Старая Пудога съ XIV по XVIII вѣкъ. 1 страница

______

I.

Время возникновенiя поселенiй.

Подъ общимъ просторѣчнымъ названiемъ Пудоги, кромѣ г. Пудожа, теперь разумѣютъ очень нерѣдко весь Пудожскiй край, равно какъ подъ названiе напр. Каргополя, Вытегры подводятся многiя мѣстности этихъ уѣздовъ. Но въ древности именемъ Пудоги1) входившей въ составъ Обонежской пятины, означалась только ю.-з. часть нынѣшняго Пудож. уѣз., погосты — округи Водлозерскiй, Пудожскiй и Шальскiй, вся же с.-в. часть края, лежащая за водораздѣломъ р. р. Водлы и Онеги, относилась къ Каргополю, а вмѣстѣ съ нимъ къ Заволоцкой землѣ или Заволочью2). Насъ интересуютъ въ настоящiй разъ историческiя судьбы только Пудожскаго и Шальскаго погостовъ, т. е. мѣстностей, разположенныхъ въ бассейнѣ р. Водлы и по частямъ составлявшихъ вотчинныя владѣнiя Юрьева Новгородскаго, Муромскаго и Палеостровскаго монастырей (до 1764 г.), Государя Царя и Великаго Князя, (въ концѣ XV вѣк.) Новгородскихъ боярынь Настасьи Григорьевой3), Ксенiи Есиповой, извѣстной посадницы Марѳы Борецкой и бояръ Ивана Немирьева, Никиты Грузова, Ѳедора Худякова, Ивана Ѳомина, Селифонта Твердислава, и (въ началѣ XVII в.) Ѳедора И. Морозова4).

С. 278

Первый разъ въ актахъ древней Россiи Пудожскiй и Шальскiй погосты упоминаются какъ Олонецкая вотчина Юрьева монастыря и вмѣстѣ владѣнiе Великаго Князя5) въ «Обводной книгѣ Юрьева монастыря 1391 г. 25 августа», одной изъ древнѣйшихъ русскихъ юридическихъ грамотъ. «Въ лѣта 6890 году августа въ 25 день», читаемъ въ «Обводной книгѣ», «изъ великаго Новаграда Юрьева монастыря вотчина возли Онига озiра Спасской погостъ Шальской да Никольской Пудожской выставокъ волости тѣхже погостовъ Негыжiимская, и Отаозирская и Купинская и на Карбоозери крестьянскихъ ихъ пашенныхъ и не пашенныхъ земель и всякихъ угодей и рыбныхъ ловель и бору и мховъ и поверстнаго лису той земли межевые обводные книги1)» Съ нѣкоторымъ правомъ рѣшаемся, впрочемъ, утверждать, что эти же земли Юрьева монастыря и подъ общимъ названiемъ земель «на Волоцѣ» разумѣются еще въ грамотѣ Iоанна Калиты (всероссiйскiй Вел. Князь съ 1328 по 1340 г.): «Се азъ Князь Иванъ Даниловичъ пожаловалъ есмь… Святого деля Юрья архимандрита Есифа и всей братiи, что, земля св. Юрья на Волоцѣ кто сядетъ на земли (сей), ненадобѣ имъ потягнути къ городу ни въ которую дань, ни въ кормъ, ни въ станъ, ни въ который проторъ, а волостелемъ ихъ Волоцкимъ на Волоцѣ не судити опричь татьбы и разбоя и душегубства, а то судитъ ихъ человѣкъ св. Юрья, а коли размирье Князю Великому съ Новымъ городомъ, а тогда ихъ въ безадщину неоставити, не обидѣти ихъ въ то время, но живутъ оприснь въ брезѣ (въ охранѣ) Князя Великаго2)…». Основанiя для утвержденiя слѣдующiя: а) Заонежская Юрьевская вотчина большей своею частью (вост.) лежитъ именно на волокѣ между р. р. Водлой и Онегой, в) Юрьевскихъ владѣнiй на другихъ волокахъ, Ламскомъ3), Вышнемъ, напр., въ XIV не было, какъ показываетъ исторiя Юрьева монастыря4), с) подъ землями «на Волоцѣ»

