Читайте также: |
|
рода можно назвать «философией критериев».
Поскольку удовлетворить основное требование фи-
лософии критериев, как правило, невозможно, постоль-
ку нетрудно понять, что, приняв философию критериев,
мы во многих случаях приходим к полному разочаро-
:ванию, релятивизму и скептицизму.
Я считаю, что именно стремление к обладанию кри-
терием истины склоняет многих людей к признанию не-
возможности ответа на вопрос: «Что есть истина?»
На самом же деле отсутствие критерия истины не в
большей степени превращает понятие истины в бессмыс-
ленное, чем отсутствие критерия здоровья делает бес-
смысленным понятие здоровья. Больной может жаждать
здоровья, даже не имея критерия его. Заблуждающий-
ся человек может жаждать истины, даже не обладая
ее критерием.
Больной и заблуждающийся могут просто стремить-
ся к здоровью или истине, не заботясь особо о значении
этих терминов, которое они (как и другие люди) для
своих целей представляют достаточно ясно.
Одним из непосредственных результатов предпри-
нятого Тарским исследования понятия истины являет-
ся следующая логическая теорема: универсальный
критерий истины невозможен (за исключением случая
некоторых искусственных языковых систем, обладаю-
щих чрезвычайно бедными выразительными сред-
ствами).
Этот результат можно точно обосновать, причем та-
кое обоснование использует понятие истины как соот-
ветствия фактам.
Названная теорема Тарского является весьма инте-
ресной и важной с философской точки зрения (особен-
'но в связи с проблемой авторитарной теории позна-
ния2). Существенно, что этот результат был установ-
лен при помощи понятия истины, для которого у нас
нет критерия. Распространение же на рассматриваемый
случай неразумного требования философии критериев,
состоящего в том, что мы не должны серьезно отно-
ситься к понятию до тех пор, пока не будет установлен
критерий для его использования, навсегда закрыло бы
.нам путь к получению этого логического результата,
представляющего большой философский интерес.
Между прочим,, вывод о невозможности универсаль-
ного критерия истины является непосредственным след-
ствием еще более важного результата(полученного
Тарским путем соединения теоремы Геделя о неразре-
2 Описание и критику авторитарных (или непогрешимых) теорий
познания см. в моей книге ι[6, введение, особенно разд. V, VI, X
и след.].
25-913 385
шимости с его собственной теорией истины), согласно
которому универсального критерия истины не может
быть даже для относительно узкой области теории чи-
сел, а значит, и для любой науки, использующей арифме-
тику. Естественно, что этот результат применим a fortiori
к понятию истины в любой нематематической области
знания, в которой широко используется арифметика.
4. Учение о погрешимости знания
(faltibilism)
Сказанное наглядно демонстрирует не только оши-
бочность некоторых все еще модных форм скептицизма
и релятивизма, но и показывает их безнадежную от-
сталость. В основе таких форм релятивизма лежит ло-
гическое недоразумение — смешение значения термина
и критерия его правильного использования, хотя сред-
ства для устранения этого недоразумения доступны
нам вот уже тридцать лет.
Следует, однако, признать, что и в скептицизме, и в
релятивизме имеется зерно истины. Это зерно — отри-
цание существования универсального критерия истины.
Из этого, конечно, не следует вывод о произвольности
выбора между конкурирующими теориями. Его смысл
предельно прост: мы всегда можем ошибиться при вы-
боре теории — пройти мимо истины или не достигнуть
ее, иначе говоря, люди подвержены ошибкам, и до-
стоверность не является прерогативой человечества
(как и знание, обладающее высокой вероятностью, чю
я доказывал неоднократно, например в [6, гл. 10]).
Все мы знаем, что сказанное — очевидная истина.
В сфере человеческой деятельности имеется не так уж
много областей, если они вообще есть, свободных от
человеческой погрешимости. То, что в некоторый мо-
мент представляется нам твердо установленным и даже
достоверным, в следующий миг может оказаться не со-
всем верным (а значит, ложным) и потребовать исправ-
ления.
Весьма впечатляющим примером такой ситуации мо-
жет служить открытие тяжелой воды и тяжелого водо-
рода (дейтерия, впервые выделенного Юри в 1931 году)·
До этого открытия нельзя было вообразить в химии
ничего более достоверного и точнее установленного,
чем наше знание о воде (Н2О) и тех элементах, из ко-
торых она состоит. Вода использовалась даже для
«операционального» определения грамма, единого
стандарта массы «абсолютной» метрической системы.
Таким образом, при помощи воды определялась одна
из основных единиц экспериментальных физических из-
мерений. Это свидетельствует о том, что наше знание
о воде считалось настолько хорошо установленным, что
оно могло быть даже использовано в качестве прочного
основания для остальных физических измерений. Од-
нако после открытия тяжелой воды стало ясно, что ве-
щество, представлявшееся до этого химически чистым
соединением, в действительности является смесью хи-
мически неразличимых, но физически существенно раз-
личных соединений. Эти соединения различаются удель-
ным весом, точками кипения и замерзания, а ведь для
определения всех этих свойств «вода» использовалась
в качестве стандартной единицы.
Этот исторический эпизод весьма характерен: мы:
можем понять из него, что мы не способны предвосхи-
тить, какие области нашего научного знания могут в
один прекрасный день потерпеть фиаско. Поэтому вера
в научную достоверность и в авторитет науки оказы-
вается благодушным пожеланием: наука погрешила,
ибо наука — дело рук человеческих.
Однако положение о погрешимости (fallibility) на-
шего знания, или тезис, согласно которому все наше
познание представляет собой догадки, часть из кото-
рых выдерживают серьезные проверки, не должно ис-
пользоваться.в поддержку скептицизма или релятивиз-
ма. Из того факта, что мы можем заблуждаться, а
критерия истинности, который уберег бы нас от оши-
бок, не существует, отнюдь не следует, что выбор меж-
ду теориями произволен, или нерационален, что мы не
умеем учиться и не можем двигаться по направлению
к истине, что наше знание не способно расти. <·
5. Учение о погрешимости и рост знания
Под «учением о погрешимости» (фаллибилизмом —
iallibilism) я понимаю воззрение, заключающееся- в
признании двух фактов: во-первых, что мы не застрахо-
ваны от заблуждений и, во-вторых, что стремление к
Достоверности (или даже к высокой вероятности)
ошибочно. Однако отсюда не следует, что было бы
25' 387
ошибочным стремиться к истине. Наоборот, понятие
заблуждения подразумевает понятие истины как обра-
зец, которого мы, впрочем, можем не достигать. При-
знание погрешимости знания означает, что, хотя мы мо-
жем жаждать истины и даже способны обнаруживать
ее (я верю, что во многих случаях это нам удается), мы
тем не менее никогда не можем быть уверены до кон-
ца, что действительно обладаем истиной. Всегда имеет-
ся возможность заблуждения, и только в случае неко-
торых логических и математических доказательств эта
возможность столь незначительна, что ею можно пре-
небречь.
Подчеркнем, что учение о погрешимости не дает ни-
каких поводов для скептических или релятивистских
заключений. В этом нетрудно убедиться, если заду-
маться о том, что все известные из истории примеры
человеческой погрешимости, включая все известные
примеры судебных ошибок, являются вехами прогресса
нашего познания. Каждый раз, когда нам удается обна-
ружить ошибку, наше знание действительно продвигает-
ся на шаг вперед. Как говорит Р. Мартен дю Гар в
«Жане Баруа», «это уже шаг вперед. Пусть мы не об-
наружили истины, но зато уверенно указали, где ее не
следует искать» [2, с. 327].
Открытие тяжелой воды, например, показало, что
ранее мы глубоко заблуждались. При этом прогресс
нашего знания состоял не только в отказе от этого за-
блуждения. Сделанное Юри открытие в свою очередь
было связано с другими достижениями, которые поро-
дили новые продвижения вперед. Следовательно, мы
умеем извлекать уроки из наших собственных ошибок.
Это фундаментальное понимание действительно слу-
жит базисом всей эпистемологии и методологии. Оно
указывает нам, как учиться систематически, как идти
по пути прогресса быстрее (не обязательно в интересах
техники — для каждого отдельного искателя истины нет
проблемы неотложнее, чем ускорение своего собствен-
ного продвижения вперед). Эта позиция, попросту го-
воря, заключается в том, что нам следует искать свои
ошибки, или, иначе, стараться критиковать свои теории.
Критика, по всей вероятности, — это единственный
доступный нам способ обнаружения наших ошибок и
единственный систематический метод извлечения из них
уроков.
6. Приближение к истине
Центральное ядро всех нашихрассуждений состав-
ляет идея роста знания, или, иначе говоря, идея при-
ближения к истине. Интуитивно эта идея так же проста
и прозрачна, как и сама идея истины. Некоторое вы-
сказывание истинно, если оно соответствует фактам.
Некоторое высказывание ближе к истине, чем другое
высказывание, если оно полнее соответствует фактам,
чем это второе высказывание.
Идея приближения к истине достаточно интуитивно
ясна,,и вряд ли кто-либо из непричастных к науке лю-
дей или ученых сомневается в ее законности. И все же
она, как и идея истины, была подвергнута критике не-
которыми философами как незаконная (вспомним, к
рримеру, недавнюю критику этой идеи Куайном [7,
с. 23]). В связи с этим след\.ет отметить, что путем объ-
единения двух введенных Тарским понятий — понятия
истины и содержания — мне не так давно удалось дать
«определение» понятия приближения к истине в чисто
логических терминах теории Тарского. (Я просто объ-
единил понятия истины и содержания и получил поня-
тие истинного содержания высказывания а, то есть
класса всех истинных высказываний, следующих из а,
и его ложного содержания, которое можно приблизи-
тельно определить как содержание данного высказыва-
ния за вычетом его истинного содержания. Используя
введенные понятия, можно сказать, что высказывание
α ближе к истине, чем высказывание Ъ, если, и только
если, его истинное содержание превосходит истинное
содержание Ь, тогда как ложное содержание а не пре-
восходит ложного содержания b — см. [6, гл. 10].) По-
этому для скептического отношения к понятию прибли-
жения к истине и соответственно к идее прогресса зна-
ния нет никаких оснований. И хотя мы всегда можем
ошибаться, во многих, случаях, особенно тогда, когда
проводятся решающие эксперименты, определяющие
выбор одной из двух теорий, мы прекрасно осознаем,
приблизились мы к истине или нет.
Необходимо хорошо понять, что идея о том, что
высказывание а может быть ближе к истине, чем неко-
торое другое высказывание Ь, ни в коем случае не про-
тиворечит идее, согласно которой каждое высказывание
является либо истинным, либо ложным и третьей воз-
1 389
можности не дано. Идея близости к истине отражает
только тот факт, что в ложном высказывании может
заключаться значительная доля истины. Если, напри-
мер, я говорю: «Сейчас половина четвертого — слишком
поздно, чтобы успеть на поезд в 3.35», то это высказы-
вание может оказаться ложным, потому что я мог бы
еще успеть на поезд в 3.35, поскольку он, к примеру,
опоздал на четыре минуты. Тем не менее в моем вы-
сказывании содержится значительная доля истины —
истинной информации. Конечно, я бы мог сделать ого-
ворку: «Если поезд 3.35 не опоздает (что случается с
ним весьма редко)» — и тем самым несколько обога-
тить истинное содержание моего высказывания, но
вполне можно считать, что эта оговорка подразумева-
лась в первоначальном высказывании. (Однако и в этом
случае мое высказывание все равно может оказаться
ложным, если в момент его произнесения было, к при-
меру, только 3.28, а не 3.30, но и тогда в нем содержа-
лась бы значительная доля истины.)
О теории, подобной теории Кеплера, которая описы-
вает траектории планет с замечательной точностью,
можно сказать, что она содержит значительную долю
истинной информации, несмотря на то что она — лож-
ная теория, так как на самом деле имеют место от-
клонения от кеплеровских эллиптических орбит. Точно
так же и теория Ньютона (хотя мы вправе считать се
ложной) содержит, по нашим нынешним представле-
ниям, чрезвычайно большое количество истинной ин-
формации— значительно большее, чем теория Кепле-
ра. Поэтому теория Ньютона представляет собой луч-
шее приближение, чем теория Кеплера, — она ближе к
истине. Однако все это еще не делает ее истинной. Тео-
рия может быть ближе к истине, чем другая теория,
и в то же время быть ложной.
7. Абсолютизм
Многие подозрительно относятся к идее философ-
ского абсолютизма на том основании, что она, как
правило, сочетается с догматической и авторитарной
претензией на обладание истиной или критерием ис-
тины.
