2 страница

Я прохожу мимо нескольких часовых у входной двери, они приветствуют меня. Я провожу своим удостоверением личности через сканнер и вхожу в стерильный коридор. Под мышкой у меня куртка полукровки-Дарклинга. Её отдала мне одурманенная девушка, ссылаясь на то, что ей она не нужна. Только из простой куртки в руках по моей спине пробегала дрожь.

Я должна быть благодарна, что ничего серьёзного сегодня вечером не случилось; было безрассудно бродить по городским улицам в одиночку после наступления темноты, но я просто хотела принести своей сестре Полли какой-нибудь сувенир из моего старого дома.
Я никогда не пошла бы в особняк после встречи с этим полукровкой. Я до сих пор не понимаю, почему он отпустил меня. Может, ему не терпелось убраться оттуда и оставить меня саму разбираться с той девчонкой под кайфом? Меня опять передёрнуло. «Расскажешь кому обо мне, и ты труп...».

Я и не собираюсь никому говорить. В этом нет никакого смысла — мы больше никогда не увидимся. Кроме того, я не хочу, чтобы у моей матери появился повод усилить мою охрану. Моего телохранителя, Себастьяна, вполне достаточно, спасибо большое. В конце концов, я могу обвести Себастьяна вокруг своего маленького пальчика и иногда получить немного свободы.

Я направилась прямо к лестнице, намереваясь найти Полли, когда светловолосая секретарша замахала рукой и посмотрела на меня.

— Эмиссар Бьюкенан ждёт тебя. Она внизу, в лаборатории.

— Но мне нельзя в лабораторию...?

Она пожимает плечами.

— Эмиссар Бьюкенан дала ясно понять, что желает встретиться с тобой там, внизу.

У меня не было возможности избавиться от куртки Дарклинга, поэтому мне пришлось взять её с собой, когда я вошла в стеклянный лифт, растерянная от того, что меня попросили спуститься в лабораторию. Почему мама позволила мне это именно сейчас?

Двери лифта начинают закрываться, но между ними вклинивается рука, заставляя их открыться вновь. Свирепые зелёные глаза с яростью смотрят на меня.

— Я повсюду тебя искал, — бросает Себастьян, заходя следом за мной в лифт.

— Тебе не обязательно бегать за мной.

Себастьян стискивает зубы и бьёт по кнопке подвального этажа. Лифт медленно опускается, пока мы стоим в тишине, пытаясь игнорировать возникшее между нами напряжение. В отражении стекла мне видно его лицо: широкие глаза, обрамлённые густыми бровями; загорелая кожа оттенена однодневной щетиной; маленькая родинка на нижней губе, которую я целовала тысячи раз.

Но никогда больше не буду.

Мои мысли возвращаются к парню под мостом, и на сердце появляется какое-то тянущее ощущение. Странно все это.

— Ну и? — говорит Себастьян.

— Что?

— Ты не хочешь извиниться за то, что заставила меня беспокоиться? — говорит он.

— Ты не хочешь извиниться за то, что охотился на меня, как на какого-то Дарклинга?

— Не драматизируй.

— Всё, чего я хотела,— несколько минут одиночества, ты же не можешь дать мне даже этого. Ты всегда ходишь за мной.

— Это моя работа, — нетерпеливо говорит он. — Твоя мать попросила меня охранять тебя.

— Мне не нужна нянька. И к твоему сведению, единственной причиной, по которой она дала тебе эту работу, была моя просьба. Глупая просьба.

«В то время, когда я ещё любила тебя».

Двери лифта со свистом открылись. Я протискиваюсь мимо Себастьяна и выхожу на металлическую платформу с видом на лабораторию.

Себастьян хватает меня за запястье.

— Ладно, хорошо, я признаю это. Я следил за тобой и что? Я беспокоюсь о тебе. Почему ты не можешь принять этот факт?

— Почему ты не можешь принять тот факт, что между нами всё кончено? Кончено уже несколько месяцев назад.

— Потому что не могу. Я люблю тебя.

Я выдернула руку.

— Ты не любишь меня. Ты просто хочешь встречаться со мной, потому что думаешь, это поможет твоему продвижению по карьерной лестнице.

Его глаза потемнели.

— Не делай вид, что тебе это претит. Мы бы оба выиграли от этой договорённости. Я куплю тебе всё, что захочешь; я дам тебе ту жизнь, к какой ты привыкла. Я постепенно иду к своей цели, Натали. Когда-нибудь я займу место Пуриана Роуза и хочу, чтобы ты была со мной, когда это случится.

— Как заманчиво звучит от тебя слово «договорённость», — с сарказмом говорю я. – Я никогда снова не стану твоей девушкой. А тем более, уж после того...

Мамин голос звучит из лаборатории внизу.

— Когда будет готов новый штамм, Крейвен? — спрашивает она.

— Несколько недель. Я думаю, мы выделили ген, который вызывает подобную проблему, — отвечает Крейвен.

— Лучше бы у тебя получилось. Я больше не могу допустить провалы, — говорит мама.

— Натали вернулась, — кричит им Себастьян.

— Спускайся, пришло время, чтобы ты это увидела, — говорит она.

Мы направляемся вниз, в лабораторию, в место из бетона и стали, вызывающее клаустрофобию. И я в восторге от того, что могу, наконец-то, увидеть, что там находится. Справа от нас находится четыре двери, ведущие в клетки.

— Что там? — спрашиваю я Себастьяна.

— Образцы, конечно же.

Образцы? Я задыхаюсь, когда заглядываю в камеру через окошки.

Дарклинги.

Десятки и десятки их, засунутых в крошечные клетки, словно скот. Я была столь ошеломлена этим зрелищем, что не могла пошевелиться. Настолько же, насколько меня пугали Дарклинги, видеть их в тесноте всех вместе было также ужасающе.

В первой клетке была целая стая Дарклингов Шу'Цин — существа с пурпурными глазами и когтистыми ступнями, встречающиеся в Медеплавильном штате. Они были прикованы к стене тяжёлыми серебряными цепями. Волосы у них были полностью сбриты, так что было трудно отличить особь мужского пола от женского. Они смотрят на меня стеклянными пустыми глазами, словно они уже мертвы.

Себастьян тянет меня за руку, пытаясь увести, но я должна увидеть то, что было годами от меня укрыто. Во второй клетке находится небольшая семья Дарклингов Нордин, свисающие с потолка вниз головой, их шелковистые крылья обёрнуты вокруг тел. Это самый редкий вид из ныне обитающих Дарклингов в вулканических регионах в штате Горного Волка. Они известны огненного цвета глазами и белоснежными волосами. Это единственная порода Дарклингов, у которых есть крылья, и которых я боюсь больше всего. Разъярённый, который убил моего отца, был из рода Дарклингов Нордин.

Себастьян захлопывает окошко клетки, насмехаясь над Дарклингами.

— Мы целые семьи находили, прячущимися в домах по всему городу, — говорит он. — Понятия не имею, что творится в их крошечном умишке. Они знают, что это противозаконно — перелазить через Пограничную стену — и всё равно продолжают это делать.

Мой отец, должно быть, в гробу переворачивается. Он хотел помочь Дарклингам после того, как стал свидетелем того ужаса переселения их в Пустынные Земли. Он потратил последние месяцы своей жизни на тайную работу для них, и что получил взамен? Разъярённые убили его.

Мы продолжали идти. Мне было не видно, что находится внутри третьей клетки с серебристой меткой над дверью, потому что окошечко было закрыто. В итоге я заглянула в последнюю клетку. Сгорбившись, спиной ко мне на полу сидел мальчик-подросток. Я не видела его лица, но тёмные волосы и бледная кожа показались очень знакомыми. Это же полукровка! Они нашли его!

Почувствовав меня, мальчик поворачивает голову. Это вообще не полукровка, это Дарклинг Элока— наиболее распространённый вид в штатах по всей стране. Его лицо наполовину сгнило от вируса, превращающего его в Разъярённого. На меня накатывает отвращение.

Мама и доктор Крейвен, отец Себастьяна, стоят рядом с каталкой в центре комнаты, которая похожа на окровавленную хирургическую клинику. Дарклинг лежит на носилках; по крайней мере, мне так кажется. Трудно сказать, когда они разрушаются до состояния Разъярённых, когда их поражает чума, убивающая Дарклингов. Всё, что остаётся,— это кости и зубы, скрытые под желеобразной мембраной.

Моя грудь сжимается, и я делаю глубокий вдох, пугаясь возможного приступа паники, если я в скором времени не выберусь отсюда. Я чувствую себя рыбкой в ёмкости с акулами, окружённая всеми этими монстрами. Если бы я знала, что лаборатории заполнены Тёмными, я никогда не пришла бы сюда.

— Не знаешь, который сейчас час? — спрашивает мама.

Я невинно смотрю вниз на старинные наручные часы, принадлежавшие моему отцу. Бронзовый корпус потемнел, цифры выцвели, но необычный цвета слоновой кости циферблат всёещё отливает красивым золотистым цветом, словно покрытый блестящей лакировкой.

— И? — дожимает мама.

— Мне жаль, — мямлю я.

— Тебе жаль? Половина всей стражи искала тебя. Ты вообще знаешь, насколько опасно там? Комендантский час у нас не просто так. Что, если бы на тебя напал Дарклинг?

На ум тут же приходят слова мальчишки-полукровки. Я прикусываю губу.

— Я думала, ты уже выросла из того возраста, когда убегают по ночам. Мне интересно, думаешь ли ты вообще когда-нибудь, Натали, — говорит она.

А почему бы просто об этом не спросить? Но она никогда не спрашивает. Мама любит думать за меня. В таком случае я могу выглядеть хорошей и послушной дочерью. Может быть, если бы она оставила меня в покое, хоть раз, у меня не возникало бы желания убежать. Колеся по ночным улицам, я чувствую себя свободной.

— Я лишаю тебя карманных расходов на месяц, — говорит мама.

— Но...

— Это окончательное решение. И больше никаких ночных прогулок, тебе ясно, юная леди?

— Да, мама.

Дарклинг на каталке издаёт жалобный стон и смотрит своими жёлтыми глазами на меня. Они зловеще пусты, я понимаю, чего им не хватает: надежды. Взволнованная, я отвернулась, не имея ни малейшего желания испытывать к нему жалость, которую невольно чувствовала часть меня.

Крейвен приспускает хирургическую маску и одаривает меня улыбкой во все зубы. Он такой же высокий, как Себастьян, и у них обоих зелёные глаза. Единственное различие — волосы. У него они тонкие, цвета меди, тогда как у Себастьяна они русые и вьющиеся. Крейвен — глава Анти-Дарклингового Научного и Технологического Департамента, в котором они создают оружие защиты от Дарков.

— Ты сильно подросла с тех пор, как я видел тебя последний раз, — говорит он.

— Год прошёл. Сейчас мне шестнадцать.

— Надеюсь, мой сын хорошо о тебе заботился там, в Центруме? — спрашивает он.

— Конечно, я хорошо заботился о ней, — отвечает Себастьян.

Путаный комок эмоций скручивает мой живот. По крайней мере, Себастьяну не за что стыдиться. Он остался жить со мной, мамой и Полли, когда нас эвакуировали в Центрум, а Крейвену было приказано остаться в Блэк Сити продолжать свою работу. Себастьян был приписан ко мне в качестве персонального телохранителя, и это был отличный план до тех пор... до тех пор, пока не произошло одно событие. Ненавижу думать об этом.

— Что ты делаешь с тем Дарклингом? — спрашиваю я Крейвена.

— Тестирую новый спрей от превращения в Разъярённых, — радостно говорит он, показывая на аэрозоль, стоящий на верстаке.

На баллончике были написаны слова «Уходи, спрей от Разъярённых внутри!» угловатыми красными буквами. Ещё один аэрозоль? Они, похоже, каждый месяц выпускают новый. Я боюсь, что это рынок, у которого огромный спрос, — все боятся нападения Разъярённых. Это ужасный способ умереть.

— Это всего лишь прототип, но он очень эффективен. Смотри, — Крейвен поднимает аэрозоль и распыляет вонючий газ на Дарклинга, лежащего на каталке. Существо немедленно начинает корчиться от боли.

Себастьян закрывает нос от отвратительного запаха, в то время как я прикрываю рот, чтобы скрыть свой ужас. Это не наука — это пытки.

— Превосходная работа, Крейвен, — говорит мама.

Я увидела достаточно.

— Можно мне уйти, пожалуйста? — спрашиваю я маму.

— Не стоит быть такой чувствительной. Это просто животное, — бросает мама. — Тебе следует быть жёстче, если хочешь здесь работать.

— Что ты имеешь виду? — спрашиваю я, сбитая с толку.

— Ты была принята в Ускоренную Научную программу, — говорит Крейвен. — После того, как закончишь этот школьный год, ты станешь моим интерном. Мне кажется, тебе захочется увидеть, где ты будешь работать ближайшие пять лет. Обещаю, что не буду относиться к тебе, как к рабыне.

— Поздравляю, — говорит Себастьян.

Мои плечи опускаются, я думаю, что это, должно быть, шутка.

— Я подала запрос на Политическую программу.

— Я подумала, что карьера политика не для тебя, — говорит мама.

— Ты поменяла мой запрос, даже не посоветовавшись со мной?

— Я знаю, что будет для тебя лучше. Не все из нас рождены для политики, Натали, — говорит мама.

— Но...

— Не будь неблагодарной. Не очень многие получают возможность поступить в Ускоренную программу, и Крейвен дёрнул за нужные ниточки, чтобы ты попала в Научную программу.

Почему бы маме не «подёргать за нужные ниточки», чтобы я попала в Политическую программу, как я хотела? И карьерный, и денежный вопрос там куда перспективнее; не говоря уже о том, что все мои друзья из Центрума записались именно в неё. Я не хочу быть единственной, кто этого не сделал. Это так неприятно, особенно с тех пор, как моя мать стала Эмиссаром.

— Не унывай, душечка. Работать со мной не так уж и плохо, — говорит Крейвен.

Что-то в этом я сомневаюсь. Никаким образом не хочу принимать участия в его «научных экспериментах». Это, видимо, очень явно отразилось на моём лице, потому что у мамы вырвался усталый, раздражённый вздох — звук, который очень мне знаком. Вся моя жизнь — сплошное её разочарование. Я устала от этого.

Значит, моя мать хочет закалить меня? Отлично! Моё лицо каменеет и лишается всяких эмоций, насколько это возможно. Я решаю вести себя так, словно всё происходящее вокруг меня, меня же и не касается. При этом все, чего я хочу, это сбежать.

Крейвен возвращается к Дарклингу на каталке. Существо снова поворачивает голову в моем направлении, мои глаза прикованы к его груди, в которой под прозрачной кожей пульсирует два сердца. Одно сердце значительно меньше другого, но бьётся чаще.

Крейвен замечает мой взгляд.

— То, которое больше, основное. А это просто дублирующее, — говорит он, показывая на меньшее. — Как правило, они не бьются, но иногда нам попадаются случаи, как сейчас, когда они запущены, хотя мы не уверены, как и почему. Это увлекательно, почти также увлекательно, как физиология полукровок. Чего бы я только не отдал, чтобы добраться до одного из них. Живое существо без сердцебиения...

Себастьян громко зевает. Он ненавидит разговоры о науке.

Крейвен бормочет себе что-то под нос, взяв в руки шприц и воткнув иглу в руку Дарклингу. Липкая кровь заполняет ёмкость, Дарклинг издаёт дикий вопль, разбрызгивая повсюду слюну. Некоторые капли попадают мне на лицо.

— Я ведь не превращусь сейчас в Разъярённого? — паникую я, думая о заражённой слизи, покрывающей моё лицо.

— Нет, душечка, — смеётся Крейвен. — Настолько глубоко вирус поражает только Дарклингов, полукровок и некоторых отдельных собак. Но и им нужно быть укушенными или выпить заражённой крови.

Мне не нравится, каким тоном он произносит «настолько глубоко», — словно есть вероятность, что вирус распространится и на людей.

Он ставит образец с кровью на шкаф рядом с острыми деревянными кольями.

— Готова к своему завтрашнему важному дню? — говорит он.

Не могу поверить, что он хочет поговорить о моей школе здесь, в этом месте. Тогда я напоминаю себе, что должна вести себя так, словно меня это не задевает.

— Почему я должна туда идти? Почему я не могу быть на домашнем обучении? — говорю я.

— Потому что Пуриан Роуз требует от тебя ходить в школу, — говорит мама, и холодок пробегает по моей коже от упоминания его имени.

— Почему? — спрашиваю я.

Мама и Себастьян обмениваются понимающим взглядом.

— Потому что Пуриан Роуз так говорит. Это его приказ, так что ты будешь делать то, что тебе сказано, — говорит мама.

— У меня не будет ничего общего с другими ребятами. Они все Бутцы. Они возненавидят меня, — говорю я.

Между рабочим классом, называемым Бутцами из-за ужасных кожаных ботинок, и людьми из Центрума, правящим классом, всегда существовала напряжённость. Только те, кто из Центрума, могли работать в администрации, именно поэтому его называют Правительством Центрума; это просто способ напомнить Бутцам их место.

— Так нечестно. Мне нравится моя Сторожевая школа вместе с моими друзьями-Стражами, — продолжаю я.

— Просто делай так, как тебе велено, Натали, — шипит мама. — Я не хочу, чтобы ты разозлила ПурианаРоуза; тебе ведь известно, какой он. Хочешь снова подвергнуть риску свою сестру?

— Нет, — шепчу я, к горлу подкатывает ком страха.

Себастьян бросает на меня сочувствующий взгляд. Ему хорошо известно, что случилось с Полли. Я доверилась ему, когда мы встречались, да и мама рассказала Крейвену, поскольку он единственный близкий ей человек в Блэк Сити.

— Хотите, я останусь с Натали и удостоверюсь, что она доберётся куда надо? — спрашивает Себастьян.

— Нет! Мама, пожалуйста. Мне не нужен телохранитель, когда я в школе. Там безопасно, — говорю я.

С тех пор как Полли была ранена, мама решила, что мне необходим телохранитель, следящий за каждым моим движением. Это просто душит меня.

— Он может отвозить меня туда по утрам и забирать в обед, — предлагаю я быстро. — Пожалуйста. Я не хочу быть единственной, у кого есть телохранитель. Это сделает меня объектом для придирок куда больше, чем любая другая причина.

Мама обдумывает это. Она смотрит на Себастьяна.

— Убедись, что приводишь её туда и обратно каждый день, без заигрываний.

— Да, Эмиссар.

— Я позвоню директору и договорюсь, чтобы какая-нибудь девочка составила ей компанию, — отвечает мама.

— Мне не нужен друг напрокат, — говорю я.

Мама смотрит на меня испепеляющим взглядом.

Существо на каталке рядом со мной шевелится, и я заставляю себя не обращать на него внимания.

Мама замечает, что у меня в руке всё ещё находится куртка Дарклинга.

— Где ты это взяла?

— Поменялась, — говорю я быстро. — Думала, что буду носить её в школу, чтобы не отличаться от остальных детей. — Отличная идея на самом деле!

— Моя дочь не станет носить одежду Бутцов.

— Мне будет трудно вписаться в коллектив. Я должна выглядеть как они, — говорю я.

Она открывает рот, чтобы затеять спор.

— Да, пока не забыл! — говорит с преувеличенной жизнерадостностью Крейвен, когда проходит по лаборатории, достаёт из ящика стола баночку с таблетками и отдаёт мне.— Здесь достаточно лекарств, чтобы тебе хватило на месяц. Да, твой пропуск действителен для лаборатории; не стесняйся, приходи, когда захочешь, и я покажу тебе всё оборудование. Добро пожаловать в команду.

Я взяла бутылочку с лекарством для сердца в руку. Я не должна настолько зависеть от белых маленьких таблеточек. Ещё одна вещь, которая управляет моей жизнью.

На каталке Дарклинг внезапно вопит от боли, заставляя остальных Тёмных в клетках выть с ним в унисон. Крейвен берет с верстака деревянный кол и два раза погружает его в грудь существа, пронзая оба сердца. Он бьётся в агонии несколько секунд, разбрызгивая кровь и слюни, после чего безжизненно падает на каталку.

— Неужели было необходимо убивать его, когда я стою так близко? — восклицает Себастьян, стирая со своей красной куртки слизь от Дарклинга.

— Я проявил гуманизм. Ему было больно, — отвечает Крейвен. — Акация убивает мгновенно. Лучше так, чем умирать Разъярённым.

Он смотрит на маму, которая отвечает ему ледяным взглядом.

Крейвен открывает металлический ящик, достаёт бледно-зелёную хирургическую простынь и накрывает мёртвое тело Дарклинга. Кровь пропитывает материал, напоминая мне кровь отца, проступающую сквозь одежду...

Мне обязательно нужно уйти отсюда прямо сейчас.

Я бросаюсь наверх в комнату Полли. Это единственный человек, с которым мне хочется проводить дни. Она сидит в простом деревянном кресле напротив окна, глядя на опущенные шторы, руки сложены на коленях. Она не узнает меня, но я и не жду, что она узнает — она почти не разговаривает с той ночи, когда погиб отец. Доктора говорят, что это пост-травматический стресс. Иногда её поведение становится нормальным, и кажется, что моя старшая сестра вернулась, но большую часть времени она находится в ловушке своего собственного разума. Порой она целыми днями ни с кем не разговаривает. Иногда молчит неделями.

Наша домработница Марта уже распаковала её одежду и вещи. Не то чтобы моей сестре было нужно много одежды, поскольку большую часть времени она проводила в халате и тапочках. По всей комнате были развешаны фотографии Полли: балетные фотографии её сольных концертов и школьных постановок; кадры, сделанные папарацци в дни её яркой прошлой жизни; чёрно-белые портреты известного художника Кендра, которому мама заплатила деньги, стиснув зубы. Она такая изящная и красивая на всех фотографиях. У неё всегда была мечта стать сногсшибательной актрисой в Центруме, а теперь этого никогда не случится. Я не знаю, как она может находиться среди всех этих фотографий, напоминающих ей о том, что она потеряла.

На некоторых из них есть и Себастьян. Они были однокурсниками, он был без ума от неё так же, как я была одержима им. Когда она отвергла его, он выбрал вторую из лучших: меня. В то время это не имело для меня значение, было важно, что такой привлекательный парень, который был старше меня, пожелал со мной встречаться. Знаю, что я с Полли и рядом не стояла. Она высокая, с шелковистыми прямыми волосами и роскошными серебристо-серыми глазами. Я же невысокого роста, у меня голубые глаза и необузданные вьющиеся светлые волосы. Как у отца. Сложно найти в нас общие черты и сказать, что мы родственники.

Я положила мундир полукровки у ног Полли и раздвинула шторы. Звёздный свет окрасил её лицо, открывая рваные, как лоскутное одеяло, шрамы на коже. Одна сторона лица была неузнаваема, изрезанная плоть искривила некогда прекрасные черты. Но вот что странно: я не замечаю её шрамов; она всё равно выглядит для меня как моя старшая сестра.

Серебристые глаза Полли устремляются к зелёному мундиру на полу.

— Я нашла его. Ну, вообще-то я не находила его, — я рассказываю ей о встрече с полукровкой под мостом. — Это безумие какое-то, он мог меня убить. Если мама узнает или Пуриан Роуз...

Она смотрит на меня сверху вниз.

— Я ничего такого глупого больше не сделаю, обещаю. Я не стану рисковать тобой.

Она хватает меня за запястье и тянет к себе, этот внезапный порыв меня удивляет. У неё очень напряжённое выражение лица.

— Не бойся делать то, что считаешь правильным. Пусть смерть отца не будет бессмысленной.

Она отпускает меня, и её глаза затуманиваются, теряются в мире её фантазий. Иногда я завидую ей; должно быть, хорошо жить в другой реальности. Я целую её в лоб, подбираю китель и направляюсь в свою спальню, её слова звучат у меня в голове. «Не бойся делать то, что считаешь правильным». Как она может так думать после всего того, что произошло с ней и отцом? Она всегда была смелее, чем я.

Я вхожу в свою комнату и отталкиваю ногой нераспечатанные картонные коробки, стоящие в беспорядке на белом плюшевом ковре. Балконные окна открыты весь день и здесь по-зимнему холодно, но я так люблю. Я бросаю тёмно-зелёный мундир рядом со свой подушкой и швыряю таблетки в потрёпанный рюкзачок.

Марта убирает в гардероб мою новую чёрно-красную школьную форму. Она единственная из Дарклингов, кого я могу выносить рядом все эти дни. Но это потому, что я знаю её всю свою жизнь. Кроме того в ней нет угрозы. Всех одомашненных Дарклингов стерилизуют, когда они начинают работать в семьях Стражей.

Я вздыхаю, переворачиваясь на своей кровати королевских размеров.

— Хочешь, я разберу эти коробки? — спрашивает Марта.

— Нет, я не буду их распаковывать. Я не останусь. Как только переговоры о границах закончатся, я тут же вернусь в Центрум.

Она улыбается мне грустной улыбкой. Мы обе знаем, что в Центрум никогда не вернёмся.

— А, чуть не забыла. У меня для тебя есть подарок, — я роюсь в одной из коробок пока не нахожу маленькую квадратную коробочку, завёрнутую в причудливую бумагу и отдаю Марте. Она аккуратно разворачивает и открывает коробочку, доставая оттуда браслет, сделанный из кручёных нитей белого и жёлтого золота.

— Там есть гравировка, — говорю я.

Марта читает надпись: Марта Жао #00118. Собственность Натали Бьюкенен, Блэк Сити, Штаб-квартира, район Узел.

— Это твой новый идентификационный браслет. Нравится? — спрашиваю я.
Марта слегка кивает, ничего не говоря. Она должна быть удивлена; это очень дорогой подарок. Она надевает его.

Слышится шипящий звук, и в балконном окне появляется мой котик Трюфелёк, он запрыгивает через перила и коврик в комнату. Его золотые глаза внимательно смотрят на Марту. Несмотря на то, что он выглядит как пёстрый меховой шар, он в десять раз по размерам больше, чем обычная кошка. Он опять шипит на мою горничную.

— Пожалуй, я пойду. Прежде, чем эта кошка нападёт на меня, — говорит Марта.

Она уходит, и Трюфелёк прыгает ко мне на кровать, взбираясь на мои колени. Я чешу ему спинку и бархатные розовые ушки.

— Ну, и где же ты был, а? — Трюфелёк мурлычет и тычется носом в мою руку.

Он спрыгивает с моих колен и обнюхивает зелёный мундир, лежащий на моей подушке, а потом вопросительно мяукает. Я с любопытством роюсь в карманах — хочу посмотреть, что внутри. Всё, что я нахожу, — это горсть мелочи, пачку сигарет и старую игральную карту. На рубашке переплетались спирали и волны, словно живые, они создавали новый рисунок с каждой секундой. Я переворачиваю карту и под своими пальцами вижу два сердца: красное и чёрное.

Я сбрасываю мундир на пол, откидываюсь на спину, глядя в потолок. В детстве мы с Полли играли в одну из разновидностей Шпиона, когда мы искали изображение на фигурной штукатурке. Я находила льва, кролика с тремя ушами, феникса, лицо парня-Дарклинга... Мои веки тяжелеют. Я быстро погружаюсь в глубокий, беспокойный сон, который наполнен кошмарными видениями.

* * *

Я стою в тёмной и пустой пещере. Пространство огромное, здесь страшно, и я понимаю, что что-то не так. Стены какие-то странные. Я протягиваю руку и касаюсь гладкого камня, ожидая, что он окажется холодным и твёрдым, но он неожиданно тёплый и скользкий. Я отдёргиваю руку. Мои пальцы липкие от крови.

Где-то в темноте что-то шевелится. Я не одна.

Во мне растёт страх. Я помню, что украла что-то, что-то ценное, но не могу вспомнить, что именно. Всё, что мне известно, — они хотят это вернуть. Я должна выбраться отсюда прежде, чем меня найдут. Я пытаюсь пошевелиться, но ноги прилипли к мокрой рыхлой земле. Я чувствую, как что-то приближается, оно ищет меня. Я стараюсь оставаться спокойной, но потом происходит... Пещера начинает сжиматься вокруг меня. На меня накатывает паника, когда стены становятся всё ближе и ближе, пока не сжимаются вокруг меня. Я не могу дышать, я задыхаюсь...

* * *

Я мгновенно просыпаюсь, кожа покрыта потом, сердце бешено стучит. Этот ночной кошмар снится мне с тех пор, когда я была ещё маленькой девочкой, и всёещё меня пугает. Я достаю одну из таблеток, которые дал мне Крейвен, и иду на балкон глотнуть свежего воздуха.

Отсюда здания мерцают, как угли. Вдалеке я могу различить линию Пограничной Стены. Кажется, что Центрум был в моей прошлой далёкой жизни. Ненавижу находиться здесь. Внутри ощущаю пустоту. Я совсем одна: отца больше нет, мать едва ли замечает моё существование, а сестра большую часть времени ведёт себя, как зомби.

Трюфелёк, зевая, торопится меня поприветствовать.

— Ты знаешь, вообще-то кошки — ночные создания, — говорю я.

Он мяукает в ответ и прыгает на мраморные перила.

— По крайне мере, у меня есть ты, — говорю я.

Его шерсть вздымается дыбом, и он бросается обратно в мою спальню.

Я всматриваюсь в темноту, пытаясь разглядеть, что так его напугало, но ничего не нахожу. Безумный кот.

Однако я не могу отделаться от ощущения, что кто-то за мной наблюдает.

Глава 5

ЭШ

— Просыпайся, ты, ленивый засранец!

Я бросаю камень в жёлтую баржу, пришвартованную недалеко от того места, где прошлой ночью была встреча. Одурманенная девчонка не валяется мёртвой на земле, значит, она либо жива, либо уже как зомби колесит по городу в моём кителе. Камень отскакивает от полусгнившего борта баржи и тонет в воде. Никакого признака жизни. Отлично, ты сам напросился. Я толкаю баржу изо всех своих сил и раскачиваю её до тех пор, пока в грязном окне не появляется бледное лицо Жука. Он лениво почёсывает свои каштановые волосы, а потом показывает мне средний палец. Я смеюсь и прыгаю на баржу.

Сложно подобрать приличные слова, чтобы описать его жилище; комната Жука просто свалка. По полу разбросана вонючая одежда, окурки, потушенные о потёртый ковёр, и несколько тарелок с чем-то зелёным на них. На стене старый плакат Фронт Легиона «Освобождение», со стилизованным чёрно-белым снимком Сигура Марвика (посол Дарклингов и бывший гражданский активист за наши права), вызывающе смотрящий вдаль, типа «завтра будет лучше, чем сегодня». Внутри меня клокочет ненависть.

Дата добавления: 2015-11-14