Герой нашего времени” М. Ю. Лермонтова — роман о трагедии незаурядной личности. Смысл названия романа.

Основная проблема романа “Герой нашего времени” четко определена Лермонтовым в предисловии: он рисует “современного человека, каким он его понимает”, его герой — портрет не одного человека, а “портрет, составленный из пороков всего нашего поколения”. Автор подчеркивает свое стремление создать типический образ героя своего времени. Белинский назвал роман “грустной думой о нашем времени”. В образе Печорина получили свое выражение коренные особенности последекабристской эпохи, в которой, по словам Герцена, на поверхности “видны были только потери”, внутри же “совершалась великая работа... глухая и безмолвная, но деятельная и беспрерывная”.

Особенностью романа является то, что портрет героя времени создается как история одной человеческой души. Личность и жизнь Печорина неповторимы, но в этом — индивидуализированное выражение судьбы целого поколения. “История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа”. Сам Печорин, размышляя о своей жизни, находит в ней много общего с судьбой целого поколения: “Мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению”.

Установка на воссоздание истории одной души позволила Лермонтову создать характер сложный и противоречивый. В поступках и высказываниях Печорина немало такого, что возмущает нравственное чувство, кажется жестоким и эгоистичным. Он подчеркнуто холодно обходится с Максимом Максимычем, который так ждал встречи с ним; рассудочно играет чувствами княжны Мери; циничны его рассуждения о том, что он смотрит на страдания и радости других только в отношении к себе. Парадоксальными кажутся его афоризмы о дружбе (“Из двух друзей всегда один раб другого”), о любви (“Женщины любят только тех, кого не знают”), о счастье (“А что такое счастье? Насыщенная гордость”). Печорин, как злой дух, приносит страдания всем, кто встречается на его пути: Бэле и ее близким, семье “честных контрабандистов”, Мери, Грушницкому. При этом он является самым строгим судьей самому себе. Он называет себя “нравственным калекой”, не раз сравнивает себя с палачом (“невольно я разыгрываю жалкую роль палача”, “я играл роль топора в руках судьбы”). Никто лучше Печорина не понимает, насколько пуста и бессмысленна его жизнь. Вспоминая перед дуэлью прошедшее, он не может ответить на вопрос: “Зачем я жил? Для какой цели я родился?” Жизнь томит Печорина: “Я — как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты”.

Но все же лучшая половина его души не умерла. Он тщательно прячет ее от посторонних глаз, но его жажда любви, добра и красоты, способность к доброте постоянно прорывается сквозь скептицизм и “холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой”. Живая душа Печорина — в потрясенности смертью Бэлы, в слезах отчаяния, когда он понял, что навек потерял Веру, в способности отдаваться обаянию природы даже перед дуэлью, в умении взглянуть на себя со стороны. Обаяние личности Печорина — в его остром уме, силе и твердости характера, в нежелании смириться с обстоятельствами, в гордом вызове, брошенном судьбе: “Я люблю сомневаться во всем... я всегда смелее

иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает”. Даже в жалком Грушницком он надеется увидеть пробуждение благородства и совести.

Но почему же жизнь Печорина — “ровный путь без цели”? Лермонтов отвечает на него названием романа. На что мог направить свои богатые возможности Печорин? Выгодная женитьба или новая звездочка на эполетах его не привлекают. Абстрактные идеи добра и справедливости не выдерживают столкновения с жизнью. От мечтаний молодости осталась “одна усталость... и смутное воспоминание, исполненное сожалений”. Социально-психологические условия эпохи требуют слепого послушания и следования традициям, делают его героем времени, во многом объясняют его трагедию. Но проблема шире: разочарование и тяжелый груз скептицизма — тоже черта времени. Герцен: “Вынужденные молчать, сдерживая слезы, мы научились, замыкаясь в себе, вынашивать свои мысли — и какие мысли!.. То были сомнения, отрицания, мысли, полные ярости”.

Дата добавления: 2015-11-16