровне намного меньшем профсоюзных норм для мужчин[176]. Однако заимствованный у австралийцев способ функционирования системы <семейной зарплаты> потерпел серьезной поражение в 1923 г., когда Верховный Суд установил государственную норму оплаты женского труда[177]. Многие были довольны тем, что австралийский тип <семейной зарплаты> изживается, поскольку холостяку выплачивались деньги на содержание семьи, которой у него не было, в то время как работающей матери-одиночке приходилось как-то обеспечивать своих детей за половинную зарплату холостяка.
Сложившаяся в отношении детей ситуация, по словам критиков, оправдывала альтернативный подход, каковой виделся в создании <детского фонда>. Минимальная заработная плата, установленная в соответствии с законом должна быть достаточной для существования одного (или возможно двоих человек), тогда как детский фонд выплачивал бы детское пособие на каждого ребенка вместе с пособием для работающей матери с учетом характера её занятости. Элеонора Ретбонк в Англии и П. Дуглас в США рассматривали принципиальную возможность создания добровольных фондов промышленников для этой цели. Однако, они всё же предпочли говорить о создании государственного детского фонда, финансируемого с помощью налогов и в т.ч. предпринимателями - как о более эффективной и универсальной системе. Сторонники этой концепции утверждали, что система пособий в конечном счете будет иметь своим результатом снижение заработной платы, что в итоге приведет к увеличению прибыли и к индустриально - трудовой мощи нации[178].
Cторонники <семейной зарплаты> с другой стороны полагали, что плюсы её существования не ограничиваются лишь обеспечением экономического благосостояния детей. Семейная зарплата защищает семью и всех её членов от полной индустриализации и совершенного <растворения> в корпоративном государстве. Подобное обоснование необходимости сохранения <семейной зарплаты> било все аргументы сторонников системы государственных пособий на детей. Система пособий абсолютно не гарантировала никакой защиты от <пролетаризации> (определяемой как постепенное устранение всех источников дохода кроме заработной платы), поскольку экономическая выгода от неформальной экономической деятельности и домашнего производства постепенно вытесняется удобством потребления промышленных товаров и услуг.
Большинство <рабочих> семей конца XIX - начала XX в. боролись против подобного сценария. В своей недавней статье Джейн Хемфрис наглядно показала, что в Англии усилия сельских трудящихся по защите своих общинных прав в вопросе о легализации огораживания общинных земель основывались на желании сохранить хотя бы чувство автономии или свободы. Само соотнесение с <общинностью> означало, что свободные от системы <зарплатных> отношений сельские труженики гарантируют себя и свои семьи от угрозы голода. Общины освобождали их также от подчинения нарождающемуся классу индустриальных фермеров. <В условиях тогдашнего времени, разумеется, это были жалкие крохи свободы>[179]. В тех немногих регионах, однако, где всё же произошла полная <индустриализация> социальных отношений, результатом явилось разрушение экономических основ семьи, снижение рождаемости и жесткая зависимость от предпринимателей[180].
Во времена системы <семейной зарплаты> семья смирилась с индустриализацией одного из своих членов как с необходимостью. При этом ценность домашнего труда остальных её членов в глазах самой семьи удерживалась на высоком уровне. Рабочие, однако, не могли доверять многим из государственных решений. Возникновение реальной угрозы полной индустриализации могло ограничить автономию и власть семьи лишь в обмен на гарантии и заверения не менее серьезные, чем при смене правительством политического курса.
С другой стороны, многие представительницы рабочего класса не доверяли нововведениям корпоративного государства из страха, что их последствия повлияют на само желание мужей работать ради семьи и на изменение положения женщин в семье[181]. По мнению одного из комментаторов: <С чисто материалистической точки зрения, вполне возможно, что благополучие иждивенцев в семьях рабочего класса эффективнее защищается скорее неофициальными механизмами, чем формальными институтами>[182]. Это, в свою очередь, означало что <проблема зависимого положения> в значительной степени будет разрешаться внутри самой семьи. Но помимо заботы о детях, любое человеческое общество сталкивается и со второй общей для всех проблемой. Кто должен помогать индивидам, неспособным самостоятельно позаботиться о себе: больным, инвалидам и престарелым? Выплата <семейной зарплаты> подразумевала, что забота о неработающих вне дома взрослых членах тоже входит в её функциональное назначение некоей составной частью её денежных средств. Дж. Хемфрис отметила, что <сражение за 'семейную зарплату', продемонстрировало не просто настойчивость и солидарность рабочего класса, но и солидарность родственных структур>[183].
<Семейная зарплата> гарантировала признание законности и автономности иных форм труда, таких, как домохозяйство или домашнее производство. Хотя индустриальный капитализм явно тяготел к дальнейшей универсализации и расширению сферы платного труда, все остальные формы деятельности могли и должны были выжить дабы сохранить основы социальной жизни[184]. Ценность домашнего производства постоянно снижалась в ходе упрочения индустриального капитализма, сделавшего женщин первой жертвой всеобщего перехода к монополии наемного труда.
В начале XIX в. общинное право и разнообразие форм домашнего производства позволяло матерям и женам увеличивать реальный доход семьи без вовлечения в индустриальную платную занятость и без разрушения заботы о детях. Менеджерами при этом была отмечена способность матерей из бедных семей планировать свой график работы, приспосабливаясь к интересам ухода за детьми и одновременно подчинять заботу о детях требованиям со стороны трудовой занятости. Они смогли также передавать свои навыки и контролировать поведение подрастающих сыновей и дочерей, внося в существование семьи разнообразие и гибкость. Однако, к концу XIX в. значительный вклад женщин в домашнее производство, поддерживающее жизнь семьи, стал скрываться и даже отрицаться рабочими. Хемфрис объясняет это возрастанием роли рыночных отношений <разрушавших порядки, царившие в доиндустриальной семье> и <маскирующих общинную основу семьи, опиравшуюся на союз работающих за зарплату и не работающих вне семьи индивидов>[185].
Некоторые экономисты документально зафиксировали конкретные параметры этого <неиндустриального> труда[186]. Всего четверть века назад Скотт Барнс подсчитал, что вклад этого, до настоящего времени неподдающегося учету труда в домашнем хозяйстве равен по меньшей мере 50% всего формального трудового дохода США[187]. По оценкам директора Центра исследований домохозяйства Мельбурнского университета, итоговая стоимость домашнего производства в Австралии соотносима со стоимостью валового национального продукта[188]. Каждый случай выхода члена семьи на официальный трудовой рынок резко уменьшает вклад в домашнее производство и, тем самым, снижает реальный уровень жизни семейства.
Преимущества, предлагаемые системой <семейных зарплат>, стимулировали существование и развитие <теневой> семейной экономики. Рабочие могли сохранить приемлемый уровень достатка и свою автономию лишь путем ограничения числа трудящихся в промышленном секторе, а также требуя зарплату, достаточную для содержания всей семьи и, вместе с тем, используя прибыль от домашнего производства.
Следует отметить, что хотя постоянно выражались сомнения в реальном существовании системы <семейной зарплаты>[189], тем не менее, она превратилась в идеал, приближение к которому задавало тон всем целям, которые ставило перед собой рабочее движение Северо-Атлантического региона в XIX-XX вв. Рассматривая ситуацию в Бельгии, Дж. Альтер охарактеризовал её как <сквозную трансформацию> семейной жизни рабочих между 1853 и 1891 гг., в основе которой лежал уход замужних женщин с рынка рабочей силы и, как следствие этого, значительный рост доходов мужчин[190]. Изучение данных по Норвегии (вступившей на путь индустриализации позже) показывает, что большинство домашних хозяйств в этой стране с конца 1930-х до 1980 гг. жили в условиях существования <семейных зарплат>[191]. В Британии эта система находила политическую поддержку мужских профсоюзов с 1842 по 1914 год[192].
Самые последние исследования в области изучения доходов показали, <что британский рабочий класс достиг значительных успехов в повышении стандартов жизни в ходе индустриализации>, проходившей параллельно с массовым движением женщин за переход от зарабатывания денег к домашнему хозяйствованию[193]. Даже в конце 1980-х, британские критики жаловались на то, что <концепция семейной зарплаты остается мощной и по сей день>[194].
В Соединенных Штатах к концу XIX в. принцип <семейной зарплаты> широко обсуждался за пределами требований профсоюзов. На его основе реформаторами, социологами, экономистами и благотворительными организациями был сформирован критерий оценки уровня бедности и нужд населения. С 1890-х и до начала 1930-х гг., было проведено почти 3000 исследований уровня дохода. Со временем их фокус переместился с изучения экономического вклада всех членов семьи к конкретному рассмотрению зарплаты, в особенности <семейной зарплаты> мужчин[195].
Приблизительно в тот же период Американская федерация труда - самая влиятельная из профсоюзов, объединявшая примерно 75-80% всех рабочих - заявила о том, что <организация труда женщин есть бессмысленная затея>, предусмотрев в контрактах пункт о <семейных зарплатах> для мужчин[196]. Создатели нового курса также заявили о том, что <зарплата мужчины должна быть семейной, а не начисляемой из расчета на одного работника. Таким образом, принятие подобных обязательств есть краеугольный камень в социальной организации, где семья является базовой единицей>[197].
Тем не менее, начиная уже с 1941 г., федеральные власти практически не оказывали прямой поддержки принципу <семейных зарплат>. В связи со вступлением США во II Мировую войну Национальный совет по военной промышленности отменил основанную на гендерной дискриминации систему индексации и начисления заработной платы[198]. В результате к концу 1940-х гг. использование схем неприкрытой <зарплатной> дискриминации в пользу мужчин, занятых в частных компаниях, как основы системы <семейной зарплаты> фактически сошло на нет. В одном из исследований 1950-х гг. не было найдено доказательств того, что <причиной наблюдавшейся разницы в средней почасовой оплате мужского/женского труда является дискриминация со стороны работодателей>[199]. И даже поставивший гендерную дискриминацию вне закона Федеральный Акт о равной оплате труда 1963 г. в реальности уже не оказал влияния на практику предпринимателей.
Однако, <разрыв в оплате труда> мужчин и женщин реально вырос в период с 1939 по 1966 год. Если в 1939 г. медиана зарплаты женщин была равна 59,3% от соответствующей величины для мужчин, то к 1966 г. ее величина снизилась до 53,6%. Между 1945 и 1965 гг. наибольший прирост дохода дали <мужские> профессии, тогда как наименьший - <женские>.И хотя прямая дискриминация женщин в отношении заработной платы исчезла, значительно расширилась гендерная сегрегация в получении работы, что лишь усилило американскую систему <семейных зарплат>. Таким образом, машинистки, клерки и секретарши-женщины зарабатывали гораздо меньше, чем мужчины-руководители, инженеры и техники[200]. Это дало основание теоретикам феминизма в 1980-е гг. сделать вывод о том, что ничего, по сути, не изменилось.
Так, Рут Милкман подчеркнула, что недавние реформы женской занятости <оставили нетронутым основной норматив сегрегации работы по половому признаку>[201]. Хартманн описала систему <семейной зарплаты>, связанную с практикой <мужских> и <женских> профессий как представляющую опасность для судьбы капитализма: дифференциация заработной платы, вызванная чрезвычайной сегрегацией труда на рынке рабочей силы, укрепляет институт семьи и внутрисемейное разделение ролей, побуждающее женщин к замужеству. Принимая во внимание усиление мощи <патриархального капитализма>, Хартманн констатировала отсутствие каких бы то ни было значимых перемен к лучшему[202].
|
В настоящее время уже всем очевидно, что реорганизованная американская система <семейной зарплаты> с ее принципом половой сегрегации труда за последние 30 лет практически прекратила свое существование. Такой вывод можно сделать исходя из динамики индекса девальвации семейной зарплаты, который рассчитывается по данным о доходе домашних хозяйств женатых пар, полученных американским Бюро переписи населения[203]. Индекс представляет собой соотношение доходов семей с работающими женами и с женами незанятыми в наемном труде (см. таблицу 1):
где: R - индекс девальвации семейной зарплаты; I1 - средний доход семей с женами, работающими по найму; I2- средний доход семей, где жены не работают по найму.
Этот индекс чувствителен к изменению ряда факторов: влиянию сегрегации работы на семейный доход; относительному уровню карьерных ожиданий мужчин и женщин; к последствиям протекционистского законодательства; влиянию принципа старшинства; к степени занятости и полноты использования рабочего времени. В чисто семейной экономике или в экономике семейной зарплаты этот индекс стремится к 1, никогда не достигая предела, поскольку закон и традиция установили существенно более высокую заработную плату для мужчины-кормильца, чем для работающей жены. В экономике полного гендерного равенства этот индекс стремится к 2 по мере достижения мужчинами и женщинами паритетного экономического равновесия, а также в связи с постепенной потерей однодоходной семьей своих преимуществ. Изменения этого индекса в США с 1951 по 1996 гг., представлены в Таблице 1 и на Графике A. Между 1951 и 1969 гг. значения индекса относительно стабильны, колеблясь в узком диапазоне от 1,25 до 1,31. Начиная с 1970 г. индекс растет, достигая в 1982 г. величины 1,42, а в 1996 г. своего пика - 1,74*. Таким образом, необходимо признать, что достаточно сильная и стабильная экономика домашних хозяйств, основанная на <семейных зарплатах> и ещё существовавшая в Соединенных Штатах в 1969 г., к настоящему времени практически исчезла. Можно посмотреть на эти изменения и под другим углом зрения. С 1973 по 1996 г. с учетом инфляции реальный медианный доход семьи с брачной парой вырос на 18%, с 43 тыс. долл. до 51 тыс. долл. Однако, в этот период медианный доход мужчин в возрасте 15 лет и старше (с полной занятостью рабочего дня) упал на 24%, с 37 тыс. долл. до 30 тыс. долл. При отмирании семейной зарплаты искусственно завышенный доход мужчин пошел вниз. Для сохранения уровня жизни требовалось поступление жен на работу - предприниматели получили более дешевую рабочую силу, а семьи были вынуждены больше работать, чтобы обеспечить приемлемое существование.
Таблица 1.
Средний доход семьи (долларов США, в текущих ценах)
| Год | A = Жены не работают в сфере оплачиваемого труда | В = Жены работают в сфере оплачиваемого труда | Индекс А/В | Год | A = Жены не работают в сфере оплачиваемого труда | В = Жены работают в сфере оплачиваемого труда | Индекс А/В |
| 4 631 | 3 634 | 1,27 | 15 237 | 11 418 | 1,33 | ||
| 4 900 | 3 812 | 1,29 | 16 221 | 12 231 | 1,33 | ||
| 5 405 | 4 117 | 1,31 | 17 237 | 12 752 | 1,35 | ||
| 5 336 | 4 051 | 1,32 | 18 731 | 13 931 | 1,34 | ||
| 5 622 | 4 326 | 1,29 | 20 268 | 15 063 | 1,35 | ||
| 5 957 | 4 645 | 1,28 | 22 109 | 16 156 | 1,37 | ||
| 6 141 | 4 833 | 1,27 | 24 861 | 17 706 | 1,40 | ||
| 6 214 | 4 983 | 1,25 | 26 879 | 18 972 | 1,42 | ||
| 6 705 | 5 317 | 1,26 | 29 247 | 20 325 | 1,44 | ||
| 6 900 | 5 526 | 1,25 | 30 342 | 21 299 | 1,42 | ||
| 7 188 | 5 592 | 1,29 | 32 107 | 21 890 | 1,47 | ||
| 7 461 | 5 764 | 1,29 | 34 668 | 23 582 | 1,47 | ||
| 7 789 | 6 039 | 1,29 | 36 431 | 24 556 | 1,48 | ||
| 8 170 | 6 338 | 1,29 | 38 346 | 25 803 | 1,49 | ||
| 8 633 | 6 706 | 1,29 | 40 751 | 26 640 | 1,53 | ||
| 9 279 | 7 256 | 1,28 | 42 709 | 27 220 | 1,57 | ||
| 9 917 | 7 570 | 1,31 | 45 266 | 28 747 | 1,57 | ||
| 10 686 | 8 215 | 1,30 | 46 777 | 30 265 | 1,55 | ||
| 11 629 | 8 879 | 1,31 | 48 169 | 30 075 | 1,60 | ||
| 12 276 | 9 304 | 1,32 | 49 984 | 30 326 | 1,65 | ||
| 12 853 | 9 744 | 1,32 | 1,74 | ||||
| 13 897 | 10 556 | 1,32 |
Что стало причиной столь стремительных изменений в системе, существовавшей более века? В первую очередь, велась кампания по <стиранию> в общественной памяти оправданности <семейных зарплат>. По данным опросов общественного мнения 85% американцев обоего пола были согласны с тем, что отцы должны получать больший доход для содержания жен и детей, признавая, что работа матерей является вторичной или дополнительной.
Однако, противники <семейной зарплаты> перевели дебаты в русло, далекое от проблем семьи и детей. Они заговорили о <достижении экономического равноправия женщин>56. Эта смена ориентиров стала частью коренного переворота
График А.
Дата добавления: 2015-11-30; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав