Литературно-критическое тв-во Н.В.Гоголя. Типологический анализ одной из статей.

Статья Плетнева «Чичиков, или «Мертвые души» Гоголя», опубликованная в июль­ском номере «Современника» за 1842 г., содержала установку на цело­стный эстетический разбор поэмы, которого так ждал от критика сам автор. Вступая в спор с Н.Гречем, Ф. Булгариным, О. Сенковским. Плетнев, как и Белинский, ставил Гоголя в первый ряд среди совре­менных писателей, отмечая удивительную верность автора действи­тельности. Критик безого­ворочно принимает жанровое обозначение «Мертвых душ» как по­эмы, обращая внимание на естественность ее построения, «внутрен­нюю эстетику» автора.

В произведениях Гоголя П.А.Вяземский видел преж­де всего уникальное эстетическое явление, отвергал мысль о тенден­циозности писателя, о сознательном обличении им «недугов общест­венных» (статья 1836 г. о «Ревизоре»). Вяземский решительно проти­вился тому, что именем Гоголя теоретики натуральной школы пыта­лись придать ей идейную и эстетическую целостность. Непредвзято оценивая содержание «Выбранных мест из переписки с друзьями» (ста­тья Языков — Гоголь, 1847), он дальновидно подмечал не только сла­бые, но и сильные стороны позиции автора, подчеркивал гражданскую тревогу писателя о нравственном состоянии современного общества.

Важную роль в формировании русской эстетической и литератур­но-критической мысли XIX в. сыграли выступления Гоголя. Его критика является «преимущественно художественной», поскольку об «искусстве Гоголь рассуждает на языке искусства». Критические раз­мышления писателя отличаются яркой образностью, эмоциональностью стиля, некоторые из них организованы по сюжетному принци­пу и являются в равной мере художественными произведениями (критический этюд «Борис Годунов». Поэма Пушкина «Театральный разъезд»).

Как писатель и критик Гоголь формировался под влиянием роман­тической литературы и эстетики, особенно немецкой. Романтическими являлись и его представления о духовном горении художника и сам подход к художественным произведениям. Отвергая академизм и ра­ционализм, ранний Гоголь приходил к мысли о невозможности анали­за и систематизации произведений искусства.

Романтическое стремление Гоголя к универсальному охвату жиз­ни и уяснению места в нем искусства отразилось в «Арабесках», за­ключавших в себе наряду с художественными произведениями не­сколько «ученых» статей по истории, географии, литературе и искус­ству. В «этюдах-фантазиях» «Об архитектуре нынешнего времени» и «Скульптура, живопись и музыка» звучал романтический гимн ис­кусству, понимаемому как выражение духа народа и эпохи. Эстетиче­ские воззрения Гоголя органично включали в себя и просветитель­скую традицию. Идея самоценности искусства соединялась с понима­нием его как действенного средства нравственного совершенствова­ния человека, пробуждения в нем «живой души».

В статье «Несколько слов о Пушкине» (1832) был обозначен и та­кой важный для Гоголя принцип, как умение открыть глубинный смысл необыкновенного в самых обычных явлениях: «Чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него не­обыкновенное и чтобы это необыкновенное было, между прочим, со­вершенная истина».

Главную черту современной литературной эпохи Гоголь видит в стремлении «к самобытности и собственной национальной поэзии» («О малороссийских песнях»), причем высшей формой выражения национального сознания становится для него творчество Пушкина.

В статье «Несколько слов о Пушкине» дана самая высокая оценка художественным открытиям автора «Бориса Годунова» и «Евгения Оне­гина»: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском нацио­нальном поэте». В условиях, когда одни критики пи­сали о «совершенном падении» таланта поэта, а другие упрекали его в «аристократизме», «светскости», Гоголь давал глубокую, прогно­стическую оценку пушкинского творчества, именно с ним связывая будущие судьбы русской литературы.

В статье о Пушкине критик формулировал свое известное положе­ние о том, что «истинная национальность состоит не в описании сара­фана, но в самом духе народа». Следуя традициям романтической эс­тетики, сближающей понятия народного и национального, Гоголь вместе с тем шел дальше романтиков, видя народность искусства пре­жде всего в выражении народной точки зрения: «Поэт даже может быть и тогда национальным, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами...».

Проблемы нового искусства более явственно выступают в крити­ческих статьях Гоголя середины 1830-х годов. Крупным фактом литера­турной жизни стала гоголевская статья «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году», которая содержала смелую характери­стику русской периодики и отличалась «резким и благородным то­ном» (В. Г. Белинский). Выступление Гоголя отличала ярко выраженная просвети­тельская установка. Журналы, по Гоголю, являются выразителя­ми «мнений целой эпохи и века». Особую миссию при этом писатель возлагал на литературную критику: «Критика, основанная на глубо­ком вкуса и уме, критика высокого таланта имеет равное достоинство со всяким оригинальным творением; в ней виден разбираемый писа­тель, в ней виден еще более сам разбирающий».

Оценивая с этих позиций состояние отечественной журналистики за последние два года. Гоголь выносит ей суровый приговор, отмечая лишь весьма немногие положительные явления. Главным объектом его критики становится «торговое» направление в журнальной лите­ратуре, которое утвердилось благодаря изданию «Библиотеки для чте­ния» Сенковского и «Северной пчелы» Булгарина и явилось ярким вы­ражением усиливающихся буржуазных тенденций в русской жизни. Следует заметить, что негативную оценку Гоголя получает не сам факт проникновения в литературное дело торговых отношений, спо­собствовавших профессионализации литературного труда, а появле­ние ловких литературных дельцов, издания которых предлагали пуб­лике «худой товар».

Статья Гоголя, по свидетельству И. И.Панаева, «наделала большо­го шуму в литературе и произвела очень благоприятное впечатление на публику». К1836 г. относятся и первые редакции программных выступлений Гоголя по вопросам драматургии и театра, которые в переработанной виде будут опубликованы в конце 1830—начале 1840-х годов («Петербургские записки 1836 года», «Отрывок из письма, писанного авто­ром вскоре после первого представления «Ревизорам к одному литера­тору», «Театральный разъезд»). В гротескных образах «почтенных» и «приличных» господ и лите­раторов, воссозданных в «Театральном разъезде», угадываются черты реальных «ценителей искусства» 1830-х годов. Вместе с тем Гоголь стремился придать своему труду более общее значение, чтобы его можно было применить «ко всякой пьесе, задирающей общественные злоупотребления». Автором пьесы и ее персонажами здесь высказаны принципиально важные для Гоголя мысли о театре и его обществен­ной роли. Во всех критических выступлениях Гоголь исходил из неиз­менного убеждения в громадной общественной значимости искусст­ва, и прежде всего — театра. Oт драматических произведений он требует жизненной правды, зло­бодневного звучания, национальной самобытности, типических ха­рактеров. Он призывает к созданию национально-самобытной драматургии, правдиво воссоздающей дейст­вительность, современные характеры.

Страстным требованием гуманистической сущности и обществен­ного служения литературы пронизаны и выступления Гоголя-критика в 40-е годы. Эстетические и литературно-критические размышления Гоголя этого периода гораздо более явственно, чем в 30-е годы, обна­руживают их религиозную, христианскую основу. Все работы поздне­го Гоголя устремлены к тому, чтобы указать современным писателям и читателям на огромные возможности, открываемые перед русским искусством христианством.

До недавнего времени в работах о Гоголе-критике преобладали две тенденции; стремление охарактеризовать эстетические и литера­турно-критические взгляды писателя суммарно, обобщенно, макси­мально приближал их к теории реализма, или же стремление показать движение критика от романтизма к реализму. В обоих случаях недос­таточно учитывалась эстетическая позиция Гоголя, заявленная в его «Выбранных местах...». Автора «Выбранных мест из переписки с друзьями» волновал ши­рокий круг не только социальных, но и эстетических проблем: слово как основа литературного творчества, «поприще» писателя и его долг, влияние великого художественного произведения на публику и усло­вия создания такого произведения, отличие русской литературы от других национальных литератур и т. д. По мысли Гоголя, искусство ив сводится к задачам социального и исторического изображения дейст­вительности. Универсальное по своей сущности, оно, наряду с этим, решает онтологические проблемы. Именно в религии в полной мере открывается поэту целостность земного бытия я его высший смысл.

Суть эстетической концепции Гоголя наиболее полно раскрывает статья «О картине А. Иванова». Потрясшая писателя картина «Явле­ние Христа народу» стала как бы реализацией его эстетических требо­ваний, синтезировав глубокий психологизм и символико-мифологи­ческую монументальность.

Историко-литературная концепция позднего Гоголя нашла отра­жение в его письмах «О лиризме наших поэтов», «Предметы для лири­ческого поэта в нынешнее время» и «В чем же, наконец, существо рус­ской поэзии и в чем ее особенность». С одной стороны, Гоголь, как и Белинский, видит движение отечественной литературы к националь­ной самобытности, ценит в фольклоре «самородный ключ» для разви­тия поэзии. С другой стороны, он считает, что русская литература еще не выполнила задач, возложенных на нее историей. Делая исключение лишь для Пушкина, Гоголь замечал, что русские писатели не смогли пока ни правдиво показать жизнь, ни выразить с достаточной глуби­ной стремление к идеалу. Послепушкинский период в развитии рус­ской литературы он связывал не с натуральной школой, а с расшире­нием границ словесности в связи с христианизацией литературы. Творчество современных мастеров слова, по его убеждению, должно оплодотворяться мыслью о «внутреннем построении человека».

Внимательный анализ «Выбранных мест из переписки с друзья­ми» позволяет уточнить представление об эволюции литератур­но-критических взглядов Гоголя: в 1840-е годы писатель стремился обогатить отечественную литературу и эстетику христианскими идея­ми, придать ей не критический, а позитивный, утверждающий и про­светляющий характер.

Анализ: Гоголя-критика живо волновала проблема национальной специфики русской литературы. Этому он посвятил специальную большую статью «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность». В самом заглавии выражается некоторое раздражение автора по поводу все еще бытующей неопределенности в этом вопросе. В самом начале статьи Гоголь говорит: «Несмотря на внешние признаки подражания, в нашей поэзии есть очень много своего». «Самородный ключ» нашей поэзии проявляется и в наших народных песнях, и в пословицах, «в которых видна необыкновенная полнота народного ума», и «в самом слове церковных пастырей - слове простом, некрасноречивом, но замечательном по стремлению стать на высоту того святого бесстрастия, на которую определено взойти христианину». Но наша «сладкозвучная поэзия» проистекает не только из этих трех источников. На нее повлияли и реформы Петра I, как и на развитие нашего государства. «Крутой поворот был нужен русскому народу, и европейскоепросвещение было огниво, которым следовало ударить по всей начинавшей дремать нашей массе. <…> Все в молодом государстве пришло в восторг…<…> Восторг этот отразился в нашей поэзии, или лучше - он создал ее». Гоголь отмечает важный вклад Ломоносова в русскую литературу: «Ломоносов стоит впереди наших поэтов, как вступление впереди книги. Его поэзия - начинающийся рассвет… <…> С руки Ломоносова оды вошли в обычай». Гоголь говорит о «гиперболическом размахе» речей Державина, «о Державине можно сказать, что он - певец величия». Не оставляет он без внимания и Жуковского: «Жуковский - наша замечательнейшая оригинальность! Чудной, высшей волей вложено было ему в душу от дней младенчества непостижимое ему самому стремление к незримому и таинственному. В душе его, точно как в герое его баллады Вадиме, раздавался небесный звонок, зовущий вдаль. Из-за этого зова бросался он на все неизъяснимое и таинственное повсюду, где оно ни встречалось ему, и стал облекать его в звуки, близкие нашей душе». В конкретных оценках Ломоносова, Державина, Жуковского автор статьи очень близок Пушкину и Белинскому, а в оценке Пушкина («В нем середина. Ни отвлеченной идеальности первого, ни преизобилья сладострастной роскоши второго. Все уравновешено, сжато, сосредоточено, как в русском человеке, который немногоглаголив на передачу ощущенья, но хранит и совокупляет его долго в себе, так что от этого долговременного ношенья оно имеет уже силу взрыва, если выступит наружу») чувствуется отголосок знаменитых статей Белинского о великом поэте. Прослеживая, как постепенно русская поэзия обретала национально-народные черты, Гоголь следит еще за одним ее важным качеством — формами реализма. На этот второй план статьи Гоголя, по нашему мнению, исследователи вовсе еще не обращали внимания. Вслед за Белинским Гоголь особо выделяет сатирическую поэзию, называя ее «другой стороной» поэзии (Белинский называл ее «направлением»). Родоначальником сатиры он, как и Белинский, называет Кантемира, «хлеставшего... глупости едва начинавшегося общества». Потом Гоголь указывает вершины сатиры— «Недоросль» и «Горе от ума», в которых изображены «раны и болезни нашего общества». И у Пушкина Гоголь подчеркивает прогрессирующее развитие черт, прямо характеризующих его как поэта русской действительности: «В последнее время набрался он много русской жизни...»; «Мысль о романе (заметим, уже не о романе в стихах.— В. К.), который бы поведал простую, безыскусственную повесть прямо русской жизни, занимала его в последнее время неотступно».
И у Лермонтова, поэта «первостепенного», субъективно-романтического пафоса, певца «безочарования» (Гоголь говорит, что это слово придумано Жуковским для обозначения поэзии лермонтовского типа по сравнению с шиллеровской поэзией «очарования» и байроновской «разочарования»), Гоголь также выделяет черты «живописца русского быта», роднящие его с основным «натуральным» направлением русской литературы. Ответ на поставленный в заглавии статьи вопрос получался такой: существо русской поэзии и ее особенность заключались в укреплении ее национальной специфики и в развитии реалистического принципа и форм изображения действительности. Но в статье Гоголя был тезис, гласивший, что, как ни велики, как ни очевидны успехи русской литературы на пути народности и реализма, «поэзия наша не выразила нам нигде русского человека вполне, ни в том идеале, в каком он должен быть (т. е. в его национальной, идеально чистой субстанции), ни в той действительности, в какой он ныне есть» (т. е. каким изображает его критический реализм). Тут Гоголь, так же как и во втором томе «Мертвых душ» и некоторых письмах конца 40-х годов, высказывал свои реакционно-утопические мечтания о возможности и необходимости изображения добродетельных русских помещиков и чиновников, противостоящих тем пошлым людям, которых изображает сатира. Оказывается в этой связи, что «нет, не Пушкин или кто другой должен стать теперь в образец нам: другие уже времена пришли... Христианским, высшим воспитанием должен воспитаться теперь поэт. Другие дела наступают для поэзии». В этих-то задачах, в смиренно-мудрой христианской идеализации жизни Гоголь и готов «наконец» усмотреть существо и особенность русской поэзии. В свете такой задачи становятся понятными попадающиеся в статье Гоголя противоречия, странные оговорки, курьезные, неверные утверждения. «Протей» Пушкин якобы страдал отсутствием личности и нигде ее не выразил, несмотря на свою глубокую национальность. Языков потратил свой талант на малосодержательные мотивы, тогда как для «дифирамба и гимна родился он».Высказывались Гоголем какие-то надежды на Хомякова, «живущего для какого-то светлого будущего, покуда еще ему самому не разоблачившегося» (и в этой апологии Языкова и Хомякова слышится полемика с Белинским, который в обзоре русской литературы за 1844 год резко критиковал обоих трубадуров славянофильства). Предвзятой тенденциозностью испорчены у Гоголя даже лучшие его формулировки смысла народности Крылова и вообще благородной миссии сатирической поэзии в России.
И все же эта статья — выдающаяся. Недаром Гоголь дорожил ею. Она подытоживала всю его критическую деятельность, свидетельствовала о концептуальности мышления. Мы отчетливо видим, что Гоголь в разработке историко-литературной и эстетической концепции приближался к Белинскому больше, чем обычно принято считать.

Дата добавления: 2015-11-14