Вместе с тем существует и другая форма абсолк^-
тизма — абсолютизм теории погрешимости, который
решительно отвергает такие претензии. Согласно абсо-
лютизму такого рода по крайней мере наши ошибки
являются абсолютными ошибками в том смысле, что
если теория отклоняется от истины, то она — ложная
теория, даже в том случае, когда она содержит ошибки
менее грубые, чем ошибки другой теории. Поэтому по-
нятия истины и отклонения от истины могут считаться
абсолютными нормами для сторонников теории погре-
шимости. Абсолютизм такого рода совершенно свобо-
ден от упрека в приверженности к авторитету и спосо-
бен оказать огромную помощь при проведении серьез-
ной критической дискуссии. Конечно, он сам в свою
очередь может быть подвергнут критике в полном со-
ответствии с принципом: ничто не свободно от критики.
Вместе с тем мне кажется маловероятным, что, по
крайней мере в данный момент, критика логической
теории истины и теории приближения к истине может
быть успешной.
8. Источники знания
Принцип «все открыто для критики» (из которого
следует, что и само это утверждение не является ис-
ключением из этого принципа) ведет к простому реше-
нию проблемы источников знания, как я пытался это
показать в своих других работах (см., например, [6,
введение]). Решение это таково: любой «источник» —
традиция, разум, воображение, наблюдение или что-ли-
бо иное — вполне приемлем и может быть полезен, но
ни один из них не обладает авторитетом.
Это отрицание авторитета источников знания отво-
дит им роль, в корне отличную от тех функций, которые
им приписывались в эпистемологических учениях про-
шлого и настоящего. И такое отрицание авторитета,
подчеркнем, является неотъемлемой частью нашего
критического подхода и теории погрешимости. Мы при-
ветствуем любой источник знания, но ни одно высказы-
вание, каков бы ни был его «источник», не исключено
из сферы критики. В частности, традиция, к отрицанию
которой были расположены и интеллектуалисты (Де-
карт), и эмпирики (Бэкон), с нашей точки зрения,
вполне может считаться одним из важнейших «источ-
ников» знания. Действительно, ведь почти все, чему мы
УЧИМСЯ (у старших, в школе, из книг и т. п.), происте-
кает из традиции. Поэтому я считаю, что антитрадицио-
нализм следует отбросить за его пустоту. Однако и
традиционализм — подчеркивание авторитета тради-
ции— следует также отбросить, но не за пустоту, а за
его ошибочность. Традиционализм такого рода ошибо-
чен, как и любая другая эпистемология, признающая
некоторый источник знания (скажем, интеллектуальную
или чувственную интуицию)в качестве.авторитета, га-
рантии, или критерия, истины.
9. Возможен ли критический метод?
Если мы действительно отбрасываем любую претен-
зию на авторитет любого отдельного источника знания,
то как же в таком случае можно осуществлять критику
некоторой теории? Разве любая критика не отталки-
вается от некоторых предпосылок? Разве действенность
критики не зависит, следовательно, от истинности таких
предпосылок? И какой толк в критике теории, если эта
критика необходимо оказывается необоснованной? Если
же мы хотим показать, что она верна, разве не должны
мы обосновать или оправдать ее предпосылки? И разве
не обоснование или оправдание любой предпосылки яв-
ляется той вещью, которую каждый стремится осуще-
ствить (хотя зачастую это ему и не удается) и которую
я здесь объявил невозможной? Но если она невозмож-
на, то не является ли тогда (действенная) критика
. также невозможной?
Я считаю, что именно эта серия вопросов-возраже-
ний представляет собой главную преграду на пути
(предварительного) принятия защищаемой мною точки
зрения. Как показывают эти возражения, легко скло-
ниться к мнению, что в логическом отношении критиче-
ский метод ничем не отличается от всех других мето-
дов. Если он, как и эти последние, не может функцио-
нировать без принятия предпосылок, то эти предпосыл-
ки следует обосновать и оправдать. Но как же тогда
быть с основным принципом нашей концепции, соглас-
но которому мы не в состоянии обосновать или оправ-
дать достоверность и даже вероятность наших предпо-
сылок и, значит, нам следует довольствоваться теория-
ми, которые подлежат критике.
Конечно, эти возражения весьма серьезны. Они
подчеркивают важность нашего принципа: ничто не
свободно и не должно считаться свободным от крити-
ки— даже сам основной принцип критического ме-
тода.
