35 страница

Створка не поддавалась, и Ульману пришлось всадить в нужную секцию целую очередь, пока изъеденное пулями стекло не треснуло и не рассыпалось. Мощный порыв ветра чуть не сбил их с ног. Артем шагнул на балкон, огороженный решеткой высотой в человеческий рост. – На вот, посмотри на них, – Павел протянул ему полевой бинокль и махнул рукой в нужном направлении.

Артем приник к окулярам и долго бесцельно водил взглядом по приблизившемуся городу, пока Павел не навел его силой на то место, о котором говорил.

Ботанический Сад и ВДНХ срослись вместе в одну темную, непроходимую чащобу, среди которой высились облупленные белые купола и крыши павильнов Выставки. В этом дремучем лесу оставалось всего две прогалины – узенькая дорожка между главными павильонами («Главная аллея», – боязливо прошептал Павел) и это.

Прямо посреди Сада разрослась огромная проплешина, словно даже деревья отступили от невиданной язвы, образовавшейся среди них. Это было странное и жуткое зрелище – не то городище, не то гигантский животворящий орган, пульсирующий и подрагивающий, раскинувшийся на несколько квадратных километров. Небо постепенно окрашивалось в утренние цвета, и его становилось видно все лучше: опутанная жилками живая пленка, вылезающие из выходов‑клоак крохотные черные фигурки, деловито копошащиеся, как муравьи… Именно муравьи, а их городище‑матка напоминало Артему громадный муравейник. И одна из их тропок шла – он сейчас хорошо видел это – к стоящему на отшибе белому круглому строению, точь‑в‑точь напоминавшему вход на станцию ВДНХ. Черные фигурки добирались до дверей и пропадали. Их дальнейший путь Артем знал слишком хорошо.

Они действительно были совсем рядом, а не пришли откуда‑то издалека. Их действительно можно было уничтожить, просто уничтожить. Теперь главное, чтобы Мельник не подвел. Артем вздохнул с облегчением. Почему‑то ему вспомнился черный туннель из его снов, но он тряхнул головой и принялся разматывать шнур.

Балкон опоясывал башню по периметру, но сорокаметрового провода не хватило, чтобы сделать полный круг. Привязав конец к прутьям решетки, они стали возвращаться назад. – Есть! Есть сигнал! – радостно заорал Ульман, завидев их. – Вышли на связь! Живы! Полковник матерится, спрашивает, где мы раньше были! – он приложил наушник к голове, прислушался и добавил, – Говорит, все даже лучше, чем думали, четыре установки нашли, все в отличном состоянии, их законсервировали… В масле, под брезентом… Говорит, Антон – молоток, со всем разобрался… Скоро готовы будут… Надо координаты сообщить. Привет тебе передает, Артем!

Павел развернул большую расчерченную на квадраты карту местности, и, глядя в бинокль, начал надиктовывать координаты, а Ульман повторял их в микрофон своей рации. – Саму станцию тоже уже на всякий случай запечатаем, – боец сверился с картой, и назвал еще несколько цифр. – Все, координаты ушли, теперь они наводить будут, – Ульман снял наушник и потер лоб. – На это еще время уйдет, твой ракетчик там один на всех. Но это ничего, подождем…

Артем забрал себе бинокль и опять вылез на балкон. Что‑то тянуло его к этому мерзкому муравейнику, какое‑то непонятное гнетущее чувство, какая‑то тоска, словно грудь сдавило что‑то тяжелое, не давая вдохнуть глубоко. Перед глазами снова встал черный туннель – да вдруг так ясно, так четко, как он не видел его даже в своих видениях. Но теперь его можно было не бояться – этим упырям оставалось недолго хозяйничать в его снах.

– Все, полетело! Полковник говорит, ждите привета! Сейчас мы этих ваших сук черных прожарим! – завопил Ульман.

И именно в этот момент город под ногами исчез, кануло в темную бездну небо, стихли радостные крики за спиной, – остался только один пустой черный туннель, по которому Артем столько раз брел навстречу… чему?

Время загустело и застыло.

Он достал из кармана пластмассовую зажигалку и чиркнул кремнем. Маленький веселый огонек выскочил наружу и заплясал на фитиле, озаряя небольшое пространство вокруг себя.

Артем знал, что увидит, и понимал, что теперь уже не должен страшиться этого – поэтому он просто поднял голову и заглянул в огромные черные глаза без белков и зрачков. И услышал.

– Ты – избранный!

Мир перевернулся. В этих бездонных глазах он вдруг за какие‑то кратчайшие доли секунды увидел ответ на все, что оставалось для него непонятным и необъясненным. Ответ на все его сомнения, колебания, поиски – и он оказался совсем не тем, о котором Артем всегда думал.

Провалившись во взгляд черного, он вдруг увидел вселенную его глазами: возрождающаяся новая жизнь, братство и единение сотен и тысяч отдельных разумов, но не растворяющее границы между ними, а сопрягающее мысли каждого в единое целое. Упругая черная кожа, отталкивающая губительные прозрачные лучи, способная вынести и палящее солнце и январские морозы, тонкие гибкие телепатические щупальца, способоные и ласково гладить любимое создание, и больно жалить врага, полная невосприимчивость к боли – одним словом, их тела были чистым совершенством. И при этом они обладали любознательным, живым умом, к несчастью, настолько непохожим на человеческий, что никакой возможности наладить контакт не было. До него, до Артема.

Потом Артем увидел людей глазами черных – озлобленных, загнанных под землю грязных ублюдков, огрызающихся огнем и свинцом, уничтожающих парламентеров, которые идут к ним с песней мира – а у них вырывают этот белый флаг и его древком пробивают им глотку. Потом отчаяние – отчаяние наладить общение, свзяь, понимание, что в глубине, в нижних коридорах сидят неразумные, взбесившиеся твари, которые уничтожили свой мир, продолжают грызню между собой и скоро вымрут, если их не перевоспитать. Снова попытка протянуть им руку – и снова они вцепляются в нее с такой ненавистью, что остается только один выход – усмирить, успокоить. Убивать? Только для самозащиты, потому что черные и не умеют толком убивать, они созданы для другого.

И все это время – отчаянные поиски хотя бы одного из загнанных, того, кто сможет стать толмачом, мостиком между двумя мирами, который переведет и одним и другим смысл поступков и желаний каждого, который объяснит людям, что им нечего бояться, и поможет черным общаться с ними. Потому что им нечего делить. Потому что они – не соперничающие за выживание виды, а два организма, которые предназначены природой для симбиоза. И вместе – с человеческим пониманием техники и знанием истории отравленного мира, и со способностью черных противостоять его угрозам, они могут вывести человечество на другой, новый виток, и остановившаяся Земля, скрипнув, продолжит вращение вокруг своей оси. Потому что и черные – это тоже часть человечества, новая, зародившаяся здесь, на останках сметенного войной мегаполиса, ветвь.

Они – порождение этой войны, они – дети этого мира, они лучше приспособлены к новым условиям игры. Как и многие другие появившиеся после создания, они живут и ощущают не только привычными человеку органами, но и щупальцами сознания. Артем вспомнил про загадочный шум в трубах, дикарей, завораживающих взглядом, штурмующую рассудок отвратительную массу в сердце Кремля… Человек не был способен справиться с их воздействием на разум. Черные – были словно созданы для этого. Но им был нужен партнер, союзник… Друг. Нужен кто‑то, кто поможет наладить связь с их оглохшими и ослепшими старшими братьями – людьми.

Долгое, терпеливое нащупывание и восторг – от того, что такой толмач, избранный, найден. Но еще до того, как контакт с ним установлен, он исчезает. Щупальца Общего ищут его повсюду, иногда захватывая, чтобы начать общение, но он тоже боится, вырывается, выскальзывает и убегает. Его приходится поддерживать и спасать, останавливать, предупреждать об опасности, подталкивать, и снова вести его домой, туда, где связь с ним будет особенно сильна и чиста. Наконец, контакт становится довольно твердым – каждый день, иногда по нескольку раз удается сблизиться с избранным, и тогда он делает еще один робкий шаг к пониманию своей задачи. Своей судьбы. Он всегда был предназначен именно для этого, ведь даже саму дорогу черным в метро, к людям, открыл не кто иной, как он.

Артем мысленно задал им тревоживший его вопрос – что же случилось с Хантером, и ему ответили: в ответ на возникший в его голове образ Охотника ему просто пришел другой образ, объяснявший: его больше нет. Он был солдат, а не дипломат, он не хотел и не мог установить мир между ними, он был создан для уничтожения. Его пытались убедить в бесполезности и глупости войны, но ничего не вышло, и тогда ему просто приказали умереть. Артем увидел его смерть, тихую и безболезненную, и даже не ощутил в себе гнева и желания отомстить, только жалость по отношению к этому человеку, который оказался неспособен понять.

Теперь его больше ничего не отвлекало от главного, и он снова раскрыл свой разум их разуму.

Артем стоял сейчас на грани осознания чего‑то невероятно важного – он уже испытывал это чувство в самом начале своего похода, когда сидел у костра на Алексеевской. Это было именно оно – ясное ощущение, что километры туннелей и недели блужданий снова вывели его к потайной дверце, открыв которую, он обретет понимание всех тайн мироздания и вознесется над убогими человеками, выдолбившими свой мирок в неподатливой мерзлой земле и зарывшимися в него с головой. Он мог отворить ее уже в тот раз, и тогда все его странствие было бы ни к чему. Но в прошлый раз он попал к этой двери случайно, заглянул в замочную скважину и отпрянул, испугавшись увиденного. А теперь его долгий путь к ней заставлял его без колебаний открыть ее и предстать перед светом абсолютного знания, который хлынет наружу. И пусть он ослепит его – глаза тогда уже будут лишь неуклюжим и бесполезным инструментом, годным для тех, кто ничего в своей жизни не видел, кроме сводов туннелей и замызганного гранита станций.

Он должен был только протянуть руку навстречу поданной ему ладони – пусть страшной, пусть непривычной, обтянутой лоснящейся черной кожей – но несомненно дружеской. И тогда дверь откроется. И все будет по‑другому. Перед его мысленным взором распахнулись необозримые новые горизонты, прекрасные и величественные. Сердце заполнила радость и решимость, и была только капелька раскаяния в том, что он не мог понять всего этого раньше, что он гнал от себя друзей и братьев, тянущихся к нему, так рассчитывающих на его помощь, его поддержку, потому что только он один во всем мире может это сделать.

Он взялся за ручку двери и потянул ее вниз.

Сердца тысяч черных далеко внизу вспыхнули радостью и надеждой.

Тьма перед глазами рассеялась и, приникнув к биноклю, он увидел, что сотни черных фигурок на далекой земле замерли на местах. Ему показалось, что все они сейчас смотрят на него, не веря, что столь долго ожидаемое чудо свершилось, и конец бессмысленной братоубийственной вражде положен.

В эту секунду первая ракета молниеносно прочертила огненно‑дымный след в небе и ударила в самый центр городища. И сразу за ней алеющий небосклон располосовали еще три таких же метеора.

Артем рванулся назад, надеясь, что залп еще можно остановить, приказать, объяснить… Но тут же сник, понимая, что все уже произошло.

Оранжевое пламя захлестнуло «муравейник», вверх взметнулось смоляное облако, новые взрывы окружили его со всех сторон, и он сдулся, рухнул, испустив усталый предсмертный стон, потом его заволокло густым дымом горящего леса и плоти. А с неба все падали и падали новые ракеты, и этот гибельный дождь продолжался секунду за секундой, и каждая смерть, которую он нес, отдавалась тоскливой болью в душе Артема.

Он отчаянно пытался нащупать в своем сознании хотя бы след того присутствия, которое только что так приятно наполняло и согревало его, которое обещало спасение ему и всему человечеству, которое давало ему смысл… Но от него ничего не оставалось. Его сознание было как заброшенный туннель метро, где совершенную пустоту не дает разглядеть только стоящая в нем кромешная тьма. И Артем четко, остро почувствовал, что уже никогда за отведенное ему время там не возникнет тот свет, которым он сможет озарить свою жизнь и найти в ней дорогу.

– Как мы славно их взгрели, а? Будут знать, как к нам с мечом! – потирал руки Ульман. – А, Артем? Артем!

Весь Ботанический сад, а заодно и ВДНХ превратились в одно страшное огненное месиво, огромные клубы жирного черного дыма лениво поднимались в осеннее небо, и багровое зарево чудовищного пожара мешалось с нежными лучами восходящего солнца.

Артему стало невыносимо душно и тесно. Он взялся за противогаз, сорвал его и жадно, полной грудью вдохнул горький холодный воздух. Потом вытер выступившие слезы и, не обращая внимания на окрики, стал спускаться по лестнице вниз.

Он возвращался в метро.

Домой.

Продолжение следует… в «Метро 2034»…

Дата добавления: 2015-11-14