С. 279

нельзя разумѣть земель Волотова поля5) (пахотной на 45¹/₂ четвертей и 6 десятинъ сѣнокосной), гдѣ въ 1352 г. основанъ былъ самостоятельный монастырь, только въ 1764 г. приписанный къ Юрьеву, d) а, главное, I. Калита не могъ безконтрольно распорядиться землей подъ самыми стѣнами господина Великаго-Новгорода (Волотово поле въ 3 вер. на в. отъ города), между тѣмъ какъ къ этому онъ имѣлъ полную возможность на Заонежской и Заволоцкой окраинѣ. Здѣсь была сильная черезполосица, такъ какъ посреди Новгородскихъ владѣнiй были разсѣяны земли, принадлежащiя другимъ князьямъ. Указанная черезполосица вела къ частымъ усобицамъ, которыми и пользовался Великiй Князь. Въ качествѣ верховнаго главы удѣльныхъ Князей, онъ принималъ сторону послѣднихъ и захватывалъ у Новгородцевъ лучшiя земли6).

Что касается времени первоначальнаго возникновенiя русскихъ «страдомыхъ деревень» на мѣстахъ лопарскихъ и чудскихъ становищъ въ Пудогѣ, то на достаточныхъ основанiяхъ время это должно опредѣлять гораздо ранѣе XIV, но не прежде XI—XII в. в., хотя Е. В. Барсовъ и склоненъ думать, что въ устьѣ рѣки Черной (до конца XVIII в. носившей названiе Негижимской1)), на мѣстѣ древней деревни Бѣсовъ носъ, Новгородскiе славяне жили еще до принятiя христiанства. Вотъ интересная по данному вопросу выдержка изъ реферата Е. В. «Объ Олонецкихъ древностяхъ»:

С. 280

«Есть, повидимому, указанiя, говоритъ онъ, о древнѣйшемъ существованiи на Обонежьи Новгородскаго племени въ отдаленную эпоху языческую. На восточномъ берегу Онежскаго озера находится небольшое селенiе Бѣсовецъ (названiе д. «Бѣсовъ носъ» передано здѣсь неправильно). Мѣстность, на которой оно находится, имѣетъ видъ террасы, вершину которой занимаетъ само селенiе, а скаты идутъ къ (Онегу) озеру и впадающей въ него Черной рѣчкѣ. Берегъ Онега недалеко отъ селенiя изгибается въ правильный полукругъ и образуетъ пространную и красивую бухту, на оконечностяхъ которой лежатъ два гранитные мыса, носящiе по изображенiямъ изсѣченнымъ на нихъ неизвѣстной рукою и въ неизвѣстное время названiе «бѣса» и «бѣсихи». (Снимокъ съ этихъ изображенiй приложенъ къ изв. Импер. русс. географ. общ. 1870 г., стр. 68). Главная фигура, имѣющая подобiе человѣка, представляется длиною въ сажень; прочiя изображены относительно къ этой послѣдней. Первый изъ упомянутыхъ мысовъ называется также Крестовымъ, по двумъ изображенiямъ креста, прибавленнымъ, какъ видно, впослѣдствiи, второй удержалъ и древнее свое финское имя Пелiй (pel — съ зырян. и пермятскаго — ухо).

Народное преданiе передаетъ объ этихъ мысахъ слѣдующую незатѣйливую исторiю:

«Бѣсъ и бѣсиха, нѣжные супруги, жили на берегу своимъ хозяйствомъ; вдругъ почему-то бѣсъ задумалъ перенести свой домъ дальше и, свивъ веревку, потащилъ мысъ въ озеро; но вѣроятно онъ, надорвавъ силы, успѣлъ оторвать только одинъ уголъ, который съ нимъ вмѣстѣ и упалъ въ воду». Поводомъ къ такому объясненiю послужила, конечно, огромная глыба гранита, отторгнутая переворотомъ отъ береговъ однородной съ нею массы и выходящая на поверхность водъ въ разстоянiи нѣсколькихъ десятковъ саженъ отъ перваго мыса.

Полагаютъ, что въ этихъ очертанiяхъ изображено финское божество Венемойненъ, управляющее водами и сушей и раздѣляющее власть со своей супругой. Но, принимая въ соображенiе[1] низкiй уровень нравственнаго развитiя жившихъ здѣсь финскихъ племенъ, трудно допустить, чтобы эти изображенiя, отличающiя болѣе или менѣе развитую миѳологiю, принадлежали этимъ аборигенамъ. Начертанiе такихъ образовъ, какъ напр. циркуля, пилы и чего то вродѣ зеркала, находящихся здѣсь, скорѣе должно быть приписано болѣе развитому новгородскому племени, лишь только въ болѣе отдаленный перiодъ.

С. 281

Какъ съ принятiемъ христiанства начертанiе крестовъ на камняхъ составляло его собственность, такъ, вѣроятно, въ перiодъ язычества подобнымъ же образомъ были дѣланы начертанiя миѳическiя, какъ можно видѣть близъ с. Видлицъ, въ Олон. уѣз., такого-же рода языческiя изображенiя на одномъ камнѣ1).

По нашему мнѣнiю, Бѣсоновскiя скалы съ насѣчками на нихъ въ перiодъ языческой и христiанской древности были, несомнѣнно, мѣстомъ умилостивительныхъ жертвоприношенiй и молитвъ со стороны какъ лопарей и чуди, такъ и проѣзжавшихъ мимо новгородскихъ ушкуйниковъ. Даже въ XVI в. на сѣверѣ Руси было въ обычаѣ суевѣрное почитанiе скалъ и камней, какъ объ этомъ свидѣтельствуютъ Герберштейнъ, посолъ (въ 1517 г.) импр. Максимилiана, и англичанинъ Антонiй Дженкинсонъ, посѣтившiй Русь въ 1557 г. Герберштейнъ, давшiй въ своихъ запискахъ о Московiи подробное описанiе всѣхъ мѣстностей Московскаго царства и только объ одномъ Онежскомъ водоемѣ не обмолвившiйся, къ сожалѣнiю, ни словомъ, пишетъ: «одинъ изъ путниковъ великокняжескаго посла Григорiя Истомы при проѣздѣ Семiостровскаго становища, на Бѣломъ морѣ, ночью тайкомъ вылѣзалъ на скалу «Семь», чтобы принести жертву, конечно не скалѣ, а тому, къ кому онъ мысленно обращался съ мольбой о милости и помощи. Хотя онъ и совершалъ языческiй обрядъ, тѣмъ не менѣе можно предполагать, что онъ былъ христiанинъ, а не инородецъ-язычникъ».

Дженкинсонъ тоже говоритъ, «что на Бѣломъ морѣ у мыса «Святой носъ» (Svetinose) лежитъ большой камень, которому проходящiя ладьи (Barkes) обыкновенно приносятъ въ жертву масло, муку и др. припасы, полагая, что въ случаѣ отказа въ этомъ приношенiи, ладьи и др. суда должны погибнуть, что часто и случалось».

Въ объясненiе приведенныхъ языческихъ обрядовъ жертвоприношенiя на прибрежныхъ скалахъ, обрядовъ, имѣвшихъ мѣсто у православныхъ русскихъ поморовъ XVI в., Е. Замысловскiй2) пишетъ: «какъ извѣстно у обитателей странъ, лежащихъ на крайнемъ

С. 282

сѣверѣ Европейскаго материка и въ христiанскую эпоху долго сохранялось религiозно-нравственное и поэтическое наслѣдiе языческой эпохи и не потому только, что они поздно приняли христiанство. Живя среди постоянныхъ лишенiй и опасностей и на сушѣ, и на морѣ, отчужденные отъ постоянныхъ и непрерывныхъ сношенiй съ другими, они, естественно, долго сохраняли обряды, которыми поддерживалась вѣра въ легкую возможность обезпечить себя отъ частыхъ опасностей, сохраняли и сказанiя, въ коихъ находили живое олицетворенiе силъ природы. Жители Исландiи сберегли пѣсни Эдды, жители Норвегiи и до настоящаго времени отличаются обилiемъ суевѣрiй; мы еще недавно были свидѣтелями открытiя на нашемъ сѣверѣ (разумѣется Олонецкiй край) новыхъ, высокозамѣчательныхъ произведенiй народнаго творчества древнѣйшей эпохи — былинъ записи Рыбникова и Гильфердинга и причитанiй Барсова. Поэтому нѣтъ ничего невѣроятнаго и въ описанномъ выше обрядѣ жертвоприношенiя, который совершали поморы въ XVI в., видѣть обломокъ русской старины: въ Х вѣкѣ русскiе промяшленники, ѣздившiе на лодкахъ по Днѣпру въ Черное море, приносили жертвы на островѣ, лежащемъ за опасными порогами днѣпровскими.

Сохраненiю до позднѣйшаго времени обычая жертвоприношенiй на прибрежныхъ скалахъ могли не мало способствовать и постоянныя сношенiя русскихъ съ финнами, боготворившими камни и скалы. Морское божество, по понятiямъ финновъ, имѣло свое пребыванiе въ пестромъ камнѣ на днѣ океана, и вообще съ каждымъ, чѣмъ нибудь замѣчательнымъ камнемъ связана была у нихъ особая легенда. Боготворенiе камней и до сихъ поръ составляетъ одну изъ выдающихъ особенностей лопарей. «Вездѣ, гдѣ говорятъ языкомъ лопарскимъ, замѣчаетъ Кастренъ, слышны преданiя о Сейдѣ, Сiейдѣ, т. е. объ идолахъ изъ камня, въ которыхъ по понятiямъ лопарей, живетъ божество и ему они приносятъ жертвы, по большой части изъ роговъ и оленьихъ костей». Эти вѣрованiя финновъ и соединенныя съ ними религiозныя обряды имѣли въ продолженiе долгаго времени сильное влiянiе на русское населенiе, даже тамъ, гдѣ послѣднее скорѣе, чѣмъ на сѣверѣ утрачивало слѣды миѳическихъ воззрѣнiй. Сохранилось, напр., указанiе на то что переяславцы до XVII в. боготворили камень, лежавшiй на буеракѣ за Борисоглѣбскимъ монастыремъ, гдѣ въ глубокой древности обитали финны».

С. 283

Возвращаясь теперь къ вышеизложенному преданiю о бѣсоновскихъ скалахъ, замѣтимъ, что хотя мнѣнiе Е. В. Барсова о жительствѣ здѣсь славянъ въ языческiй перiодъ и можетъ казаться крайнимъ, но болѣе или менѣе раннее появленiе новгородскихъ славянъ въ Заонежьѣ вполнѣ допустимо. Дѣло въ томъ, что населенные пудожскiе пункты большею частью расположены непосредственно на одномъ и при томъ главномъ изъ трехъ древнѣйшихъ путей, по которомъ совершалась первоначальная колонизацiя славянъ новгородскихъ въ Заволочье. Путь этотъ шелъ по р. Волхову въ Ладожское озеро, изъ него Свирью въ озеро Онежское и оттуда р. Водлой въ озеро Водло, а черезъ него далѣе за волокъ на Мошу1). Этимъ путемъ по Шегрену, совершены были въ XI вѣкѣ походы на Ямь — побѣдоносный Владимiра, сына Ярославова, въ 1042 г.2), и несчастный въ 1079 г., въ которомъ 30 мая убитъ былъ за Волокомъ князь Глѣбъ, сынъ Святославль (исторiя Соловьева I, 1226). Имѣя въ виду извѣстiе лѣтописнаго свода Татищева, что послѣднiй изъ этихъ походовъ относился къ Ями, жившей на р. Емцѣ притокѣ С. Двины, Шегренъ склоняется къ тому мнѣнiю, что въ 1042 г. новгородцы столкнулись съ самыми южными Ямянами, жившими по эту сторону Волока (въ 20 вер. отъ Водлы, около Муромск. м. эти «страшивые сыроядцы» продолжали жить еще и въ половинѣ XIV вѣка, см. житiе пр. Лазаря Муромскаго), а 37 лѣтъ спустя вступили въ самый Волокъ и узнали, что Ямь распространилась и тамъ въ Заволочьи. Можно думать затѣмъ, что по пути Володимера и Глѣба прошелъ въ 1123 году и князь Всеволодъ. Въ лѣтописи объ этомъ читаемъ: «На весну ходи Всеволодъ на Ямь въ великое говѣнье и побѣди я, но лютъ бяше путь, иже купляху по ногатѣ*) хлѣбъ». (П. Собр. лѣтоп. Новг. IV, 2, V Соф. 116, XV

С. 284

Сѣв. 193). Если бы этотъ походъ былъ сдѣланъ новгородцами къ Ладожскому озеру, а не далѣе на в. за Онего, гдѣ предполагается въ это время Ямь, то снабженiе хлѣбомъ, хотя бы и въ великое говѣнье, едва-ли могло встрѣтить затрудненiе въ виду близости Новгорода3).

Естественныя богатства Заонежья — обилiе пушнаго звѣря, дичи и рыбы не могли не привлечь къ себѣ вниманiя новгородцевъ завоевателей и очень возможно, что русскiя «страдомыя деревни» въ бассейнѣ р. Водлы и возникли именно въ XI или началѣ XII в., послѣ походовъ 1042, 1079 и 1123 г. г. Е. В. Барсовъ допускаетъ, впрочемъ, на основанiи извѣстiя Кiевской лѣтописи подъ 1114 г., что въ Сѣверную Украйну — въ Заонежьѣ и далѣе за Югору и Самоядь — новгородцы предпринимали походы и даже мирные — въ Х в. и ранѣе4).

Какъ бы то ни было, въ концѣ XII вѣка въ 1189 г., поселенiя на р. Водлѣ уже существуютъ, что косвенно доказываетъ открытый Е. В. Барсовымъ документъ: «дѣло о перводѣ изъ Палеостровскаго и другихъ монастырей старцевъ въ Муромскiй монастырь»1). Изъ приводимой въ этомъ «дѣлѣ» челобитной (отъ 29 августа 1686 г.) вытегорскихъ, андомскихъ и пудожскихъ крестьянъ видно, что Муромскiй монастырь построенъ въ 1189 году и строили его предки этихъ крестьянъ: «Въ прошлыхъ, Государи, годѣхъ въ 6697-мъ въ Заонежской пятинѣ въ Овлозерскомъ стану построенъ Муромскiй монастырь, Ваше Государское богомолье, а мирское старинное строенiе и изстари въ тотъ же Муромскiй монастырь сродичи наши давали же вклады»…

II.

Время возникновенiя Юрьевской вотчины.

На вопросъ, когда и кѣмъ возникшiя по Водлѣ и ея окрестностямъ поселенiя, (конечно не всѣ), пожалованы были Юрьеву монастырю —

С. 285

въ историческихъ актахъ прямыхъ свѣдѣнiй не дается. Но если принять во вниманiе, что основателемъ Юрьева монастыря (въ 1030 г.) и усерднымъ жертвователемъ на его нужды былъ новгородскiй князь Ярославъ, то болѣе вѣроятнымъ будетъ предположенiе, что Заонежскую вотчину пожаловалъ Юрьеву м. или сынъ Ярослава князь Владимiръ послѣ похода въ 1042 г., или внукъ Владимiра и сынъ Мстислава Всеволодъ, ходившiй на Ямь въ 1123 году. Предположенiе такого пожалованiя со стороны Владимiра или Всеволода вполнѣ соотвѣтствуетъ тому древне-русскому обычаю, по которому монастыри и церкви, построенные предками извѣстной фамилiи или рода, дѣлались предметомъ особенныхъ попеченiй потомства этой именно фамилiи. Правда, въ числѣ княжескихъ дарственныхъ грамотъ Юрьеву м. имѣется отъ XI‑XII в. в. только одна грамота, именно та, которою закрѣпляется за монастыремъ рель (поемные луга) подъ самымъ монастыремъ, у Мячина озера2). Но это не говоритъ еще противъ сдѣланнаго предположенiя, напротивъ — извѣстiе лѣтописи, что благовѣрный князь Всеволодъ-Гаврiилъ (1125—1132 г.) вмѣстѣ съ игуменомъ Исаiею «сотвориша (возстановили, разумѣется) монастырь велiй и братью собраша»3) — даетъ поводъ думать, что благотворитель князь не остановился на дарованiи монастырю одного сравнительно ничтожнаго участка, но, создавъ «монастырь велiй», далъ ему и соотвѣтствующiя средства содержанiя въ видѣ крупныхъ Заонежскихъ вотчинъ. Дарственная грамота, сопровождавшая это пожалованiе, со временемъ могла легко исчезнуть, какъ исчезла и грамота Мстислава Владимiровича на земли въ Вотской пятинѣ4). Въ подобныхъ случаяхъ обычно монастырскiя земли въ тѣхъ или иныхъ размѣрахъ насильственно отнимались сосѣдними владѣльческими крестьянами. Такъ было, напр., съ землями Муромскаго монастыря послѣ похищенiя Литовскими ворами въ 1612 г. монастырскихъ межевыхъ грамотъ1). И вотъ изъ большой вотчины Юрьева монастыря, бывшей въ 1391 г. въ двухъ погостахъ и четырехъ волосткахъ, къ концу XV в. въ наличности имѣлось только «8 деревень съ

С. 286

починкомъ, а въ нихъ десять обежъ2) съ третью». Вся же остальная монастырская и Великаго Князя земля попала въ руки новгородскихъ боярскихъ фамилiй. Но послѣ взятiя Новгорода Iоанномъ III «по Государеву указу даны (т. е. возвращены) въ Юрьевъ м. волостка Ксеньинская Микитины жены Есипова, да Ивановскiе деревни Немирьева всего 8 деревень при 7 обжахъ земли, да деревня, что была Ѳедоровская Худякова, а въ ней 1 обжа безъ трети»3). Итого за Юрьевымъ м. къ началу XVI в. числилось за Онегомъ 17 деревень, между тѣмъ къ концу этого вѣка (1583 г.) монастырь имѣлъ въ нашемъ краѣ 42 деревни живущихъ да одну пустую да 3 пустоши. Прибывшiя деревни были пожалованы монастырю неизвѣстно въ какiе годы изъ Государевой вотчины, которая къ концу XVI в. послѣ пожалованiй Юрьеву м. имѣла на 30 дер. меньше, чѣмъ въ концѣ XV в. (192—162 деревни), что видно изъ сопоставленiя данныхъ писцовыхъ книгъ Юрiя Сабурова 1496 г. и Андрея Плещеева 1582‑1583 г. г.

III.

Поименный перечень поселенiй Юрьевской Заонежской вотчины даютъ писцовыя книги только съ самаго конца XVI в. Книга Юрiя Сабурова, самая ранняя и потому особенно[2] важная, ограничивается только общимъ указанiемъ на число Юрьевскихъ деревень, какъ это видно изъ вышеприведенной выписки изъ нея, данной въ «памяти о рыбныхъ ловляхъ Юрьева м. на р. Водлѣ 1618 г., марта 18». Необходимыя въ данномъ случаѣ свѣдѣнiя заключаются въ писцовыхъ книгахъ по Обонежской пятинѣ Заонежской половинѣ Андрея Плещеева 1582‑1583 г., Петра Воейкова и дьяка Ив. Лговскаго 1516—1617 г., Лыкова и подьячаго Якова Гнѣвашева 1620 года, Маврина и кн. Долгорукова и Ракова 1628—1629 г., Ив. Писемскаго 1646‑1647 г. и въ переписной книгѣ кн. Якова Мышецкаго 1678‑1679 г.4). Но изъ всего этого

С. 287

богатѣйшаго матерiала мы имѣли подъ руками въ подлинникѣ только: «Списокъ съ писцовыхъ книгъ Новгородскаго уѣзду, Заонежскихъ Водлозерскаго, да Оштинскаго становъ митрополичьимъ и монастырскимъ вотчинамъ письма и мѣры князя Ивана Михайловича Долгорукова, да подьячаго Посника Ракова 136 и 137 г. г. (1628—1629 годовъ)». Здѣсь дѣлается сопоставленiе съ данными приправочной книги дьяка Ив. Лговскаго 124—125 годовъ. «Списокъ» книги кн. Долгорукова принадлежитъ библiотекѣ Муромскаго монастыря. Сокращенная копiя со «списка» помѣщена въ Олон. Губ. Вѣд. за 1850 г. Въ такой же сокращенной копiи, какъ приложенiе (VI-ое) къ «Новгородскимъ пятинамъ» Неволина, доступна для пользованiя и книга Плещеева за 1582—1583 г. г.

Отсутствiе свѣдѣнiй, содержащихся въ писцовыхъ книгахъ раннѣйшаго и послѣдующаго времени1), особенно ощутительно въ виду очень важнаго, исключительнаго значенiя писцовыхъ книгъ вообще2). «Писцовыя книги — первый документъ для исторiи, географiи, статистики, финансовъ, хозяйства, юридическаго и религiознаго быта, семейнаго и общественнаго состоянiя нашего отечества съ XV по XVIII вѣкъ включительно». (Ивановъ).

Дополненiемъ къ имѣющимся свѣдѣнiямъ изъ писцовыхъ книгъ 1496, 1582—83, 1616—17 и 1628—29 г. г. являются данныя изъ архива Юрьева м., собранныя[3] въ исторiи этого монаст. iеромон. Валентина (Ключарева).

По «исторiи»3) въ Пудожскомъ уѣздѣ за Юрьевымъ м. числились въ разное время слѣдующiя, такъ называемыя Олонецкiя вотчины:

С. 288

1) Шальскiй Спасскiй погостъ при р. Водлѣ, отстоявшiй отъ монастыря на 700 верстъ. Въ немъ Нигижемская волость съ деревнями: Великодворская, Бочилово, Бахтинская, Иглинская-Бекетовская, Прилуцкая, Зеховская, Янинская, Окуловская, Карчевская (д. Каршевская), Горская, Шильникова, Гора Яковлева, Усовская, Аѳонасьевская, Трестянка, Давидовская (вм. Давыдова), Осипова гора, Подберезье, Корнышево, Безсоново, (вм. Бѣсово). Купецкая волость съ деревнями: Авдѣево, Воробьево, Мелентьевская, Бураковская, Лядинская, Ижгорская, Губская, Тарасина гора, 2) Никольскiй Пудожскiй погостъ въ 740 вер. отъ монастыря, къ нему относились: Отаозерская волость съ деревнями: Ефимово, Наволоцкая, Стегалово, Залѣсская, Заломаевская и Погосская; Пудожская волость съ деревнями: Жаровица, Вангозерская (Вянгозеро), Ножево, Коловская, Сумозерская и Мячево. Всего 43 деревни Юрьева м. Въ разные перiоды времени, по особымъ условiямъ, число это то увеличивалось, то уменьшивалось. Такъ, въ концѣ XV в., какъ мы видимъ, число деревень съ 8 поднялось на 17, а въ 1583 г. за Юрьевымъ м. числилось (27 деревень въ Шалѣ+15 дерев. живущихъ, 1 пустая и 3 пустоши въ Пудожскомъ погостѣ), всего 42 деревни живущихъ, да одна пустая да 3 пустоши1).

Послѣ Литовскаго раззоренiя «по приправочнымъ книгамъ Лговскаго (1616—17 г.) написано въ Никольскомъ Пудожскомъ да въ Спасскомъ Шальскомъ погостахъ Юрьева м. въ вотчинѣ 39 деревенъ, да 24 пустоши, да деревня дана къ церкве» (деревня и церковь не названы). Черезъ 12 лѣтъ, къ 1628—29 г. г. число деревень, да починковъ живущихъ возросло до 50 при 15 пустошахъ т. е. сверхъ приправочныхъ книгъ Ивана Лговскаго по новому письму въ тѣхъ погостахъ «прибыло 11 деревень живущихъ».

IV.

Села, деревни, починки и пустоши Царя и Великаго Князя и мелкiя владѣнiя другихъ вотчинниковъ.

Большая часть волостей В. Новгорода отписана къ Москвѣ и подчинена управленiю намѣстничества, какъ извѣстно, при великомъ князѣ Iоаннѣ III, послѣ Новгородскаго похода въ 1471 г. Владѣнiя Государя еще болѣе увеличились черезъ столѣтiе: покоривъ окончательно Новгородъ въ 1580 г., Iоаннъ Грозный потребовалъ

С. 289

себѣ половину волостей владычныхъ и монастырскихъ. Но въ предѣлахъ Пудожскаго и Шальскаго погостовъ, земли Московскаго князя столь же древни, какъ и Юрьева монастыря, хотя ясное свидѣтельство о границахъ этихъ земель относится только къ концу XIV в.

Въ Обводной книгѣ 1391 г. 25 авг., свидѣтельство которой историкъ проф. Платоновъ подвергаетъ сомнѣнiю, вѣроятно какъ разногласящее съ данными лѣтописи отъ 1471 и 1580 г. г., значится между прочимъ: «Пойдетъ межа… Шалой рѣкой верхъ до устья Ялгонды… до великаго каменя, да тутъ у великаго каменя сошлись три межи: межа Великаго князя крестьянъ Кузаранцевъ, а другая межа Великаго кн. крестьянъ, да Юрьева монастыря крестьянъ Шальскаго погоста Купецкiя волости, да третья межа Муромскаго и Пальостровскаго монастыря крестьянъ Унойскiе волости по правую руку вода и земля Великаго князя да Юрьева монастыря, а по лѣвую руку вода и земля Муромскаго монастыря и Пальостровскаго монастыря крестьянъ»… «По сыску въ писцовыхъ книгахъ Юрья Сабурова, 7004 г. (1496 г.) Государевой земли написано: въ Обонежской пятинѣ, въ Никольскомъ погостѣ въ Пудожскомъ, волость Государева дворцовая, бывала Настасьинская Ивановы жены Григорьева, а въ ней девяносто три (93) деревни и съ починки, а въ нихъ 88 обежъ съ третью да въ томъ же погостѣ волость Государева дворцовая Микитинская Грузова, а въ ней 50 деревень съ починки, пашни полтретьи обжы съ третью, да волость Марѳинская 1) Исаковы, на Колодозерѣ, а въ ней 49 деревень, пашни 44 обжи съ полутретью»2). Всего 192 деревни съ починками при 133 обжахъ земли; въ это число входили небольшiя владѣнiя Великаго князя и въ Шалѣ, составлявшiя ¹/₃ (30 деревень) Настасьинской волости. Въ 1583 г. всѣхъ Государевыхъ и монастырскихъ деревень въ Пудожскомъ и Шальскомъ погостахъ было «204 дер. живущихъ, да 10 деревень пустыхъ, да 39 пустошей; изъ этого числа только 42 дер. живущихъ, 1 пустая и 3 пустоши принадлежали Юрьеву м., а остальныя (162 жувущихъ,

С. 290

9 пустыхъ деревень и 56 пустошей) числились черными оброчными Царя и Великаго князя3).

Полный поименной перечень ихъ не можетъ быть представленъ, за неимѣнiемъ данныхъ изъ «писцовыхъ книгъ дворцовыхъ Государевыхъ черныхъ селъ и деревень 1616—17 и 1647 г. г.»4) и за краткостью извлеченiй изъ книги Плещеева. Неволинъ дѣлаетъ только слѣдующую выдержку изъ послѣдней: «Л. 1189—1198 с. Спасского-жъ погоста Шальскаго Настасьинскiе волостки Григорьева Царевы и Великаго князя деревни оброчные по р. по Шалѣ въ низъ по обѣ стороны. Дер. у погоста на р. на Водлѣ» и т. д.

Между прочимъ значатся еще деревни на р. р. Малой Водлицѣ, Большой Водлѣ, Трестянкѣ, на Купецкомъ озерѣ, на Урмозеркѣ. Л. 1196 об.: «И всего въ Спасскомъ погостѣ на Шалѣ въ Царевѣ и Великаго князя въ черной волости 30 деревень живущихъ». Л. 1217 об.—1258 с. 1: «Въ Никольскомъ же погостѣ въ Пудогѣ села и деревни, починки и пустоши Царя и Великаго князя черные оброчные и т. д. М. пр. значатся дер. на Бору Путятину, на Манухиной горѣ, на Бору Ермолинской слѣдъ Олексѣева, на Бору на Сумозерѣ, на Пудозерѣ, на рѣчкѣ Новзимѣ, въ Чюропакѣ, подъ Омнивцемъ порогомъ, въ Шенопагѣ, на Глубокомъ плесѣ, на горѣ на Жеравкѣ, на Городищѣ, на Долгомъ плесѣ, на Дѣвичьѣ горѣ, за Паназеркомъ, у часовни на Острову, на Сумозерѣ, въ верхъ Сумы рѣки, на Колодозерѣ (л. 1233): «на Колодоже озерѣ церковь Никола Чудотворецъ», на р. р. Колодѣ, Водлѣ (въ числѣ др. дер. на р. Водлѣ, надъ Вайбучемъ порогомъ у часовни), въ Негижимѣ на Урмъ озерѣ, на р. Негижемѣ, на Кривцу, на Стегайловой горѣ, на р. Сумѣ, на Кунголѣ на р. Водлѣ, на Сиговомъ наволокѣ на р. Водлѣ, на Югозеркѣ, на усть Чененжи рѣчки, на Ченежѣ рѣкѣ, на Салмѣ, на Салмѣ усть-рѣки, на Гумнѣ озеркѣ, на Кумбоозеркѣ, на Корбозерѣ, на Пяль-озерѣ, на Равдозерѣ, на Танбачѣ-озеркѣ, на Пилуксеозерѣ». «И всего (л. 1257) въ Пудогѣ въ черной волости и въ выставкахъ 130 деревень живущихъ да 9 деревень пустыхъ, 56 пустошей, а вмѣстѣ въ черной волости и монастырскихъ земляхъ 145 деревень живущихъ да 10 дер. пустыхъ, да 59 пустошей» (л. 1265—1266); въ Спасскомъ же погостѣ на Шалѣ всего 59 дер. живущихъ» (л. 1216)

С. 291

Разграниченiе Государевыхъ и Юрьевскихъ земель и деревень, не создавало однако разобщенности между ихъ насельниками напротивъ «многiе Великихъ государей крестьяне жили съ монастырскими Юрьева монастыря крестьяны вмѣстѣ и поли пахали заодно, а иные жили въ дальномъ растоянiи»… Такъ по крайней мѣрѣ было въ концѣ XVII в., по свидѣтельству дѣла о Пудожскихъ раскольникахъ 1693 г.1).

Дата добавления: 2015-11-14