Таким образом, приведенные возражения содержат
интересную и существенную критику моей точки зре-
ния. Однако эту критику в свою очередь мождо кри-
тиковать, и ее можно опровергнуть.
Отметим прежде всего, что, если бы мы даже при-
соединились к мнению, что любая критика отталки-
вается от некоторых предпосылок, это еще не означает,
что необходимым условием действеннойкритики яв-
ляется обоснование и оправдание принятых предпосы-
лок. Эти предпосылки, к примеру, могут быть частью
теории, против которой направлена критика. (В этом
случае говорят об «имманентной критике».) Они также
.могут представлять собой предпосылки, которые хотя и
не являются частью критикуемой теории, но могут счи-
таться общепринятыми. В этом случае критика сводит-
ся к указанию на то, что критикуемая теория противо-
речит (чего ее защитники не осознают) некоторым об-
щепринятым взглядам. Такого рода критика, даже если
она и не является успешной, может быть очень ценной,
поскольку она способна вызвать у защитников указан-
ной теории сомнение в общепринятых взглядах, что в
свою очередь может привести к важным открытиям.
(Интересным примером такой ситуации является исто-
рия создания теории античастиц Дираком.)
Предпосылки критики могут быть также органиче-
ской частью конкурирующей теории (в этом случае
критику можно назвать «трансцендентной критикой» в
противоположность «имманентной критике»). Среди пред-
посылок такого рода могут быть, например, гипотезы
или догадки, которые можно критиковать и проверять
независимо от исходной теории. В этом случае проводи-
мая критика равносильна вызову первоначальной тео-
рии на проведение решающих экспериментов, которые
позволили бы разрешить спор между двумя конкури-
рующими теориями.
Все эти примеры показывают, что серьезные возра-
жения, выдвинутые против моей теории критики, осно-
вываются на несостоятельной догме, согласно которой
критика, для того чтобы быть «действенной», должна
исходить из каким-либо образом обоснованных или
оправданных предпосылок.
Мы же со своей стороны можем утверждать даже
большее. Критика, вообще говоря, может быть невер-
ной, но тем не менее важной, открывающей новые пер-
спективы и плодотворной. Доводы, выдвинутые для за-
щиты от необоснованной критики, зачастую способны
пролить новый свет на теорию, и их можно использо-
вать в качестве (предварительного) аргумента в поль-
зу этой теории. О теории, которая, таким образом,
способна защищаться от критики, вполне можно ска-
зать, что ее подкрепляют критические доводы.
Итак, говоря в самом общем плане, мы теперь в
состоянии установить, что действенная критика теории
состоит в указании на неспособность теории решить тс
проблемы, для решения которых, она первоначально
предназначалась. Такой подход означает, что критика
вовсе не обязательно зависит от некоторого конкретно-
го ряда предпосылок (то есть критика может быть
«имманентной»), хотя вполне возможно, что к жизни ее
вызвали некоторые предпосылки, чуждые обсуждаемой
теории (то есть некоторые «трансцендентные» предпо-
сылки).
10. Решения
С точки зрения развиваемой нами здесь концепции
окончательное обоснование или оправдание нашей тео-
рии в общем случае находится вне сферы наших воз-
можностей. И хотя критические доводы могут оказы-
вать поддержку нашим теориям, эта поддержка никог-
да не является окончательной. Поэтому нам зачастую
приходится хорошенько поразмыслить, чтобы опреде-
лить, достаточно л«сильны наши критические доводы
для оправдания предварительного, или пробного, приня-
тия данной теории. Иначе говоря, каждый раз нам за-
ново приходится выяснять, показывает ли данная кри-
тическая дискуссия предпочтительность некоторой тео-
рии перед ее соперницами.
В этом пункте в критический метод проникают при-
нимаемые нами решения. Однако они всегда носят пред-
варительный характер, и каждое такое решение откры-
то для критики.
Как таковое решение следует отличать от того, что
некоторые философы — иррационалисты, антирациона-
листы и экзистенциалисты — именуют «решением» или
«прыжком в неизвестность». Эти философы, вероятно,
под влиянием (опровергнутого нами в предыдущем
разделе) аргумента о невозможности критики, которая
не предполагала бы каких-нибудь первоначальных
предпосылок, разработали теорию, согласно которой
все наши теоретические построения должны основы-
ваться на некотором фундаментальном решении — на
некотором прыжке в неизвестность. Оно должно "быть
таким решением, или прыжком, который мы выпол-
'няем, так сказать, с закрытыми глазами. Конечно, если
мы ничего не можем «знать» без предпосылок, без пред-
варительного принятия какой-либо фундаментальной
установки, то такую установку нельзя принятьна осно-
ве только знания. Поэтому принятие установки являет-
ся результатом выбора, причем выбора рокового и прак-
тически непреложного, который можно совершить толь-
ко вслепую, на основе инстинкта, случайно или с
благословения бога.
Приведенное в предыдущем разделе опровержение
возражений, выдвинутых против критического метода,
показывает, что иррационалистический взгляд на при-
нятие решений представляет собой сильное преувели-
чение и излишнюю драматизацию реального положе-
ния дел. Без сомнения, принятие решения — необходи-
.мый компонент человеческой деятельности. Но если
наши решения не запрещают выслушивать приводимые
доводы и прислушиваться к голосу разума, если они
не запрещают учиться на собственных ошибках и вы-
слушивать тех, кто может возражать против наших
взглядов, то нет никакой необходимости в том, чтобы
они носили окончательный характер. Это относится и к
решению анализировать критику. (Отметим, что толь-
ко в своем решении отказаться от необратимого прыж-
ка в неизвестность иррациональности рационализм не
является самодостаточным в смысле, определенном в
моей книге [4, гл. 24].)
Я полагаю, что кратко обрисованная нами.критиче-
ская теория познания бросает свет на крупные про-
блемы всех теорий познания: как же происходит, что
мы знаем так много и так мало? Как же происходит,
что мы можем медленно вытаскивать себя из трясины
незнания, так сказать, за волосы?
Нам удается все это благодаря выдвижению дога-
Док и совершенствованию этих догадок при помощи
критики.
11. Социальные и политические проблемы
Теория познания, кратко очерченная в предыдущих
разделах настоящей статьи, имеет, по моему мнению·,
важное значение для оценки современной социальной
ситуации. Особенности этой ситуации во многом опре-
деляются упадком влияния авторитарной религии.
Этот упадок привел к широкому распространению ре-
лятивизма и нигилизма, к утрате всякой веры, даже
веры в человеческий разум и как следствие этого веры
людей в самих себя.
Однако выдвинутые мною в этой статье аргументы
показывают, что нет никаких оснований для столь без-
надежных выводов. В действительности все релятивист-
ские и нигилистические (да и экзистенциалистские)
аргументы базируются на ошибочных рассуждениях.
Кстати, сам факт использования подобных рассужде-
ний демонстрирует, что в этих философских учениях
роль разума хотя и признается фактически, но он не
используется должным образом. Пользуясь терминоло-
гией, принятой в такого рода философии, можно ска-
зать, что ее сторонникам не удалось понять «человече-
ской ситуации». В частности, они не смогли осмыслить
способность человека расти как интеллектуально, так
и морально.
В качестве яркой иллюстрации такого рода заблуж-
дения, безнадежных следствий, выведенных из неудов-
летворительного понимания эпистемологической ситуа-
ции, я приведу отрывок из «Несвоевременных размыш-
лений» Ницше (разд. 3 его эссе о Шопенгауэре): «Та-
кова была первая опасность, в тени которой вырастал
Шопенгауэр: одиночество. Вторая же называется: от-
чаяние в истине. Эта опасность сопровождает каждого
мыслителя, путь которого исходит от кантовской фило-
софии, если только он сильный и цельный человек в
своих страданиях и желаниях, а не дребезжащая мыс-
лительно-счетная машина... Правда, мы всюду можем
прочесть, что [влияние Канта]... вызвало революцию
во всех областях духовной жизни;_ но я не могу пове-
рить этому... Но как скоро Кант начнет оказывать дей-
ствительное влияние на массы, оно скажется в форме
разъедающего и раздробляющего скептицизма и реля-
тивизма; и лишь у самых деятельных и благородных
умов... его место заступило бы то духовное потрясение
и отчаяние во всякой истине, какое пережил, напри-
мер, Генрих Клейст... «Недавно, — пишет он как-то в
своем захватывающем стиле, — я ознакомился с фило-
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ГЛАВА 10. ИСТИНА, РАЦИОНАЛЬНОСТЬ 5 страница | | | ГЛАВА 10. ИСТИНА, РАЦИОНАЛЬНОСТЬ 7 страница |