Тронная речь Николая II и «Ответный адрес» кадетов

Деятельность либеральных фракций

В Государственной думе первого созыва

Тронная речь Николая II и «Ответный адрес» кадетов

27 апреля 1906 г. открылось первое заседание I Государственной думы. Реакционная партия при дворе не желала, чтобы император показывался в Думе, и советовала открыть сессию от его имени через председателя Совета министров. Наконец, было решено, что царь последует порядку, принятому в Берлине при открытии рейхстага, собрав депутатов в Зимнем дворце и открыв сессию тронной речью.

В тронной речи царь указал на то, что по изъявлению его воли был созван первый представительный орган, и выразил надежду, что законопослушный парламент будет работать на благо Отечества в тесном союзе с царем и правительством. «Со своей стороны, ‑ заявил император, ‑ я буду неуклонно покровительствовать учреждениям, которые я даровал, будучи заранее уверен в том, что вы приложите все силы, чтобы служить родине, удовлетворить нужды столь близких моему сердцу крестьян и обеспечить народу развитие его благосостояния, всегда памятуя, что действительное благосостояние государства заключается не только в свободе, но также и в порядке, основанном на принципах конституции». Как полагает В. В. Леонтович, содержание тронной речи было либеральным, только общественность это либеральное содержание «проглядела». В действительности никакого «либерального» содержания в императорской речи не было. В ней подчеркивался вотчинный взгляд на страну, игнорировалась вина правительства в охватившем Россию кризисе, бросались в глаза обычное для царя празднословие и злоупотреблением Божьим именем, а об амнистии (которой и либералы и население ожидали от царя как жест доброй воли и намерения приступить к реформам) не было сказано ни слова.

Член ЦК кадетской партии А. В. Тыркова-Вильямс пишет о присутствовавших, что «в их сердцах тронная речь никакого отклика не нашла. Призывать на их труды благословение Божие им, в лучшем случае, казалось излишним. Они больше верили в магическую силу юридических заклинаний, чем в молитвы. Короткий, лишенный всякого личного обращения царский прием был для них живописной, но мертвой формальностью, они были связаны не с самодержавием, а с народными силами, открывшими перед ними двери Зимнего дворца и, что было для них бесконечно важнее, двери их собственного, Таврического, дворца. Вступая в него, народные представители знали, что для власти они сотрудники непрошенные, царю навязанные. Это наложило печать на их настроение, на их речи, на их действия».

Реакцию Думы на тронную речь императора ярко показал депутат первой Государственной думы, кадет Виктор Петрович Обнинский: «Не сговариваясь, не думая о последствиях, депутаты ответили Николаю хмурым молчанием. С высоты трона оно было особенно заметно, и ни усердие клаки на хорах, ни офицерские глотки, кричавшие “ура” по обязанности, ни старческое шамканье членов Совета не могли скрасить или скрыть неожиданного скандала. На царской трибуне лица словно одеревенели, фигуры застыли. Рот царицы сжался в еле заметную линию».

Монархическую версию восприятия тронной речи предлагает С. С. Ольденбург: «Слово государя произвело сильное впечатление… Когда государь кончил, звучало “ура” – не только на правой, но и на левой стороне зала, хотя и менее громкое среди членов Думы. Покидая дворец, они все еще находились под влиянием обаяния величия и красоты Императорской России, которая многим из них предстала впервые». Согласно версии Ольденбурга, думский адрес с требованием амнистии «для тех, кто продолжал вести кровавую партизанскую войну со властью», был принят под влиянием уличной толпы.

Разницу в убеждениях Николая II и думского большинства показывает речь председателя I Думы – кадета, профессора государства и права Московского университета С. А. Муромцева, произнесенная в тот же день 27 апреля в Таврическом дворце. Муромцев определял Думу как постоянно действующее законодательное учреждение, призванное работать на основе неотъемлемых законов, исполняя волю народа. Определяя цель парламента, кадеты заявляли, что Дума должна работать на благо России и народа. Во вступительной речи Муромцев заявлял о необходимости уважения прерогатив монарха и прав Думы. Он был знатоком западного конституционного права и считал, что Дума должна действовать в рамках, определенных законами. Муромцев свою роль в Думе видел в защите прав парламента, в том, чтобы не допустить личных нападок, борьбы личных амбиций, обеспечить свободу мысли, взаимное уважение. Муромцев указывал на необходимость со стороны Думы считаться с реалиями, работать над законами «на основах… уважения к прерогативам конституционного монарха». Муромцев в своей единственной речи в думе продемонстрировал уважение к монарху и требовал такого же уважения Думы со стороны всех правительственных органов. Муромцев стоял «у самых истоков русского парламентаризма, он зачинатель его традиций, он первый творческий истолкователь прав и обязанностей парламента. Он определил его место и роль в системе политической, государственной власти. Но он не только истолковывал все вышесказанное, он все это создавал своими руками, своим умом».

Собираясь на свое первое заседание, народные представители стремились решить несколько насущных проблем, волновавших страну, и одной из них был вопрос об амнистии. Он был первым пробным камнем, самоопределением политических партий и групп в I Государственной думе. Первым же словом, сказанным с трибуны, было слово «амнистия». О ней заговорил И. И. Петрункевич: «Свобода России требует освобождения всех пострадавших». Один из кадетских лидеров Ф. И. Родичев обратился к правительству: «Возьмите на себя почин и щедрой рукой дайте всепрощение. Это – акт высшей политической мудрости».

Однако требовать амнистии Государственная дума не могла по двум причинам: во-первых, это была прерогатива монарха, во-вторых, сам созыв Думы был «связан с жизнью и деятельностью тех, кого должна коснуться амнистия». Тем не менее члены Думы рассматривали политическую амнистию как акт милосердия. А. А. Корнилов предложил внести в формулировку требования о предоставлении амнистии выражение о «непреклонной воле» Думы. Это подвело Думу к новому конфликту, и после долгого обсуждения в формулировке были сделаны изменения, которые уже не выражали «непреклонную волю, а говорили о желании Думы, чтобы Государь воспользовался своим правом помилования». Но в среде думских либералов была жива мысль об ультиматуме по поводу амнистии. Кокошкин предложил провести этот вопрос законопроектом. Опасаясь нового конфликта, кадеты не пошли на этот шаг. При обсуждении вопроса об амнистии впервые возникли разногласия кадетов с трудовиками, которые требовали амнистии политической, религиозной и по аграрным вопросам. Поскольку дарование амнистии было прерогативой царя, а Дума не имела права поднимать этот вопрос, постольку кадеты нашли выход из создавшегося положения в том, что поставили вопрос об амнистии на почву требований «чести, совести, сердца, милосердия». Они должны были представить это требование царю. Но как? Дело было в том, что депутаты хотели направить царю ответный адрес на его тронную речь. Послание с требованием амнистии могло оказаться первым и воспринималось бы как ответный адрес. Это привело бы к неизбежному конфликту, которого кадеты стремились избежать.

Дальнейшие разногласия возникли при обсуждении думского адреса, всю основную работу по подготовке которого взяли на себя кадеты. Они рассматривали выступление императора как тронную речь английского короля. В первой части адреса указывалось, что тронная речь царя является обещанием строго соблюдать конституционные начала «Манифеста 17 октября». О своей дальнейшей деятельности депутаты писали, что «приложат все усилия к усовершенствованию начал народного представительства». Но законодательная деятельность Думы была ограничена Основными законами, и чтобы претворить свои замыслы в жизнь, кадетам требовалось пойти на политический контакт с правительством, заинтересовать его в сотрудничестве. Поэтому вторая часть адреса, намечавшая политическую программу Думы, была составлена не как требования или решения, а скорее как пожелания царю и правительству. Члены кабинета могли использовать этот шанс и внести в Думу собственные законопроекты.

Существовало и еще одно «но»: кадеты стремились к совершенствованию начал конституционного строя, однако конституции в Российской империи не было. «Государь не хотел ввести конституцию, боролся против нее», ‑ вспоминал В. А. Маклаков. Препятствием на пути к конституционной деятельности кадетов был ОГЗ, поэтому следовало не развивать конституционное устройство, а ввести его. Основные пункты второй части адреса свидетельствуют о стремлении депутатов Думы построить основы конституционного устройства. Барьером для этого депутаты назвали царское правительство. В стенах Таврического дворца впервые при обсуждении ответного адреса прозвучало требование создать ответственное перед Думой и пользующееся ее доверием правительство.

В своих комментариях по поводу проекта адреса составители пытались разделить его содержание на два отдела: вопросы, входящие в компетенцию Думы, и вопросы, решение которых требовало пересмотра Основного закона. Второй отдел в адресе назывался «пожеланиями». Вопрос об ответственном министерстве был включен в этот отдел, так как Основными законами ответственность министров была закреплена только перед царем. Такая постановка вопроса была уловкой, которая должна была спасти Думу от упреков в стремлении пересмотреть Основные законы. В действительности вопрос о создании ответственного министерства был не менее важным, чем требование о введении всеобщего избирательного права. Оба они были неосуществимы в тех условиях. Милюков пытался провести черту между пожеланиями Думы и законной программой думских занятий. В первом абзаце адреса говорилось о намерении Думы представить законопроект о всеобщем избирательном праве: «Мы будем голосовать за всеобщее избирательное право и вносим проект о всеобщем избирательном праве равном, тайном, без различия пола, национальности и вероисповедания». В следующих пяти абзацах речь шла о препятствиях для осуществления свобод и деятельности Думы. В шестом и седьмом абзацах поднимался вопрос о создании ответственного министерства, в восьмом – об упразднении Государственного совета и о программе законодательной деятельности Думы, в девятом – об аграрном законодательстве, в десятом – о рабочих, в одиннадцатом – о всеобщем бесплатном обучении, в двенадцатом – о реформе налогообложения, в тринадцатом – об удовлетворении нужд национальностей. В заключительном абзаце адреса высказывалось пожелание об амнистии политических заключенных.

Следовательно, документ почти полностью отражал содержание думской программы кадетов и свидетельствует об их большом влиянии в Думе. «Кадетская партия представляет реальную силу именно потому, что борется со старым режимом конституционными средствами и на конституционной почве. Она признает пассивное сопротивление, но не против закона. Партия кадетов выдвигает лишь реформы, осуществимые в данное время, и считает возможным провести их в жизнь конституционным путем», ‑ писал И. И. Петрункевич.

Однако в ответном адресе не было ни слова благодарности монарху, осуществившему, как писал В. И. Герье, «давнишние желания русского либерализма». Составители адреса не видели никакой заслуги монарха в том, что он ограничил свою власть. Кроме того, в адресе проявилось желание превратить Думу в Учредительное собрание и заинтересованность в отставке правительства И. Л. Горемыкина.

Обсуждение проекта адреса показало, что большинство депутатов поддерживали требование о создании правительства, ответственного перед Думой.

Целью адреса было продемонстрировать единство депутатов. Политика компромиссов привела к почти единодушному принятию Думой адреса в ночь с 4 на 5 мая. Министр финансов В. Н. Коковцов назвал столь явное давление Думы на правительство «штурмом власти». В своих воспоминаниях он пишет, что все министры «были совершенно солидарны в том, что уступка натиску Думы просто недопустима, и в этом отношении самые убежденные противники нового строя по складу своих убеждений, как Ширинский-Шихматов и Стишинский, так же как и поборники идеи полной готовности правительства идти навстречу новым течениям... все мы ясно сознавали, что борьба неизбежна и что никто из нас, не нарушая своего долга перед Государем и перед страной, не имеет права отойти от тех трех основных положений, разрушение которых было поставлено задачей первых думских выступлений».

Первые шаги Думы вызвали недовольство со стороны правительства. Царь отказался принять депутацию Думы. Правительство, узнав о думском адресе еще до его принятия, 4 мая обсудило проект этого документа. Девять министров считали необходимым дать ответ после вручения адреса, а семь министров требовали сразу же прочесть декларацию правительства. Однако адрес был направлен не правительству, а императору, и министры не имели права давать на него ответ. Действия министров свидетельствовали о том, что правительство Горемыкина не желало работать с Думой и рассчитывало при первом же поводе добиться ее роспуска.

После того, как стало известно об отказе царя принять адрес, кадеты предложили обойти этот острый момент, заявив: «Партия Народной свободы будет избегать конфликта, но пусть этот конфликт произойдет тогда, когда мы с уверенностью можем сказать, что с нами безусловно весь народ». Они выдвинули лозунг перехода к очередным делам. Правительство же восприняло адрес как программу, направленную прямо против него. 13 мая И. Л. Горемыкин, который обычно едва ли не демонстративно дремал в Думе под гул речей депутатов, зачитал декларацию Совета министров, где в довольно резких выражениях были отвергнуты все основные требования думского адреса. Это показало, что царизм не желает заниматься поисками компромисса с кадетами. Фраза «правительство выражает готовность оказать полное содействие разработке трех вопросов… которые не выходят из пределов предоставленного ей законодательного почина» отрезала все пути для примирения с Думой. Главной мыслью правительственного заявления было осадить народное представительство. «Горемычники» отвергали и пересмотр избирательного права, и аграрных положений адреса. «Остальные включенные в адрес Государственной думы предположения законодательного свойства, ‑ продолжал Горемыкин, ‑ сводятся к установлению ответственности перед народным представительством министров, упразднению Государственного совета и устранению установленных новыми узаконениями пределов законодательной деятельности Государственной думы. На этих предположениях Совет министров не считает себя вправе останавливаться, они касаются коренного изменения основных государственных законов, не подлежащих по силе оных, пересмотру по почину Государственной думы». Дума получила отказ почти по всем требованиям и пожеланиям, выраженным в адресе. Рухнули надежды кадетов на то, что через Думу им позволят добиться изменения избирательного закона, уничтожения Государственного совета и прочего. Конфликт, о котором говорилось в печати и которого кадетское руководство пыталось избежать, 13 мая проявился в полной мере. Ораторы кадетской фракции заявляли: «Мы пришли сюда для того, чтобы задержать движение стихии, чтобы умиротворить страну… Вместо сотрудничества мыв встречаем со стороны власти отпор».

Народным представителям ничего не оставалось, кроме как заговорить более решительным тоном: «Исполнительная власть да покорится власти законодательной». В своих выступлениях они обвинили правительство в полном отсутствии понимания государственных интересов, называли его действия безумными, поскольку они раздувают в стране пожар революции. Во время обсуждения декларации вопрос о создании министерства, ответственного перед Думой и пользующегося ее доверием, слился с вопросом об отношении к существующему правительству Горемыкина. Первым выступил В. Д. Набоков, который напомнил, что отставка кабинета Витте была воспринята как намерение верховной власти вступить на конституционный путь. «Оказывается, ‑ говорил оратор, ‑ мы ошиблись и вместе с нами ошиблось и общественное мнение: мы не имели и зачатков конституционного министерства». Обращаясь к министрам, Ф. И. Родичев говорил, что их совесть должна им указать, что нужно сделать ‑ «уйти и уступить место другим». Трудовик С. В. Аникин заявил, что члены Думы хотят сидеть в министерской ложе, «но до тех пор, пока министерство не будет опираться на доверие палаты и не будет ей подчинено, до тех пор наши усилия, направленные на водворение порядка в стране, будут тщетны». Ф. Ф. Кокошкин изобличал председателя Совета министров в невежестве относительно элементарных норм государственного права, называя правительственную декларацию несостоятельной как с юридической точки зрения, так и с точки зрения внутренней политики. «Я думаю, ‑ сказал он в заключение своей речи, ‑ сегодня нанесли удар не только спокойствию страны, но и ее достоинству, есть только одно средство исправить это – это выход существующего министерства в отставку». Требование отставки правительства Горемыкина поддержали кадеты Е. Н. Щепкин, М. М. Винавер, Н. А. Огородников.

Министр финансов В. Н. Коковцов, передавая эмоциональный настрой депутатов в этот день, отмечал, что каждое слово думских ораторов сопровождалось страстными рукоплесканиями. Эмоционально-психологическое восприятие депутатами свободы слова достигло состояния эйфории. Коковцов утверждал, что некоторые депутаты позволяли себе оскорбительные выходки против правительства, которые вызвали возмущение министров.

Конечно, эта несдержанность еще более осложняла отношения Думы с правительством. Внесена резолюция, содержавшая формулу перехода к очередным делам. Основное содержание резолюции сводилось к выражению «формулы недоверия» кабинету И. Л. Горемыкина, то есть требованию его отставки и замены министерством доверия. Так день 13 мая 1906 г. стал днем первого открытого столкновения I Государственной думы с правительством.

После 13 мая обстановка в Думе оставалась неопределенной. Правительство не стремилось сотрудничать с Думой как законодательным органом, Горемыкин не собирался уходить в отставку. С другой стороны, попытка Думы пойти на нарушение Основных законов означала бы обострение конфликта. В обсуждении создавшейся ситуации участвовали многие депутаты: Ф. И. Родичев, И. И. Петрункевич, В. М. Ананьин и другие. Многие депутаты согласились с мыслью Щепкина о том, что ни Основной закон, ни положение о Государственной Думе «не запрещают путем наших прений, путем запросов министрам постепенно развивать в министерстве ту мысль, что оно не может далее править страной». Депутаты так оценили свой конфликт с правительством: «Борьба идет и будет идти, меняются лишь ее формы… Мирная оппозиция стремится к реформам. О реформах можно говорить там, где открыт путь, если же путь загорожен, а цель остается, тогда решение очень близко подходит к ниспровержению».

Следовательно, анализ программ либеральных партий и расстановки сил в Думе, показывает, что сначала она была нацелена на сотрудничество с правительством. Однако тронная речь Николая II показала, что император видит в депутатах исполнителей своей воли, и разочаровала депутатов традиционным взглядом на страну, нежеланием признать вину за кризис, охвативший Россию, празднословием и игнорированием желания депутатов и населения объявить амнистию. «Ответный адрес» Думы, составленный кадетами, почти полностью отражал содержание их думской программы. Российские либералы выражали готовность сотрудничать с правительством и высказывались в пользу всеобщего избирательного права, ответственного перед Думой министерства, упразднения Государственного совета, решения аграрного, рабочего и национального вопросов, введения всеобщего бесплатного обучения и реформы налогообложения. Либеральный проект реформирования страны поддержало большинство народных представителей. Правительство восприняло «Ответный адрес» как направленный против него. Император отказался принять документ, и когда либералы в Думе приступили к текущим делам, декларация Совета министров отвергла почти все основные положения адреса. Позиция правительства вызвала конфликт между ним и народными представителями.

Дата добавления: 2015-07-10