Лекции 17-18. Зарубежная теория и практика перевода в 20 веке

Уже с первых десятилетий 20 в. возрос интерес к переводу и теоретическому осмыслению связанных с ним проблем. После Первой мировой войны эта тенденция усилилась. Среди многочисленных определений, дававшихся 20 столетию, часто мелькало выражение «век перевода», авторство которого приписывается французскому писателю и переводчику Пьеру Франсуа Кайе, который участвовал в создании (1953 г.), а затем и возглавил Международную федерацию переводчиков. На одном из конгрессов федерации в сентябре 1963 года была принята «Хартия переводчика», содержащая следующие основные положения:

- всякий перевод должен быть верным и точно передавать мысль и форму оригинала; соблюдение такой верности является юридической и морально обязанностью переводчика;

- верный перевод не следует смешивать с буквальным, поскольку верность не исключает необходимых изменений, имеющих целью дать почувствовать на другом языке, в другой стране форму, атмосфер и внутренний смысл произведения;

- переводчик должен хорошо знать язык, с которого переводит, и, что еще важнее, в совершенстве владеть языком, на который переводит;

- переводчик должен быть хорошо образован, достаточно хорошо знать предмет, о котором идет речь, и воздерживаться от работы в незнакомой области.

Помимо количественного роста переводных текстов, для 20 столетия, особенно его второй половины, характерна специализация отдельных видов перевода и возникновение новых его разновидностей: все более важную роль стал играть научный перевод, были созданы различные системы машинного перевода и т.д. В 1950-60-х гг. переводоведение получает официальное признание как особая научная дисциплина, обладающая собственным предметом изучения, структурой и методами. К проблемам межъязыковой коммуникации стали обращаться и для решения более общих научных задач. Так, один из крупнейших английских лингвистов писал: "Существование перевода является серьезным вызовом лингвистической теории и философии. Знаем ли мы, как мы переводим? Знаем ли мы хотя бы, что мы переводим? Если бы мы могли ответить на эти вопросы в строго научных терминах, мы значительно продвинулись бы вперед по пути создания новой всеобъемлющей теории языка и базы для философских обобщений".

Одним из вдохновителей философии перевода является испанский исследователь Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955). В 1940 г. он опубликовал небольшое эссе под названием «Нищета и блеск перевода». Во многом он развивал идеи Вильгельма фон Гумбольдта, последователя теории непереводимости. Ортега-и-Гассет учиняет своеобразный «суд» над переводом: с одной стороны, он обвиняет, перечисляет все недостатки, присущие переводу, а затем произносит страстную речь в защиту перевода, отстаивая его высокое предназначение. «Нищету» перевода автор объясняет следующими причинами:

— оригинальное творчество автора – это почти всегда своеобразный протест против окружающей действительности. Хорошо писать — значит постоянно подтачивать общепринятую грамматику и норму языка, что требует определенной решительности и бесстрашия. Переводчик же, сама профессия которого выдает натуру, склонную к подчинению, неизбежно заключит переводимого автора в темницу лингвистической нормы и тем самым предаст его;

— более или менее близко к оригиналу могут быть переданы лишь научные сочинения, поскольку они написаны на «псевдоязыке» единой терминологии, представляющем собой своеобразный суррогат естественного языка, непонятный неспециалистам;

— даже в области самой науки (может быть, за исключением таких областей, как математика, физика и биология) автор должен быть писателем в подлинном смысле слова, т.е. пользоваться родным языком с редким тактом, выполняя два несовместимых условия: быть понятным читателю и в то же время поколебать обыденное употребление языка. Вряд ли подобную двойную операцию в состоянии осилить простые переводчики;

— индивидуальный стиль любого автора заключается в том, что отдельные слова, благодаря едва заметному смещению привычного смысла, приобретают значение, отличающееся от общепринятого. С другой стороны, каждый язык обладает собственным лингвистическим стилем, который В. Гумбольдт называл его «внутренней формой». Поэтому два слова в разных языках, которые в словарях отождествляются по значению, на самом деле никогда не соответствуют в точности одним и тем же предметам (языковая асимметрия).

