Читайте также:
|
|
Все сказанное помогает понять и третий неприличный секрет: многие рабочие места, которые сегодня утекают за границу, это Места в высокостоимостном секторе экономики. И не только потому, что специалисты там дешевле, но и потому, что многие из них образованы не хуже американцев, а иногда и лучше. В Китае, где живет 1,3 млрд человек и где университеты начинают пробиваться в верхние строчки мировых рейтингов, борьба за вакансии самая беспощадная. Косяк математическо—естественно—научной молоди, который сегодня плывет вверх по течению в Китае к нерестовым стоянкам в виде ведущих университетов или крупных иностранных компаний, состоит из весьма неглупой и пробивной рыбешки. В «Майкрософт», говоря о своем исследовательском центре в Пекине, одном из самых лакомых мест для тамошних научно–инженерных кадров, любят повторять: «Не забывайте, в Китае, если ты — один на миллион, у тебя как минимум 1300 конкурентов».
Так что любой специалист, которому удалось добраться до исследовательского центра «Майкрософт» в Пекине, доказал свою исключительность уже самим этим фактом.
Возьмите Международную ярмарку вакансий в научно–инженерной сфере, проводимую ежегодно компанией «Интел». В ней принимают участие порядка сорока стран, которые выдвигают своих кандидатов через местные филиалы или связанные с «Интел» структуры. Согласно данным самой компании, в 2004 году через ярмарку прошло около 65 000 американских подростков. Что говорят данные по Китаю? Будучи в Пекине, я задал этот вопрос Ви Тэн Тану, президенту «Интел Чайна». В Китае, ответил он, существует аналогичная национальная ярмарка, которая работает как селекционное подразделение ярмарки «Интел». «Почти каждая провинция присылает своих студентов на этот смотр, — сказал Тан. — В нашем соревновании задействовано шесть миллионов подростков, хотя, следует уточнить, не все из них претендуют на самые высокие позиции… Знаете, в любом случае они относятся к этому чрезвычайно серьезно. Тех, кого отбирают для поездки на международную ярмарку, автоматически освобождают от вступительных экзаменов в вуз». К тому же они могут выбрать для обучения практически любой университет в Китае. На Международной научной ярмарке 2004 года Китай взял тридцать пять наград — больше, чем любая другая азиатская страна, — в том числе одну из трех главных.
У «Майкрософт» есть три исследовательских центра: в английском Кембридже, в Редмонде, штат Вашингтон (штаб–квартира), и в Пекине. Билл Гейтс рассказал мне, что через пару лет после своего открытия в 1998 году «Майкрософт ри–СрчЭйша» — под таким именем известен пекинский центр — сделался самым производительным исследовательским филиалом корпорации «в плане качества идей, которые они предлагают. Это что–то невероятное».
Кай–Фу Ли — должностное лицо компании, которому Гейтс поручил открыть пекинский центр, — на мой первый «опрос: «Как вам удалось набрать персонал?» рассказал, что его команда объездила университеты по всему Китаю и про его устроила отбор среди аспирантов и докторов с помощью есгов: на математику, интеллектуальный уровень и программирование.
«В первый год у нас было порядка 2000 человек, прошедщих тестирование», — сказал он. Из 2000 с помощью дополнительных тестов они отсеяли 400 кандидатов, затем 150, и «в конце концов наняли двадцать человек». С каждым подписали двухлетний контракт и сообщили, что по его истечении в Зависимости от качества работы с ними заключат долгосрочный контракт или присудят последокторскую степень. Да–да, никакой ошибки: китайское правительство дало «Майкрософт рисеч Эйша» право присуждать научные степени. Из первых двадцати сотрудников до последней ступени добрались двенадцать. На следующий год тестирование проводилось уже среди 4000 человек. «После этого, — сказал Ли, — мы отказались от практики тестирования. К тому времени нас уже знали как работодателя номер один, у нас хотели работать все китайские компьютерщики и математики… Мы лично знали Всех аспирантов и профессоров. Профессора посылали нам своих лучших учеников с сознанием, что если те не подойдут 50, нашим параметрам, это отразится на их собственной репутации. Теперь у нас все налажено: лучшие профессора лучших университетов рекомендуют нам своих лучших студентов. Многие из них собираются получать степень в Стэнфорде или МТИ, но сперва хотят провести пару лет на стажировке в «Майкрософт», чтобы на выходе иметь рекомендательное Письмо, гарантирующее, что МТИ может их брать, не задумываясь». Сегодня в китайской лаборатории «Майкрософт» постоянно работает больше двухсот молодых исследователей и еще четыреста выполняют разовые проекты — это своеобразный трудовой резерв компании.
«Они воспринимают свое место как шанс обеспечить материальное благополучие, который выпадает раз в жизни, — сказал Ли о сотрудниках «Майкрософт рисеч Эйша». — Их родители собственными глазами видели культурную революцию. Максимум чего каждый из них мог добиться, это стать профессором, иметь небольшой приработок на стороне — потому что китайские профессора получают мизерные деньги — и, может быть, опубликовать одну чахлую статью в научном журнале. Здесь же они не занимаются ничем, кроме научной работы, и имеют в своем распоряжении прекрасную технику и огромные ресурсы. Администрирование их не касается — для этого мы нанимаем специальных людей. Знаете, они просто не могут поверить свалившемуся на них счастью: по собственной воле трудятся по пятнадцать–восемнадцать часов в день и еще приходят в выходные. Они работают в праздники, потому что попасть в «Майкрософт» было их мечтой». Ли, который служил в других высокотехнологических компаниях перед тем как перейти в «Майкрософт», признался, что до «Майкрософт рисеч Эйша» он еще не видел исследовательской лаборатории, которая бы работала с энтузиазмом вновь открывшейся компании.
«Если приходите к нам в центр в два часа ночи, в нем полно людей, приходите в восемь утра — та же картина», — сказал он.
По мнению Ли, «Майкрософт» как американская компания только повышает свои ставки, привлекая всех этих людей. «Теперь у нас на двести блестящих специалистов больше — на двести авторов патентов и творцов интеллектуальной собственности. Эти двести человек не отнимают места у двухсот американцев в Редмонде. Они занимаются оригинальными исследованиями, результаты которых применимы в глобальном масштабе».
«Майкрософт рисеч Эйша» уже заработал себе международную репутацию поставщика ведущих специалистов на наиболее важные научные конференции и передовых статей в наиболее важные научные журналы. «Эта культура, которая достроила Великую стену, — добавил Ли. — Упорство и целеустремленность — ее отличительные признаки». У Китая, пояснил он, одновременно развиты комплекс превосходства и комплекс неполноценности, и именно поэтому гонка, в которую он вступил с американцами, это гонка к вершинам, а не наоборот. Среди китайцев широко распространено представление, что их родина была когда–то великой страной, что она не успевала в прошлом, но в настоящий момент серьезно отстает и вынуждена догонять вырвавшихся вперед. «Поэтому Здесь есть и патриотический импульс, — сказал он. — Если Каша лаборатория будет не хуже редмондской, это подстегнет национальную гордость».
Подобная установка на завоевание командных высот в Научно–техническом образовании — то, что совершенно отсутствует сегодня в Соединенных Штатах.
Процитирую руководителя «Интел» Крейга Баррета: «США Обеспечат себе завтрашнее технологическое лидерство, инновации и рабочие места только под гарантии сегодняшней приверженности финансированию фундаментальных исследован». Согласно докладу, опубликованному в 2004 году промышленно–образовательной коалицией «Рабочая группа по перспективам американских инноваций», фундаментальные исследования, проведенные в ведущих университетах США, — в области химии, физики, нанотехнологии, геномики и полупроводниковой технологии — породили 4000 вновь образованных компаний, в которых работало 1,1 млн человек и совокупный объем продаж которых составил 232 млрд долларов. Но чтобы обеспечить дальнейший прогресс, говорилось в докладе, требуется ежегодное 10–12–процентное увеличение бюджета ключевых финансовых агентств в сфере науки: Национального института науки и техники, Национального научного фонда, Управления науки Министерства энергетики и исследовательских институтов Министерства обороны.
К сожалению, констатировала рабочая группа, федеральные ассигнования на физико–математические и инженерные науки, в долях от ВВП, были урезаны за период между 1970 и 2000 годами на 37%. Таким образом, в период, когда нам нужно удваивать инвестиции в фундаментальные исследования, чтобы компенсировать недостаточную целеустремленность и понижающийся образовательный уровень, мы, наоборот, их сокращаем.
Когда администрация Буша и республиканский Конгресс приняли решение урезать финансирование Национального научного фонда на 2005 год, конгрессмен–республиканец от Миссури Берн Элерс возвысил свой одинокий голос, чтобы заявить: «Я понимаю, что в свете фискальных ограничений часто необходимо принимать непростые решения. Но я не понимаю, какой расчет стоит за решением вывести науку из числа наших приоритетов. Тем же актом, который сокращает бюджет Национального научного фонда, мы увеличиваем расходную часть национального бюджета на финансовый 2005 год — таким образом очевидно, что и в условиях строгой фискальной политики мы могли бы изыскать дополнительные средства на фундаментальные исследования. Но мы не только не пытаемся нейтрализовать инфляционный рост, мы фактически уменьшаем долю фундаментальных исследований в совокупном бюджете. Это решение демонстрирует опасное безразличие к будущему нации, и меня одновременно тревожит и удивляет, как мы могли пойти на этот шаг в то время, когда другие страны продолжают превосходить нас в математико–научном образовании и выделяют все больше средств на фундаментальные исследования. Нельзя надеяться выиграть битву за рабочие места у наших иностранных конкурентов, если мы не будем иметь хорошо подготовленного и обученного трудоспособного населения».
Да, такие надежды напрасны, и последствия губительного подхода уже начинают сказываться. Согласно данным Национального научного совета, с 1992 года доля всех научных статей, написанных американцами, сократилась на 10%. Доля американских статей, опубликованных в ведущем органе физической науки, журнале «Физикал ревю», с 1983 года упала с 61 до 29%. Мы становимся свидетелями целой волны патентов, регистрируемых азиатскими странами. С 1980 по 2003 год доля Японии среди промышленных патентов выросла с 12 до 21 %, Тайваня — с 0 до 3 %. Доля США за период с 1980 года наоборот упала с 60 до 50%.
Любой непредвзятый анализ проблемы должен учесть и мнение скептиков в данном вопросе: небеса не рушатся, говорят они, ученые и представители технологических отраслей скорее всего раздувают масштабы проблемы, чтобы обеспечить неоскудевающий приток наличности. В статье от 10 мая 2004 года «Сан–Франциско кроникл» привела слова Дэниела С. Гринберга, бывшего редактора отдела новостей журнала «Сайенс» и автора книги «Наука, деньги и политика»: «Вашингтонская наука (в лице лоббистов) всегда отличалась своей ненасытностью. Вы удваиваете бюджет Национального института здравоохранения раз в пять лет (в очередной раз это случилось совсем недавно), и они (все равно) продолжают кричать на всех углах: «Нам не хватает денег»». Одновременно Гринберг выразил сомнения в том, что лоббисты от науки корректно подают публике некоторые статистические данные, в той же статье «Кроникл» Гринберг говорил: «Чтобы увидеть тенденции научного мира в соответствующем контексте, иногда достаточно вместо голых цифр процентов взять реальное число опубликованных работ. Новость, что число китайских научных публикаций увеличилось вчетверо между 1986 и 1999 годами, сперва потрясает нас. Но мы несколько оправляемся от шока, когда узнаем, что реальное число публикаций выросло с 2911 до 11 675. На фоне этого американцы опубликовали почти треть научных статей во всем мире — 163 526 из 528 643. Другими словами, государство с населением, почти вчетверо превосходящим население США, опубликовало 4»1999 году лишь четырнадцатую часть того, что опубликовали.
Я считаю, что определенная доза скепсиса никогда не помешает. Но я также считаю, что скептикам следует внимательнее присмотреться к выравниванию мира и осознать, что текущие тенденции могут измениться очень скоро. Поэтому я отдаю предпочтение подходу Ширли Энн Джексон: сегодня небеса не рушатся, но это может случиться через пятнадцать двадцать лет, если мы не изменим себя, и одновременно все свидетельствует о том, что пока мы не собираемся этого делать, особенно в вопросах всеобщего образования — здесь пока надеяться не на что. Американская общеобразовательная система попросту не способствует появлению достаточного количества будущих математиков, ученых, инженеров. Моя жена, которая преподает первоклассникам чтение в местной школе, получает «Эдьюкейшн уик» — всеамериканский учительский журнал. Однажды она показала мне статью от 28 июля 2004 года, озаглавленную «Дети иммигрантов занимают первые места на математических и научных олимпиадах».
В ней говорилось следующее: «Согласно исследованию Национального фонда американской политики, 60% учеников с наилучшими показателями в научных дисциплинах и 65% с наилучшими показателями в математических дисциплинах являются детьми недавних иммигрантов… Данные были получены на основе анализа результатов трех крупных школьных состязаний: ярмарки научных талантов под эгидой компании «Интел», отборочного конкурса в команду США на Международной математической олимпиаде, и отборочного конкурса в команду США по физике». Автор исследования объясняет успех детей иммигрантов «в том числе заботой их родителей о рациональном использовании учебного времени», писал «Эдьюкейшн уик». «Многие родители–иммигранты поощряют увлечение своих детей математическими и научными интересами, считая, что развитие соответствующих навыков способно обеспечить им солидные карьерные перспективы и обезопасить их от предвзятого отношения и отсутствия связей на рабочем месте… Оказалось, что у достаточно большого процента охваченных исследованием школьников родители находятся в США по визе Н–1 В, предназначенной для профессионалов. Высшие должностные лица США, которые поддерживают избыточно ограничительные меры в отношении иммиграции, должны понимать, что они рискуют перекрыть канал стабильного поступления на наш рынок квалифицированного технического и научного персонала», — сказал автор исследования и исполнительный директор фонда Стюарт Андерсон. В статье рассказывалось о восемнадцатилетнем Андрее Мунтяну, финалисте конкурса «Интел» в 2004 году, чьи родители переехали в США из Румынии пятью годами раньше. После переезда Мунтяну пошел в седьмой класс американской школы и обнаружил несоответствие материала с тем, который им преподавали в румынской: «На математике, физике, химии мы проходили то же самое, что я проходил в Румынии в четвертом классе».
Соединенные Штаты все еще удерживают первое место в последипломном научно–техническом образовании и в исследованиях, которые проводятся на базе университетов. Но при той скорости, с которой в Китае увеличивается приток выпускников вузов, при том, что качество самих вузов растет год от года, «они выйдут на наш уровень где–то в пределах десятилетия, — сказал Крейг Баррет. — Мы не готовим нужного объема кадров, мы не удерживаем свое лидерство ни в инфраструктуре, ни в новых идеях, и мы либо оставляем на том же уровне инвестиции в науку, либо, с учетом инфляции, даже сокращаем их».
Каждые четыре года США участвуют в исследовании «Международные тенденции в математике и науке», которое оценивает показатели учеников, закончивших четвертый и Йосьмой классы. Последнее такое исследование (2004) охватило около полумиллиона школьников из сорока одной страды, говорящих на тридцати языках, — став самым масштабным в истории международным исследовательским проектом в области образования.
Результаты этого исследования (сами тесты проводились в 2003 году) продемонстрировали, что американские школьники лишь незначительно улучшили свои показатели по сравнению с 2000 годом: тогда учащиеся Америки обнаружили свою абсолютную слабость по сравнению с учащимися других развитых стран. «Ассошиейтед пресс» 4 декабря 2004 года сообщило, что американские восьмиклассники улучшили свои оценки по математике и наукам с 1995 года (тогда исследование проводилось в первый раз), но в основном это улучшение пришлось на период 1995–1999 гг., а не на последние годы.
Лучшие оценки восьмиклассников по сравнению с 1999 годом вывели США на более высокое место по сравнению с другими странами. Однако оценки американских четвероклассников остались на том же уровне с 1995 года, и это не может не тревожить, так как по сравнению с другими странами, которые улучшили эти показатели, мы откатились на более низкое место, «Азиатские страны задают темп в научно–математическом просвещении молодежи, — сказала «Ассошиейтед пресс» Айна Миллз, один из директоров Международного исследовательского центра при Бостонском колледже, который проводит эти тесты. — В частности, высшие результаты в математике показали 44% сингапурских восьмиклассников и 38% тайваньских. Для США аналогичный показатель составил только 7%». В том же декабре 2004 года были опубликованы результаты другого международного исследования — «Программы международной оценки школьников», и, согласно им, пятнадцатилетние американцы не дотягивают даже до среднего уровня в том, что касается применения математических навыков для решения жизненных задач.
После этого не удивляет история, рассказанная мне президентом Университета Джонса Хопкинса Биллом Броди: «Больше 60% наших аспирантов — из–за границы, в основном из Азии. В какой–то момент четыре года назад оказалось, что все наши аспиранты–математики — из КНР. Я узнал об этом только потому, что мы используем аспирантов как ассистентов преподавателей, а многие из этих китайцев, как выяснилось, слишком плохо владели английским, чтобы преподавать» — родители одного из студентов написали Броди, что их сын не понимает своего преподавателя из–за его сильного китайского акцента и плохого английского.
Не удивляет и то, что все до единой крупные компании, с руководством которых я беседовал, готовя эту книгу, вкладывают значительные средства в развитие НИОКР за рубежом. Это не «иди туда, где деньги» — это «иди туда, где мозги».
«Наука и математика — это всемирный язык техники, — сказала Трейси Кун, директор «Интел» по корпоративным делам, ответственная за политику компании в вопросах совершенствования научного образования. — Они тащат за собой технический прогресс, и вместе с ним — наше благосостояние. Если наши дети будут вырастать без знания этого языка, им нечем будет конкурировать. Мы не занимаемся производством где–то в другом месте. Наша компания была основана здесь, а у нас всего два вида сырья — песок, которого у нас достаточно, и таланты, которых не то чтобы очень».
«Мы видели две вещи, — продолжила она. — Мы видели, что в интересующих нашу отрасль дисциплинах число американских студентов и аспирантов уменьшалось и в абсолютных цифрах, и относительно других стран. В нашей системе среднего образования мы справлялись с ситуацией на уровне четвертого класса, мы были середнячками на уровне восьмого, на уровне же двенадцатого мы были почти на самом дне списка — если судить по международным математическим тестам. То есть чем дольше дети оставались в школе, тем они были невежественнее… Часто школьники теряют интерес из–за плохих учителей. Знаете, как в том старом анекдоте, где футбольный тренер учит детей математике, — у множества людей просто отсутствует необходимая подготовка, они не могут сделать свой предмет доступным и интересным». Одна из проблем с исправлением этой ситуации, сказала Кун, в том, что образование в Америке носит относительно децентрализованный и разрозненный характер. Если «Интел» приходит в Индию, Китай или Иорданию с программой повышения квалификации, которая должна усилить интерес к преподаванию наук, в нашем распоряжении все без исключения Школы страны. В Америке государственные школы находятся вод надзором правительств пятидесяти штатов. «Интел» спонсирует университетские исследования, ориентируясь на выгоду для развития своих собственных продуктов, и все больше и больше присматривается к состоянию дел в базовой образовательной системе — откуда и университеты, и рынок труда вообще черпают свое пополнение.
«Что–нибудь здесь изменилось? Нет, никаких особенных Изменений не видно», — констатировала Кун. Поэтому «Интел» лоббирует в Службе иммиграции и натурализации увеличение квоты рабочих виз на иностранных высококвалифицированных инженеров. «Если посмотреть, кого мы нанимаем — я имею в виду инженеров с магистерскими и докторскими степенями в стекловолоконной оптике и высокосложной компьютерной архитектуре, — видно, что чем выше по цепочке от бакалавра до доктора, тем больше выпускников главных вузов в этих областях являются иностранцами. А что еще делать? Годами Америка могла рассчитывать на то, что у нее по–прежнему лучшая в мире система высшего образования. Просчеты в среднем образовании мы компенсировали за счет привлечения лучших студентов из–за границы. Но теперь и прибывающих не так много, и остающихся тоже… У нас нет монополии на них, и мало–помалу мы утратим право отбирать лучших из лучших. Выпускники вузов, если они специализируются в высокотехнологических дисциплинах, которые принципиально важны для нашей отрасли, должны получать грин–карту прямо с дипломом».
По всей видимости, число молодых людей, желавших стать адвокатами, стало перевешивать число тех, кто собирался стать учеными и инженерами, где–то в 1970–х — начале 1980–х. Затем, в 1990–е, времена интернет–бума, будущие ученые и юристы уступили новой волне — студентам бизнес–школ и охотникам за МВА. Можно лишь надеяться, что образовательный рынок откликнется на текущий дефицит инженеров и ученых и в который раз изменит приоритеты молодежи.
«Компания «Интел» вынуждена идти туда, где есть интеллект, — сказала Кун. — Не забывайте, наши микросхемы делаются из двух материалов: песка и мозгов, и сегодня мозги стали нашей основной проблемой… Нам будет нужна более эффективная и разрешительная иммиграционная политика, если мы хотим нанимать людей, которые пожелают остаться. В ином случае мы просто уйдем туда, куда уйдут они, — у нас нет выбора. Я не говорю об обработчиках данных, о тех, кто приходит к нам с бакалавриатом по информатике. Я говорю о высококлассных специалистах. Мы только что открыли целый инженерный филиал в России — каких еще вам нужно доказательств «недоспециализации»! Мы элементарно добираем штат — нам больше ничего не остается!»
Постойте, разве немы выиграли «холодную войну»? Если одна из главных высокотехнологических компаний Америки оказывается вынуждена пополнять свой штат инженеров в бывшем Советском Союзе, где единственной уцелевшей вещью, кажется, является старая математико–научная школа, это значит, мы сейчас в самом разгаре тихого кризиса. В который раз подчеркну: в плоском мире границы знаний раздвигаются все шире и шире, все быстрее и быстрее. А поэтому компаниям нужны мозги: не только для того, чтобы удерживаться на передовых рубежах, но и для того, чтобы двигать их дальше в будущее. Только так рождаются новые революционные лекарства, новые компьютерные программы, новая техника. Америке необходимо либо выращивать свой интеллектуальный потенциал самостоятельно, либо ввозить его из–за рубежа — в идеале и то и другое, — чтобы сохранить в XXI веке мировое лидерство, завоеванное ею в XX веке. А этого как раз и не происходит.
«Меня сегодня беспокоят две вещи, — сказал Ричард А. Рашид, начальник исследовательского подразделения «Майкрософт». — Во–первых, то, что мы почти перекрыли канал снабжения нашего рынка интеллектуальными кадрами. Если правда, что у нас самые лучшие в мире университеты и самые благоприятные карьерные возможности, это вещи, которые работают на мозговом топливе. Мы стремимся создать систему защиты страны от проникновения «нежелательного элемента», но пока правительство значительно больше преуспело в том, чтобы не пустить в нее всех желательных. Довольно солидный процент наших лучших выпускников в научно–инженерных дисциплинах родился в других странах, но остался здесь. Эти люди открывают компании, преподают в университетах, двигают наш экономический рост, мы нуждаемся в них. В мире, где интеллект — один из самых важных товаров, чем больше умных людей ты имеешь, тем лучше для тебя.
Во–вторых, — сказал Рашид, — мы из рук вон плохо справляемся с тем, чтобы донести до подрастающего поколения роль научно–технических профессий в улучшении жизни на планете. Ведь благодаря инженерам и ученым в нашей жизни появилось столько хорошего. Но вы говорите со школьниками о том, чтобы изменить мир к лучшему и карьера компьютерщика в этом плане их совсем не прельщает. Поразительно, но сегодня практически невозможно увлечь программированием слабый пол — чем дальше, тем меньше. В средней школе девочкам внушают представление, что с такой профессией ничего хорошего их в жизни не ждет. В результате наша система не выпускает достаточно людей, желающих обучаться на программистов и инженеров, и если мы перекрываем канал из–за границы, сочетание этих двух факторов в пятнадцати–двадцати летней перспективе способно поставить нас перед серьезной потенциальной проблемой. Вы обнаружите, что остались без подготовленных кадров, исчерпали человеческую энергию в тех областях, в которых она вам будет всего нужнее».
Ричард Рашид из «Майкрософт» на Северо–Западе, Трейск Кун из «Интел» в Силиконовой долине, Ширли Энн Джексон из Ренсселэра на Восточном побережье — из тех, кто понимает эти проблемы лучше прочих, потому что ближе всего сталкивается с ними, хотят донести до нас одно и то же: поскольку на созревание ученого или квалифицированного инженера требуется пятнадцать лет, начиная с того момента, когда он впервые увлекается наукой в начальной школе, мы должны принять самые срочные меры, требующие участия всех заинтересованных лиц, устранения всех препятствий и безотказного финансирования, чтобы реформировать нашу систему научно–технического образования. То, что мы не делаем этого в настоящий момент, и есть наш тихий кризис. Потому что учеными и инженерами не родятся, их подготовка и образование представляют собой длительный и сложный процесс. Потому что, леди и джентльмены, наука и впрямь не так проста, как кажется.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав