Он сводит меня с ума

– Кузнецов, ты понимаешь, что натворил?!

Дознаватель с именем, которое Никита никак не мог вспомнить, вышагивал вокруг привязанного к стулу пленника, и было по всему заметно, что сдерживается безымянный от привычных методов допроса только благодаря фамилии задержанного буяна. Нельзя на Донской безнаказанно избивать Кузнецовых. Даже младших.

– Он пытался отравить меня…

– Хорош врать, маленький сученыш! Нападение на дозорного при исполнении – этого уже хватит для серьезного наказания, но ты еще и избил его до полусмерти! Это, твою гребанную мать, высшая мера! Расстрел, тупой ты ублюдок! Молись, чтобы Вадика откачали: если он ноги протянет, никакой Буйно от «вышки» уже не спасет.

– Он хотел убить…

– Неважно, кто что хотел! Убил, или почти убил ТЫ! При куче свидетелей! Ты позоришь имя своего дяди. И именем этим уже не прикроешься от заслуженного наказания, даже не надейся! Кончилось веселье за счет станции, ответишь за все сполна, упырек.

Оказывается, список недоброжелателей одним Вадиком не исчерпывался, следак тоже явно имеет на него, Никиту Кузнецова, огромный такой зуб. «Интересно только, за что? Зависть? Или и с его женой я тоже похулиганить успел? Вряд ли, скорее, с дочкой…»

– До возвращения Буйно посидишь в карцере. А там и скорый суд, и быстрая расправа. В смысле, справедливое и объективное рассмотрение дела по существу.

Дознаватель даже не думал скрывать злорадства. Что ж он ему такого сделал плохого? Неужели рога так на мозг давят… Надо завязывать с беспорядочными половыми связями, круг врагов растет на глазах.

– А когда он вернется?

– Торопишься на тот свет? По дядюшке соскучился? Ничего, ждать недолго осталось, скоро свидитесь.

Буйно вернулся наутро следующего дня, прервав официальный визит на Битцевскую.

– Дай слово, что так все и было.

Разговор продлился не более десяти минут. Не разговор даже, монолог: Ник рассказывал, начстанции молча слушал.

– Дмитрий Борисович, я клянусь вам! Именем дяди клянусь, своей жизнью клянусь, своим…

– Достаточно. Я тебе верю. И защищу. В последний раз, – Буйно говорил отрывисто, постоянно прерываясь, чтобы перевести дыхание. – Только пойми, ты всех подставил. Всех тех, кто уважает память Шуры. Он был неприкосновенным, а ты – всего лишь избалованный мальчишка, незаслуженно купающийся в славе героического дяди. Это мнение завистников, а их на станции немало. И ты своим поведением, своим особым положением только множишь их число. Понимаешь? Терпение у них кончилось, они хотят наказать выскочку.

– Неужели Вадим хотел отравить меня из одной только зависти? Не может такого…

– Не может, – согласился Борисыч. – Вадим довольно скользский тип, к тому же не особо удачливый любитель азартных игр. Думаю, Диаспора к нему подход нашла… Их заказ. Только доказать это невозможно. На хрена ты его так отмудохал?! Теперь месяца три не допросишь, если он вообще потом что-то вспомнит.

– Не сдержался…

– Не сдержался! Головой надо думать…

– Дмитрий Борисович…

– Помолчи! Задал, ершь твою медь, задачу! Теперь мне головой думать надо, как из тюрьмы молодого идиота вытаскивать!

Уже прощаясь, Буйно добавил вполголоса:

– Не сберегу я тебя на Донской. Рано или поздно доберутся враги… Уходить тебе надо.

– Но куда?!

Вместо ответа гулко стукнула железная дверь, оставляя в тюремной тиши пугающее многоточие.

* * *

– Повезло, сученыш, таки отмазал старикан от расстрельной команды. Но ничего, добрые люди таких вещей не забывают, припомнят еще Борисычу беспредел этот. Ох, припомнят, по полной программе припомнят, не сомневайся!

У Ника пока был небольшой опыт общения с личными недругами – раньше, до смерти дяди, они предпочитали держать свою неприязнь при себе – но наблюдать за врагом, исходящим на дерьмо от бессилия, ему однозначно понравилось.

– Анус от злобы не треснет? Хороший человек выискался! – юноша ухмыльнулся самой гадостной улыбкой, какую только мог изобразить. Врач Галина Николаевна обнаружила в кармане Вадима пакетик с неопознанным порошком, предположительно – сильнодействующим ядом. И совсем не важно, когда и как он там оказался, главное, что обвинения с Ника автоматически снимались. Надо только не забыть щедро проставиться перед врачихой за столь незаурядную «находчивость».

– Выпускай меня, чучело. И молись, чтобы в следующий раз на мой кулак не намоталась твоя мерзкая рожа.

Не стоило так разговаривать с представителем власти, тем более имеющим определенный вес в обществе, однако охватившая Никиту эйфория неудержимо рвалась на свободу.

В адрес юноши посыпались мегатонны оскорблений и проклятий, но слов Ник не боялся, а на большее дознаватель был нынче неспособен.

У магазина, куда Ника сопроводил конвой из двух угрюмых дозорных, его уже ждали.

– Здорово, мелкий! – Володя обнял юношу и от души хлопнул по спине. – Ни дня без приключений?

– Скучно в неволе, – Никита рассмеялся, он был искренне рад видеть своего компаньона. – Вот и развлекаюсь, как могу.

Они вошли в помещение, Ник прикрыл за гостем дверь.

– От чая, надеюсь, не откажешься?

За несколькими чашками так называемого чая он сдал Володе выполненный заказ и вкратце поведал о злоключениях Эль – по крайней мере, до того момента, до которого успел дослушать.

– Я вчера бы еще много успел, но отравитель хренов помешал. – Ник жалел о напрасно потерянном времени, однако изменить уже ничего не мог.

– Не переживай, юнга, ты и без того потрудился на славу. Молодец, уважаю! – Довольный Володя не скупился на похвалы. – Свою часть сделки ты выполнил, пришла моя очередь. Кончать карла не передумал?

– С какой стати? Я зря, что ли, неделю горбатился?! Месть должна свершиться, убийца должен ответить за все.

– Вот и ладненько, правильно, что тупыми сантиментами не мучаешься. С настоящим врагом, особенно кровным, нельзя миндальничать. Одна к тебе просьба: не хочу я на Донскую голову карлика тащить. Во-первых, это негигиенично, а во-вторых, шмон у вас на входе серьезный, ныкать «котелок» придется не по-детски. Давай без лишних головняков – в качестве доказательства принесу тебе его стекляшки? Очки, в смысле. Так пойдет, надеюсь, поверишь мне?

– Головняк с головой… – задумчиво протянул Никита. – Ладно, неси стекляшки, не похож ты, дядя Володя, на пустозвона. Поверю, куда денусь.

Гость удовлетворенно кивнул:

– Один вопрос решили. Я беру на все про все три дня, с тебя до этого времени более полный отчет о дневнике. Рассказал ты немало, но информации в любом случае нужно больше. Договорились?

– Не вопрос, сделаю.

– Отлично. Еще моментик, тебе на затравку. Сразу отвечать не надо, кумекай, пока время терпит. Я напарника себе нашел. Но, если честно, человек ни то ни се, в разведку с такими, как говорится, не ходят. Беру его исключительно из кадрового дефицита, больше ни одна сволочь идти не подписалась. Ссыкуны, болотца маленького испугались… Короче, я предлагаю тебе поучаствовать в экспедиции. Вдвоем на машине особых проблем быть не должно. Ты парень уже проверенный, я бы с удовольствием заменил ухаря на надежного человечка. Подумай, Никитка, взвесь все. За щедрым гонораром дело не встанет, ты меня знаешь. Проси, чего хочешь, – договоримся.

* * *

Предложение Володи не стало полной неожиданностью. Ник уже некоторое время размышлял об участии в экспедиции, и вчерашнее покушение лишь утвердило его в этой мысли. А памятные слова Буйно «уходить тебе надо» поставили финальную точку под всеми сомнениями-размышлениями.

Многое держало на станции, что и говорить. Дом, магазин, знакомые, любвеобильные барышни… да вся его жизнь завязана на Донскую! Без дяди некоторые вещи утратили смысл, но ведь далеко не все!

Жаль покидать родину… безумно жаль. Однако Борисыч прав, не укрыться здесь от Диаспоры, которая ничего не прощает и не забывает. Мстительные ублюдки рано или поздно доберутся до него – и, судя по участившимся покушениям, скорее рано. Выбирать между жизнью и привязанностью к дому не приходится, ответ очевиден. Но как же не хочется оставлять родные стены… Кстати, надо куда-то пристроить Хвоста!

Вспомнив о мутанте, Ник мгновенно переключился с позорной жалости к самому себе на конструктивный лад. Дом и магазин он, что называется, закроет на клюшку, никто не мешает ему когда-нибудь вернуться на станцию, но что делать с прожорливым зверьком? С собой не возьмешь, придется подыскивать для него «хорошие» руки… ́ У кого из знакомых руки хороши? А кому захочется кормить лишний рот, и так мало кто жирует.

Из всего небогатого выбора кандидатур, пришедших в голову, Ник остановился на Евгении Александровиче, следователе-пенсионере. Пожилой человек, явно скучающий без дела, может, и не откажет, приютит питомца. И старику радость, и другим заботой меньше.

Обрадовавшись удачному решению проблемы, Никита прихватил из магазина стул и выбрался на свободу, где и уселся в ожидании Евгения Александровича. Тот любил гулять по платформе и огромным балконам над станцией, потому ожидание обещало быть недолгим. Хмурый дозорный посмотрел на праздного юношу с недоуменным осуждением, однако вслух ничего не сказал. И на том спасибо. После инцидента с Вадимом надеяться на доброжелательные отношения с охраной не стоило. Ну и плевать, не очень-то и хотелось. Расстраивало другое – круг недоброжелателей постоянно ширился… Еще один аргумент в пользу расставания с родиной, чьи сыны волком смотрят на ни в чем не повинного юношу. Придурки!

На ловца и зверь бежит – достоверность старинного выражения подтвердил Евгений Александрович, разбудивший задремавшего на своем посту Никиту.

– Молодой человек, рад видеть вас в полном здравии!

– Евгений Саныч, – спросонья юноша позволил себе небольшую бестактность, сократив полнозвучное «Александрович» до фривольного «Саныч», – а я вас целый день ищу!

– Чем могу быть полезен?

Никита вкратце обрисовал проблему с домашним питомцем, и старичок с готовностью вызвался посмотреть «несчастную животинку». Сказано – сделано. Уже через пять минут запыхавшийся от бега с препятствиями юноша демонстрировал любезному пенсионеру клетку с мутантом, доставленную из дядиного кабинета.

– Не может быть! – Евгений Александрович долго рассматривал притихшего невольника, но, убедившись, что правильно опознал вид животного, эмоций не сдержал. – Юноша, вы хоть представляете, что это за зверь?

Смущенный Никита пробормотал что-то о декоративной крысе, но старик его перебил, громко воскликнув:

– Мышь! Исчезающий вид! Я не видел их с самой Катастрофы.

– Ну… значит, раритет, ценная зверюга…

– В том то и дело, что бесценная! – пенсионер перешел с крика на возбужденный шепот. – Может, одна из последних мышей на всей планете.

– Это же замечательно… – растерянный Никита никак не мог взять в толк, к чему клонит его собеседник.

– Замечательно-то замечательно, но какая ответственность! Невероятная!

– Ах, вот вы о чем. – Мгновенно оценив причину, мешающую старику принять правильное решение, Ник пошел в наступление. – Но разве ответственность может напугать такого человека, как вы? Евгений Александрович, я потому к вам и обратился: рассчитываю найти ответственного, надежного хозяина для зверюшки, к которой успел привязаться. Редкая она или нет, это вопрос десятый, главное, что любимая. Не откажите, прошу вас. Уверен, лучшего хозяина для Хвоста на нашей ветке метро просто не сыскать!

Польщенный пенсионер еще немного поупрямился, но больше для порядка, а затем со счастливым видом и клеткой в руках чинно удалился. Нику казалось, Евгений Александрович с трудом удерживает себя от того, чтобы броситься бежать со всех ног, в нестерпимом желании быстрее оказаться наедине со зверьком из далекого прошлого. Юноша с улыбкой на губах смотрел вслед удаляющемуся старику – приятно, черт возьми, делать чью-то жизнь чуть лучше и светлее. Он не ошибся с выбором, это точно! Вот они – хорошие руки.

Пристроив питомца, Ник вернулся к дневнику. Последнее обязательство, которое предстоит выполнить перед тем, как покинуть Донскую, – возможно, даже навсегда. Грустно, немного тревожно, но перемены редко бывают иными.

* * *

– Привет, Четверка! У нас тут не убежище, а приют для душевнобольных! Реальная дурка! «Болотные» окончательно с катушек съехали – мало того, что сами не работают, так еще и нормальным людям мешают. Саботируют важные мероприятия, вмешиваются во все подряд, вечно протестуют, выступают, митингуют… Правдоискатели долбанные! До сих пор Мечтателя обвиняли в убийстве тех, кто ехал в перевернувшемся автобусе, а сегодня объявили его не только убийцей, но и узурпатором и теперь отказываются выполнять приказы «кровавого тирана». Требуют немедленного проведения свободных выборов и прочей бредятины…

Ох, Четверка, когда кретины играют в демократию, добра не жди. Ладно, Мечтатель на провокации не поддался, охрана самых ярых крикунов и зачинщиков под замок посадила, но те при задержании сопротивлялись отчаянно, дело чуть до стрельбы не дошло. Неспокойно мне… внутренний враг – только этого для полного счастья и не хватало.

Многих из «болотных» еще по прежней жизни помню, в мирное время вполне адекватными казались, но здесь, когда и без того тошно, словно с цепи сорвались. Если Мечтатель на них быстро управу не найдет… Не хочу об этом даже думать!

Четверка, что-то я заболталась с тобой, пора мне в садик, детишки ждут. До связи!

То, о чем Эль даже не хотела думать, случилось довольно скоро… Никита несколько раз подряд прослушал запись, где девушка сбивчиво, торопливо и не совсем внятно рассказывала о восстании «болотных». Ее эмоциональная речь постоянно прерывалась всхлипами, проклятьями, новыми всхлипами, девушка не могла сдержать слез.

Как понял Ник, у «болотных» нашелся свой лидер. С помощью сочувствующих из числа охраны добыл оружие и боеприпасы. Вооружил беснующуюся толпу, параллельно организовал похищение малолетнего сына Мечтателя.

Когда не подозревающий об измене и передаче оружия «оппозиции» Мечтатель прибыл на переговоры, его охрану буквально смели, сына растерзали на его глазах, ну и самого, понятно, не пожалели. Отец Эль, второй человек на Объекте, с восставшими церемониться не стал, не обученных военному делу «болотных» загнали на нижний уровень убежища, где частично перебили, частично переловили. Над взятыми в плен устроили всенародный суд.

Ник не заметил, как задремал. Голос Эль, поначалу испуганный, но постепенно, с каждым новым повтором становившийся все более монотонным, буквально ввел его в транс. Глаза сомкнулись сами собой, сознание на краткое мгновение провалилось в бездонную пропасть сна, но тут же вынырнуло с другой стороны реальности. Никита четко, как никогда в жизни, ощущал, что спит и видит сон, находится внутри сна, но очнуться не может. Погружение было столь глубоким, что уже не предполагало всплытия…

Однако страх не скрутил юношу, не сковал его мышцы, не лишил разума. Понимание того, что все призрачно, защитило сознание.

Вытянутая в длину комната, в центре огромный деревянный стол, за которым без труда поместятся два или три десятка человек, но здесь всего лишь двое – мужчины, один в дорогом официальном костюме, второй в джинсах и потертом вязаном свитере. Лиц обоих не разобрать, хоть Ник совсем рядом – невидимый бестелесный наблюдатель – но густая дымка прячет их обличья.

Тот, что в костюме, называет собеседника по имени, но оно, как и лицо говорящего, ускользает от Ника.

– … ты переходишь все границы, – голос звучит глухо и безжизненно, сон, который видит юноша, скрывает все интонации. – Снаружи ждет моя личная охрана. Верни сына, иначе…

Мечтатель пришел забрать своего единственного ребенка – это не догадка, чистое знание без сомнений.

«Джинсовый» смеется – по закону сновидения смех лишен эмоций и оттенков. Каркающий звук, режущий по ушам:

– Мечтатель, ты не понимаешь! Нет здесь твоей власти. Я гнул на тебя спину всю жизнь, а в качестве благодарности получил перевернувшийся автобус… похоронивший дочь с семимесячным сыночком в животе, моим будущим внуком. Ты украл у меня это будущее.

– Я не мог спасти всех. Когда время на исходе…

– Теперь время на исходе у твоего ребенка. По-моему, вполне выгодный обмен – нерожденный и неродившая на всего лишь одного мальчугана. Ты же понимаешь толк в коммерции, соглашайся.

– …ты бредишь, – имя «Джинсового» вновь не достигает ушей Ника. – Я даю тебе десять секунд, потом зову своих людей.

– Грозный Мечтатель, – «Джинсовый» в мнимом испуге заламывает руки. – Ты правда считаешь, что еще способен меня напугать?

Безымянный заливается безумным хохотом, и Нику впервые становится страшно – безумие, высушенное сном до полного безразличия, внушает леденящий кровь ужас.

– Ты лишил меня возможности бояться. Все, за кого я боялся, мертвы – благодаря тебе. Жизнь без страха – это особенный опыт, дар, о котором тебя никто не просил. Введите мальчишку! – Безымянный кричит, и дверь за его спиной распахивается. Двое людей держат под руки паренька, который сам уже стоять не может. Дымка, прикрывающая его лицо, окрашена бурым пульсирующим цветом.

Мечтатель срывается с места, он призывает свою охрану, но дверь с его стороны остается закрытой. Из-за нее доносятся сразу несколько автоматных очередей, предсмертные крики быстро сменяются могильной тишиной. Нику кажется, что тишина настолько абсолютна, что можно расслышать звон сыплющихся на землю гильз. Но про́клятое безмолвие сжирает все звуки без остатка.

Мечтатель не успевает, от сына его отделяют доли секунды и жалкие сантиметры, но пуля, выпущенная Безымянным, превращает дымку вокруг головы ребенка в ярко-алую, режущую глаза вспышку. Миг, и вспышка выпита нахлынувшей отовсюду чернотой.

– Мечтатель, справедливость – это неотвратимая сука!..

Ник вскрикивает и дергается всем телом, от резкого движения кружка, стоявшая на краю стола, летит на пол. Ее полет еще длится, а чужие слова в ушах становятся речитативом из сухих пистолетных выстрелов…

«Господи!» – Никита ошарашенно огляделся по сторонам. Магазин, торговый зал, он у себя дома. Ни огромного кабинета с безразмерным столом, ни сумасшедших людей, убивающих… Ник отогнал от себя пугающее воспоминание.

Все настолько реально, от этого не отмахнешься, не спишешь на усталость и стресс. Слишком… Он не подобрал нужного слова. Как описать то, что не понимаешь, во что не веришь, – сны не должны быть такими!

Диктофон продолжал работать, повторяя устами Эль одну и ту же историю. Ник поспешно нажал на «Стоп». Хватит! Все неправильно, все не так! Неужели он настолько впечатлителен? Бред! Толстокожим его не назовешь, но и до невротика далеко. Все неправильно!

Юноша кинул на диктофон неприязненный взгляд. «Он сводит меня с ума». Маленькая черная коробочка с кнопками… Может, сломать ее? Так просто, – один удар молотком, и нет проблемы! Ник представил, как железный набалдашник врезается в хрупкий пластик и приборчик разлетается на сотню обломков, из его останков, хлюпая и фонтанируя крошечными струйками, выливается кровь. Кровь Эль…

Ник вскочил из-за стола, тяжелый стул врезался ему под колени. Морщась от боли и потирая ушибленные ноги, юноша тихонечко, совсем по-животному выл. Неизъяснимый ужас острыми, зазубренными коготками впился в сознание, погружаясь все глубже и глубже, пытаясь дотянуться до скорчившегося, прячущегося где-то внутри беззащитного маленького мальчика.

Видениям из снов нельзя прорываться сюда, на эту сторону! НЕЛЬЗЯ!

– Ник? – озабоченный голос охранника вернул юношу к реальности. – С тобой все нормально?

– Да-да, все хорошо, – Ник отчаянно врал. «Все очень нехорошо, все очень ненормально!»

– Ты уверен?

Черная коробочка на столе подмигнула Нику красным («кровавым!») светодиодом и погрузилась в летаргию. Юноша сдержал крик («визг, парень – будь честен перед собой»), не сам, он бы не смог – судорога сжала мышцы челюсти с такой сокрушительной силой, что клацнули зубы, и предательский звук умер в груди, так и не родившись.

Нужно было срочно ответить охраннику, промычать хоть что-нибудь, но губы словно сковало безмолвием, они больше не подчинялись ему.

Звякнул ключ, торопливо вставленный в замочную скважину, провернулся два раза. Дверь отлетела в сторону, пропуская молодого суетливого дозорного с автоматом наизготовку.

– Кузнецов, ты чего?! – в голосе испуг, так похожий на подступающую истерику. Ник, чьи напряженные до предела нервы странным образом обострили восприятие, отчетливо ощущал его страх и неуверенность. Резкий запах пота, струящегося по спине бойца, ударил в ноздри.

– Извини, Костик, дурной сон…

– Я – Виталик! – обида и облегчение. Все нормально, пленник жив и относительно здоров, врага на охраняемой территории нет.

– Извини…

Слушая отборный мат возвращающегося на пост охранника, Ник проклинал все на свете. Наваждение, невозможное, такое нереальное, наконец оставило его. И душу, освобожденную из плена привидевшегося кошмара, до краев заполнили стыд и раскаяние. Что он за мужик такой! Поддался панике, до усрачки перепугался невинного сна. Слабак и нытик! В контрабандисты собрался, да? Ты мелкий торгаш в мелкой лавочке, вот твое место!

К счастью, самобичевание продлилось считаные секунды: у Ника просто не хватило для него энергии.

«Нервы сдали. Это бывает. Со всеми. Рано или поздно». Необходимое объяснение нашлось и принесло успокоение. Пусть обманчивое, пусть лживое, но большего пока и не требовалось. Он отыщет правильные слова и доводы, только чуть попозже. Чуть позже.

Ник выпил три чашки чая подряд. Что бы ни говорило старшее поколение о вкусе и качестве этого напитка, одно было бесспорно – чай успокаивал. Постепенно перестали трястись руки, зубы больше не стучали, сердечко, наконец, сбавило обороты. Итак, что это было?

В голове порядка пока не прибавилось, самые сумасшедшие мысли свободно курсировали по внутричерепному пространству в поисках утерянного смысла.

Сон показался чересчур реалистичным? Не беда, еще один довод в пользу того, что он обладает развитой и живой фантазией, об этом еще дядя постоянно твердил – правда, больше в упрек, ловя юного племянника на очередной шалости. Но это было давно, впрочем, развитость фантазии с годами не уменьшилась, скорее, только обострилась. Об этом уже твердили девушки – и отнюдь не в упрек!

Ник ухмыльнулся, довольный собой. «Он был неисправимым однолюбом и никогда не изменял красивым женщинам» – очередной перл известного авторства. Да уж, отличная фраза, идеально подходившая любвеобильному дядюшке и доставшаяся по наследству Никите. Красавицы – единственная любовь всей его жизни! Воспоминания о хорошем взбодрили юношу и задали непослушным, хаотичным мыслям правильный вектор. Все нормально. Минутная слабость не сделала его трусом или неврастеником, нужно уметь прощать себе небольшие ошибки. Все нормально. Сейчас он допьет чай, размеренно, никуда не спеша, и, вопреки всем страхам, включит долбанный диктофон. Надо признать, наваждение, причудливая игра разума вывела его из равновесия, заставив потерять на пару минут контроль над собой, однако это не фатально. Отличный урок на будущее, так закаляюся нервы. Верно?

Вопрос, не требующий собеседника, вопрос, отлично обходящийся без ответа. Конечно, верно. Еще чашечка чая, и он прослушает вдвое больше записей, чем обычно! Назло врагам!

Растянув финальную порцию напитка на долгие полчаса, он посвятил остатки незапланированного перерыва анализу ситуации. Посмеявшись над страхами, Ник сосредоточился на том, что происходило в убежище. Не забыв напомнить себе: «двадцать лет назад».

Идеолог всего подземного проекта убит в междоусобице. Детище, в которое несчастный Мечтатель вгрохал неимоверное количество сил и средств, не спасло ни его, ни сына. По дневнику было не совсем понятно, сколько времени прошло с момента Катастрофы, однако по всему выходило, что немного. Счет шел на дни, может, недели – Объект хранил своего создателя очень и очень недолго.

Ник ощущал жалость к этому, наверняка увлеченному, человеку. Мужик спас столько народу, но… Судьба-злодейка оказалась к нему несправедлива, что ни говори.

Мысленно пожурив Эль за то, что почти ничего не рассказала в дневнике о Мечтателе, Ник переключился на ее отца. Тот в критической ситуации проявил себя гораздо жестче, профессиональнее, а главное, эффективнее, чем погибший предшественник. Он подавил восстание всего за несколько часов, метод не отличался гуманностью, зато все потери (весьма многочисленные!) понесли только повстанцы. Среди «лоялистов» больше не погиб ни один человек. Толпу, прорывавшуюся в Центральный Зал, где заседали «управленцы», остановили гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Посеяв среди нападавших панику, проредив и без того нестройные ряды, в дело вступили пулеметы. Прижатые беспрерывным огнем, «болотные» предприняли последнюю попытку – безумную, совершенно отчаянную. Лидер сопротивления приказал оставшимся силам прикрыться щитом из детей и женщин и скомандовал атаку. Отца Эль это не остановило… немногочисленных выживых после неудачной психической атаки рассеяли шквальным огнем. «Болотных» еще несколько дней отлавливали по одному на нижних, самых удаленных уровнях Объекта и либо отстреливали на месте, либо брали в плен, чтобы позже предать справедливому суду.

Кузнецов никак не мог понять своего отношения к новому властителю убежища. С одной стороны, тот показал всем – и своим, и чужим, силу, с другой – невероятную, почти звериную жестокость. Беспощадный тиран или мудрый правитель? Своих «подданных» он, в конце-то концов, сберег, а покарал лишь врагов… Не в этом ли заключается милосердие достойного руководителя? Сложная проблема…

Однако пора возвращаться к работе. Ник в упор взглянул на диктофон, от которого до сих пор старательно отводил глаза. Коварные светодиоды самовольно не мерцали, из щелочек в корпусе не лилась ни чья кровь, а внутри невзрачной вещицы было слишком тесно, чтобы там мог поселиться злобный монстр, наводящий на добрых людей недобрые мороки. Только куда девалась бравада, тщательно культивируемая на протяжении четырех чайных церемоний? Сколько себя ни обманывай, а нажимать на «плей» ой как не хочется.

Настроившись на длительные самоуговоры, Никита перехитрил сам себя: усыпив бдительность органа, ответственного за страх, юноша решительно вдавил в кнопку с треугольником.

Глава 14

Дата добавления: 2015-11-14