И вдруг всё соединилось друг с другом воедино. За несколько месяцев до этого Господь Бог вышвырнул из своего хора арф и колокольчиков испанского ангелочка, ибо тот наделал в небесах слишком много шуму. И на моё счастье этот ангелочек заехал на своём помятом мерседесе к нам на Галлерштрассе - это и был Луис Родригес. Специалист по бас-ударным и жутким песням, в которых невозможно было разобрать ни слова, сплошь «Бум! Бум! Бум!». Но зато в этом «Бум! Бум! Бум!» было столько силы и ритма, что пальцы сами собой начинали щёлкать в такт музыке. О том, что Луис сидит в студии и занят работой, можно было судить оп вибрирующим стенам. Он ужасно похож на Денни де Вито, всех женщин зовёт Пуши (Puschi - сев.- нем. попрыгунчик), ростом с полтора барабана, поставленных друг на друга - «мой кокер-спаниель».
Луис пригласил меня к себе, в студию 33: бункер без единого окна, оставшийся со времён Второй Мировой на заднем дворе дешёвого магазинчика, около здания окружной полиции. Романтика гротов и пещер с серыми стенами с неоштукатуренными трубами. Эта его резиденция а-ля «прекрасное жилище» принадлежало сначала Ральфу Арни, тому самому дедуле, что высадил на наш берег суперхит «Tulpen aus Amsterdam» («тюльпаны из Амстердама»). А потом совершил стратегическую ошибку, женившись на девице, помешанной на карьере. Финансовой дырой Арни Луис воспользовался, чтобы приобрести студию.
Луис принадлежит к тому роду человеческому, что хочет и может работать до потери пульса. Это мне понравилось. В виде пробы я предложил ему поработать с Пенни Мак Лином и проектом «Tanze Samba mit mir» («Потанцуй со мной самбу») Тони Холидея. Оказалось, что мы с Луисом сенсационная команда: он хотел лучшего, я хотел лучшего. Из-за этого мы частенько спорили, даже угрожали друг другу хорошей трёпкой. Но это только подтвердило мысль о том, что по-настоящему спорить можно только с людьми, которым что-то дорого. Мы сталкивались так, что только искры летели, и эти искры попадали иногда на кассеты. Если бы позднее, во времена Модерн Токинг, появился бы некто третий, им мог бы быть только этот самый Луис Родригес «Испанский Спаниель».
Я пригласил Томаса в Студию 33. Хотя его голос в английских песнях казался мне просто фантастичным, жутко клёвым, мы с Луисом, по уши затраханные, создавали с ним, как и требовалось, песни на немецком. Нашей первой совместной работой стала «Heisskalter Engel» («Горячий холодный ангел»), кавер-версия песни «Send me an Angel». Это совсем никуда не годилось. Затем последовали душещипательные песенки, как то: «Was macht das schon» («Что в этом такого?») и «Wovon traumst du denn in seinen Armen?» («О чём ты мечтаешь в его объятиях?»). Тот ещё успех. Я был разочарован. Меня не покидало чувство того, что внутри скрыты гораздо большие возможности. Песня под названием «Endstation Sehnsucht» («Конечная станция - тоска») должна была положить конец нашим потугам в области немецкого языка.
В ящике моего письменного стола уже несколько месяцев лежала песня под названием «My love is gone». «Ммммм, - отреагировал Энди - звучит она, конечно, интересно, эта песня. Но припев не слишком удачен. Над ним тебе надо бы поработать».
Осенило меня во время отпуска, когда я загорал на пляже Пагуеро. В динамиках грохотала английская группа Fox The Fox, так что лопались барабанные перепонки. На пляже теснота, настроение жуткое, едва ли найдётся местечко на танцплощадке. И вдруг зазвучал сводный хор:
«...precious little diamonds...!!!».
Мальчики из Fox The Fox пищали в припеве фальцетом, высоко-высоко, в до-миноре. И на меня снизошло вдохновение, снизошло прозрение. Идея новой гениальной песни. Я решил, что припев из «My love is gone» должны исполнять высокие голоса кастратов, он должен повторяться эхом. Взрывная идея - сразу по двум соображениям. Во-первых, это создавало абсолютно новое экзотическое звучание, ничего общего с приевшимися непонятными песнями, как те, что делает Dj Bobo. А во-вторых, у меня наконец-то появился повод появиться на сцене и петь вместе с исполнителем. Ибо визг, подобный голосу евнуха, со студенческих лет, со времени Марианны Розенберг был моей специальностью. И ещё я счёл название «My love is gone» хромоногим, ему явно требовались костыли. Оно должно быть увлекательней, оно должно быть точней: «You’re my heart, you’re my soul», например. Я поразмыслил и понял: это подходит, здесь есть смысл, оно хорошо на ощупь.
И я уже точно знал, кто будет выступать со мной и петь первым голосом.
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 57 | Нарушение авторских прав