Таким образом, по мнению философа, перевод представляет собой некое расплывчатое и размытое изображение, напоминающее фотографии двух разных людей, снятые одна поверх другой.

При этом исследователь замечает: «Мне было очень важно подчеркнуть нищету перевода, особенно определить его трудности, его неосуществимость, но вовсе не для того, чтобы на этом остановиться; напротив, чтобы, оттолкнувшись от этого положения, мы смогли устремиться к возможному блеску искусства перевода. Вот подходящий момент, чтобы воскликнуть: "Перевод умер! Да здравствует перевод!"

Отмечая, что перевод представляет собой не само оригинальное произведение, а только путь к нему, испанский философ подчеркивает, что каждый текст допускает несколько переводов, в зависимости от того, какие именно его особенности необходимо передать. Однако самому автору представляется наиболее плодотворным метод «приближения читателя к автору», т.е. максимально возможного сохранения присущих оригиналу особенностей. Обращаясь в этой связи к проблемам передачи античной классики, Ортега-и-Гассет решительно настаивает на отказе от какой бы то ни было их модернизации и на необходимости подчеркивать присущие им особые, экзотические черты, даже если они и вызовут затруднения при чтении. И рекомендуя своим коллегам почаще обращаться к воссозданию на родном языке произведений иноязычных авторов, Ортега-и-Гассет заключает: "Вообще ни одному писателю не следует пренебрегать трудом переводчика и наряду с самостоятельным творчеством переводить античные, средневековые и современные произведения. Необходимо возродить престиж этого занятия, считая его умственным трудом первого порядка. Какую бы эпоху или народ мы ни взяли, суть дела не меняется. Главное, чтобы при переводе мы стремились выйти за пределы своего языка и приблизиться к другим языкам, а не наоборот, как это обычно делается. Иногда, особенно если мы имеем дело с современными авторами, перевод, помимо своих достоинств как перевода, может иметь определенную эстетическую ценность".

К середине XX в. в зарубежном переводоведении можно наметить два основных направления: с одной стороны, продолжается разработка проблем передачи иноязычного художественного текста в традиционном литературно-эстетическом аспекте, с другой, быстро развивается собственно лингвистическая теория перевода как процесса межъязыковой коммуникации. Вместе с тем сферы интересов представителей обоих направлений во многих случаях пересекаются. Так, один из виднейших западноевропейских специалистов, Эдмон Кари, выпустивший в 1956 г. в Женеве книгу «Перевод в современном мире», написанную с литературоведческих позиций, и отстаивавший правомерность подобного подхода, позднее указывает на возможность непротиворечивого сочетания литературоведческих и лингвистических принципов. С другой стороны, в том же году в Париже выходит монография французского ученого Жоржа Мунена «Неверные красавицы», в которой представлен лингвостилистический подход. Вместе с тем Ж. Мунен подчеркивает необходимость самой широкой общефилологической и культурно-исторической подготовки переводчика: "Перевод иностранного текста требует соблюдения не одного, а двух условий. Оба они существенны, и оба сами по себе недостаточны: это знание языка и знание цивилизации, с которой связан язык (то есть знание жизни, культуры и истории народа, для которого данный язык является средством выражения). Чтобы хорошо переводить, мало изучить язык; надо еще изучить культуру, связанную с этим языком. И такое изучение должно быть не поверхностным или случайным, а систематическим и фундаментальным... Переводчику недостаточно быть хорошим лингвистом, он должен быть отличным этнографом, а это значит, что он не только должен знать все о языке, но и все о народе, говорящем на этом языке. И только тогда станет он мастером, магом и чародеем восьмого искусства".

Большое внимание французский исследователь уделяет уточнению самого понятия переводимости, дифференцируя его в зависимости от специфики подлежащего межъязыковой передаче языкового материала, а также "диалектическому" (т.е. динамическому) пониманию последней, требующему учитывать фактор исторической изменчивости, связанный с развитием окружающей действительности, исходного и переводящего языков и процессов контакта и взаимодействия между ними: "Исследование вопроса о переводимости с русского на французский должно или должно будет считаться с сопоставительной типологией обоих языков (в плане чисто описательной лингвистики); но оно уже должно будет принимать во внимание и всю историю контактов между этими двумя языками: переводить с русского на французский в 1960 году — совсем не то, что переводить с русского на французский в 1760 (или даже в 1860) году, когда не было еще и первого французско-русского словаря (1786), когда контакты были редки. Начиная с XVIII в. каждый новый перевод с русского, каждое путешествие, каждый рассказ о путешествии приносят новую ситуацию, общую для русского и французского, каждый новый контакт помогает осветить последующие, пока, наконец, не достигает апогея популярность Тургенева, Толстого, Достоевского во Франции, когда контакты охватывают уже миллионы французских читателей, а тем самым всякий раз уменьшается степень расхождения и между необщими ситуациями (как языковыми, так и внеязыковыми)".

Среди работ английских авторов одной из наиболее популярных, пожалуй, вплоть до сегодняшнего дня остается известная книга Томаса Сейвори « Искусство перевода», созданная в 1960-е годы. Прежде всего привлекает внимание несколько необычное для теоретика утверждение ее автора: "Истина состоит в том, что не существует общепринятых принципов перевода, ибо те люди, которые только и обладают необходимой квалификацией, позволяющей их сформулировать, не только никогда не приходили к общему мнению, но наоборот, столь часто и столь длительное время противоречили друг другу, что оставили нам в наследство целый том взаимоисключающих мыслей — явление, которому трудно найти параллель в какой-либо иной области литературы". Т. Сейвори формулирует их в виде следующей системы противопоставлений:

1. Перевод должен передавать слова оригинала.

2. Перевод должен передавать идеи оригинала.

3. Перевод должен читаться как оригинальное произведение.

4. Перевод должен читаться как перевод.

5. Перевод должен отражать стиль подлинника.

6. Перевод должен выражать стиль переводчика.

7. Перевод должен читаться как современный оригиналу.

8. Перевод должен читаться как современный переводчику.

9. Переводчик вправе нечто прибавить к оригиналу или убавить от него.

10. Переводчик не вправе что-либо прибавить или убавить.

11. Стихи следует переводить прозой.

12. Стихи следует переводить стихами.

Вместе с тем, по мнению автора, прежде чем приступить к передаче иноязычного текста, переводчик обязан ответить на три вопроса:

1) Что говорит автор?

2) Что он имеет в виду?

3) Как именно он это говорит?

Исходя из них и будет решаться вопрос о требованиях, предъявляемых к переводу, и критериях оценки последнего, поскольку отдельные его разновидности будут иметь разную специфику. Нельзя не отметить, что достаточно обширный фактический материал и доступность делают названную книгу интересной не только для специалистов, но и более широкого круга читателей.

В отличие от работы Сейвори, вышедший примерно в то же время труд Джона Кэтфорда "Лингвистическая теория перевода", как показывает само заглавие, ориентирован исключительно на языковедческую проблематику. Перевод определяется здесь как «замена текстового материала на одном языке (ИЯ) эквивалентным текстовым материалом на другом языке (ПЯ)». При этом, говоря об эквивалентности, следует различать текстовой эквивалент и формальное соответствие. В первом случае текст или его часть на ПЯ в определенном конкретном случае отмечаются как эквивалент данного текста на ИЯ; во втором случае имеется в виду любая единица ПЯ, занимающая в его инвентаре примерно такое же место, которое соответствующая единица ИЯ занимает в его инвентаре.

Одна из характерных черт в переводоведении Германии - внимание к историческому аспекту теории и практики перевода. В 1960-е годы здесь вышла хрестоматия Ханса Штерига «Проблема перевода», охватившая период от античности до середины XX столетия. Важную роль в разработке указанной проблематики сыграла также книга Рихарда Клепфера «Теория литературного перевода», вышедшая в 1967г. и актуальная поныне. Из собственно теоретических исследований следует отметить работу начала 1970-х годов Катарины Райсс «Классификация текстов и методы перевода». Эта книга - полемический отклик на предложенную основоположником советской лингвистической теории перевода А.В. Федоровым жанрово-стилистическую классификацию типов переводимого материала. Опираясь на концепцию немецкого лингвиста К. Бюлера, согласно которой язык имеет три функции — описание, выражение и обращение, Райсс предлагает различать соответствующие типы текстов:

1) ориентированные на содержание (научные, информационные, деловые и т.п.);

2) ориентированные на форму (художественная литература) и

3) ориентированные на обращение (проповедь, реклама, полемика и др.).

Наряду с указанными, выделяется еще одна группа текстов, включающая и аудиомедиальные тексты, требующие, наряду с собственно языковыми, также внеязыковые формы выражения — радио, телевидение и т.д. В зависимости от того, к какому именно из указанных видов относится подлежащий межъязыковой трансформации исходный текст, будут различаться и методы его передачи. В первом случае следует исходить из плана содержания, и тогда оценка перевода будет зависеть от того, насколько в нем сохранены содержание и информация, имеющиеся в оригинале. Из этого следует, что языковое оформление переводимого текста ориентировано всецело на ПЯ, правилами и законами которого и должен прежде всего руководствоваться переводчик. Во втором случае, напротив, ориентация на форму предполагает сохранение последней и в переведенном тексте, языковое оформление которого будет уже детерминировано ИЯ. Межъязыковая передача третьего типа текстов (ориентированных на обращение) предполагает, прежде всего, сохранение экстралингвистической и экстралитературной установки последних, т.е. при оценке перевода решающим становится вопрос, содержит ли данный текст то же самое обращение и способен ли оказать то же самое воздействие, которого достиг автор оригинала. Фактор воздействия (но уже на слушателя) является решающим и при передаче четвертого типа текстов, причем здесь он может детерминировать более значительные отклонения от формы и содержания оригинала, нежели при переводе предшествующей группы текстов (т.е. ориентированных на обращение). Следует отметить, что предложенная классификация вызвала возражение со стороны А.В. Федорова, упрекнувшего его К. Райсс в том, что она лишает содержание связи с нормой: «В действительности, — указывает А.В. Федоров, — содержание и форма образуют единое целое, друг от друга не отрываются и лишь по-разному соотносятся, и в характере соотношения — жанрово-стилистическое своеобразие текста; неприемлемо и предположение о возможности существования текстов, не ориентированных на содержание: последнее важно и в научно-технической, и в художественной, и в общественно-политической литературе, и в публицистике».

В 1970-е гг. в Нидерландах и Бельгии появляется ряд работ, в которых разрабатывается ряд теоретических проблем перевода. Так, определенный интерес представляет классификация типов межъязыковой передачи, созданная Дж. Холмсом, который предложил различать четыре типа перевода:

1) сохраняющий форму оригинала (хотя полная идентичность здесь невозможна);

2) выполняющий в принимающей культуре функции, аналогичные оригиналу в исходной культуре (т.е. перевод с аналогичными формами, вызывающий такой же эффект);

3) свободный, при котором идея исходного текста оформляется по-новому и

4) квазипереводной текст, выполняющий совершенно иные функции по сравнению с оригинальным и сохраняющий сходство с последним лишь в некоторых отношениях.

Автор отказывается от оценочного подхода по отношению к каждому из перечисленных методов, и при этом оговаривает, что каждый не может не открыть переводчику какие-то возможности.

Коллега Холмса А. Лефевр разработал несколько иную классификацию, объектом которой являются прежде всего поэтические тексты: фонетический, хорошо вскрывающий связи между родственными словами и передающий звукопись, но затеняющий значение; буквальный, передающий смысл, но снижающий художественную ценность текста; эквиритмичный, воссоздающий размер, но искажающий синтаксическое построение и смысловую сторону оригинала; прозаический, сохраняющий последнюю, но лишающий текст поэтичности; рифмованный, приводящий к искажению смысловой стороны слов и впадению в скучный педантизм; передача белым стихом, сохраняющая содержание и литературный уровень, но вследствие своих метрических особенностей то удлиняющая, то сокращающая текст, придавая ему многословие и неуклюжесть; перевод-интерпретация, включающий те или иные версии и имитации, интерпретирующие тему оригинала с целью сделать ее более доступной для восприятия.

На развитие теории и практики перевода стран Восточной Европы с конца 1940-х до конца 1980-х годов существенное воздействие оказывали процессы, происходившие в советском переводоведении. Вместе с тем, во многих из них были созданы оригинальные исследования, опиравшиеся на собственные национальные традиции и учитывавшие как советский, так и зарубежный опыт. Так, заметным событием, вызвавшим широкий отклик, стала монография чешского автора Иржи Левого «Искусство перевода», уже после смерти автора переведенная на немецкий (1969) и русский (1974) языки. В данной работе автор рассматривает переводческую проблематику в широком историко-литературном контексте, не ограничиваясь традиционной схемой «перевод—подлинник». По мнению И. Левого, анализируя то или иное переводное произведение, необходимо учитывать, какой отклик получило оно в принимающей литературе, какую задачу выполняло, и уже на этой основе определять причины, обусловившие выбор именно данного текста и метод его межъязыковой передачи. Вместе с тем в решении ряда проблем И. Левый опирался на методологические установки одного из ведущих направлений мировой лингвистики 1920—1930-х годов — Пражского лингвистического кружка.

Автор выделяет три фазы процесса межъязыковой трансформации: постижение оригинала, его интерпретацию и, наконец, собственно перевыражение. «Цель переводческого труда — постичь, сохранить, передать подлинник (информацию), а не создать новое произведение, не имеющее прототипов; целью переводов является воспроизведение. В процессе перевода материал одного языка замещается материалом другого, и стало быть все художественные произведения переводчик создает сам, на родном языке, заново; таким образом, в области языка перевод — подлинное оригинальное творчество». Поэтому можно говорить о наличии здесь двух норм: нормы воспроизведения (критерий верности, постижения) и нормы художественности (критерий красоты), конкретное соотношение которых будет зависеть от специфики переводимого текста.

Таким образом, цель автора — рассматривать приемы перевода прежде всего с точки зрения функционального соответствия первичного и вторичного текстов. «Назовем ли мы свою основную позицию лингвистическим термином "функциональность" или эстетическим термином "реализм", — отмечал И. Левый, — это зависит от содержания, которое мы в эти термины вкладываем. Мы будем рассматривать отнюдь не "произведение в себе", а его ценность для восприятия (т.е. дистинктивную или социальную функцию его элементов); мы не будем настаивать на идентичности того, что получает читатель перевода, с тем, что получает читатель оригинала, а потребуем, чтобы перевод и подлинник выполняли одну и ту же функцию в системе культурно-исторических связей читателей подлинника и перевода, мы будем исходить из необходимости подчинять частности целому в соответствии с требованиями функционального подобия или типизации».

В книге И. Левого, на основе сформулированных выше положений, подробно анализируются как общие проблемы перевода, так и специальные вопросы, связанные с межъязыковой передачей произведений, относящихся к отдельным литературным жанрам (драма, поэзия и т.д.).

Представитель ГДР Альфред Курелла призывает своих коллег опираться на опыт в теории и практике перевода в Советском Союзе, исповедует литературоведческий подход к теории перевода. На конференции переводчиков ГДР в 1954 г. он выступает со специальным докладом «Теория и практика перевода». «Перевод, — утверждает Курелла, — это не простое копирование, не ремесло, не часть филологии, но вид литературного творчества... Переводчик — это писатель, художник, и его надо считать таковым со всеми вытекающими отсюда последствиями». Исследователь постулирует принцип «примата содержания над формой», выдвигая несколько парадоксальное, на первый взгляд, положение: «Обычно говорят, что переводчик: 1) должен знать иностранный язык, 2) должен знать реалии и 3) должен грамотно писать на своем языке. По-моему, как раз наоборот — переводчик должен: 1) свободно и творчески владеть родным языком, 2) подробно и точно знать реалии и 3) глубоко вникать в язык переводимого текста. Крайне желательно, чтобы переводчик свободно владел иностранным языком теоретически и практически, но ведь он может пополнять свои знания и различными средствами. Поэтому мне кажется, что знание иностранного языка — лишь третье условие работы переводчика».

А. Курелла отмечает, что связующим звеном между переводчиком и автором оригинала является объективная действительность: «От реалий, лежащих в основе действия, материала, темы, сюжета литературного произведения, отправляются и оригинал и перевод». Вместе с тем автор рассматриваемой работы останавливается и на проблеме множественности возможных интерпретаций исходного текста: «Я согласен с мнением, что один и тот же литературно-художественный текст можно по-разному, хоть и одинаково полноценно, перевести на один и тот же язык. Эта возможность разных переводов безусловна: в одном и том же городе, в то же самое время могут появиться вполне равноценные, но разные переводы».

Суждения Куреллы относительно собственно языковых аспектов перевода обнаруживают определенную преемственную связь с рассуждениями таких крупных представителей немецкой переводческой традиции, как В. Гумбольдт и Ф.Д. Шлейермахер: «Обычно самой высшей похвалой переводу считается мнение: перевод читается так, будто это не перевод. Я никогда не считал такую похвалу самой высшей... переводчик не только имеет право, но обязан думать о возможности обогащения своего родного языка... Он должен соблюдать грамматические, лексические и синтаксические нормы, но переносить из подлинника в наш язык все то, что можно воспроизвести, не ломая строя языка. Это положение относится и к лексике, и к синтаксическим конструкциям».

Соотечественник А. Куреллы Отто Каде рассматривает межъязыковую трансформацию с позиций теории коммуникации, т.е. в первую очередь в лингвистическом плане. Вместе с тем в его трудах отстаивался принцип так называемого «макролингвистического» подхода, который должен учитывать взаимодействие языковых и внеязыковых — прежде всего социальных — аспектов перевода как особого вида речевой деятельности.

В 70—80-е годы 20 в. заметно активизируется переводоведение в Болгарии. Здесь в первую очередь можно назвать хорошо известную работу Сидера Флоринаи Сергея Влахова «Непереводимое в переводе», выходившую в СССР двумя изданиями, в которой на большом фактическом материале рассматривались проблемы передачи тех единиц исходного текста (реалии, фразеологизмы и т.д.), которые не имеют однозначных эквивалентов в переводящем языке, а также популярную книгу С. Флорина «Муки переводческие», в занимательной форме рассказывающую о специфике переводческого труда на основе богатого авторского опыта. Из собственно переводоведческих трудов заслуживает внимания также известная русскому читателю книга Анны Лиловой «Введение в общую теорию перевода», в которой заметно влияние проблематики, рассматривавшейся в советском переводоведении, в частности, в известной работе А.В. Федорова. Касаясь спора о «ведомственной» принадлежности теории перевода как науки, автор отмечает необоснованность противопоставления друг другу литературоведческого и лингвистического подходов, настаивая вместе с тем на самостоятельном статусе этой теории: «Любой ответ, противопоставляющий один метод другому, был бы одинаково односторонним и необоснованным. Теория перевода отнюдь не лингвистическая, не литературоведческая, а самостоятельная научная дисциплина... Она должна исследовать все аспекты перевода самостоятельно или в содружестве с другими науками и, вместе с тем, если она хочет развиваться, должна выработать собственные подходы, собственный понятийный или категорический аппарат, собственный методический инструментарий».

Соответственно, говоря о предмете, которым должна заниматься понимаемая таким образом теория, А. Лилова указывает: «Его составляют общие закономерности, присущие переводу во всех его разновидностях, систематическое изучение его природы, сущности, принципов, цели и значения; исследование переводческого прогресса; предметом теории перевода является также проблема адекватности (равноценности) передачи оригинала на другой язык; выявление исторической роли перевода в развитии отдельных народов и всего человечества; его взаимоотношение с другими видами духовной деятельности; анализ языковой (двуязычной) коммуникации. К предмету общей теории перевода относится также исследование перевода как единой системы и выявление основных принципов его различных форм, видов и жанров. Не может быть общей теории перевода, применяемой лишь к одному виду или жанру перевода, не учитывающей и не изучающей специфики отдельных видов или жанров». В рассматриваемый период проблемами перевода занимались и в других странах Восточной Европы (Польша, Югославия и т.д.), где также был издан ряд работ, посвященных переводоведению и различным его аспектам.

В США в 50—60-е гг. интенсивно развивается теория перевода, в результате чего появляется целый ряд специальных монографий и сборников, посвященных вопросам межъязыковой коммуникации. На их важность для решения наиболее кардинальных проблем общей лингвистики указывает один из крупнейших языковедов XX столетия Роман Осипович Якобсон, посвятивший им специальную статью «О лингвистических аспектах перевода», в которой подчеркивается, что наука о языке не может интерпретировать ни одного лингвистического явления без перевода его знаков в другие знаки той же системы или других систем. «Любое сравнение двух языков, — подчеркивает автор, — предполагает рассмотрение их взаимной переводимости. Широко распространенная практика межъязыковой коммуникации, в частности переводческая деятельность, должна постоянно находиться под пристальным наблюдением лингвистической науки». Само значение определяется Якобсоном как перевод в другой знак, имеющий несколько разновидностей:

1) внутриязыковой перевод (переименование), при котором вербальные знаки интерпретируются с помощью других знаков того же языка;

2) межъязыковой перевод (собственно перевод), представляющий собой интерпретацию вербальных знаков посредством знаков какого-нибудь другого языка, и

3) межсемиотический перевод, или трансмутация, при котором интерпретация вербальных знаков осуществляется с помощью невербальных знаковых систем.

Особую роль в развитии теории и практики межъязыковой коммуникации — как в самих Соединенных Штатах, так и за их пределами — сыграли в рассматриваемый период работы Юджина Найды и его коллег, занимавшихся проблемами, возникающими при переводе Библии на «экзотические» языки (в частности, языки американских индейцев). В связи с этим исследователь выделяет три основных фактора, влияющих на выбор метода передачи:

1) характер сообщения;

2) намерения автора и вытекающие из них задачи переводчика как его доверенного лица и

3) тип аудитории.

Исходя из них Найда формулирует основное положение своей концепции: «Естественный перевод должен удовлетворять:

1) требованиям языка перевода и всей культуры этого языка в целом,

2) контексту данного сообщения и

3) аудитории, которой адресуется перевод».

Причем отсутствие прямого параллелизма между языковым и культурным факторами позволяет различать следующие случаи: а) относительную близость как ИЯ и ПЯ, так и соответствующих культур (например, еврейский и арабский);

б) отсутствие языкового родства при параллельном развитии культур (немецкий — венгерский, шведский — финский);

в) отсутствие того и другого (английский — зулусский) и — что, по мнению Найды, бывает достаточно редко — г) наличие языкового родства (хотя и отдаленного) при несходстве культур (например, хинди и английский). Причем автор подчеркивает, что «различия в сопоставляемых культурах вызывают гораздо больше затруднений, чем различия в языковых структурах».

Исходя из приведенных выше положений, Ю. Найда предлагает разграничивать «старую» и «новую» точки зрения на задачи перевода. Первая фиксирует внимание прежде всего на форме сообщения, видя свою основную цель в воспроизведении стилистических особенностей оригинала: рифмы, ритма, игры слов, необычных конструкций. Вторая же ориентируется на реакцию получателя, которую необходимо сравнить с реакцией первоначальной аудитории, знакомившейся с текстом в его исходном виде. Соответственно разграничиваются эквивалентность «формальная» (ориентированная на сообщение) и динамическая (ориентированная на воспринимающего). Оговаривая, что в некоторых случаях переводы, созданные по методу формальной эквивалентности, представляют большую ценность (например, если речь идет о передаче языковых текстов специально для лингвистических целей), американский исследователь отдает явное предпочтение принципу динамической эквивалентности. Поскольку, согласно последней, ответ на вопрос о правильности перевода зависит в первую очередь от того, насколько он будет понятен среднему читателю той аудитории, для которой предназначается. Отсюда вытекает не только допустимость, но и необходимость существования множества переводов, квалифицируемых как «правильные» — если они удовлетворяют потребностям соответствующей аудитории. Исходя из указанной предпосылки, Ю. Найда настаивает, что для сохранения содержания сообщения необходимо изменять его форму, причем такое изменение может весьма существенным образом сказываться на характере исходного текста — например, у американского лингвиста не вызывает никаких возражений одна из «модернистских» версий Нового Завета на английском языке, где фигурирующее в оригинале «святое целование» заменено «сердечным рукопожатием» как явлением, более привычным для англоязычной аудитории и якобы выполняющим для нее аналогичную культурную функцию.

Немалое внимание уделяется в американском переводоведении и специальным проблемам поэтического перевода. Так, в книге поэта и переводчика Роберта Блая «Восемь ступеней перевода», вышедшей в свет в 1991 г., содержится попытка выявить этапы, через которые проходит переводчик от первого знакомства с оригиналом до окончания процесса его воссоздания на переводящем языке (с оговоркой, что в реальной действительности четкое разграничение между ними вряд ли возможно, так как они переплетаются друг с другом). Первая ступень — составление пословного подстрочника, при котором неизбежно пропадает истинный смысл поэтического текста. Второй этап включает уяснение последнего, подразумевающее постижение тех аспектов содержания, которые определяются исходным языком и культурой соответствующего народа. Именно на данном этапе окончательно решается вопрос о дальнейшей работе по передаче оригинала на ПЯ. Третий этап предусматривает обработку подстрочника с учетом требований последнего, т.е. своеобразное «восстановление подлинного смысла» исходного произведения. Четвертый — специфический для американской переводческой культуры — этап состоит в «американизации» переведенного текста с целью придания ему энергии и живости, присущих оригиналу. На пятом этапе главной задачей является уловление и воспроизведение индивидуальных особенностей оригинала, его настроения и ауры, что требует большого стилистического мастерства. Шестой этап посвящен уловлению звучания стиха, его эвфонии, для чего рекомендуется заучить исходный текст наизусть и декламировать его себе или другим людям, чтобы полнее уловить звуковое и ритмическое богатство оригинала. На седьмом этапе перевод контролируется читателем-билингвом, для которого ИЯ является родным и который поэтому почти всегда может обнаружить в тексте перевода ошибки и неточности. Наконец, на завершающем — восьмом этапе — переводчик вновь обращается ко всем созданным им вариантам, чтобы не упустить имеющиеся в них, но не вошедшие в окончательный текст удачные находки. На этой стадии желательно также ознакомиться и с другими существующими версиями данного произведения на ПЯ, если таковые имеются, и комментариями к ним, после чего и создается окончательный вариант собственного перевода.

В 1988 г. выходит монография Бертона Раффела «Искусство перевода поэзии», также посвященная данной проблематике. Автор указывает, что, поскольку не может существовать двух идентичных языков, никакое сообщение, созданное на одном языке, не может быть воспроизведено средствами другого языка полностью, поскольку в ПЯ не репродуцируются фонология, синтаксис, лексика и просодия ИЯ, а также те его черты, которые обусловлены особенностями исторического развития и культуры народа, являющегося его носителем. Но если межъязыковая передача «без остатка» невозможна, то вполне достижимо создание удовлетворяющего аудиторию перевода. Причем Раффел различает четыре основных типа перевода: точный, интерпретационный, вольный и имитативный. Точный перевод обычно создается учеными, для которых главное — скрупулезно воспроизвести форму стиха и познакомить читателя с идеями оригинала, его социальной и философской направленностью и содержащимися в нем историческими фактами. Однако здесь в жертву верности приносится художественная сторона. Интерпретативный перевод, рассчитанный на широкую читательскую аудиторию, представляет собой приблизительную передачу подлинника, допускающую сокращения и пропуски. Создатель подобной версии изначально исходит из того, что полностью передать оригинал все равно невозможно, и поэтому читателю предлагается представление переводчика о подлиннике. Что касается вольного перевода, то он представляет собой расширительный и пояснительный перевод, когда в оригинал вносятся значительные изменения (хотя, по мнению автора, подобным способом пользуется относительно небольшое количество переводчиков). Наконец, последнюю разновидность — имитативный перевод — Раффел вообще склонен не считать переводом в собственном смысле слова, так как здесь перед нами скорее собственное произведение, чем передача чужого. В целом же, по мнению создателя книги, ответственность переводчика должна проявляться в первую очередь в сохранении эстетической ценности переводимого текста.

Дата добавления: 2015-11-13