3 страница

Следователь Порфирий Петрович сознательно старается побольнее задеть совесть Раскольникова, заставить его мучиться, выслушивая откровенные и резкие суждения о безнравственности преступления, какими бы целями оно ни обосновывалось. Порфирий Петрович увидел, что перед ним не ординарный убийца, а один из тех, кто отрицает устои современного общества и считает себя вправе хотя бы в одиночку объявить этому обществу войну. К личности Раскольникова, к его теории и преступлению Порфирий Петрович относится совершенно определенно, — несмотря на необходимость все время хитрить, он однажды высказался прямо: «…убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит…» Однако при самых резких суждениях о Раскольникове Порфирий Петрович прекрасно понимает, что перед ним отнюдь не уголовник, позарившийся на чужое имущество. Самое страшное для общества заключается именно в том, что преступник руководствуется теорией, движим сознательным протестом, а не низменными инстинктами: «Еще хорошо, что вы старушку только убили, а выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, еще и в сто миллионов раз безобразнее дело бы сделали!»

Раскольников был сослан в Сибирь. Приговор, однако ж, оказался милостивее, чем можно было ожидать, судя по совершенному преступлению, и, может быть, именно потому, что он не только не хотел оправдываться, но даже как бы изъявил желание сам еще более обвинить себя.

Задача Ф. М. Достоевского состояла в том, чтобы показать, какую власть над человеком может иметь идея и какой страшной бывает сама идея. Идея героя о праве избранных на преступление оказывается абсурдной и ложной. Жизнь победила теорию, хотя Раскольников стыдился именно того, что он, Раскольников, погиб так бессмысленно и глупо, по какому-то приговору слепой судьбы, и должен смириться, покориться «бессмыслице» нелепого приговора, если хочет сколько-нибудь успокоить себя. Именно Соня, ее жертвенность, милосердие, смирение, покорность судьбе сыграли ведущую роль в развенчании теории Раскольникова. Он осознает, что его эксперимент ни к чему не привел: он не реализовал себя как сверхчеловек,

что преступление, какую бы благородную цель оно ни преследовало, недопустимо. остоевский написал замечательное произведения. Называется оно "преступление и наказание". В нем Автор описывает судьбу одного человека, Родиона Раскольникова, который совершил преступление, и отслеживает весь путь его душевных страданий от первых мыслей о преступлении, до раскаяния, пытается понять, в чем причина этого поступка.

Мысль о преступлении зародилась у Раскольникова в тот момент, когда Родион задумался о роли человека в жизни. Причина убийства- теория, родившаяся в уме Раскольникова. Это мысль о том, что есть люди, «право имеющие», и что он, возможно, принадлежит к высшей категории. Герой пытается доказать себе, что это так, но тщетно. И то, что идея не состоятельна доказывают его мучения, его душевная боль.

Раскольников чувствует, что, либо сойдет с ума, либо совершит самоубийство. Иного пути он не видит. И вот в его судьбе появляется Соня Мармеладова. Она- та единственная женщина, которая способна спасти его от духовной гибели.Она помогает ему освободиться от мучений, направляет его на истинный путь:"пойди на городскую площадь,упади на колени, покайся перед людьми и богом" - говорит она ему. Она уговаривает его поити к следователю и признаться во всем. После долгого сопротивления, Раскольников все же признается в убийстве, кается перед людьми. Теперь он готов понести наказание.

28. Детство Толстого прошло в старинной помещичьей усадьбе. Отец писателя, граф Николай Ильич Толстой — участник Отечественной войны 1812 г. — был образо­ванным, начитанным человеком. Толстой, пишет о своем отце: «Жизнь его проходила в занятиях хозяйством, в котором он, кажется, не был большой знаток, но в кото­ром он имел для того времени большое качество: он был не только не жесток, но скорее добр и слаб. Так что и за его время я никогда не слыхал о телесных наказаниях… Дома отец, кроме занятия хозяйством и нами, детьми, еще много читал. Он собирал библиотеку, состоящую, по тому времени, в французских классиках, исторических и естественно-исторических сочинениях — Бюфон, Кювье… Сколько я могу судить, он не имел склонности к наукам, но был на уровне образования людей своего времени».

Матери своей — Марии Николаевны (урожд. княжны Волконской) Толстой не помнил — она умерла, когда ему было полтора года. Но по рассказам знавших ее лю­дей и по сохранившимся дневникам и письмам матери писатель воссоздал ее облик. «Мать моя, — пишет Тол­стой в воспоминаниях, — была… очень хорошо образо­вана для своего времени. Она знала, кроме русского, — которым она, противно принятой тогда русской безгра­мотности, писала правильно, — четыре языка: француз­ский, немецкий, английский и итальянский, — и должна была быть чутка к художеству; она хорошо играла на фортепьяно, и сверстницы ее рассказывали мне, что она была большая мастерица рассказывать завлекательные сказки, выдумывая их по мере рассказа».

Преобладающими чертами характера Марии Нико­лаевны были, по словам Толстого, мягкость, скромность и правдивость.

Рано лишившись родителей, Толстой провел юношеские годы (1841—1847) в семье своей тетки, Пелагеи Ильинишны Юшковой, в Казани. Здесь, в 1844 г., он поступил в университет, на философский факультет, по разряду арабско-турецкой словесности. В 1845 г. Толстой переходит на юридический факультет. В 1847 г. он оставляет университет, не окончив курса. Уход из универ­ситета был вызван неудовлетворенностью будущего пи­сателя казенным характером обучения.

В Казани в 1847 г. Толстой начал вести дневник. В нем запечатлены его духовные искания и запросы и выражено критическое отношение к окружающей среде.

29. Между тем ободрённый автор принимается за продолжение тетралогии «Четыре эпохи развития», последняя часть которой — «Молодость» — так и не состоялась. В голове его роятся планы «Утра помещика» (законченный рассказ представлял собой лишь фрагмент «Романа русского помещика»), «Набега», «Казаков». Напечатанное в «Современнике» 18 сентября 1852 года«Детство», подписанное скромными инициалами Л. Н., имело чрезвычайный успех; автора сразу стали причислять к корифеям молодой литературной школы наряду с пользовавшимися уже тогда громкой литературною известностью Тургеневым,Гончаровым, Григоровичем, Островским. Критика — Аполлон Григорьев, Анненков, Дружинин, Чернышевский — оценила и глубину психологического анализа, и серьёзность авторских намерений, и яркую выпуклость реализма.

На Кавказе Толстой оставался два года, участвуя во многих стычках с горцами и подвергаясь опасностям военной кавказской жизни. Он имел права и притязания на Георгиевский крест, но не получил его. Когда в конце 1853 г. вспыхнула Крымская война, Толстой перевёлся в Дунайскую армию, участвовал в сражении при Ольтенице и в осаде Силистрии, а с ноября 1854 г. по конец августа 1855 г был в Севастополе.

Стела в память участника обороныСевастополя 1854—1855 гг. Л. Н. Толстого у четвёртого бастиона

Толстой долго жил на опасном 4-м бастионе, командовал батареей в сражении при Чёрной, был при бомбардировке во время штурмаМалахова Кургана. Несмотря на все ужасы осады, Толстой написал в это время рассказ «Рубка леса», в котором отразились кавказские впечатления, и первый из трёх «Севастопольских рассказов» — «Севастополь в декабре 1854 г.». Этот рассказ он отправил в «Современник». Тотчас же напечатанный, рассказ был с интересом прочитан всей Россией и произвёл потрясающее впечатление картиной ужасов, выпавших на долю защитников Севастополя. Рассказ был замечен императором Александром II[10]; он велел беречь даровитого офицера.

За оборону Севастополя Толстой был награждён орденом Св. Анны с надписью «За честь», медалями «За защиту Севастополя 1854—1855»и «В память войны 1853—1856 гг.». Впоследствии он был награждён ещё двумя медалями «В память 50-летия защиты Севастополя»[11]. Окружённый блеском известности, пользуясь репутацией храброго офицера, Толстой имел все шансы на карьеру, но сам себе испортил её, написав несколько сатирических песен, стилизованных под солдатские. Одна из них посвящена неудаче военной операции4 (16) августа 1855 года, когда генерал Реад, неправильно поняв приказание главнокомандующего, атаковал Федюхины высоты. Песня под названием «Как четвёртого числа, нас нелёгкая несла горы отбирать», задевавшая целый ряд важных генералов, имела огромный успех. Лев Толстой держал за неё ответ перед помощником начальника штаба А. А. Якимахом. Тотчас после штурма 27 августа (8 сентября) Толстой был послан курьером в Петербург, где закончил «Севастополь в мае 1855 г.» и написал «Севастополь в августе 1855 г.», опубликованный в первом номере «Современника» за 1856 год уже с полной подписью автора.

«Севастопольские рассказы» окончательно укрепили его репутацию как представителя нового литературного поколения, и в ноябре 1856 года писатель навсегда расстаётся с военной службой.

Крымская война завершилась. В государственных кругах России старались о ней не вспоминать - слишком много ошибок она выявила, слишком велики жертвы, ставшие расплатой за них.

18 марта 1856 года в Париже залпами артиллерийского салюта начались пышные торжества в честь заключения мирного договора России с Францией, Австрией, Великобританией, Пруссией, Сардинией и Турцией. Хвалебные речи звучали долго, хотя - чему радоваться-то? Что обрела Франция? Что обрела Англия? Территорриальных завоеваний нет. А если вспомнить про десятки тысяч погибших, разрушенную экономику, внутреннее неудовлетворение - нравственно ли говорить о победе? Союзническая каолиция, разъедаемая внутренними противоречиями и взаимными обидами, выдохлась настолько, что стала похожей на умирающего льва, не способного даже смотреть на добычу.

В обмен на турецкую крепость Карс англо-французские войска покинули Севастополь, за взятие которого пролили столько крови. Россия передала Турции земли в устье Дуная, оговорив, что плавание по реке будет свободным для всех. Труднее всего было согласиться с обязательствами не держать на Черном море военный флот. Спустя 15 лет после долгой и тонкой дипломатической игры это унизительное для России условие потеряло силу. Русские корабли вновь вернулись к севастопольским берегам.

После сдачи противнику южной части Севастополя военные действия приобрели вялотекущий затяжной характер. "В конце концов победителям пришлось выпрашивать у России позволения беспрепятственно увезти свои войска домой"(А.И.Ершов. "Севастопольские воспоминания артиллерийского офицера").

Толстой участвует в этих последних боях, он командует в конце августа 1855 года пятью батарейными орудиями, а в сентябре - горным взводом. Ноябрьскими днями в качестве курьера писатель уезжает в Петербург и в декабре того же года прикомандировывается к Петербургскому ракетному заведению.

На фотографии тех лет мы видим уже не витающего в мечтаниях юношу - перед нами человек, утвердившийся в обретенных истинах, ясно и точно определивший цель своей жизни и твердый в намерении и следовать ей до конца. Новый 1856 год начинается с увольнения в отпуск - сначала на 28 дней, затем на 11 месяцев.

26 ноября 1856 года Толстой закрывает последнюю страницу своей военой биографии и уходит в отставку, не получив по службе, как отмечено в формулярном списке, "высочайших благоволений и всемилостивейших рескриптов".

В Севастопольских рассказахТолстого уже отчетливо определился метод художественного изображения войны в полную силу проявившийся на страницах «Войны и мира». В них (и близких к ним но времени - кавказских рассказах) отчетливо намечена та типология солдатских и офицерских характеров, которая столь широко и полно раскрыта во многих главах романа-эпопеи. Глубоко осознав историческое значение подвига защитников Севастополя, Толстой обращается к эпохе Отечественной войны 1812 года, увенчавшейся полной победой русского народа и его армии. В кавказских и Севастопольских рассказах Толстой высказал свое убеждение, что полнее и глубже всего человеческий характер раскрывается во время опасности, что неудачи и поражения являются самым сильным испытанием характера русского человека, его стойкости, твердости, выдержки. Потому-то он и начал «Войну и мир» не с описания событий 1812 года, а с рассказа о неудачной заграничной кампании 1805 года:

«Ежели,- говорит он,- причина нашего торжества (в 1812 году) была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений».

Как видим, в «Войне и мире» Толстой стремился сохранить и развить приемы раскрытия характеров героев, которыми он пользовался в ранних произведениях. Разница заключается по преимуществу лишь в масштабах задачи. Будущий Оленин в повести «Казаки». Толстой приступил к созданию романа, испытывая исключительный творческий подъем: «Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как еще никогда не писал и пе обдумывал».

В письмах к близким людям, посланных в конце 1863 года, Толстой сообщил, что пишет «роман из времен 1810 и 20-х годов» и что это будет «длинный роман». На его страницах писатель намеревался запечатлеть пятьдесят лет русской истории: «Задача моя,- говорит он в одном из незаконченных предисловий к этому роману,- состоит в описании жизни и столкновений некоторых лиц в период времени от 1805 до 1856 года». Он указывает здесь, что в 1856 году он начал писать повесть, «героем которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию». Для того чтобы понять своего героя и полнее представить его характер, писатель решил показать, как он складывался и развивался. С этой целью Толстой несколько раз переносил начало действия задуманного романа из одной эпохи в другую - все более раннюю (от 1856 года - к 1825-му, а затем - к 1812-му и, наконец, к 1805-му)

Этот громадный по масштабам замысел получил у Толстого заглавие - «Три поры». Начало века, время молодости будущих декабристов - первая пора. Вторая - это 20-е годы с их вершиной - восстанием 14 декабря 1825 года. И наконец, третья пора - середина века - неудачный для русской армии финал Крымской войны; скоропостижная смерть Николая; возвращение из ссылки оставшихся в живых декабристов; ветер перемен, ожидавших Россию, стоявшую накануне отмены крепостного права.

В ходе работы над осуществлением этого громадного замысла Толстой постепенно суживал его рамки, ограничившись первой порой и лишь в эпилоге произведения кратко коснувшись поры второй. Но и «сокращенный» вариант потребовал от автора огромного напряжения сил.

В сентябре 1864 года в дневнике Толстого появилась запись, из которой мы узнаем, что он почти год не вел дневника, что за этот год он написал десять печатных листов, а теперь находится «в периоде поправления и переделывания» и что это состояние для пего «мучительно». В предисловии этом, писавшемся в конце 1863 года, он вновь возвращается к тем же вопросам художественного метода, какие ставил в приводившихся выше дневниковых записях 50-х - начала 60-х годов. Чем должен руководствоваться художник при освещении исторических лиц и событий? В какой мере он может пользоваться «выдумкой» для того, чтобы связывать «образы, картины и мысли», особенно если они «сами собой родились» в его воображении?

Задуманное произведение Толстой называет в этом первом по времени наброске предисловия «историей из 12-го года» и говорит, что замысел его наполнен «величественным, глубоким и всесторонним содержанием». Эти слова воспринимаются как свидетельство эпичности его замысла, определившейся уже на самом раннем этапе работы над «Войной и миром». Если бы писатель задумал создать семейный роман-хронику жизни нескольких дворянских семей, как долгое время полагали исследователи, то перед ним и ие возникали бы те трудности, о которых он говорит в незавершенных набросках предисловия к «Войне и миру». Как только Толстой перенёс своего героя в «славную для России эпоху 1812 года», он увидел, что его первоначальный замысел должен будет претерпеть коренное изменение. Его герой вступил в соприкосновение с «полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерными лицами великой эпохи». Тогда же перед Толстым во весь рост встал вопрос об изображении исторических лиц и событий. В том же наброске предисловия писатель с неприязнью говорит по поводу «патриотических сочинений о 12-м годе», вызывающих в читателях «неприятные чувства застенчивости и недоверия».

Казенные, ура-патриотические сочинения об эпохе Отечественной войны 1812 года Толстой критиковал задолго до того, как начал писать «Войну и мир». Создавая одно из самых патриотических произведений мировой литературы, Толстой обличал и разоблачал лже патриотизм официальных историков и настроенных беллетристов, прославлявших царя Александра и его приближенных и умалявших заслуги народа и полководца Кутузова. Все они изображали победу русского войска над армиями Наполеона в стиле победных реляций, дух которых Толстой возненавидел еще в пору своего участия в севастопольской обороне.

Начиная своп рассказы о защитниках Севастополя, Толстой предупреждал читателя: «Вы... увидите войну не в правильном, красивом, блестящем строе с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее цыражении - в крови, в страданиях, в смерти».

Севастопольские рассказы — цикл из трёх рассказов, написанных Львом Толстым и опубликованных в 1855 году. Рассказы описывают оборону Севастополя. Толстой пишет как о героизме защитников города, так и о бесчеловечной бессмысленности войны.

Впервые известный писатель находился в действующей армии и из её рядов немедленно сообщал публике о происходящем на его глазах. Таким образом, можно утверждать, что Лев Николаевич был первым русским военным корреспондентом.

Достоверность и точность изображения жизни осаждённого города были обеспечены не только писательским мастерством автора, но прежде всего тем, что Толстой с ноября 1854 по август 1855 находился в Севастополе и его окрестностях, дежурил в течение полутора месяцев на батарее на Четвёртом бастионе под артиллерийскими обстрелами (в т.ч. во время второй усиленной бомбардировки 28 марта (9 апреля)), участвовал в сражении на Чёрной речке и в боях во время последнего штурма города.

30. Деятельность Л. Н. Толстого, составившая одну из замечательные страниц в истории мировой культуры, не может быть сведена только к литературе. Связанная основными своими сторонами с русским ос­вободительным движением второй половины XIX—начала XX вв., она касалась самых животрепещущих его проблем, характеризовалась, стремлением великого писателя найти ответы на самые больные, про­клятые вопросы своего времени. Об этом красноречиво свидетельст­вует все толстовское творчество, и в особенности его публицистика.[1] Вот почему В. И. Ленин, посвятив Толстому цикл статей, не раз под­черкивал его значение как мыслителя, «который с громадной силой, уверенностью, искренностью поставил целый ряд вопросов, касающих­ся основных черт современного политического и общественного уст­ройства».

Задача всесторонней и правильной оценки общественно-политиче­ских взглядов Толстого особенно актуальна в наши дни, когда идео­логи антикоммунизма прилагают немалые усилия к тому, чтобы «от­лучить» его от русского освободительного движения и русской рево­люции. Игнорируя социальную обусловленность взглядов Толстого, раздувая их отдельные слабые, реакционные черты, оставляя в сто­роне все то, что объективно исторически представляет собой, по сло­вам В. И. Ленина, его «разум», а не «предрассудок», одни из них стремятся изобразить Толстого сугубо религиозным мыслителем, яко­бы на самом себе сосредоточившим свои духовные искания и потому проповедовавшим отказ от борьбы с существовавшими социально-политическими устоями;[8] другие во что бы то ни стало пытаются доказать его идейную близость к реакции. Становление общественно-политических взглядов Толстого нераз­рывно связано с историей России. Начальный период их формирова­ния приходится на 40—50-е годы прошлого столетия. Это было время значительного подъема в духовной жизни России, вызванного небыва­лым размахом освободительного движения. Толстой, в 40-е годы — сту­дент Казанского университета, не стоял в стороне от бурного умствен­ного 'движения эпохи. Влекомый интересом к жгучим общественным проблемам, стремлением трезво разобраться в существующих поли­тических порядках, он в 1845 г. оставляет занятия восточными языка­ми и переходит на юридический факультет. Именно здесь у молодого Толстого появляются первые элементы критического отношения к ок­ружающей действительности. Занимаясь в 1847 г. по заданию профес­сора Мейера сравнением «Наказа» Екатерины II с трактатом Мон­тескье «О духе законов», он приходит к смелым выводам, что «деспо­тизм» и «рабство» являются тяжким злом русской жизни.

В 50-е годы Толстой намечает выступить с публичной критикой абсолютистского режима и крепостного права в «Романе русского по­мещика» — произведении, которое мыслилось им как «догматическое», несущее в себе решение важнейших проблем эпохи. В дневниковой записи он так определил его политическую направленность: «В рома­не своем я изложу зло Правления русского и ежели найду его удов­летворительным, то посвящу остальную жизнь на составление плана аристократического, соединенного с монархическим, правления, на основании существующих выборов»[10] Однако замыслу Толстого не суждено было осуществиться.

Немаловажную роль в становлении общественно-политических взглядов Толстого сыграла Крымская война 1853—1856 гг. Будучи ее непосредственным участником, одним из героических защитников Се­вастополя, Толстой воочию убедился в полной несостоятельности общественного уклада и всей государственной системы крепостниче­ской России. «Россия или должна пасть, или совершенно преобразо­ваться»,[11]— к такому выводу приходит писатель уже в первые дни Крымской кампании. А оценивая значение войны для судеб русского народа, проницательно замечает: «Много политических истин выйдет наружу и разовьется в нынешние трудные для России минуты».[12]

Одна из таких истин, на которую Толстому, как и многим другим, открыла глаза Крымская война, — необходимость ликвидации в Рос­сии крепостного права. Стремясь принять самое активное участие в решении этой важнейшей для России проблемы, Толстой энергично включается в развернувшуюся вокруг нее во второй половине 50-х годов борьбу. Надо отметить, что, принадлежа по рождению и вос­питанию к высшей помещичьей знати, Толстой в названные годы еще не отказался от «привычных взглядов» своей среды. Он не разделяет взглядов революционных демократов по крестьянскому вопросу, счи­тая, что «историческая справедливость» требует сохранения права собственности на землю за помещиками. Наибольшее одобрение поэ­тому вызывают у него предложения либерального дворянства, нацелен­ные на то, чтобы освободить крестьян, не затрагивая основ помещичь­его землевладения.

Однако либеральные иллюзии Толстого вскоре развеялись. Первая же попытка применить на практике свой проект освобождения кре­стьян, даже выгодно отличавшийся от проектов либералов, закончи­лась провалом. Крестьяне Ясной Поляны, которым Толстой изложил свой план, отвергли все предложения помещика, поскольку он игно­рировал их справедливые права на землю. Данное обстоятельство произвело на Толстого сильное впечатление и навело на серьезные размышления о проблемах «освобождения». В результате он прихо­дит к мысли о существовании глубоких противоречий между помещи­ками и крестьянами, сближаясь в данном вопросе с революционными демократами. Но в отличие от них Толстой не понимал действитель­ной природы общественного антагонизма. Подобно многим просветите­лям, он пытается объяснить это явление не экономическими фактора­ми, а духовными. Источник всех зол Толстой видит в неравенстве образования. В распространении просвещения среди народов, в «слия­нии всех классов в знании науки» заключается, по его мнению, одно из действенных средств преодоления сословной разъединенности. Тол­стому кажется, что образование есть тот рычаг, при помощи которого можно изменить существующие государственные порядки. «Покуда не будет большого равенства образования — не бывать и лучшему госу­дарственному устройству».[13] Этим в решающей степени объясняется то, что в 50-е годы Толстой обращается к педагогике. Педагогическая деятельность, основанная на страстно пропагандируемой им теории образования, была своего рода экспериментом с целью устранения общественных противоречий, утопической попыткой примирения анта­гонистических классов. В 60-е годы происходит нарастание демократических элементов в общественно-политических взглядах мыслителя. Указанный процесс самым тесным образом связан с борьбой, развернувшейся между про­грессивным, демократическим лагерем передовой русской интеллиген­ции и крепостническими, реакционными силами вокруг крестьянской реформы 1861 г. О Толстом, как впрочем, и о других политических деятелях этого времени, можно и нужно судить по тому, как он от­носился к решению крестьянского вопроса.

Надо отметить, что Толстого, который не в пример многим, даже искренним и честным сторонникам освобождения крестьян, скептиче­ски относился к политике «верхов» по крестьянскому вопросу и не питал либеральных иллюзий в отношении освободительных намерений монарха, презрительно отзываясь о нем лишь как о «первом помещи­ке» России, царская реформа совершенно не удовлетворила. Отказы­ваясь видеть в ней «великое благодеяние, делаемое народу», он в пе­реписке с А. И. Герценом разделяет растущее в крестьянах чувство возмущения ее грабительскими условиями. Решительное осуждение антинародный характер реформы получил в его статье «Прогресс и определение образования». «Я желал бы спросить, — обращается Тол­стой к правительству, — почему процесс об освобождении остановился на Положении 19-го февраля, которое еще не решено — улучшило или ухудшило быт крестьян, лишив их пастбищ, выездов в леса и на­ложив на них обязанности, к исполнению которых они оказались несо­стоятельными».[

31.

Произведение, явившееся, по словам самого Толстого, результатом «безумного авторского усилия», увидело свет на страницах журнала «Русский вестник» в 1868—1869 годах. Успех «Войны и мира», по воспоминаниям современников, был необыкновенный. Русский критик Н. Н. Страхов писал: «В таких великих произведениях, как «Война и мир», всего яснее открывается истинная сущность и важность искусства. Поэтому «Война и мир» есть также превосходный пробный камень всякого критического и эстетического понимания, а вместе и жестокий камень преткновения для всякой глупости и всякого нахальства. Кажется, легко понять, что не «Войну и мир» будут ценить по вашим словам и мнениям, а вас будут судить по тому, что вы скажете о «Войне и мире».

Вскоре книгу Толстого перевели на европейские языки. Классик французской литературы Г. Флобер, познакомившись с нею, писал Тургеневу: «Спасибо, что заставили меня прочитать роман Толстого. Это первоклассно. Какой живописец и какой психолог!.. Мне кажется, порой в нем есть нечто шекспировское». Обратим внимание, что русские и западноевропейские мастера и знатоки литературы в один голос говорят о необычности жанра «Войны и мира». Они чувствуют, что произведение Толстого не укладывается в привычные формы и границы классического европейского романа. Это понимал и сам Толстой. В послесловии к «Войне и миру» он писал:

«Что такое «Война и мир»? Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника. «Война и мир» есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось».

Что же отличает «Войну и мир» от классического романа? Французский историк Альбер Сорель, выступивший в 1888 году с лекцией о «Войне и мире», сравнил произведение Толстого с романом Стендаля «Пармская обитель». Он сопоставил поведение стендалевского героя Фабрицио в битве при Ватерлоо с самочувствием толстовского Николая Ростова в битве при Аустерлице: «Какое большое нравственное различие между двумя персонажами и двумя концепциями войны! У Фабрицио — лишь увлечение внешним блеском войны, простое любопытство к славе. После того как мы вместе с ним прошли через ряд искусно показанных эпизодов, мы невольно приходим к заключению: как, это Ватерлоо, только и всего? Это — Наполеон, только и всего? Когда же мы следуем за Ростовым под Аустерлицем, мы вместе с ним испытываем щемящее чувство громадного национального разочарования, мы разделяем его волнение...»

Интерес Толстого-писателя сосредоточен не только на изображении отдельных человеческих характеров, но и на связях их между собою в подвижные и взаимосвязанные миры.

Сам Толстой, ощущая известное сходство «Войны и мира» с героическим эпосом прошлого, в то же время настаивал на принципиальном отличии: «Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла».

Толстой решительно разрушает традиционное деление жизни на «частную» и «историческую». У него Николай Ростов, играя в карты с Долоховым, «молится Богу, как он молился на поле сражения на Амштеттенском мосту», а в бою под Островной скачет «наперерез расстроенным рядам французских драгун» «с чувством, с которым он несся наперерез волку». Так в повседневном быту Ростов переживает чувства, аналогичные тем, какие одолевали его в первом историческом сражении, а в бою под Островной его воинский дух питает и поддерживает охотничье чутье, рожденное в забавах жизни мирной. Смертельно раненный князь Андрей в героическую минуту «вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими руками, с готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда-либо, проснулись в его душе».

Дата добавления: 2015-11-16