Переводчик Р. М. Кадыров 8 страница

А русский народ вправе считать себя счастливым уже тем, что избежал такой судьбы, ведь опасность была весьма и весьма вероятна. Слава Богу, теперь все страхи остались позади. Мы можем с уверенностью утверждать, что русских ждет счастливое будущее!"

Этими словами директор закончил свое выступление. Крики "ура!" гулким эхом прокатились по залу. Участники торжества смотрели на Джагфара, ожидая его ответного слова. Речь председателя одновременно взволновала и расстроила его. Он подумал, что для гостей званого ужина не так важно, что он скажет, им просто любопытно послушать последнего булгара, подобно тому, как слушают последнее слово идущего на казнь. Он почувствовал неловкость, странное неудобство. Ранее в своих произведениях Джагфар был объективен в вопросе истории своего народа и старался показывать равным образом как его достоинства, так и слабые стороны. Но сейчас, именно сейчас он отчетливо сознавал, что в последнем публичном выступлении необходимо по возможности обойти стороной все отрицательное и сосредоточиться на позитивном. Однако причины, приведшие булгар к вырождению, были очевидны, и вряд ли он мог бы как историк не сказать и о них. Но дальше уже нельзя было держать паузу, и Джагфар начал: "Дамы и господа! Благодарю Вас за приглашение на столь знаменательное торжество. Благодаря вашей любезности я как последний булгар имею возможность выступить и сказать несколько слов о моем погибшем народе. То, что вы услышите, — это голос последнего представителя нации, в течение сотен и сотен лет потрясавшей мир своим величием, голос человека, который, как и его народ, не смог приспособиться к постоянно изменявшимся условиям жизни. Я не намерен говорить о том периоде, когда булгары вышли на авансцену истории как народ-повелитель. Всех, кто интересуется этим, я отсылаю к тысячам томов исторических исследований. Я также не буду вдаваться в проблему происхождения народа, ибо суть ее подробно изложена в книгах по этнической истории. Полагаю, излишне было бы доказывать, что исчезнувший в прошедшем веке народ — именно булгары. Эта истина была признана еще в конце XIX века. Несмотря на то, что российские мусульмане когда-то вступили в межэтнический контакт с татарами и заимствовали у них многие обычаи, а межэтнические браки привели к определенным изменениям в антропологии и менталитете, булгары, без сомнения, остались булгарами, а татары растворились среди них. Если ранее название "татары" и было распространено на российских мусульман, то в дальнейшем, как я уже говорил, татарский элемент обулгарился. Поэтому я говорю о моем народе как о булгарах.

По природе своей булгары были терпеливы, спокойны, выносливы, обладали умом, смекалкой, способностью усваивать любые знания, склонностью ко всему хорошему и доброму. Им были присущи такие качества, как гостеприимство, упрямство, доходившее иногда до степени фанатизма, и миролюбие. Часто они начинали дела, не обсудив их тщательным образом, ну а если уж они подробно планировали будущие действия, у них не оставалось энергии и душевных сил для их практического выполнения. Вообще же говоря, нужно признать, что они были склонны к философски-созерцательному отношению к жизни. Некоторая отстраненность и значительная доля легкомыслия приводила в булгарской истории к тому, что нередко большие проблемы возникали на ровном месте, а когда наступало время решения действительно жизненно важных вопросов, у них не было серьезного подхода к делу. Недальновидность, близорукость, отсутствие солидной, всесторонней подготовки — все это мешало булгарам с честью выходить из сложных ситуаций, в которых они периодически оказывались. Известная поговорка "утро вечера мудренее" многое объясняет в булгарском национальном характере. Хотя в булгарской истории были периоды расцвета и благополучия, они отнюдь не были результатом целенаправленной работы. Просто так вышло, так случайно получилось. Но здесь есть очень важный момент: до того, как в состав булгар влился татарский компонент, они были другими. Любые действия они предпринимали после тщательного, серьезного изучения возможных близких и отдаленных последствий, оценки ситуации в целом и в частностях. Однако татары, кочевавшие по степям, совершенно не задумываясь о дне грядущем и довольствуясь тем, что у них есть в данный момент, привнесли в булгарский менталитет, так сказать, "подарили" булгарам свою беспечность. Кроме того, земли, которые населяли булгары, были обширны, почвы плодородны, а соседние народы находились на более низкой ступени развития. Отношения между булгарской и другими передовыми культурами носили эпизодический характер. Все эти факторы имели следствием то, что булгары приобрели такие черты, как самодовольство и самоуспокоенность. Действительно, жизнь не требовала от них каких-то сверхусилий, напряженной работы мысли, вынашивания грандиозных планов. Проходили столетия, а отрицательные стороны национальной психологии лишь усугублялись, привычка стала второй натурой. Косность улемов, а также то обстоятельство, что булгары вели торговлю с отсталыми сартам⁷ и казахами, способствовали консервации существовавшего положения. Булгары возгордились, стали считать себя нацией, равной которой нет, совершенной и безукоризненной во всех отношениях. Очень развитое воображение позволяло им строить в мыслях самые фантастические прожекты и планы, но на дело при этом времени уже не оставалось. И еще об одной характерной черте. Каким-то непостижимым образом булгары были привязаны к слову как таковому, иначе говоря, к бесконечным словесным упражнениям. Конечно, это относится и к другим восточным народам, но все же не в такой мере, как к булгарскому. В медресе мугаллимы⁸и шакирды отдавали предпочтение форме в ущерб содержанию, увлекались устными баталиями, не вникая в суть изучаемых предметов. Вот почему обилие мектебов и медресе, высокая грамотность населения и другие сами по себе позитивные факторы развитию научной мысли вовсе не способствовали. Шакирды погрязли в спорах о том, какому слову нужно отдать предпочтение перед остальными, и в дискуссиях о порядке слов в предложении. Формальный подход господствовал даже в изучении Корана, этой ниспосланной Богом книги, полной глубоко философских по своей сути утверждений и заключений. Постижение высоких истин, изложенных в Коране, заменялось старанием правильно, по нормам таджвида, читать аяты. Так или иначе, главными причинами общественного застоя явились необыкновенная привязанность к форме во вред содержанию и роль соседних народов. А между тем булгары имели самые разнообразные природные способности, практическую сметку и большой интеллектуальный потенциал. Однако его использованию на практике мешал целый ряд причин, в числе которых я хотел бы назвать три самых, на мой взгляд, важных. Во-первых, у булгар не было лидера. Во-вторых, они были приверженцами другой религии, нежели русские. Наконец, в-третьих, некоторые недальновидные и косные священники решили обратить булгар в православие и этим самым вызвали у российских мусульман чувство глубокого недоверия к русским вообще. Это, в свою очередь, привело к тому, что булгары так и не смогли приобщиться к мировой культуре через посредничество русских. В истории моего народа мысль о сопротивлении, основанном на различии религий, была порождена необходимостью противостоять священникам, но в дальнейшем она превратилась в идеологию, которой неграмотный народ злоупотреблял по любому поводу. Таким образом, в отстранении булгар от культурных достижений остального мира, и следовательно, в постепенном их вырождении как народа, наполовину повинны русские священнослужители. Булгары никогда не испытывали страха перед русскими, однако против христианизации были настроены чрезвычайно решительно. Что касается распространения в последние столетия в булгарской среде несвойственных ей ранее пороков прелюбодеяния и пьянства, то это вовсе не проистекало из природной предрасположенности к разврату и алкоголизму. Главными причинами этих бед были ущербное воспитание, тоска, отсутствие мест для развлечений, где можно было бы отдыхать душой и телом, не преступая при этом нравственные нормы, и, наконец, праздность. Спиртные напитки употребляли, чтобы забыться, освободиться на время от тягот, забот и тревог повседневной жизни. Но чем дальше в лес — тем больше дров. Пьянство вскоре стало неотъемлемой частью быта.

Как и выступавший передо мной уважаемый оратор, я испытываю затруднение в попытке ответить на вопрос: "Что же внесли булгары в мировую культуру?". Дело в том, что для этого необходимо тщательно изучить все культурное наследие народа, а говорить о нем в общих чертах бессмысленно. В любом случае, думаю, что в таких областях, как музыкальное и литературное творчество, булгары создали немало того, что будет иметь значение и в будущем. С другой стороны, я должен признать, что они не обогатили мировую культуру научными и техническими достижениями. Однако повторяю, что любой непредубежденный человек сознает то значение, которое имеет булгарское художественное наследие.

Некоторые утверждают, что основным препятствием на пути прогресса булгар стала исламская религия, и до известной степени я согласен с ними. Но здесь нужно уточнить, о каком исламе идет речь. Вряд ли у кого есть сомнения, что ислам, проповедовавшийся пророком Мухаммедом (да приветствует его Бог!) ни в коем случае не был преградой развитию и прогрессу. Но возникает вопрос: приняли ли булгары этот ислам полностью, до конца, постигли ли они его философскую суть? По-моему, нет. Под мусульманской оболочкой скрывалось обыкновенное язычество!

Так вот, те, кто утверждает, что религия была серьезнейшей помехой на пути движения вперед, забывают о разнице между исламом пророка и внешней исламской формой, за которой прятался языческий менталитет булгар.

Проблема, о которой я говорю, приобрела большое значение уже в XIX веке, но до сих пор не изучена полностью. Религия (или вариант религии) у булгардействительно препятствовала прогрессу. Под лозунгом ее сохранения они не отдавали своих детей в русские школы, отказывались изучать русский язык, вообще боялись сближения с русскими. И все это делалось во имя защиты языческих по сути верований, укоренившихся здесь после того, как в составбулгарского народа вошел татарский этнический компонент. Как я уже говорил, снаружи это выглядело как традиционный ислам.

⁷ Сарты — название мусульманского населения на территории современного Узбекистана до 1920-х гг.

⁸ Мугаллим — араб., преподаватель, учитель.

И все же я хотел бы сказать, что булгары были хорошим народом, достойным лучшей участи. Однако, злой рок преследовал их. Одна напасть сменялась другой. Я задаюсь вопросом: почему люди, осознавшие необходимость национального прогресса и пытавшиеся действовать сообразно этому пониманию, так безвременно уходили из жизни? Причем многие из таких подвижников просто стали нищими и так и не смогли довести начатое ими святое дело до конца. В чем причина ранней смерти поэтов или богатых людей, стремившихся поддерживать материально смелые начинания патриотов? А в силу каких обстоятельств средибулгар так распространился "ишанизм" — это уродливое наследие средневекового язычества и мракобесия? В то же время люди, способные на активные действия во имя нации, вынуждены были батрачить ради куска хлеба. Я убежден, что булгарскому народу не повезло, птица счастья ускользнула от него. К тому же эта злосчастная болезнь, истребившая сотни тысяч людей… Конечно же, можно говорить о невежестве, неверии в медицину, отсутствии должной гигиены. И это верно, но все-таки главное заключалось в невезении, неулыбчивости фортуны. Так или иначе, но народ исчез. Мы знаем немало примеров из истории, когда так же уходили в небытие целые народы — финикийцы, вавилоняне, ассирийцы… Однако их гибель нельзя механически сравнивать с вырождением булгар, и прежде всего потому, что это вырождение пришлось на эпоху научно-технического прогресса. Гибель целого народа в таких условиях поразила всех и будет удивлять человечество и в будущем.

Булгарские архитектурные сооружения, предметы старины, литературно-философские произведения — все это наследие остается вам, и работа по его сохранению ложится на ваши плечи. Повторю еще раз: исчезнувший с лица земли народ вовсе не был изначально предрасположен к вырождению, он обладал способностью усвоить все достижения современной цивилизации. Обширность территории, на которой жили булгары, благополучие и спокойная жизнь в окружении невежественных соседних народов, удаленность от центров мировой культуры — все это сыграло зловещую роль в судьбе нации. И подчеркну снова: чудовищное невезение и злой рок, преследовавшие нацию, окончательно добили ее".

Дойдя до этой заключительной части выступления, Джагфар, прежде старавшийся соблюдать максимальную объективность, неожиданно остановился. От его былой отстраненности не осталось и следа. Ведь тот народ, та нация, судьбу которой он пытался анализировать, был его собственным народом! И именно в этом заключалась главная трагедия. Полное смятение и растерянность перед лицом катастрофы обуяло его душу: "Да, они погибли, исчезли безвозвратно", — сказал он внезапно севшим голосом. После некоторой паузы Джагфар продолжил: "У меня как у последнего булгара есть к вам одна личная просьба. Я не сомневаюсь, более того, я уверен: вы сможете сохранить булгарское национальное наследие. Но и у меня лично есть много книг, старинных булгарских вещей, раритетов, образцов национального костюма, предметов быта. Я имею в виду и предметы, принадлежащие моей жене Сююмбике: ее книги, ее стихи, старинные и современные музыкальные инструменты, вообще все, чем мы с супругой владели совместно. Я очень хочу, чтобы после нашей смерти это перешло в полное распоряжение вашего общества. Если вы удовлетворите мою просьбу, буду крайне признателен и обязан. А сейчас я передаю вам мою последнюю работу". С этими словами Джагфар вручил председателю книгу, которую тот с благодарностью принял. От имени всех членов Исторического общества он выразил сердечную признательность казанскому гостю и заверил его в том, что обязательно выполнит эту просьбу. Председатель напомнил собравшимся, что еще десять лет назад, учитывая заслуги перед исторической наукой, Джагфар был избран почетным членом общества. Далее он сообщил, что министерство образования удовлетворило просьбу членов общества о присвоении ученому звания профессора. "Ура, господа!" — закончил председатель. Сообщение вызвало восторг публики. "Да здравствует профессор Джагфар! Поздравляем!" — слышалось отовсюду.

Джагфар в нескольких словах выразил свое удовлетворение и поблагодарил за оказанную ему высокую честь.

Единственно, что он попросил сделать, так это заменить слово "профессор" на соответствующее ему булгарское "бельгевар".

…Зазвучала булгарская мелодия, люди стали вставать из-за столов. Джагфар сразу после окончания официальной части торжества направился домой. Он чувствовал себя ужасно усталым и желал лишь одного — хорошо выспаться. Но сумбур впечатлений, царивший в голове, и нервное возбуждение долго не давали ему заснуть. Только он закрывал глаза, как ему начинали мерещиться булгарские писатели, муллы, баи, ханы, нищие… Все они вопрошающе смотрели на него. Потом в полусне перед его взором предстала Сююмбике. Она выглядела больной, беспокойной, плакала. Образы сменяли один другой. Настоящий глубокий сон так и не приходил. Дремотное, болезненное состояние было прервано криками "ура", доносившимися с улицы. Джагфар чувствовал себя разбитым, голова гудела как чугунная. Он с трудом мог соображать. Вошел лакей, подогрел воду для умывания и справился у гостя, принести ли чаю. Джагфар кивнул. Свежий крепкий чай помог ему, наконец, собраться с мыслями. Вскоре лакей вновь появился перед Джагфаром, на этот раз с визитной карточкой на подносе. "Ради Бога, пусть войдет", — сказал Джагфар, и через несколько секунд перед ним появился молодой человек, отрекомендовавшийся представителем Общества любителей литературы. Он объяснил, что посетил господина Джагфара с целью пригласить его на торжественный обед в резиденцию общества, который назначен на час пополудни. Джагфар обещал быть. Едва юноша ушел, как лакей принес еще три визитки, принадлежавшие дамам. Джагфар согласился принять и их. Войдя в комнату и поздоровавшись, женщины наперебой стали восхищаться вчерашним выступлением гостя из Казани. Потом они заявили, что интересуются проблемой многоженства у булгар: "Мы знаем, что было много случаев, когда булгарские мужчины имели по три жены. Интересно, как они уживались. А сколько жен у вас, доктор?". Пока Джагфар пытался объяснить дамам суть предмета, лакей принес еще несколько визиток, на сей раз писателей. Между тем женщины попрощались и ушли. А литераторы сразу же завели разговор о психологиибулгар, их менталитете. Один из писателей утверждал, что булгары мыслили чрезвычайно логично, а по словам другого выходило, что хотябулгары имели великолепные способности к аналитическому мышлению, все же они были чересчур эмоциональны. Визитеры поинтересовались мнением Джагфара на этот счет. Он согласился в том, что булгары действительно были очень сообразительны, разбирались в самых сложных вопросах, касавшихся высокой, тонкой материи. Однако с другой стороны, если каждый получивший минимальное образование булгарский мальчик мог весьма толково рассуждать о любой стороне жизни, то взрослый булгар зачастую не мог сделать на практике то, что было под силу, скажем, немецкому подростку. Писатели оказались того же мнения и только собрались перейти к другой теме, как лакей сообщил, что в вестибюле ожидают аудиенции несколько актрис императорских театров. Джагфар решил не отказывать никому. С театральными дивами он беседовал о булгарских драматургах и их работах. Актрисы говорили, что булгарские пьесы написаны очень талантливо и им доставляет истинное удовольствие играть в них. В свою очередь, Джагфар рассказал гостям все, что знал о тех или иных драматургах. Потом женщины стали спрашивать о запрете для булгарских женщин появляться с открытым лицом перед чужими мужчинами. Джагфар отвечал, что такой запрет имел место, но на деле он носил скорее формальный, нежели практический характер. "У нас доля соблюдавших этот запрет никогда не превышала пяти процентов, — продолжал он. — В селах женщины работали вместе с мужчинами, вместе садились за обеденный стол, разговаривали, развлекались. Девушки могли встречаться с юношами, устраивать посиделки. Вообще, требование прятать лицо от посторонних мужчин выполняли обычно жены мулл, подражавшие им женщины из зажиточных семей или девушки, собиравшиеся замуж за муллу. Но постепенно и они перестали следовать этим нормам. По существу это не имело отрицательных последствий. Главная ошибка, допущенная булгарскими мужчинами, состояла в том, что они не давали девушкам получить должное образование и воспитание".

Лакей сообщил о новых посетителях. Теперь это были две женщины, одетые по булгарской моде ХХ века. Представившись, они в первую очередь выразили восторг по поводу булгарской национальной одежды. Оказалось, что дамы — художницы и интересуются булгарским изобразительным и декоративным искусством. Одна из них даже принесла свою картину с изображением невесты, ожидающей жениха. Работа была исполнена с очевидным мастерством, единственный же ее недостаток состоял в том, что художница изобразила девушку в платке, почти закрывавшем ее лицо. Джагфар объяснил, что в домашней обстановке булгарки пользовались полной свободой и никогда не скрывали свое лицо […].

Художниц сменили музыканты, объектом интереса которых, конечно же, была булгарская музыка. За ними последовали историки, этнографы, этнологи и т. д. Джагфар не имел ни минуты отдыха почти до часу дня, когда, наконец, смог пойти на званый обед литературного общества. Когда он вошел, в большом зале уже было полно народа.

Распорядитель приветствовал его пожатием руки: "Мы чрезвычайно рады, что удостоились чести принять вас здесь". К Джагфару подошли несколько писателей и литераторов и дали высокую оценку его произведениям, а заодно поругали критиков. Некая поэтесса полюбопытствовала, почему при таких талантах Джагфар не пишет стихов. Тот ответил, что не любит поэзию и, вообще, XXII век не будет располагать к стихосложению, чем явно разочаровал даму.

Джагфару отвели подобающее почетное место во главе стола, и официанты начали подавать блюда. За едой и разговоры шли больше о преимуществах или недостатках различных кушаний. Булгарская национальная кухня и здесь не была обойдена вниманием. Правда, на этот раз говорили по преимуществу о вредных привычках, а один из гостей прямо спросил Джагфара, правда ли, что некоторые булгары садились за стол, чтобы отобедать, по десять раз на дню, на что Джагфар ответил, что многие муллы во время курбан-байрама¹ и мевлида² посещали в день до пятнадцати званых обедов, каждый из которых состоял из четырех-пяти блюд. Все крайне удивились этому рассказу. В продолжение темы кто-то из дам спросил: "А верно ли я слышала, что ваши женщины очень любили чаевничать?". Джагфар подтвердил истинность таких слухов и даже назвал имя булгарского писателя ХХ века, в романе которого описывалось время провождение некоторых женщин, состоявшее практически из беспрерывных чаепитий и чревоугодничества. Многие записали название романа в блокноты.

Трапеза завершилась, и пожилая дама, взойдя на кафедру, выступила с заранее подготовленной речью. "Этот обед, — начала она, — дан в честь одного из наших собратьев по перу, самого талантливого булгарского писателя, последнего булгара господина Джагфара. Поэтому я хотела бы затронуть тему булгарской литературы, ее виднейших председателей. Булгарское наследие огромно, и все же наиболее важная его часть — именно литература. Во-первых, она ценна сама по себе как целый комплекс исторических источников, а во-вторых, представляет значение как средоточие булгарской философской и художественной мысли. В булгарских литературных произведениях отражены картины настоящей, не придуманной жизни. Одновременно они дают нам очень полезные нравственные уроки. Психология булгар предполагает откровенность и честность, поэтому их литература так искренна. В ней соблюден принцип психологической правды, правды жизни, столь обязательный для художественного произведения. Вот почему булгарская литература займет среди литератур других народов весьма и весьма значительное место. Булгарские авторы не легкомысленны, а, напротив, очень серьезны, их творческий стиль не допускает создания поверхностных по содержанию, часто бессмысленных рассказов, что так характерно, например, для французских писателей. С другой стороны они, в, отличие от своих турецких коллег, не увлекались сюжетами из жизни других народов. С этим связано и то, что у них очень мало переводной литературы.Булгарские писатели полагали, что переводы зарубежных авторов принесут вред национальному литературному творчеству и будут точно ржа разъедать национальный дух.

Так как новые идеи и мысли булгарских писателей формировались в творческих муках и исканиях, а позитивный равно, как и негативный, опыт они накапливали методом проб и ошибок, то в итоге сильными сторонами их творчества оказались самостоятельность в оценках и смелость в суждениях.

Вместе с тем нельзя пройти мимо определенных отрицательных явлений, которые были характерны для булгарской литературы. Я имею в виду, прежде всего, тот факт, что заметного прогресса в творчестве писателей не наблюдалось. Книгоиздательское дело развивалось очень успешно, но в среднем лишь одна из сотни выпускавшихся книг была достойна называться художественным произведением. Остальные девяносто девять, попросту говоря, засоряли мозги читателей.

Доля булгарских писателей и поэтов была незавидной. Их часто высмеивали, представляли глупцами и даже обвиняли в безверии. Впрочем, тут нужно задаться вопросом: а кто были судьями? Ведь ценность литературных трудов "оценивали" люди, особенно враждебно относившиеся к писателям. Слов благодарности за свой самоотверженный труд литературным подвижникам так и не суждено было услышать. Они влачили нищенское существование и многое не смогли сделать из того, на что были способны. У булгарской литературы, булгарских писателей и поэтов, в отличие других народов, не оказалось покровителей и заступников. Хоть богатые и тратили деньги на национальные нужды, в основном они давали деньги под строительство школ, для покупки саванов умершим или просто раздавали средства пышущим здоровьем, работоспособным юношам и девушкам. Они понимали, что литература является краеугольным камнем культуры, что нация без литературы подобна телу без души, но тогда тем более странно, что ничего не делалось в поддержку литературного творчества.

Наш сегодняшний почетный гость господин Джагфар — один из булгарских писателей, самый выдающийся в их ряду. Мы все читали булгарские повести, романы, рассказы и пьесы. Эти произведения бесценны уже потому, что являются наследием исчезнувшего народа. Булгарские писатели на протяжении веков самоотверженно пытались поддержать постепенно угасавший огонь жизни в своих соплеменниках. Они творили во всех жанрах, создавали и глубоко философские работы, и юмористические повести и романы, описывая горестные, поистине трагические события и переживания.

Я хотела бы сердечно поблагодарить господина Джагфара за то, что он откликнулся на нашу просьбу и почтил своим присутствием это высокое собрание, и поздравить его с присвоением звания профессора литературы". Дама закончила и проследовала на свое место.

Джагфар находился под впечатлением от ее выступления. Оно затронуло самые тонкие струны его души. Перед мысленным взором прошел целый ряд булгарских авторов, начиная с Габд-аль-Каюма Насыри и Шихабетдина аль-Марджани³. Он думал о трудностях, выпавших на их долю, необыкновенной работоспособности и о потенциале, который так и остался нераскрытым из-за отсутствия надлежащего содействия. И эта последняя мысль была особенно гнетущей и безрадостной. В ответном слове Джагфар был краток. Он благодарил устроителей за внимание, проявленное к его персоне, за то, что они взяли на себя бремя хранения и популяризации булгарской литературы, которая всегда являлась зеркалом души народа. "Мы не смогли сберечь нашу литературу, так сберегите ее вы, мы не смогли оценить ее по достоинству, а вы, я надеюсь, сумеете сделать это. Пусть души наших ушедших писателей будут спокойны. У меня не хватает слов, чтобы выразить вам мою благодарность", — сказал он. Далее Джагфар напомнил, что величие булгарской литературы было очевидно и два столетия назад, но в силу своей закрытости она не могла предстать тогда во всем блеске. "Еще раз спасибо вам, потому что именно вы открыли нашу литературу, наших авторов остальному миру, сбросили с нее паутину забвения, показали, что ее красота высокохудожественна, а ее правда глубоко нравственна и неодолима. В свое время многие, зачастую скрывая это от других, пытались в силу своих возможностей помочь булгарской литературе, но, к несчастью, она так и не обрела точку опоры и не нашла в себе достаточной смелости заявить о своем праве на достойное место в мировой культуре". С этими словами Джагфар сошел с кафедры.

¹ Курбан-байрам (праздник Жертвоприношения) — араб.-тюрк., один из важнейших мусульманских праздников. В основе праздника лежит библейская и кораническая легенда об Аврааме (Ибрагиме), который должен был по велению Всевышнего принести своего сына в жертву ему, но в последний момент Бог, испытав таким образом силу веры Авраама, послал ему ягненка для жертвоприношения.

² Мевлид — араб., праздник в честь дня рождения пророка Мухаммеда.

³ Шихабетдин аль-Марджани (1818 — 1889) — выдающийся булгарский ученый-богослов, историк, просветитель.

Потом выступили еще несколько русских писателей; были зачитаны отрывки из самых лучших булгарских литературных образцов; вниманию публики были представлены биографии выдающихся авторов в кратком изложении и с демонстрацией портретов.

Джагфару предложили посетить учрежденный литературным обществом Музей булгарской литературы, в котором, как объяснили гостю, собраны булгарские книги, начиная с самых первых […] Многие предложили Джагфару свои услуги в качестве гида, но он предпочел пойти в музей в одиночестве. Там его уже ждали служащие, предупрежденные телефонным звонком из Общества. Двери всех помещений были предусмотрительно открыты. Музей передали литературному обществу, и многое предстояло еще привести в надлежащий порядок. Большой зал был буквально забит книгами. Они грудами лежали на полу, а специальные таблички указывали их жанр и тему. Подойдя к одной из таких груд, и не прочитав таблички, Джагфар взял в руки первую попавшуюся книгу и открыл ее. Уже первое предложение, объясняющее, что такое менструальная кровь […], заставило его отложить книгу и взять другую. Там описывались тонкости подмывания в зимний период. Джагфар едва сдержался, чтобы не забросить книгу подальше в угол. Как назло, в третьей речь шла о совокуплении и последующем омовении. "Значит, все книги, сваленные в эту кучу, посвящены подобным темам! — с досадой подумал Джагфар. — Неужели все это было так важно для булгар?" — искренне удивился он. Неожиданно сверху сплошной лавиной посыпались книги, и Джагфар оказался завален толстыми томами. Поначалу он даже не мог пошевельнуть рукой. Он начал задыхаться и, с трудом сдвинув несколько книг, проделал небольшую щель для доступа воздуха. Падавший через нее свет освещал обложки некоторых фолиантов — все это были учебники по морфологии арабского языка, отличавшиеся друг от друга лишь названиями.

Дата добавления: 2015-11-14