Очнулась Наташа на земле, вернее на мягкой душистой траве, и первое, что она увидела, были добрые озабоченные глаза Андрея Ивановича, низко склонившегося над ней.
— Что же ты, глупенькая, наделала?.. — говорил он вполголоса. — Спасать меня решила?
Наташа слабо улыбнулась.
— Я просто испугалась очень…
— Испугалась?!
— Да… Мне показалось, что вы тонете.
Андрей Иванович быстро оглянулся на реку.
— Я и в самом деле чуть не отправился к водяному, Наташенька. Защемило ногу какой-то корягой. И ни туда, ни сюда! Еле высвободился. А ты… Я даже не думал, что ты такая самоотверженная и смелая. Спасибо тебе, дружок!
Геолог взял маленькую руку девушки и крепко сжал в своей широкой ладони.
— Что вы, Андрей Иванович, — смутилась Наташа, — меня же самое пришлось спасать.
— Дорогой ты мой человек! Да разве дело в том, что у тебя не хватило сил справиться с коварной рекой. Это с каждым могло случиться. Главное, что у тебя душа… большая. Вот за это тебе спасибо.
Час спустя они снова двинулись в путь. Теперь Андрей Иванович шел, опираясь на палку. И только больше, чем обычно, сдвинутые брови говорили о том, какого труда стоил ему каждый шаг. Но глаза геолога по-прежнему обшаривали каждую пядь земли. Ни один бугорок или впадинка не ускользали от его внимательного взгляда. Ни один камень не оставался незамеченным. Молоток его то и дело вгрызался в плотную дерновину, извлекая на поверхность породы, скрытые под травяным покровом.
Так прошел час или два. А может быть, и больше. Ослабевшая Наташа потеряла всякое представление о времени. Последние дни тянулись для нее бесконечно. Ей казалось, что она идет уже многие месяцы. А сколько осталось еще пройти — об этом страшно было и подумать.
Но вот Андрей Иванович снял рюкзак и бросил его на землю.
— Отдыхать!.. — коротко сказал он и взялся за свой молоток.
Наташа огляделась. Они были на небольшом пригорке, густо усеянном острыми обломками камней. Девушка недоуменно посмотрела на геолога. Место было явно неподходящим для отдыха.
Андрей Иванович понимающе улыбнулся.
— Ничего!.. Зато смотри, что я нашел среди этих камней.
Наташа подошла ближе и увидела в руках геолога красивый желтый камень, похожий на слюду, но с очень сильным блеском. Андрей Иванович надавил на него пальцем и легко отщепил ровную тонкую пластиночку. Наташа невольно протянула руку, но тут же отдернула ее обратно — чудесный камень сверкал на солнце так, что на него больно было смотреть.
— Бери, бери, не бойся! Он не обожжет, — сказал Андрей Иванович.
Наташа взяла блестящую пластинку и бережно положила ее на ладонь. Потом так же, как Андрей Иванович, легонько надавила ногтем на край пластинки и отделила тонкий листочек, настолько тонкий, что он дрожал от дыхания и был совершенно прозрачным. Через него можно было смотреть, как через цветное стекло, в котором все — и небо, и река, и камни, и лицо геолога — приобретало красивый зеленовато-желтый оттенок.
Наташа еще раз взглянула на лежащий в ее ладони минерал. Он был очень похож на слюду. И в то же время это была, конечно, не слюда. Не только потому, что камень имел на редкость нежный лимонно-желтый цвет, какого не встретишь среди слюд, и даже не потому, что чешуйки его были слишком мягки в отличие от упругих пластин слюды, но главным образом потому, что он обладал поразительным, ни с чем не сравнимым блеском. И дело не только в том, что блеск его был очень сильным, Наташа видела немало блестящих минералов. Но здесь было совсем другое: будто какие-то неведомые глубины открывались в пластинке этого необычного камня, подобно тому, как необъятный голубой простор открывается в маленьком зеркальце, обращенном к ясному безоблачному небу.
Наташа подняла на геолога загоревшиеся глаза:
— Андрей Иванович, это, наверное, очень ценный минерал?
— Да нет, нельзя сказать, чтобы он был слишком ценным… Ты знаешь, что входит в его состав?
Наташа снова посмотрела на яркую блестящую пластинку:
— Золото? Геолог рассмеялся: — Представь себе, точно так же думали и его первооткрыватели. Они потому и назвали его аурипигментом, что значит «цвет золота», хотя, строго говоря, золото имеет совсем не такой цвет. Это соединение мышьяка с серой.
— Мышьяк и сера!.. — протянула Наташа, не скрывая разочарования. — Так это сплошная отрава! Андрей Иванович, а в какие минералы входит все-таки золото? Вот уж, наверное, красивые камешки!..
По лицу геолога пробежала еле заметная усмешка.
— Видишь ли, Наташенька, основная масса золота находится в земной коре в самородном состоянии. Но изредка встречаются и его природные соединения. Это, главным образом, соединение золота с серебром и теллуром. Их довольно много. Но практическую ценность имеют лишь два минерала золота — калаверит и сильванит. Впрочем, ты напрасно думаешь, что эти минералы обладают какой-то необыкновенной красотой. Совсем наоборот. Они встречаются в виде тяжелых зернистых масс. Окрашены в светло-серый или серебристо-белый цвет, иногда с легким желтоватым оттенком. Твердость их очень мала. Блестят они как обычные металлы. Да и встречаются эти минералы, как правило, в небольших количествах. Так что в экономическом отношении аурипигмент, о котором ты отозвалась с таким пренебрежением, имеет куда большее значение, чем эти «золотые» минералы. И потом, почему ты решила, что мышьяк только отрава? Отравиться можно и ртутью. А мышьяк, кстати говоря, употребляется при изготовлении многих лекарств, которые спасают жизнь человека. Кроме того, он применяется и в красильном, и в кожевенном, и в стекольном производствах и, наконец, в различных отраслях химической промышленности. Что же касается того, что здесь сплошное царство мышьяка и серы, то это верно! Даже на нашем образце можно найти сразу два мышьяковых минерала.
Андрей Иванович протянул ей оставшийся у него кусок аурипигмента и показал на густой землистый налет ярко-оранжевого цвета.
— Это тоже природное соединение мышьяка с серой, минерал реальгар. Они, между прочим, друг без друга жить не могут. Где аурипигмент, там и реальгар. Где реальгар, там и аурипигмент! Ты посмотри, как они раскрасили здесь берег!
Наташа посмотрела по сторонам и невольно залюбовалась открывшейся перед ней картиной. Весь пригорок был усеян красными, желтыми и оранжевыми пятнами, которые пламенели на солнце и, казалось, даже трепетали на ветру, подобно листьям в осеннем лесу, где только что отшумел листопад.
Девушка отыскала глазами ровную, свободную от камней площадку и опустилась на землю. Яркие пятна мышьяковых минералов воскресили в ее памяти прошлогоднюю прогулку по осеннему лесу. Они приехали туда с Валерием на велосипедах и сели отдохнуть на склоне небольшого овражка. Трава вокруг них была покрыта опавшими листьями. Листья были повсюду. Они тихо шуршали от легкого ветерка и, казалось, прощались с голыми молчаливыми деревьями. И деревья стояли хмурые, настороженные. Тревожной грустью веяло от их темных ветвей. Уныло шумел в них ветер. Печально светило неяркое осеннее солнце. Холодное дыхание осени, казалось, убило здесь все живое.
А на душе у Наташи было празднично. В ней все ликовало и пело. Она была переполнена радостным ощущением какого-то неясного томительного ожидания. Ведь рядом с ней сидел Валерий, и весь он был воплощением предупредительности и заботливости. Казалось, не было желания Наташи, которое он не бросился бы сейчас же исполнять…
А теперь… Наташа с грустью посмотрела вокруг себя. Прямо над головой сияло яркое летнее солнце. Слева возвышалась сплошная стена зелени. Справа искрилась огнями широкая гладь реки. Но на сердце у девушки было так тоскливо! А в нескольких шагах от. нее сидел тот, который когда-то занимал все ее думы, а оказался… И сидел он теперь сгорбившись, пряча глаза.
«И это человек!..» — подумала она с отвращением и отвернулась в сторону. У нее снова закружилась голова. Яркие пятна минералов вдруг сдвинулись с места и заплясали в стремительном хороводе. Высокая стена деревьев дрогнула, качнулась и медленно поплыла в сторону. А почти у самых ног девушки появилась пачка длинных ребристых стержней, торчащих откуда-то из-под земли и направленных остриями прямо в ее сердце. Наташа вздрогнула и закрыла глаза.
Через минуту головокружение прошло. Она разомкнула веки и снова огляделась. Все стало на место. Но длинные металлические стержни по-прежнему торчали возле самых ее ног, зловеще поблескивая ребристыми гранями. Наташа присмотрелась к ним внимательнее. Прямые, чуть заостренные полосы металла отливающие глубокой темной синью, напоминали грозные стальные штыки, выкованные руками неведомых воинов.
Девушка вспомнила, как однажды ей показывали в музее старинные клинки из дамасской стали. Они точно так же блестели под стеклом витрины, отливая холодной металлической синью. И точно так же при виде их Наташа испытывала невольное чувство робости.
«Неужели это тоже какое-то оружие?..» — она инстинктивно подобрала ноги и окликнула геолога:
— Андрей Иванович, смотрите, здесь какие-то штыки!
Он живо обернулся:
— Штыки?!
— Да, что-то вроде штыков. — Наташа показала на ребристые стержни.
Андрей Иванович подошел ближе.
— Ах, это! — он широко улыбнулся. — Что ты, Наташенька, какие это штыки! — Он легонько поддел их носком сапога, и «стальные» стержни разлетелись на куски.
— Вот тебе и штыки! Они не тверже человеческого ногтя и так же хрупки, как стекло. Это кристаллы минерала антимонита из того же царства природных сульфидов. Только вместо мышьяка в него входит сурьма. Он так и называется — сурьмяный блеск, а иначе антимонит. «Антимониум» по-латыни «сурьма».
— Но ведь они будто стальные.
— Разве по цвету. А в остальном… — Он поднял осколок минерала и подал его Наташе. — Ты посмотри на него внимательнее. Он же пальцы марает. И потом…
Андрей Иванович выбрал обломок покрупнее и осторожно стукнул по нему молотком. Кристалл антимонита легко раскололся вдоль ребер на тонкие ровные пластинки. Одну из них геолог подал Наташе.
— Ой! Да это настоящее зеркало! — воскликнула девушка, любуясь гладкой, ослепительно сверкающей поверхностью скола.
— Вот именно! А ты говоришь: сталь. Разве сталь так колется! А в зеркало это действительно можно смотреться.
Наташа поднесла к глазам блестящую пластинку и в глубине ее отчетливо увидела большие, глубоко ввалившиеся глаза и чуть припухший, облезший на солнце нос. Тут только она вспомнила, что уже много дней не видела своего лица и даже забыла, что в кармане ее куртки лежит маленькое зеркальце, на обратной стороне которого выведено:
«В день рождения. Н. С. от В. Л.».
Наташа снова посмотрела на Валерия. Он все так же неподвижно сидел в нескольких шагах от нее, уронив голову на руки и пряча глаза. Девушка машинально сжала в кулаке хрупкое антимонитовое зеркальце, и оно с хрустом разломилось на мелкие обломки. Тогда она медленно растерла эти обломки в порошок и сдула его с ладони. На руках ее виднелись теперь лишь серые грязные пятна. И это было все, что осталось от грозного блестящего кристалла, казавшегося ей штыком дамасской стали.
А когда час спустя они снова двинулись в путь, Наташа незаметно вынула из кармана подаренное зеркало и бросила его в воды Ваи.
Прошло еще два дня. А на третье утро Наташа уже не смогла подняться. Вернее, подняться-то она поднялась. С трудом встала на ноги. Сделала было один шаг и вдруг повалилась на руки подоспевшего Андрея Ивановича. Земля закачалась у нее под ногами. К горлу подступила давящая тошнота.
Геолог осторожно положил ее на мягкую хвою и молча опустился рядом. Было ясно, что больше она не сможет пройти ни шагу.
Через минуту Наташа открыла глаза:
— Андрей Иванович. Идите… Вы с Валерием еще можете идти… И дойдете до лагеря. А я… больше не встану.
Она снова закрыла глаза, и в уголках их заблестели слезы.
Геолог взял руки девушки в свои большие огрубевшие ладони:
— Наташенька! Да если бы мне даже пришлось нести тебя на руках до самого твоего дома, и тогда я не оставил бы тебя одну. А сейчас… Сейчас нам и идти никуда не надо, — добавил он почти весело, — Я уже давно решил сделать дневку. Отдохнем немного. Полежим. Наберемся сил. А завтра пойдем дальше.
Он ласково погладил ее по голове и улыбнулся.
— Ты полежи, Наташенька, а я пойду поищу чего-нибудь поесть.
— Андрей Иванович, славный… — Она прижалась щекой к его руке и затихла.
Геолог медленно поднялся. С минуту он смотрел на бледное, осунувшееся лицо девушки, затем медленно стал спускаться с пригорка к реке.
Тревожное раздумье согнало с его лица напускную веселость. Мрачные мысли теснились у него в голове. Вчера вечером они съели последние крохи сухарей, А сегодня утром от них ушел Валерий. Ушел рано, никому ничего не сказав, когда они с Наташей еще спали. Ушел тайком и унес с собой ружье с последним зарядом.
Андрей Иванович тяжело вздохнул. Сколько надежд возлагал он на этот заряд!.. А теперь… Что теперь делать? Как раздобыть хоть немного еды?
Он подошел пойти к самой воде. С берега было видно, как совсем неподалеку, возле замшелых камней, разбросанных по дну, сновали маленькие рыбешки. Их было полным-полно. Но как поймать хотя бы одну?
Вдруг сердце Андрея Ивановича радостно забилось? он увидел, что из-под большого серого камня выбрался здоровенный речной рак. Неуклюже переставляя клешни, рак медленно проковылял по дну, пошевелил длинными усами и снова забрался под камень. Андрей Иванович не стал раздумывать. Сбросив сапоги, он быстро снял пиджак, засучил брюки и сошел в воду.
На миг ему вспомнилось далекое детство, когда он вместе со своими ровесниками вот так же, засучив штаны, лазил по небольшой речушке Ирге в поисках этих глазастых усачей. Бывало, что они больно защемляли им пальцы острыми клешнями. Но это не останавливало мальчишек. Раков они налавливали помногу и потом варили их в небольшом ведерке на костре, с восторгом наблюдая, как краснели черные рачьи спины, Андрей Иванович осторожно приподнял камень и, быстро сунув под него руку, извлек оттуда большого усача.
— Вот удача! — воскликнул он, бросая его в котелок.
Вскоре был пойман второй рак, затем третий. Но когда геолог наклонился за четвертым, голова его вдруг закружилась, а перед глазами поплыли какие-то зеленые пятна. Он выбрался на берег и несколько минут лежал на траве.
— Недаром говорят: «зеленые круги перед глазами», — проговорил он вполголоса, проводя рукой по лицу. А когда снова сошел в воду, то с удивлением увидел, что зеленые пятна не исчезли.
Андрей Иванович нагнулся ниже.
«Так вот оно что! Зеленым налетом покрыто здесь дно реки». Он с интересом вглядывался в большие, будто раскрашенные камни, разбросанные по прибрежной отмели.
— Что-то вроде малахита или… — геолог поднял глаза на берег. Он был здесь заметно приподнятым. — Опять жила?.. Но это после!
Он снова занялся раками. Вскоре в котелке трепыхалось уже около десятка усачей.
— Ну, хватит. — Андрей Иванович поднялся на берег и подошел к Наташе.
Она привстала на своей постели.
— Наташенька! Смотри-ка, что я принес! Сейчас мы приготовим такой обед, какой тебе и не снился.
Наташа слабо улыбнулась. Во сне она действительно что-то ела. Ей приснилось, будто Валерий принес им целую сумку булок. Она посмотрела по сторонам.
— А где Валерий?
— Валерий? — Андрей Иванович нахмурился. — Валерий ушел.
— Куда?
Геолог пожал плечами:
— Кто его знает? Ушел ночью или рано утром, когда мы спали. По-видимому, пошел к лагерю.
— И ничего вам не сказал?
Андрей Иванович усмехнулся:
— В таких случаях не прощаются. Впрочем, он прихватил на память мое ружье.
— Как? Наше ружье?
— Да. Но это пустяки, Наташа. В нем был всего один заряд.
Девушка снова опустилась на хвою и закрыла лицо руками.
— Но как… Как он мог это сделать?
— Мог! Другой не смог бы. А он мог.
Наташа замолчала.
«Какая низость! Уйти сразу же, как только был съеден последний сухарь! Уйти тайком, ночью и украсть единственное в отряде ружье!..» До чего же она была наивной и глупой!.. На что променяла большую честную дружбу и искреннюю преданность Саши!.. — И что он мог подумать о ней, зная Валерия и видя, что она проводит с ним большую часть времени? Как объяснить ему все это? Да и будет ли он теперь с ней разговаривать?..
Наташа вспомнила, как упорно избегал он встреч в последнюю зиму, и сердце ее сжалось от сознания большой непоправимой ошибки.
«Так мне и надо», — подумала она с горечью. Но в это время на плечо ее легла большая горячая ладонь.
— Ничего, Наташенька, не тужи! В жизни никогда не бывает так, чтобы был счастлив человек, который строит свое благополучие на несчастье других. Хочешь, я расскажу тебе одну забавную историю, которую слышал еще будучи студентом?
Девушка молча кивнула головой.
— Ну так вот. Возвращался однажды с практики, откуда-то из Средней Азии, один студент-биолог. Пришел он на станцию. Смотрит: народу — видимо-невидимо! И решил он всех перехитрить. Согнулся в три погибели, скорчил такую физиономию, будто его по меньшей мере на костре поджаривают, и, подойдя поближе к кассе, заныл жалобным голосом:
— Дяденьки и тетеньки! Разрешите взять билетик. Замучил проклятый тиф…
Как услышали дяденьки и тетеньки, что у него тиф, так их будто ветром сдуло. Никого возле кассы не осталось. Усмехнулся про себя хитрец, взял билет и — на перрон. А там уже поезд подходит. Протиснулся студент в вагон, смотрит: и там полным-полно — яблоку негде упасть.
Решил он снова пойти на хитрость. Раскрыл свой чемоданчик, присел на корточки и давай под диваны заглядывать.
Покосился на него один старичок и спрашивает:
— Чего это ты, парень, под сиденьями-то шаришь?
— Да видишь, — говорит, — папаша, какое дело. Вез с практики ядовитых змей. А они раскрыли чемодан да и расползлись по вагону…
Старик дальше и слушать не стал. Толкнул свою старуху, схватил мешок и — бежать в другой вагон. Напротив них сидела женщина с ребятишками. Взвизгнула она диким голосом. Вскочила на сиденье. А потом подхватила ребят и — за стариком! Вслед за ней с верхних полок два мужика скатились, и тоже наутек. За мужиками пустились какие-то парни. За ними ринулось все соседнее купе…
Не прошло и десяти минут, как в вагоне остался один студент. Выбрал он самую лучшую полку, положил под голову чемоданчик и захрапел, как на пуховой перине.
Просыпается на другой день. Что такое? Вагон стоит неподвижно. За окнами чистое поле. А внизу под диванами двое железнодорожников какими-то палками шарют. Свесил студент голову и спрашивает:
— Что это вы там делаете, почтенные?
А они отвечают:
— Да видишь ли, мил человек, распустил тут вчера какой-то идиот змей по вагону. Ну, мы этот вагон на первом же полустанке, конечно, отцепили от поезда. А теперь вот ищем этих гадов.
Как услышал это наш студент, схватил свой чемодан, спрыгнул с полки и — ходу! А вагон-то отцепили, оказывается, на таком полустанке, где и поезда почти не останавливаются. Пришлось хитрецу идти пешком обратно на ту станцию, откуда он вчера с таким трудом выехал.
Но это бы полбеды. Не успел он показаться на этой злополучной станции, как подскочили к нему два дюжих санитара, схватили за руки и за ноги и, ни слова не говоря, поволокли в машину скорой помощи.
И взмолился тут несчастный хитрец:
— Граждане, — говорит, — помилуйте! Если вы думаете, что я тот человек, у которого тиф, так это совсем не я.
Граждане и «помиловали»:
— Смотрите, — говорят, — люди добрые, он уже себя не узнает! Его надо не в больницу, а в сумасшедший дом везти.
— Как в сумасшедший дом! — гаркнул студент во все горло. — Никогда я в сумасшедшем доме не был!
— Еще бы, — говорят сердобольные граждане, — у нас такой сумасшедший дом: кто туда попадет, обратно ни за что не выйдет.
Задрожал наш хитрец мелкой дрожью.
— Не хочу, — кричит, — к сумасшедшим. Везите меня уж лучше в тюрьму, если у вас такие порядки.
— Да нет, — говорят, — у нас в городе тюрьмы. А вот сумасшедший дом лучший во всей области. Мы же пошутили, молодой человек, что никто оттуда не выходит. Выходят иногда. Вот в прошлом году, например, один выбрался. И двенадцати лет не пробыл там. Выяснили, что ошибочно попал человек, и выпустили. Теперь лежит в простой больнице. Так что зря ты расстраиваешься.
А студента аж холодный пот прошиб.
— Да тиф у меня, дяденьки, самый настоящий тиф. Вспомнил я теперь. Везите меня в простую боль-ницу!
— Там разберутся, — ответили ретивые эскулапы и втолкнули его в машину.
— Вот как бывает, Наташенька, — закончил Андрей Иванович свой рассказ. — На неправде далеко не уедешь.
Полчаса спустя Андрей Иванович снял с костра кипящий котелок и начал вылавливать из него красных, раков. До чего же вкусным было их нежное, чуть розоватое мясо! Никогда в жизни Наташа не испытывала такого удовольствия от еды. Она съела бы, наверное, целое ведро этих раков, но когда заметила, что сам Андрей Иванович почти ничего не ест, решительно отодвинула от себя котелок.
— Андрей Иванович, это несправедливо! Я же цыпленок по сравнению с вами, а вы едите меньше меня!
— Нет, Наташа, это как раз и справедливо. Дело сейчас не в том, кто из нас больше, а в том, кто слабее. Мы должны дойти до лагеря. А для этого тебе нужно встать на ноги. Значит, ты должна больше есть. Вот, уж в лагере, — добавил он с улыбкой, — я буду есть в десять раз больше, чем ты, и если там ты захочешь меня перещеголять, то это будет действительно несправедливо.
Потом Андрей Иванович принес из леса целый котелок черники, и они пили чай с ягодами. Давно уже Наташа не чувствовала себя так хорошо и спокойно. Она лежала на мягкой душистой хвое, смотрела на медленно плывущие облака и думала о том, какое счастье быть рядом с настоящим хорошим человеком, и о том, что их много, таких людей, суровых и строгих, упрямых и непримиримых, молчаливых и незаметных. Их очень много. Они делают жизнь. Они работают и мимоходом совершают подвиги.
Но есть люди, которым они не нравятся, которые считают себя выше их, смеются над ними…
Наташа обернулась к Андрею Ивановичу.
— Андрей Иванович, что вы вообще думаете о справедливости?
— Как вообще о справедливости?
— Видите ли… Один человек как-то сказал мне, что справедливость — это мечта слабых. А сильным она не нужна. Что вы скажете на это?
Андрей Иванович усмехнулся.
— Я не знаю, кто это тебе сказал. Но ясно одно, что этот человек не был ни сильным, ни справедливым. «Сильным не нужна справедливость!» Да это же парадокс. Совсем наоборот! Только сильный человек и может быть по-настоящему справедливым. Ведь что такое несправедливость? Это отголосок того древнего инстинкта, который человек унаследовал от своих предков — зверей. А у зверей, как ты знаешь, один закон: ешь или тебя съедят. Только тогда человек стал окончательно человеком, когда он смог подняться над этим законом джунглей. Но отголосок его остался в людях до сих пор. Не так просто вытравить инстинкт, выработанный тысячами поколений. Только по-настоящему сильный, сильный духом и волей человек может сбросить с себя его оковы и стать до конца справедливым и честным. И таких людей у нас становится все больше и больше…
Наташа молчала. Она смотрела на Андрея Ивановича и видела перед собой Сашу. Вот так же горячо и страстно говорил о справедливости и он. Но до сих пор она думала, что все это лишь отвлеченные рассуждения. В спорах Саши с Валерием она нередко становилась на сторону Валерия только потому, что он более красиво строил фразы и подбирал более эффектные выражения. К тому же в этих спорах он всегда старался подчеркнуть свою силу, независимость, презрение к слабости.
И вот теперь этот «сильный» и «талантливый» человек, обворовавший в тайге своих товарищей, бежал от них только потому, что они не могли идти так же быстро, как он. Бежал сразу после того, как у них ничего не осталось. Бежал потихоньку, ночью, украв последнее, что у них было ценного, — ружье. А ведь еще совсем недавно она им восторгалась. Защищала его!..
Наташа прикрыла руками лицо, чтобы скрыть от Андрея Ивановича краску стыда, заливавшую ее щеки. Но старый геолог был неумолим. Словно читая ее мысли, он продолжал горячо и взволнованно говорить о справедливости и честности, о сильных и благородных людях, о красоте человеческих отношений.
— Да, Наташа. Настоящих людей становится все больше и больше. А ничтожные людишки, вроде Валерия, в конце концов поймут, что так жить нельзя. Я не думаю, чтобы Валерий был окончательно испорченным человеком. Его, видимо, слишком избаловали и захвалили. Но жизнь заставит его перемениться. Она хорошо излечивает от таких уродств.
Наташа отняла руки от пылающего лица.
— Андрей Иванович, а ведь это он, Валерий, сказал однажды, что сильным людям не нужна справедливость.
— Я это сразу понял, — сказал Андрей Иванович. — И что же, с ним все согласились?
— Нет! У нас в классе было столько споров на эту тему! Особенно между Валерием и Сашей. Это целая история! Года четыре назад наши мальчишки создали общество «честных и справедливых». Командором его был Саша. Валерий сначала тоже был с ними, но потом из-за чего-то поссорился с Сашей и стал смеяться над чесовцами. «Собрались, — говорит, — одни слабачки и выдумывают всякую чепуху для своей защиты…»
— Это Сашу-то он назвал слабачком? — перебил ее Андрей Иванович.
— Да. Видите ли… У Саши нет отца…
— Он что, на войне погиб?
Наташа замялась:
— Я не знаю… Но Валерий говорил мне, что у Саши… совсем не было отца.
— Что за вздор! — воскликнул Андрей Иванович.
— Ну, как вам сказать…
— Я не об этом! — снова перебил ее геолог. — Я говорю, как можно считать слабеньким мальчишку, у которого нет отца! Неужели какой-нибудь оболтус, до тридцати лет сидящий на шее своих родителей, сильнее человека, который с раннего детства вынужден пробивать себе дорогу в жизни?
— Так говорил Валерий…
— Да как же вы могли терпеть такого болтуна?
Наташа покраснела еще больше, а геолог поднялся с места и нервно зашагал по поляне.
— Саша слабачок! — повторил он, обращаясь скорее к себе, чем к Наташе. — Да знаешь ли ты, какой он слабачок?
Он снова подсел к ней и, немного помолчав, заговорил тихим взволнованным голосом:
— Ты помнишь тот день, когда заблудилась в тайге?
— Да, конечно.
Андрей Иванович снова помолчал. Он смотрел теперь куда-то вдаль, и глаза его стали такими же грустными и добрыми, какими они были в тот вечер, когда он рассказывал ей о девушке с голубыми глазами.
— В тот день Саша едва не утонул в трясине, — сказал он тихо.
— Я помню это…
— А знаешь ты, почему это произошло?.
Наташа покачала головой. Андрей Иванович поправил костер, подбросил в него сучьев и, не оборачиваясь, заговорил еще тише:
— Когда мы расходились на поиски, договорились, что если с кем-нибудь из нас случится несчастье, надо выстрелить два раза подряд в воздух, чтобы остальные поспешили ему на помощь. И такое несчастье произошло с Сашей. Он случайно забрел в болото. На другое утро я специально ходил туда: болото страшное. Мальчишка был на волосок от смерти. И все же он не сделал условленных выстрелов. Не сделал потому, что это отвлекло бы нас от поисков…
Андрей Иванович перевел дыхание.
— В тот вечер я готов был поклониться этому, «слабому» мальчишке, — закончил он совсем тихо и снова посмотрел куда-то вдаль. Глаза его были по-прежнему мягкими и добрыми, и глубокая грусть светилась почему-то в них все время, пока он рассказывал о подвиге Саши, который, наверное, и сам не подозревал, что это может быть названо подвигом.
— Ну, а теперь спать! — проговорил Андрей Иванович через минуту обычным ровным голосом. — Для нас сейчас самое главное — это набрать сил на оставшуюся часть пути. Мы обязаны, — понимаешь, обязаны! — дойти до лагеря. А остаться здесь — это самое легкое, Что можно придумать в нашем положении. Но ведь мы с тобой тоже не слабачки?
Наташа несмело улыбнулась и закрыла глаза. В ее памяти отчетливо встала картина того вечера, когда они сидели в темноте у разбитого самолета и ждали Сашу. Она будто снова увидела большой яркий костер, высокую мрачную стену деревьев и на фоне всего этого его самого — босого, с ног до головы вымазанного грязью…
Новое большое чувство переполнило сердце девушки, и она в первый раз в жизни поняла, что сильнее этого нет и не может быть ничего на свете.
— Саша… Милый Сашка, — беззвучно шептала она, — спрятав лицо в душистую хвою пихты. — Неужели я, больше не увижу тебя? Неужели мы так и не дойдем до лагеря и ты никогда не узнаешь, что я люблю тебя…
Проснулась Наташа от глухого неясного стука. Она приподняла голову и увидела Андрея Ивановича. Стоя на коленях, он раскапывал молотком небольшую зеленую горку. На лбу его блестели капли пота. Но большие ввалившиеся глаза смотрели задорно и весело. По временам он даже напевал себе под нос, видимо, очень довольный своей работой.
— Вот это да!.. — воскликнул он, разгибая наконец спину и оборачиваясь в сторону Наташи. — А ты, оказывается, не спишь! Представь себе, мы снова расположились на рудоносной жиле!
Наташа встала. Обед из раков и сон немного восстановили ее силы, и она чувствовала себя бодрее, чем утром.
— Опять жила? — сказала она, подходя к Андрею Ивановичу и заглядывая ему через плечо.
— Да. Вот полюбуйся, пожалуйста.
Она склонилась над небольшим углублением, сделанным геологом, но увидела лишь знакомый ей кварц. Наташа присела на корточки и загородила глаза от солнца. Вначале она не видела ничего, кроме этого блестящего молочно-белого камня, резко выделяющегося на фоне густой травы, но, присмотревшись внимательнее, заметила, что вся поверхность кварца покрыта большими зелеными пятнами разных оттенков, от бледно-зеленого цвета незрелого яблока до изумрудной зелени весенних лугов. Наташа оживилась. Причудливо чередующиеся и переплетающиеся друг с другом оттенки создавали узоры, напоминающие чудесные зеленые цветы.
Она прикоснулась рукой к одному такому цветку и посмотрела на пальцы. Они были словно выпачканы зеленой краской.
Наташа встала.
— Что это за цветы, Андрей Иванович?
— Цветы?.. А впрочем, ты верно заметила. Этот минерал действительно иногда называют «никелевыми цветами», Обычное же его название — аннабергит.
— Это в честь какой-нибудь Анны?
— Нет. Аннабергитом его называют в честь никелевого месторождения Аннаберг в Саксонии, где он был впервые открыт и изучен. Этот минерал входит в ту же группу, что и синий вивианит. Помнишь, Саша показывал тебе большую яму в лесу, где он нашел этот минерал?
Наташа молча кивнула головой.
— Так вот, аннабергит из этой же группы минералов, что и вивианит, только вместо железа в него входит никель, а вместо фосфора — мышьяк. По физическим свойствам он очень похож на вивианит. Но не в нем здесь дело. Аннабергит — вторичный минерал. Он образуется за счет окисления различных арсенидов никеля. Вот смотри.
Андрей Иванович счистил молотком зеленый налет аннабергита, и под ним блеснул какой-то розоватый минерал, напоминающий металлическую медь.
— Что это, медь? — воскликнула наблюдавшая за ним Наташа.
— Зачем медь! На поверхности меди образовался бы малахит. Помнишь наконечник медного копья, который ты нашла у водопада?
— Да.
— А это совсем другое дело. Аннабергит образовался здесь на поверхности никелина — природного соединения никеля с мышьяком. Но в этой жиле не только никелин. Посмотри вот сюда. Здесь тоже был налет аннабергита. А когда я его счистил, то увидел вот это. — Андрей Иванович отвел рукой траву и показал на другой минерал, по цвету похожий на белую жесть, из которой делают консервные банки. — Посмотри на него вот так, сбоку.
Наташа наклонилась к обнажению и увидела красивые радужные полоски, пробегающие по минералу.
— Это тоже природный арсенид никеля — хлоантит. Но в нем никеля меньше, чем в никелине, зато больше мышьяка — По своим физическим свойствам оба эти минерала очень похожи друг на друга. Оба они тяжелые, твердые, имеют хорошую электропроводность, но в отличие от металлов не обладают ковкостью. От удара молотка они не сплющиваются, а рассыпаются в порошок.
Андрей Иванович стукнул по блестящему хлоантиту, и тысячи крохотных обломков полетели во все стороны. Наташа невольно зажмурилась, но не надолго. Резкий запах чеснока вдруг ударил ей в нос.
— Ой! Чем это так пахнет? — воскликнула она, поднимая глаза на геолога.
Андрей Иванович рассмеялся:
— Чувствительный у тебя нос! Так пахнет мышьяк, входящий в состав хлоантита. Между прочим, это один из признаков, помогающих распознавать хлоантит. Но главное для этих минералов — цвет. Ни один минерал, пожалуй, не обладает такой окраской, как никелин. Трудно передать словами своеобразие этой окраски. Ее нужно просто запомнить. Интересен и цвет хлоантита. Я имею в виду его побежалость, — он отколол кусочек минерала и подал его Наташе. — Ты посмотри, как переливаются эти радужные огоньки на его поверхности.
Наташа поднесла хлоантит к глазам.
— Очень красиво!
— Да, красиво! — согласился Андрей Иванович. — А солнце-то, смотри-ка, уже почти над лесом. Скоро и вечер. Пойду-ка я еще поохочусь на раков. А знаешь, это ведь они помогли мне обнаружить эти минералы.
— Как так?
— Да понимаешь, погнался я за одним усачом, смотрю — на дне зеленые пятна мелькают. А голова у меня кружится. Кругом все качается, словно в тумане. Ну, думаю, совсем плохо: зеленые круги перед глазами пошли. Полежал я на берегу, спускаюсь в воду — опять эта зелень. Тогда-то я и догадался, что голова моя тут ни при чем. — Андрей Иванович рассмеялся, — Ну, я пошел, Наташенька. А ты полежи еще, Завтра у нас будет тяжелый день.
Валерий шел быстро. Слабости он почти не чувствовал. Только в ногах была легкая дрожь да очень сильно, до тошноты, посасывало под ложечкой. Его мучил голод. Он то и дело с надеждой поглядывал на противоположный берег.
Только бы увидеть там что-нибудь знакомое, что-нибудь такое, что осталось в памяти от первого дня путешествия. Тогда можно было бы надеяться, что он достигнет лагеря до наступления ночи. Иначе…
Валерий гнал от себя даже мысль о том, что может, быть иначе. Ночи он боялся, Это было единственное, что еще некоторое время удерживало его сегодня утром от окончательного решения покинуть Андрея Ивановича и Наташу.
О них он уже не думал. Они были обречены. Вчера Андрей Иванович весь день почти нес Наташу на руках, а ведь он и сам шел из последних сил. Больше они не пройдут и километра. В этом Валерий не сомневался. И странное дело, к ним он не чувствовал почти никакой жалости. Больше того, где-то в глубине сознания у него нет-нет да и проскальзывала подленькая мысль, что это даже лучше. Мысль эта была еще не ясной. Она даже пугала Валерия. Но помимо его воли, она снова и снова возвращалась к нему. Ведь если они не вернутся из тайги, никто не узнает о его позорном поступке.
Нет! Он не раскаивался в нем. Ни в коем случае! Тут не до сентиментальностей. Если бы он не съел шоколада и сахара, которые были в его рюкзаке, то сейчас ему пришлось бы вместе с ними лежать там и ждать голодной смерти. А теперь он идет навстречу жизни, и, может быть, уже сегодня вечером перед ним будет дымиться сытный ужин…
Но разве там, в цивилизованном мире, поймут его? Разве поверят, что у него не было другого выхода для сохранения жизни? А если те двое не вернутся из тайги, то об этом никто никогда и не узнает….
Нет! Он совсем не хочет их смерти. Но если они все-таки погибнут, то… Он же не виноват, в конце концов, что все так скверно получилось. Скорее бы только вырваться из этого кошмара и забыть все, все…
Валерий снова с надеждой посмотрел на правый берег. Но он казался совершенно незнакомым. Словно они никогда и не проплывали мимо этих высоких елей и пышных зарослей шиповника.
Тоска сжала его сердце. Неужели ночь застанет в пути? Нет, нет! Этого не может быть. Ведь они уже так давно идут от водопада.
Валерий пошел быстрее. Он начал даже отсчитывать шаги. Но силы все больше и больше оставляли его. Ноги путались в густой траве. Тяжелое ружье оттягивало плечи. Он опустился на небольшой пригорок и посмотрел по сторонам. Взгляд его упал на высокий кедр с отломанной верхушкой. Валерий вскочил с места и снова посмотрел на искалеченное дерево. Ну да! Он видел его в первый день плавания по Вае. Это совершенно точно!
— Порядок! — вздохнул он с облегчением. — Скоро лагерь.
Валерий снова зашагал по берегу. Но его ноги уже еле двигались. А солнце, как нарочно, прямо на глазах опускалось все ниже и ниже.
«Вот если бы сейчас съесть что-нибудь!..»
Валерий посмотрел на ружье. Он знал, что в нем всего один патрон. Им можно было бы подстрелить какую-нибудь птицу. Но если все-таки его застанет ночь?.. Что он будет тогда делать безоружный…
Он снова побрел вперед. Но каких усилий стоил ему теперь каждый шаг! Голова кружилась. Ноги почти не слушались. А день уже угасал. Солнце опускалось за кромку леса. Длинные тени побежали от деревьев, река потемнела и нахмурилась.
Где же лагерь?..
— Э-ге-гей!.. — крикнул Валерий и стал слушать.
Ни звука не донеслось с верховьев реки.
Он собрал последние силы:
— Алексей Михайлович! Петька! На помощь! На по-мо-ощь!!!
Но только привычное эхо повторило отчаянный призыв и вскоре замерло за темной стеной леса.
Темнело быстро. Вначале стал черным лес. Потом река. А вот уже и трава, по которой он шел, слилась с черной землей и стала как-то подозрительно шуршать под ногами.
Валерий остановился. Ночь обступила его со всех сторон. Теперь он не знал даже, куда идти. И в довершение ко всему пошел дождь.
Валерий поежился. Холодные струи поползли ему за ворот. Быстро намокли брюки. Он поднял воротник куртки и спрятался под каким-то кустом.
Вначале было тихо. Но вот подул ветер. Дождь усилился. С куста на него обрушились целые потоки воды. Тьма стала непроглядной.
Валерий поднялся на ноги и, нерешительно потоптавшись на месте, сделал несколько шагов вперед. Он решил потихоньку идти. Но в это время пронесся резкий порыв ветра, и тихий стон прорезал жуткую тишину ночи.
Валерий похолодел. Мгновенный озноб пробежал по всему телу, а ноги и руки сделались непослушными, точно их набили промокшей ватой.
Прошло несколько минут…
«Может быть, это мне показалось», — подумал Валерий, дрожа как в лихорадке. Но в то же мгновение пронесся новый порыв ветра, и страшный душераздирающий стон раздался почти над самой его головой. Он помертвел от ужаса, и в ту же секунду в памяти его встал образ погибшего солдата Миши Воронова, а в ушах, будто набат, зазвучали слова Андрея Ивановича: «Он погиб как герой. Погиб за то, чтобы вы, наша смена, могли свободно жить и трудиться. Могли писать стихи и наслаждаться музыкой, И памятуя об этих героях, вы должны идти по жизни честно, жить так, чтобы ни на одну минуту вам не было стыдно за какой-нибудь совершенный вами поступок. Иначе…»
Валерий сжался в комок. Последнее слово просвистел сам ветер, а в следующий миг он ясно увидел в темноте грозно сверкнувшие глаза и сурово сдвинутые брови солдата. В руках его холодно поблескивало дуло автомата.
Валерий рванулся в сторону и судорожно глотнул слюну. Ноги его подкосились. Ружье выпало из рук.
— Иначе!! — ревел в ушах беспощадный ветер.
— Я… Я больше никогда…
Закончить Валерий не успел. Сквозь шум дождя и вой ветра послышался новый, леденящий душу стон, и он как подкошенный повалился в мокрую траву…
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав